Слесарь. Книга 1

Пока раненый только смотрит на меня, не собираясь класть в рот непонятные вещи.

Пришлось действовать личным примером: закинул в рот таблетку и запил водой из кружки.

«Теперь твоя очередь!» – я продолжаю настойчиво показывать жестами, после этого, как он выпьет свою таблетку, ему станет гораздо лучше.

Даже показал на Светило и, как смог, жестами объяснил – типа, один день пройдет и тебе станет лучше. И снова подтолкнул таблетку к раненому. Перестав колебаться, Охотник мгновенно схватил ее, закинул в рот, подержал немного и запил из моей чашки.

«Все же остерегается меня местный, даже воду именно мою допил, не стал из другой чашки пить. А вот допить за мной не побоялся, демоном меня точно не считает. Это уже хорошо, нужно и дальше осторожно себя вести», – вспоминаю я расклады из фэнтезийных романов.

Главное сейчас – не спугнуть Охотника. Он уже много диковин видел на мне и от меня, но не шарахается и не крестится истово, молитву не бормочет. Пристально смотрит, но не напряжен совсем.

То ли уверен так в себе, то ли это просто последствия ранения, понимает, что должен мне довериться.

Охотники обычно не очень религиозны, живут природой и больше в нее верят, чем в богов при церквях.

Да еще карающая рука Церкви от них далековато находится, не вызывает трепета и нарушение непреложных истин для того же города или села.

Что я не выполняю знаки местного религиозного культа, не крещусь как-то особо правильно.

Пока хлопотал на стоянке и просился в гости, чувство голода притупилось. Но теперь запах сушеного мяса и аромат от котла в очаге снова стали жестоко терзать желудок. Есть захотелось просто невероятно, пришлось жестом попросить еды, Охотник удивился, но сразу же махнул рукой на котел – накладывай, мол.

Принес котелок, снял допотопную крышку, запах каши с мясом просто ударил по голове. Навалил миску и мгновенно все закинул в себя, активно работая ложкой.

Организм требует еще и еще, я вопросительно посмотрел на Охотника. Сам он к еде не притронулся.

Не до того, наверное.

Пристальный взгляд Охотника понемногу перестает настойчиво давить на меня. Видно, что демонстрация моего незаурядного аппетита немного успокоила его. Раз я так голоден, значит я обычный человек со своими слабостями.

Значит, незачем ждать от меня неминуемого нападения, если мне приходится голодать и просить еду.

Наверное, это как-то так выглядит в его глазах.

Он приподнял руку. Я жду, что раненый мне покажет, но у него оказались свои мотивы поведения:

– Тонс. Тонс Крагер, – выговорил отчетливо Охотник и показал на себя.

И еще что-то.

«Пришло время и мне представляться», – понял я.

Пожал плечами на дальнейшие слова и назвался только что придуманным именем, похожим на имя самого охотника по стилистике, и на мое старое тоже здорово похоже:

– Ольг. Ольг Прот, – повторил форму представления.

Да, так будет лучше всего: и привыкну легко, и на местное имя хорошо похоже.

Совместный прием пищи, наверное, что-то означает в здешних традициях, если сразу во время еды Охотник назвал свое имя. Что-то вроде, как статус гостя получаешь, когда тебя пускают к себе за стол и разделяют трапезу.

Тонс тоже кинул в рот горсточку каши, похоже, больше для ритуального закрепления знакомства.

Особой реакции на свое имя я не дождался: Тонс просто кивнул и как-то еще отмечать знакомство не стал. Похлопал по закопченному боку котла и махнул головой в согласительном жесте – типа, все можешь съесть.

Сам поднялся осторожно и отошел от стола.

Оставшаяся половина котелка местного кулеша, просто каши с просто мясом, улетела у меня за пять минут.

Много я потерял энергии и даже вот так объевшись – еще не насытился.

Ладно, пора узнать, как устроена жизнь на стоянке и где брать воду, как помыть посуду и где расположен туалет. Вопросов много, но не спросить ничего, только жесты помогают общаться.

Тонс вернулся к столу, держа в руке мокасин своего погибшего напарника. Присел, долго и угрюмо смотрит на то, что от того осталось. Потом оглядел меня, видно, без особой надежды, и на свою рану тоже печально глянул.

