banner banner banner
Зимопись. Книга пятая. Как я был невестором
Зимопись. Книга пятая. Как я был невестором
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Зимопись. Книга пятая. Как я был невестором

скачать книгу бесплатно

В глазах царицы что-то пряталось.

– Сейчас нарисую, – выдал я то, что требовала ситуация. – Тома показывала, как рисуют карты.

– А ты показывал моему осведомителю. – Царственное лицо совершенно без эмоций указало на валявшийся труп. – За что вы его?

Очень хотелось сказать, что не мы, а заговорщики. Но их допросят, и правда выяснится.

– Это я, – объявил Юлиан сокрушенно. – Почувствовал угрозу цариссе Томе, и вот. – Он совсем по-детски развел руками: дескать, не виноват, оно само разбилось.

Одна бровь царицы поднялась.

– Теперь я понимаю, почему ты выбрала в невесторы именно их, – сказала она Томе.

За время разговора я начертил ногой очертания двух груш, соприкасавшихся верхушками.

– Снаружи – горы, – начал я объяснение. – Посередине и в ближней части долины находятся два озера. Жилища – прямо внутри гор, вроде пещер, только обжитые. Правитель… ница живет посередине, в высоко расположенных комнатах, как в башне. Лес сохранился только в горах и у ближнего озера, остальное засажено садами и распахано под поля.

Царица всмотрелась в карту.

– Озера, как понимаю, не чета нашим?

– Намного больше, – кивнул я. – Главное – не заходить далеко вглубь, там бывает очень глубоко. Вот если бы они текли, как Большая вода…

– Наслышана, как вы на Большой воде пожирателей прогнали. Хорошо придумали с человолками. Теперь придумайте, как вернуть население долины в лоно единой власти, желательно тоже без жертв.

Сердце екнуло. Начинается.

– Армию через гору не переправить. – Теперь я не прятал взгляд, а смотрел прямо в лицо, от которого веяло смертельной опасностью. – Только один из многих переберется, и то, если будет без оружия, чтобы ничего не мешало и чтобы легче было цепляться за скалы.

– Сколько людей живет в долине?

– Много. Десятки десятков.

– Сколько воинов?

– Любой умеет обращаться с оружием.

Слово «мужчина» после «любой» я добавлять не стал. Так выгялдело страшнее.

– Чем вооружены жители?

– Металла нет, в ходу каменные топоры, дубины, копья и гнуки со стрелами. У метательного оружия все наконечники тоже из обработанного камня.

Царица выудила главное:

– У вас в ходу запрещенное оружие? – В голосе лязгнули металлические нотки.

– С каменным наконечником оно не пробьет настоящих доспехов, а человолков, если сунутся, поражает издалека. Если его запретить, то всех съедят.

Верховная царица на секунду задумалась.

– Как в долине расположены гарнизоны?

– Какие гарнизоны? – Я позволил себе улыбнуться. – Каждый сам себе воин. Воевать не с кем, поэтому оружие почти не используется.

– Почти?

– Иногда человолчья стая забредает.

Объяснение царицу удовлетворило.

– Сколько в долине всадников, готовых достаточно быстро выступить против внешнего неприятеля? – продолжился допрос.

– Конницы нет вообще, так как нет коней, а также волков и других животных. Всех выбили задолго до нашего рождения.

– Как по-твоему, сколько войск и с каким вооружением необходимо, чтобы привести долину под руку истинной власти?

А сейчас нужно повертеться ужом на сковородке. Долинники должны выглядеть безопасным неагрессивным соседом, но с таким учетом, что завоевать их сложно, почти невозможно, а главное – не нужно.

– С нынешним отрядом, – я обвел рукой царскую охрану, – можно уничтожить всех бойцов долины, но тогда там вовсе не останется населения, и некого будет приводить под вашу руку. У защитников нет даже кожаной амуниции вроде рыкцарской. Воин в доспехах пройдет сквозь вооруженных местных как сквозь туман, от каменного оружия защитит бронза, а местных от меча и копья ничего не спасет. Но главное: захотят ли покоренные подчиниться тому, кто начнет с убийства?

