Маг 11

Пока я обращаю ее на укрепление своей защиты, ведь сколько осталось Магов среди Рыжих и какого они вообще уровня, я не знаю, поэтому не собираюсь рисковать напрасно.

Пусть они первого-второго уровней, это вполне возможно, тогда они умеют бить умениями одновременно и смогут меня чем-то удивить нешуточно.

Я и так бы не проиграл в прямом противостоянии со всем кланом, все же разница в силе между нами слишком огромная, но сейчас собираюсь переехать Рыжих уродов катком своей мощи, даруемой мне Палантиром.

Прохожу через проход в скалах и вижу, что все Рыжие собрались перед огромным костром, где, взявшись за руки, напевают что-то на своем грубом гортанном языке.

Поднявшись по склону, я отчетливо понимаю, что подоспел сюда в самый удачный момент.

Выступ, на котором сейчас полыхает костер и стоят в три ряда члены клана, со всех трех сторон огражден обрывом, и теперь я просто закрываю ловушку, в которую они попались, подойдя с четвертой стороны.

«Изящный и элегантный момент, чтобы захлопнуть крышку гигантской крысоловки», – есть и такое сравнение у меня.

Камни хрустят под моими ногами, но шум от ревущего костра стоит такой, что никто меня не слышит, поэтому только лошадь, по-прежнему запряженная в подводу, поднимает голову от торбы, подвешенной перед ней, и задумчиво глядит на меня.

Я останавливаюсь в десятке метров от спин Рыжих и долго стою неподвижно, ожидая, когда они закончат свой обряд. Еще я максимально расширяю купол, перекрывая проход с выступа почти полностью, только с краев остается по полметра, чтобы можно было попробовать проскользнуть бочком.

Держа одну руку на Палантире, второй я сжимаю копье, хотя не сильно уверен, что оно мне вообще понадобится, еще надетые кольчужные перчатки как-то успокаивают, обещая защитить кисти рук от всяких посягательств.

Поглощение обрядом заканчивается, Старший клана что-то чувствует сзади и поднимает свою рыжую кудлатую голову, поворачиваясь назад. Секунду он смотрит непонимающе на жалкого смертного, посмевшего явиться в такую минуту сюда, а ведь до этого момента трусливо висевшего на хвосте траурной процессии.

«Ну, это пусть он так думает, на самом деле совсем не трусливо, а просто очень расчетливо», – усмехаюсь я про себя.

Но, потом до него что-то доходит, он отдает неслышимую мне команду, строй мгновенно меняется, стоящих ко мне задом женщин обтекают мужчины-Рыжие, и вот они во главе со Старшим уже стоят в четырех метрах от меня.

Строят такой маленький гномий хирд из шести воинов, только без щитов и копей.

Сначала Рыжие натягивают и поднимают пару арбалетов, целясь в меня, достают свои клинки и топоры, но Старший снова командует, и все пока замирают.

Он долго, очень пристально, всматривается в меня, используя ману, я делаю то же самое и теперь могу определить, что он сам примерно второго-третьего уровня по магической силе, еще двое из его клана имеют какой-то магический уровень, очень небольшой на самом деле, между первым и нулевым, скорее всего.

«В общем, ничего серьезного мне не противостоит, если только нет в запасе какой-то хитрости у Рыжего племени. Такой, как есть у меня, та же фузея – отличное средство от Магов и прочих одаренных личностей», – подмечаю я.

В молчании мы стоим несколько минут, я не знаю, что может увидеть во мне Старший, ведь я магически наглухо закрыт, похоже, это его и тревожит. Он понимает, что я точно Маг, поэтому пытается понять, как со мной разговаривать.

Помолчав, он начинает разговор, как ни странно, даже не сразу с угроз и проклятий:

– Кто ты, назовись? И почему ты пришел к нам, в такой тяжелый для моего народа день!

Я, немного подумав, отвечаю:

– Я человек. И не только. Пришел для откровенного разговора.

Нейтрально так отвечаю, хочу посмотреть на реакцию Старшего, который, похоже, колеблется в выборе поведения со странно смелым человеком.

Но тут один из Рыжих, стоящий в первом ряду, сжимающий в одной руке топор, в другой арбалет, громко шепчет всем остальным, перебивая сильный шум от костра, уже разгоревшегося, как следует.

– Я знаю его, это мужик той самой поганой девки, которая поет поганые песни в трактире.