Тяжело вздохнул и обратился ко мне, спросил что-то. Ответить я не могу нормально, он быстро это понял, снова уставившись на мокасин.

Видя грусть по товарищу, которого охотник считает однозначно погибшим, и еще по тому, что настроение у Тонса точно, как у человека, ждущего вскоре смерть, меня осенило!

Я обдумал свою пришедшую в голову мысль, потом еще раз покрутил ее по-всякому. И пришел к выводу, что пора действовать и донести до охотника ту невероятную тайну, которую знаю пока только я один.

«Пора порадовать Тонса, попробовать поднять ему настроение и главное – свой статус в его глазах тоже».

Известие о том, что Зверь уже мертв бесповоротно, наверняка, здорово поспособствует всему этому. Похоже, он просто не верит, что мы сможем отбиться от Зверя, поэтому ждет скорой смерти от зубов местного Альфы.

Я его понимаю: остановить такую зверюгу невозможно без ловушки и толпы загонщиков.

Поэтому я сначала позвал Тонса по имени, потом указал на мокасин, на рану на груди Охотника и как смог жестами спросил, кто это сотворил.

Охотник с недоверием поглядел меня и коротко ответил:

– Корт…

Так я узнал самое первое слово на местном языке.

Пришлось подхватить сучок и по мере своих способностей на разглаженной земле нарисовать большого свирепого кота, больше похожего на свинью в моем исполнении, чтобы потом, тыкая сучком в творение рук своих, спросить:

– Корт?

Тонс кивнул, – с недоумением разглядывая мой нечеткий рисунок.

Дальше я отмерил расстояние в три метра от дерева и опять изобразил вопрос.

– Типа, такого размера?

Тонс опять кивнул и сказал: – Ка!

Вот и второе слово в моем словаре, одно из самых основных.

Тогда я принял героический вид и скромно показал, как колю Зверя копьем и убиваю его.

Прямо, как наш Георгий Победоносец! Но еще без коня!

Тонс не сразу понял, вернее, не сразу поверил в то, как я изображаю именно смерть Зверя. Недоверие в его взгляде немного уменьшилось после пары минут клятвенных заверений в том, что Корт мертв и лежит недалеко, всего через одну рощу. Я несколько раз показал, что живот Зверя проткнут, и в нем торчит обломок копья.

Охотник все же понял, что я абсолютно уверен в смерти Зверя и даже готов показать ему, где тот лежит.

Приняв какое-то решение, он, несмотря на рану, быстро собрал мешок с разными ножами, прихватил еще веревок. Себе взял арбалет, мне вручил копье, взяв его из высокого куста.

«Там стоит и висит целый арсенал», – успел я заметить краем глаза.

А мои рогатину с дубиной он недоуменно осмотрел и бросил к дровам около очага.

Идет Тонс довольно быстро, вот крепкий мужик, и рана серьезная, и крови потерял много, а по нему и не видно ничего. Прошли рощу, вскоре я увлек охотника к месту, где все так же неподвижно лежит тело его товарища.

Тонс постоял пару минут над мертвым, пробормотал что-то, похожее на молитву, махнул ребром ладони на голову, тело, ноги. Как перекрестил товарища таким жестом.

Поднял на меня глаза, благодарно кивнул и направился к Зверю по скрипучему песку, благо мертвое тело уже лежит на виду. Перед ним Тонс остановился и некоторое время благоговейно молчит, разглядывая огромную сине-серую тушу.

Нагнулся, потрогал дыру на брюхе, нащупал там конец дротика и покачал его, точнее, попробовал покачать. У него не получилось, тот плотно зашел на добрых пятьдесят сантиметров в тело. Взгляд, брошенный Тонсом на меня, оказался полон непонятности и явного сомнения.

По его искреннему мнению, я никак не тяну на убийцу такого Зверя. Да он сам тоже не представляет, как можно проделать такой трюк и в одиночку добыть настолько великолепный трофей. Заколоть высшего хищника какой-то острой палкой, даже не длинным копьем с острым наконечником.

Я же, естественно, не могу подробно рассказать историю моей удачи, гораздо больше случайной, чем закономерной. Только стою с гордым видом и жду аплодисментов. Но вот дальше мне стало совсем невесело.

Наоборот, за следующие четыре часа я все проклял!

Именно мне пришлось под чутким, прямо очень чутким руководством Тонса снимать шкуру. Он непрерывно контролирует, как я держу нож, оттягивает за мех шкуру от мяса и не позволяет мне спешить. Я весь перемазался в крови и сгустках мездры. Руки отваливаются, постоянно приходится неудобно держать нож, крайне острый, кстати.

Хорошо, хоть с головы, лап и хвоста Охотник шкуру снимает сам здоровой рукой, морщась при этом от боли. Я могу тогда немного перевести дух и посидеть. Голову Зверя Охотник, слава богу, оставил на месте, сняв шкуру вместе с ушами. Иначе я не смог бы поднять такой вес.

Успели мы к сумеркам не только снять шкуру Корта, но еще свернуть ее правильно, чтобы именно мясом внутрь, перевязать плотно веревками и приготовить к транспортировке.

Успели еще и обмыться в верхнем озерце, избавившись от основной части грязи и крови на себе.

То есть только на мне, Тонс почему-то совсем не пачкается.

Шкура оказалась вычищена не очень тщательно, скорее, совсем не вычищена от излишков плоти и весит килограммов сорок.

Нести ее пришлось, конечно, мне одному. Тонс только помог закинуть тюк на плечи, зато меня похлопал по спине, типа «держись».

Пока донес до стоянки, здорово вспотел и вымотался. Спускаться приходится очень осторожно, чтобы не полететь за такой тяжестью по откосу. Разбиться она, конечно, не разобьется. Но и сил у меня на новый рывок уже нет.

Наконец этот трудный, но невероятно счастливый для меня день подошел к концу. На стоянке с огромным моим облегчением шкуру с меня сняли и скинули в какой-то аналог подвала, открытый Тонсом в глубине куста.

Если бы пришлось прямо сейчас ее доводить до товарного вида перед просушкой, срезать остатки, натирать солью – точно взмолился бы об отдыхе.

«Очень хорошая маскировка подвала, глубину не успел заметить, но холодок прошелся по натруженным рукам, воздух внизу реально холодный», – понимаю я.

Нашелся здесь родничок, тоже упрятанный в специально выкопанной яме. Струйка воды стекает по деревянному желобку откуда-то из стены и льется на дно, забранное камнями.

Там Тонс дал мне ведро и кадку, чтобы набрать воды и помыться, еще какую-то глину вместо мыла. Пока я мылся и стирал одежду, отчищал сапоги, он снова подошел и удивил меня по-хорошему.

В руках у него оказался комплект одежды – рубаха, куртка и штаны с поясом, даже пара небольших кошелей из ткани с кожей присутствуют на нем. Рядом поставил мокасины, какие носит сам, только размером побольше.

Все стало понятно. Я принят на работу и зачислен на довольствие, мне выдана строго положенная в этом месте рабочая одежда.

«После спасения на дереве, пожалуй, это главное событие за все время в новом мире. Теперь я почти официально принят в человеческое общество одним из самых непростых его членов», – понимаю я.

Почему мне в голову пришла такая мысль?

Очень просто. Я успел заметить, как ловко и виртуозно Тонс владеет ножом для разделки туши, как ножи играют вокруг его пальцев, пусть пока одной левой руки. Разницы для Охотника нет никакой, левая или правая, настолько движения эти неуловимы и смертоносны.

Настоящий мастер в работе с острыми предметами.

Тонс, конечно, специально показал мне свой высочайший уровень. Да еще двигается он, как японский ниндзя из кино, копье в левой руке летает, образуя неприступный круг вокруг его ничем не выдающейся фигуры. Этот урок он показал мне на обратной дороге, пока я изнемогаю под весом трофея.

Типа, не переживай, я сам со всеми врагами разберусь, пока ты мне не можешь помочь.

Ну так я и не переживаю, особенно после того, как перехватил его взгляд. Карими, самыми обычными глазами на меня смотрит сама Смерть, настолько его взгляд кажется равнодушным и неподвижным.

«Скорее, не взят на работу, а назначен работать под его непререкаемым руководством», – говорю я себе.

Безропотно и много работать.

Этому его решению я просто очень рад.

Глава 8

Вчера я упал спать, вообще не глядя по сторонам, утомленный до крайности необыкновенно насыщенным днем.

Победой над Зверем, встречей с Тонсом, невозможностью нормально объясниться, горящими постоянно нервами и – самое главное – той непрекращающейся кропотливой и утомительной возней со шкурой.