«Вот он, этот самый камешек, который стронет лавину смертей», – как хорошо чувствую я.

«Спасибо тебе, Рыжий, за такие откровенно-оскорбительные слова!»

Посещают Рыжие только один трактир рядом со своей усадьбой, насколько мне известно, поэтому они, конечно, видели не раз, кто ужинает с Гритой за одним столом, и поэтому быстро меня опознали.

Зря это он начал называть мою женщину и ее песни погаными. Впрочем, я и так не собирался миндальничать, просто хочу посмотреть, что скажут Рыжие перед своей смертью.

Поэтому я довольно тактично указываю нелюдям на совершенную ошибку:

– Песни эти – не поганые, очень даже хорошие, а те недостойные уроды, кому они не нравятся, могут или спрыгнуть вниз, или погреться на костре. Пока глупые мысли и слова не вытекут вместе с глазами. Потом я приму извинения.

Но Старший меня не разочаровывает, напористо извещает меня и всех остальных:

– Что нам погано или нет – будем решать мы сами. Чего тебе нужно, человечишка?

Похоже, он почему-то вдруг решил, что мужик этой самой девки из трактира не столь опасен для толпы Рыжих, что бы он не умел.

Вот если бы я неожиданно оказался никому не известным в Асторе Магом-посланцем с Севера, тогда другое дело.

Пришло время сказать неприятную для моих собеседников правду, и я решаюсь:

– Нужно мне, чтобы вы все умерли. Прямо сейчас, куски дерьма!

Строй Рыжих как-то поджимается, они готовы начать сражаться после откровенного вызова, но ждут пока команды Старшего.

– Ты убил наших? – и он кивает головой назад. – Почему?

– Потому что – надо! – отвечаю я фразой из известного фильма, который мне нравится, и неподвижность строя сразу кончается.

Отдал Старший команду, или они сами решили начать, я так и не понял, в меня сразу же полетели два болта, пара топоров и десяток клинков. Даже бабы Рыжих из заднего ряда метнули на удивление сильно и точно в меня ножи поменьше и, снова вытащив новые из-под юбок, замерли на несколько секунд. Глядя, как отлетают от купола и частично падают вниз на берег моря смертоубийственные предметы, а еще частично валятся на камни передо мной.

Строй Рыжих замер, хорошо понимая, что со мной не справиться простым оружием, что пришло время умений и магической силы.

Старший зримо напрягается, кидает что-то в мою защиту, следом за ним и пара слабаков тоже пытаются как-то повредить мне.

Сразу после этого новый урожай острых, колющих и рубящих предметов бьется в купол с тем же успехом, что и предыдущий.

«Реально пытаются раскачать и пробить защиту магическую, как будто знают, что требуется делать со слабым Магом», – понимаю я.

Не знаю, не будь у меня Палантира, насколько такая согласованная атака отняла бы запас прочности у купола, может на пятую часть, может даже на четверть. Но я все же имею шестой уровень силы, вот со вторым или третьим такое вполне могло пройти. На что они и надеются на самом деле, не зная моей силы и не подозревая о спрятанном на груди Палантире.

Непонятно, может просто привыкли никогда не сдаваться.

Старший снова кинул умение и пара полумагов повторила за ним, но уже гораздо слабее, как показалось мне.

Видно хорошо, что резервуар маны у них совсем маленький, когда они поняли, что уже исчерпались, дружно кинулись ко мне с разных сторон, стараясь обойти купол, чтобы проскользнуть мне за спину.

Они первыми и полетели вниз на камни около прибоя после двух моих коротких толчков маной, издав по короткому прощальному крику.

На скале осталось восемь Рыжих, даже не обративших внимания на смерть своих, из них – четыре женщины, и все снова повторилось, град из острых предметов сменился ударом маной Старшего, пришедшейся снова на купол.

Только купол держит все удары, не напрягая меня совсем, без силы Палантира пришлось бы торопиться разделаться с противником, только теперь это не так необходимо для меня.

«Очень уж спешить – такой необходимости нет», – так мне кажется.

Я сокращаю расстояние одним шагом, а строй Рыжих кидается ко мне, одним прыжком преодолевая метры между нами, с огромным замахом и со страшной силой они хотят крайне незамысловато рубить мою защиту топорами.