Просто рухнул на тощий жесткий матрас, набитый духовитым сеном, в одном из двух шалашей и сразу отрубился, не успела голова коснуться на редкость замурзанной подушки с тем же сеном. Впрочем, ее грязное состояние я разглядел только с первыми лучами Светила.

Спал, как мертвый, ничего не снилось. Насекомые тоже не кусали, как я боялся.

В шалашах по краям разложена пахучая трава, которая не дает собираться насекомым. Об этом способе защитить место ночлега я узнал немного попозже, но не в этот день.

В новой натуральной одежде, приятно льнущей к телу, спать гораздо удобнее, чем в моей синтетике и пластиковых сапогах. И спать удобнее, и ходить тоже, так что с этим делом у меня все неплохо получается.

Я уже узнал десяток слов и переоделся полностью в местную одежду – быстро вживаюсь в новый мир.

Но такое мое блаженное состояние продлилось не так долго, как я хотел.

Охотник разбудил меня самым ранним утром, вокруг едва рассвело, cветило еще и не показалось из-за горизонта.

И сразу вручил в руки довольно допотопную лопату. Он протянул ее мне, протиравшему глаза спросонья, назвал лопату новым словом – *себе* – и показал, что буду я копать, тоже обозначил это слово – *себеть*.

«Несложно у них тут со словообразованием, это радует несказанно», – успел подумать я, разглядев наконец недовольное лицо хозяина стоянки.

Ни тебе пожелания «доброго утра», ни завтрака, ни чашечки кофе, только недовольный жест, типа, много спишь, а дела сами по себе не сделаются.

Здесь, в средневековье, жизнь сама по себе сурова, всегда нужно много работать и мало спать.

«Если ты не родился в правильной семье местных дворян, конечно», – с понятной грустью подумал я.

«Ладно, хоть с едой ограничений нет, нарубался вчера на славу, – есть повод все равно порадоваться наступающему дню. – Что мне день грядущий готовит? Вчера так все шикарно получилось! И выжил, и победил, и познакомился, уже даже на работу устроился!»

Ну, про совсем мало спать я немного загнул, легли по шалашам с последним лучом светила, не знаю точно, но где-то около семи-восьми вечера по моим понятиям.

Со временем я немного разобрался с распорядком и временем, но пока все такое дело понимаю очень приблизительно.

Встаем тоже примерно в четыре часа или немного попозже, так что свой восьмичасовой сон я получаю, еще и после обеда можно прикорнуть на половину часика или даже целый час, пока в животе переваривается тот же кулеш.

Время отмеряет все тот же Тонс по своим внутренним часам.

Выглядит с утра раненый гораздо лучше. И сам стал подвижнее, не страдает так при попытках нагнуться или что-то поднять.

«Поразительная крепость тела и духа, я бы так точно не смог после серьезного ранения, как обычный изнеженный городской житель», – хорошо понятно мне.

«Если палец небольшую занозу словил, тогда все – на неделю больничный положен и меня не кантовать вообще», – есть такое воспоминание из прошлой жизни.

Ну, как себя ведут большинство будущих попаданцев в Драконов и прочих Властелинов, хотя сам в автосервисах прошел нормальную такую школу жизни с отбитыми пальцами и сорванными ногтями.

Поэтому мне, наверно, немного полегче будет в новой, средневековой жизни. Что в прежней жизни вставай пораньше и крути гайки подольше, что здесь почти тоже самое меня ждет, вставай пораньше – кидай подальше.

Так что с самого раннего утра я принялся копать, кидать и закапывать.

Что копать? Да вообще много чего.

Сначала Тонс отвел меня в угол стоянки, там показал труп небольшой собачонки, уже вздувшийся, почти пополам разорванный могучим ударом когтистой лапы. Кишки и плоть собачки вытекли на месте ее смерти, видно, что ее отбросило на десяток метров от пролома в ограждении.

Переносить растекшиеся вонючие останки, то есть собирать их – уже весьма затруднительно, поэтому после небольшого раздумья Тонс показал жестом, что закопать собачку можно прямо на месте, в этом дальнем углу.

Что я и сделал, выкопав небольшую яму под останками и свалив то, что осталось от животного, вниз.

Но охотник заставил меня еще срезать верхний слой почвы и его тоже захоронить в могиле, закидав свежей землей.

Как я понял, не в обычае Охотников хоронить даже собаку на месте стоянки.

По местным понятиям – положено делать захоронения только за ограждением. Но тут даже Тонс не захотел возиться с тем, что осталось и разложилось на месте, чтобы переносить могилу куда подальше.

Бегать с останками и испорченной землей придется несколько раз с самой стоянки куда-то далеко, а на такие хлопоты времени лишнего нет.

«Ну, то есть не стал меня такими условностями местной жизни напрягать», – понимаю я, шустро переворачивая землю.

Здесь уже какой-то слой нормальной почвы накопился за время эволюции, сантиметров десять земли есть примерно над совсем песком вперемешку с глиной. И, конечно, множество камней тоже присутствует.

Тем более оказалось, нам пора здорово торопиться и по гораздо более серьезным адресам.

Сверху я насыпал земли, глинистой и вязкой, да побольше, но Охотник тщательно утоптал ногами образовавшийся холмик и сравнял его с остальной землей.

«Место успокоения животных не принято как-то отмечать отдельно», – так я понял его поведение.

«И не стоит никому показывать, что тут есть захоронение животного прямо на территории стоянки», – и это тоже вполне понял по его ворчанию.

Дальше быстрым шагом мы вышли со стоянки и дошли до останков напарника. Тонс заранее прихватил рогожу, на которую мы с трудом переложили все, что осталось от тела, помогая себе прихваченными жердями.

Дня два пролежал товарищ охотника под лучами довольно жаркого светила, да еще на полностью открытом месте, весь здорово погрызенный гигантскими клыками и поэтому уже начал сильно разлагаться.

От зловония кружится голова, меня постоянно тянет проблеваться. Поэтому Тонс весьма мудро заранее достал пару тряпиц из мешка, натер их какой-то сорванной травой по дороге и показал мне на личном примере, как закрыть нос и рот. Эта мера хорошо помогает, если не приближаться к трупу вплотную, но ведь приходится это делать постоянно.

Хорошо, хоть нести на себе разгрызенное тело не пришлось. Тонс сноровисто обвязал рогожу так, что останки покойника оказались в коконе, быстро привязал длинную веревку к концу рогожи, превратившийся в куль.

А я, как натуральный бурлак, потащил то, что осталось от напарника, в его последний путь по песку и траве. Осталось не так много, поэтому мне оказалось не особенно тяжело.

Последний путь продолжается до лужайки перед оградой, и его я под присмотром Тонса медленно прошел за полчаса, правда подстегиваемый желанием поскорее избавиться от скорбного груза.

Да еще с такими мыслями, вьющимися в моей голове, что на его месте должен был оказаться я сам:

«Только то, что осталось от меня, вряд ли бы стали вообще хоронить».

Просто валялся бы под лучами светила разрозненными частями скелета и сильно обгрызенным черепом.

«А кому меня вообще здесь хоронить? Зверь добил бы Тонса обязательно на стоянке и все, больше тут никого нет», – правильно понимаю я будущее развитие событий.

Невероятно сильно ментальная и просто гигантская зверюга ни за что не забыла бы про второго человечка, уже разок испробовавшего ее силу.

Потом я старательно копаю могилу в глинистой, каменистой земле и едва не стер себе руки об необработанный черенок лопаты. Пришлось сбегать на стоянку и достать из куртки мои нитяные перчатки.

По жизни мои ладони трудно назвать изнеженными. Крутить подвеску автомобилей – занятие не для офисных слабаков, но черенок сделан будто специально, чтобы работающий с ним как следует помучился. Похоже, что нормальный когда-то сломался, а Охотники вставили первый попавшийся ствол деревца, не став возиться с его зачисткой.

Пока я вожусь с могилой, Тонс занялся ремонтом ограды и даже с одной рукой все сделал на отлично. Ничто теперь не напоминает то место, через которое Зверь вытащил наружу второго Охотника.

«Наш охранно-защитный периметр полностью восстановлен!» – порадовался я, когда он подвел меня к месту пролома, чтобы показать свою работу.

В перерывах, когда я позволяю себе отдохнуть, я обдумываю ситуацию о том, что случилось на стоянке.

И прихожу к мысли, что мне реально очень повезло оказаться здесь в нужном месте в нужное время.