Инстинктивно я защищаюсь и еще пара Рыжих с истошными криками улетает вниз, теперь передо мной остались только Старший с оставшимся бойцом, а за ними женщины, кажется, уже исчерпавшие запас ножей.

Я помню, что связка ключей на поясе Старшего еще очень поможет мне в доме и, прицелившись, бью ему ниже пояса маной так, что его подбрасывает назад, он улетает ногами в костер, ударившись еще сильно головой о каменную поверхность, и застывает так на секунду.

Оставшихся Рыжих, ошеломленных падением символа силы своего клана, я ударами маны, как невидимым кием, забиваю тоже в костер, радостно ревущий в предвкушении новых жертв. Один Рыжий и пара женщин успевают вырваться из огня почти двухметровой высоты, чтобы прыгнуть вниз навстречу быстрой смерти, еще двое женщин остаются в костре и теперь прощаются с жизнью страшными криками.

Остаемся на каменном языке только мы со Старшим, который все же нашел силы, чтобы выбраться из пламени, обгорелый наполовину и страшно стонущий, лежа на животе и никак не теряя сознание от чудовищной боли.

Я уверен, что и сейчас он мечтает только о мести, наверняка, попробует схватиться за меня и увлечь за собой в пропасть, поэтому прижимаю его копьем в затылок, подхватываю один из ножей, валяющихся под ногами, после чего срезаю с него пояс одним взмахом острейшего лезвия. Потом выдергиваю его из-под тела и отбрасываю подальше назад, замечая при этом знакомую связку ключей на длинном кожаном шнурке.

«Все, дело сделано, осталось только покончить со Старшим».

Я убираю копье и бросаю его в костер, пусть сгорит приметное гильдейское древко, наконечник у него стандартный, как у всех военных в городе, ни к чему он не приведет поиски, даже если его раскопают среди углей и костей.

Что вообще маловероятно, вряд ли кому-то понадобится этим заниматься так дотошно.

Я не хочу приближаться к сильным рукам пока потерявшего сознание Старшего, обхожу его тело на выступе, нагибаюсь и хватаю его за обгорелые ноги, за сплавившуюся корку из кожи, мяса и одежды. Она хрустит под моими пальцами в кольчужных перчатках, с хрустом ломается, Старший приходит в себя, страшно кричит и, похоже, теряет сознание, к моему большому сожалению.

Поднатужившись, я рывком закидываю с размаха очень тяжелое тело в середину костра, Старший навсегда исчезает в пламени, чтобы больше не подняться.

Какое-то время я смотрю на огонь, потом поднимаю валяющееся оружие и забрасываю его в костер. Когда в руки попадает один из арбалетов, я некоторое время с жалостью смотрю на него, оценивая хищную красоту, но все же кидаю вслед за остальными.

Никакие вещи от Рыжих, по которым меня могут связать с их смертью, мне не требуются, даже такие красивые.

Костер дает жар, как от мартеновской печи, оружия и следов от части клана Разноцветных камней, находившихся здесь, на камнях больше не валяется нигде.

Теперь пришло самое время заглянуть вниз, и я наблюдаю в течении долгого времени, как волны колышут тела на мелководье под самой скалой и на небольшом расстоянии от берега. Все семь тел я могу видеть отчетливо, высота отсюда до поверхности воды метров под восемьдесят, выжить ни у кого из них нет ни одного шанса.

На всякий случай я внимательно изучаю тела, смотрю в бинокль, нет ли у кого признаков жизни, не вздымается ли грудь у троих, которые лежат на мелководье лицом вверх и укоризненно глядят на меня застывшими глазами.

Потом поднимаю пояс, осматриваю его.

Не расстегнулся ли или не порвался ли один из многочисленных кошелей на нем?

Нет, вещь – очень качественная, из самой дорогой кожи, надежно прошитая крепкими провощенными нитками, я забрасываю его на подводу, будет мне, чем заняться на обратном пути.

Обыскиваю подводу, собираю все барахло, оставшееся от Рыжих, все, что связано с погребальными обрядами, всю еду в мешках и немного оружия, спрятанного в соломе, наваленной сверху.

После обыска подводы я отношу за пару ходок все добро в погребальный костер, бросаю в его ненасытную пасть ревущего пламени.

Тела внизу также качаются волнами и также совсем неподвижны.

– Что же, я сделал свое дело. Из-за него я сюда и вернулся во многом. Помог хорошим людям. Наказал плохих нелюдей, – так я успокаиваю себя, потом обращаюсь к лошади, снимая торбу с ее морды. – Тебя, лошадка, я здесь не оставлю, доедем с тобой почти до города, там и расстанемся добрыми друзьями.

Глава 3

Сам сажусь на облучок, смотрю последний раз на полыхающий костер и разворачиваю подводу. Отдохнувшая лошадь бодро везет меня и подводу, тем более мы спускаемся только вниз.

Когда приходит время поворачивать с тропинки на более оживленную дорогу, я сгибаюсь, как будто сплю, натягиваю местную шляпу от солнца на самые уши. Теперь встречным трудно будет оценить мою внешность и фигуру, да и местные жители, мимо домов которых я буду проезжать, не смогут вспомнить ничего про возчика обычной такой подводы.

Проселочная, как говорят у нас, не очень обжитая дорожка – не то место, где на тебя не обратят внимание. Но, идя своими ногами ты так не спрячешься, как можно устроиться, просто сидя на облучке.

Я могу, конечно, бросить подводу сразу же, как только выеду, и пробиваться к дороге, ведущей к городу от моста через лес, только это достаточно большой крюк выходит. До темноты точно не успею в город. Везде я буду бросаться в глаза не меньше, чем катясь на подводе. Все жители и путники с удовольствием рассмотрят нового в этих местах человека и не забудут про него, когда о нем спросят даже через неделю или две.

«Что ходил тут такой в то время, когда погибшие Рыжие жгли свой погребальный костер», – напоминаю я себе.

Поэтому я лучше отдохну, притворяясь дремлющим возницей, спрятав лицо за панамой и воротником, одежда у меня обычная, ничем не примечательная.

Тем более, мне есть, что обдумать после кровавой тризны над морем.

Лошадка бодро бежит, радуясь пустой подводе и концу рабочего дня, тот путь, на который у Рыжих ушло три часа, мы с ней проезжаем за полтора. Несколько раз меня окликают встречные путники, приветствуя и спрашивая все, что им в голову пришло. Только я притворяюсь спящим, машу рукой в ответ и ничего не отвечаю голосом, понимая, что мой почти уже незаметный акцент является достаточно приметной чертой, которая может привести следствие именно ко мне.

Хотя переселенцев в Астор довольно много приехало с Севера, из Бейств, и есть беглецы из той же Астрии, но лучше новые заметные следы не оставлять за своей спиной.

Когда я вижу за поворотом тот самый перекресток, где Рыжие получили моральную плюху от лесорубов, даже переплатили за заказанные дрова, что с ними бывает не каждый год, резко просыпаюсь. Я останавливаю лошадку и спрыгиваю в кусты, делая вид, что меня срочно приперло уединиться по маленькому или даже по большому.

Мешок я прихватываю с собой, что вполне понятно быстро шагающей мне навстречу паре путников, спешащих добраться к себе домой до темноты.

Чужую лошадь воровать в местных условиях – чревато, они здесь все наперечет, лишняя ничейная ниоткуда не возьмется, а вот мешок прихватить с подводы у зазевавшегося возчика вполне в духе времени, места и обстоятельств.

– Мешок с волшебным Палантиром? Лечащими артефактами? Поясом Старшего, теперь надежно уже упокоенного Рыжего? – спрашиваю я сам себя.

Я углубляюсь в кусты и выбираюсь из них на соседнюю дорогу, где мне навстречу из города тянется негустой поток задержавшихся в Асторе крестьян, шумно обсуждающих сегодняшнюю торговлю и цены на рынке.

– Дешево я сегодня молоко и творог отдал, всего за шесть данов все, что принес с собой. Меня потом раз десять спросили, что из молочного осталось, я только руками разводил в ответ, – слышу я рассказ ближайшего мужика своему соседу.

И едва взглянув на мою появившуюся из кустов фигуру, они огибают меня, забыв тут же про нашу встречу, весело смеются, вспоминая какого-то знакомого хуторянина.

Я приближаюсь к воротам, куда мне так хочется побыстрее зайти, чтобы не нарезать лишние круги. Но из осторожности сначала я добираюсь до примеченных утром кустов и, пройдя по дорожке с пару сотен метров, с большим огорчением разглядываю в бинокль в наступающих сумерках лицо уже немного знакомого мне старшины Брона.