И еще каким-то невероятным способом до этого решить проблему Охотников, ну, то есть решить уже только одного из них. Второму теперь абсолютно все равно на то, что тут творится.

«Ага, и еще мне невероятно повезло выжить при встрече с поразительно сильным хищником, – вспоминаю я до сих пор с дрожью, как Корт целеустремленно лез ко мне на дерево. – Который бросил свою добычу, чтобы начать играть со мной!»

Зверь, наверняка, просто перемахнул сквозь ограду, ему это по силам несомненно и ворвался на стоянку. Там он ударом лапы убил не успевшую убежать собачку, лапой досталось и Тонсу, его напарника Зверь тоже убил и утащил подальше.

Почему собака не смогла предупредить Охотников?

«Ну, может Корт подобрался с подветренной стороны или напал в момент, когда они только вернулись к себе?» – этого я точно не знаю.

Зато я уже видел, как Тонс может работать с копьем, и это поистине завораживающее зрелище. Он настоящий Мастер своего дела. А дело у него одно – убивать зверей, больших и малых, сушить и готовить их мясо и шкуры.

Не знаю, насколько был крут напарник Тонса, наверно, он являлся его учеником и поэтому очень сильно уступал своему учителю в умениях.

Вряд ли два таких крутых профи собрались в одном месте на очень далекой от цивилизации стоянке.

Но почему-то мне показалось, что такой великий профи своего дела, пусть очень серьезно раненный, как-то совсем без малейшей надежды спастись ждал своего последнего часа. Это полностью подразумевалось его поведением: он просто ждал, когда Зверь вернется и покончит с ним или сначала со мной.

Даже на мое появление он отреагировал как-то слишком неопределенно. Перед лицом неминуемой смерти даже не захотел сильно отвлекаться на мои необычные вещи и одежду.

– Да одни только непромокаемые сапоги из резины и пластика должны были повергнуть его в изумление, переходящее в восторг, – говорю я себе.

А потом в неминуемое подозрение – откуда я такой красивый и сильно необычно одетый для этих скромных времен вообще взялся?

Ответ на такой вопрос быстро приведет к каким-то нехорошим мыслям про меня самого.

Получается, Тонс совсем не надеялся на спасение. Видно, что Зверь имеет устоявшуюся репутацию непобедимого существа в этих землях.

Только сам убедившись в смерти Корта, он мгновенно развил бешеную деятельность и тут же полностью вернулся к жизни, сразу расставив дела по приоритету исполнения.

Это значит – непреодолимая опасность исчезла, появился смысл дальше стараться и работать изо всех сил.

Но в прежнем мире первым делом занялись бы покойником, шкура пошла бы в работу после. Сто процентов.

Здесь дела делаются однозначно по-другому. Все-таки стоянка охотников – это реальный фронтир на краю обжитого мира, самый-самый настоящий. Поэтому ее обитатели всегда готовы к смерти.

Первое, конечно, и самое важное в изменившихся условиях – роскошная шкура Корта. Видимо, стоит очень много или является очень важным трофеем. Тут Тонс сразу же вернулся с небес на землю, настолько сильно она его заинтересовала.

Второе – похороны собаки и Охотника. Собаку – первой: она тут рядом и на все про все ушло пять минут моего труда.

«Хоронить Охотника можно только при самом высоком Светиле!»

Такое положение Тонс смог мне объяснить наглядно. Показал на могилу, потом на краешек появившегося Светила, потом на небо, оно должно оказаться в верхнем положении во время погребения.

Назвал его Ариал. Еще слово в моем словаре, важное очень слово.

Выкопал за пару часов работы с перерывами на отдых могилу глубиной в метр, позвал Тонса, он все одобрил и тут же послал меня к погребу, куда пришел сам. Прихватил одной рукой хорошо замаскированный вход вместе с росшим над ним кустом, приподнял и, подставив упор, отправил меня вниз за шкурой Корта.

Погреб удивляет своей продуманностью. Он выкопан на три метра в глине и укреплен деревом по периметру. Мясо и шкуры, которые не успели обработать и засолить, спускают в самый низ, где насыпан слой песка. В него и стекает все, что можно из добычи. Наверняка после каждого сезона, а может и пару раз за сезон песок меняют на новый, чтобы сильно не паршивел. Температура внизу примерно около нуля, даже ноги быстро замерзли у меня за те пять минут, пока я стою на самом дне.