Не знаю, сможет ли он вспомнить через пару дней, кто проходил в этот вечер в Речные ворота, но лучше все-таки не рисковать. Память на лица у Стражи хорошо развита, даже это случайное воспоминание может поломать мою жизнь и карьеру. Особенно карьеру в Асторе, жизнь-то я уж как-нибудь сберегу, отобьюсь по любому.

Ворота начинают закрывать, оставляя небольшую щель, в которой каждого входящего внимательно осматривают при свете факелов.

– Точно, ворота сегодня – не мой вариант, – понимаю я и спешу обойти ворота.

Потом нахожу тропу, ведущую вдоль стены, и уже бегу, опасаясь не найти в наступающей темноте то самое место, где желательно подняться на стену.

«Вот и оно, слава богу!» – узнаю я сразу знакомый спуск.

Я ловко цепляюсь за выемки и доползаю до края стены, где, подняв голову, бросаю поиск вперед на всякий случай

Но тут меня ждет большой сюрприз. За соседним домом есть какая-то жизнь, чего-то в наступающих сумерках ожидает пара мужиков.

Впрочем, висеть на руках нет смысла, тем более меня очень прижимает по времени необходимость окончательно закрыть вопрос с местной ячейкой Рыжих в городе. Пока новость о массовом убийстве или самоубийстве не дошла до городских властей. Которые с удовольствием избавятся от надоевших всем жильцов, насколько я знаю о таких настроениях, задав пару вопросов приятелям, дежурящим перед Ратушей.

Сейчас примерно около семи вечера, через час Грита начнет выступать, и мне хорошо бы в это время уже оказаться во дворе самого трактира, готовясь перелезать через забор между ним и усадьбой.

Поэтому я сажусь на стену и подпитываюсь от Палантира, восполняя потраченную ману, одновременно наблюдая за засадой, которая, похоже, уже расслышала мое продвижение по стене, потому что теперь мужики разделились. Один остался стоять на месте, второй двинулся в обход разрушенного дома, однозначно собираясь зайти ко мне в тыл.

Я, честно говоря, надеялся, что они просто уйдут, поняв, что не одни здесь гуляют.

Мне кажется, это местные жулики ждут поставку серого товара или просто решили кого-то ограбить, зная, что это рабочая тропа для контрабанды.

Только, как они собираются слаженно сработать в наступающей темноте, мне непонятно еще.

Пока второй деятель обходит дом, я спускаюсь, стараясь не шуметь, но получается это так себе. Потом прижимаюсь в самому дому и замираю, сразу понимая, что лучше мне немного все же пошуметь и спровоцировать чего-то ждущих хитрованов.

Нахожу подходящий камень и бросаю его на десяток метров вперед, камень катится с немалым шумом, тут из-за угла навстречу производимому шуму выскакивает первый засадник, замахиваясь тяжелой дубинкой. Потом замирает, понимая, что никого нет рядом и что его провели. Второй в это время выбегает из-за угла и тяжело бежит в мою сторону, шумно сопя носом, вскоре его смутная фигура появляется рядом со мной.

На улице серые сумерки, но меня он никак не пропустит, мне не спрятаться среди небольших каменных обломков от его взгляда и нет времени прикрыться невидимостью, время до схватки идет уже на секунды. Я уже жалею, что не оставил себе копье, когда получается рассмотреть приближающуюся фигуру.

«Да это же Рябой! Вот так встреча!» – обдает меня радостью от узнавания.

Вообще не запланированная, но конкретно предначертанная мне судьбой.

Вот, кто шарится по вечерам около контрабандной тропы и мечтает ограбить переносчика левого товара, правильно понимая, что тот жаловаться в Стражу точно не пойдет!

«Что же, это – судьба!» – понимаю я.

Пришло время начинающему главарю кодлы помереть, пусть еще не заказали ему Рыжие мою жизнь. Да теперь уже и не закажут, ведь про меня и мое участие в смерти тех первых Рыжих они так ничего не узнали, пока не пришло время самим прощаться с белым светом.

«Только судьба не собирается отступать от правил, поэтому посылает будущего мертвеца под мой лично удар, никуда мне от этого не деться. В тот раз его прирезал Крос, теперь же предстоит именно мне поставить точку в его жизненном пути», – пролетает осознание в голове.

Я выпрямляюсь, накидываю на себя защитный купол, делаю его маленьким по своей фигуре и вижу, что Рябой заметил мою неясную тень, сразу догадался, что я и есть тот контрабандист, которого они услышали и собираются ограбить. Он меняет свое направление, бежит прямо ко мне, взмахивает дубинкой и делает достаточно умело несколько обманных движений, чтобы сбить меня с толку, откуда будет нанесен удар. Внезапно лупит со всей дури по моей видной еще в сумерках голове. Дубинка отскакивает от купола, свирепая радость на его лице переходит в недоумение, потом появляется гримаса понимания, что именно сейчас произошло, догадка озаряет его лицо.

Но тут, после моего шага вперед, я перехватываю руку с дубинкой, а кинжал на все свое лезвие входит ему в живот, заставляя его согнуться и застонать от боли.

Я выдергиваю окровавленное острие и снова бью в другую сторону живота, потом еще и еще несколько раз, повторяя движения Кроса, которыми он отправил в прошлый раз на тот свет этого же главаря своей кучи.

Получаются у меня эти движения не так идеально отточено, конечно. Потом отталкиваю его от себя, он валится со стоном на землю, а я поворачиваюсь к подельнику и едва успеваю прикрыть глаза от мелькнувшей дубинки перед лицом, это все тот же Ежик храбро бросился на помощь своему вожаку.

Тоже мелькнувший и отскочивший от защитного купола.

«Да, этот молодой паренек оказался не промах и не трус, обязательно сделал бы карьеру в шайке Рябого, только уже не сделает. И шайки не случится, и сам он сейчас умрет», – понимаю я.

Я бросаю ману свободной рукой, паренька подбрасывает в воздухе, как куклу, он тяжело падает на живот, врезаясь головой в какой-то валяющийся здесь же булыжник, теряет сознание, в которое ему уже никак не вернуться.

Мой кинжал точно, как арбалетный болт в тот раз, пробивает ему спину и достает сразу до сердца, молодой грабитель умирает тут же на месте.

– Это дежавю какое-то, черт меня возьми, – бормочу я про себя, пытаясь успокоить дыхание.

Видно, что судьба особенно пристрастна в случаях жизни и смерти и не идет ни на какие компромиссы. Суждено этим людям умереть – будь любезен исполнить начертанное, не так важно раньше это случится или немного позже.

От твоих рук или из-за твоих проблем это сделает кто-то другой – совсем не так важно. Главное, что им пришло время умереть, часики уже протикали.

Это уже мелочи, несущественные для могущественного рока.

Ежик сразу перестал дышать, зато Рябой продолжает еще всхлипывать, можно и так его оставить, конечно.

Но я не хочу переживать, что он каким-то чудом дотянет до утра и успеет рассказать той же Страже о таинственном Маге, умеющем ставить защиту вокруг себя, еще пробравшемся вчера вечером в мирный город Астор через городскую стену.

Прямо представляю, какие мероприятия начнутся в городе, чтобы изловить этого умельца!

Наверняка здесь я наследил, искать сейчас или утром свои отпечатки ног не собираюсь, да еще силы человеческие не безграничны даже в моем случае. Следов разных тут множество и еще завтра натопчут, когда обнаружат остывшие тела незадачливых грабителей, поэтому мне просто придется избавиться от этой пары обуви, которая сейчас на мне надета.

Или использовать ее еще разок в усадьбе Рыжих, где по темноте они, то есть отпечатки обуви, могут также остаться возле забора. Да еще в самом доме, разливая плотное и крепкое вино в полутемном погребе, трудно уследить за своими ногами, куда они там наступят и где наследят.

У меня сейчас есть одна запасная пара в мешке, а потребуется, похоже, еще одна. Впрочем, с этим делом можно вообще не спешить до утра, когда я просто избавлюсь и от этой, и от второй пары, сам выйду на работу в новой дорогой обуви, купленной недавно.

Или я все слишком усложняю?

Пока я раздумываю про свою обувь, Рябой окончательно затих, пришлось проверить его пульс на руке, бессильно откинувшейся от живота. Но пульса я не нашел, на всякий случай ударил его еще раз кинжалом в шею, желая проверить, но и тогда никакой реакции не последовало.

Поэтому я плюнул на предосторожности и вышел на дорогу, хотел зайти к Водеру, продолжающему трудиться в кузнице, но вспомнил, что у него осмотреть себя и одежду никак не получится, да еще лучше не удивлять его внезапным появлением.