– Рассуждаешь правильно, это хорошо. Плохо, что рассуждаешь о том, что тебя не касается. Как у вас передают сигнал опасности? К примеру, о тех же человолках.

– Дозорные разводят дымные костры.

– Дозорные есть везде, по всему периметру долины?

– По пи-ри-ме-тру? – Вряд ли в долине знали такое слово. Нужно быть начеку.

– Я справшиваю – они расположены вдоль всей границы?

– Конечно.

– Зачем? – Взор царицы сказал: вот ты и попался, голубчик. – По твоим словам, проходимо только одно место на одной горе.

– Долинники не знают, где именно горы проходимы, они вообще не знают о проходимости, они считают, что человолки появляются волшебным образом, а стая подкрепляет эту веру, когда, попав на ту сторону, проходит в облаках по верху гор и потом спускается с разных сторон. Отряд, в котором были мы с Юлианом, нашел переход только потому, что преследовал стаю по пятам. А из всего отряда, повторю, выжили всего двое.

– Значит, переходить гору нужно в тумане облаков, когда не видно. Хорошо. Ответь еще на такой вопрос: можно ли обмануть дозорных, если развести костер в одном месте, а с войском в облаках зайти с другой?

Ей понравилось выражение «в облаках», она дважды повторила его, словно заклинание. Теперь мне предстояло как-то отговорить летать тех, кто рожден ползать.

Такой возможности мне не предоставили, царица обратилась к Томе:

– Сейчас твои невесторы из неведомой долины отведут туда мою армию. – Вскинутая рука царицы остановила готовый сорваться вопрос. – Ты не пойдешь с ними. Не дело цариссы лазать по скалам, подставляясь под стрелы. Собственно, даже двое не нужны, лучше, если поведет один. Этот.

Взгляд-клинок резанул по живому. Меня внутренне содрогнуло, скрутило и выпотрошило, но другого и не подразумевалось. Кто, если не я? Юлиан-то отведет, но с каким результатом? В общем, даже хорошо, что я. Как бы мне от того ни было плохо.

Юлиан переглянулся с Томой. У нее на лице читалось облегчение.

– А чтобы твой дружок чего-то не отчебучил, когда окажется в родных краях, вы дождетесь его под присмотром десятки децибала Евпатия.

Один из царберов, отличавшийся от соратников более пышным султаном на шлеме и мечом, похожим на двуручный, сдержанно кивнул.

– Прости мое недоверие, но ты на моем месте разве не поступила бы так же? – Царица дружелюбно улыбнулась.

Глава 6

– Вот откуда она свалилась.

– Кто?

– Девка, у тела которой сидел парень. Тот, которого юная царисса на церемонии порезала.

Я понял, что царберы говорили о Хлысте. Ива сорвалась и погибла, а он спустился за ней и был схвачен. Чтоб они все отсюда грохнулись!

Над нами нависал уступ, состоявший из нескольких выдающихся вперед покатых карнизов. К нему вели почти отвесные стенки с трещинами и выпуклостями, за которые с трудом цеплялись пальцы. Ноги соскальзывали, из-под подошв сыпались мелкие камни, и казалось, что вслед неминуемо полетим и мы сами. Вершина была уже близко. Всего один хороший рывок, и глазам тех, кто доберется, откроется вид на долину. Но сил почти не осталось. «Глаза боятся, руки делают» – на протяжении многих часов это был единственный принцип, с помощью которого передвигалось звенящее бронзой воинство. Мы карабкались по казавшимся неприступными скалам, и вперед вело только знание, что обратного пути нет. Меня вел страх смерти, царберов – приказ, невыполнение которого тоже грозило смертью, причем позорной и предельно мучительной. Вот и получалось, что проще убиться самому, чем положиться на изощренную фантазию царицы и сестричества.

Одно дело взбираться здесь в обличье тренированного ежедневной растяжкой человолка, чувствуя камень всей кожей, совсем другое – в полном доспехе и вооружении. Царберы несли мечи, копья и огромные прямоугольные щиты, а их доспехи были не сравнимы с моими – никаких голых локтей или коленей, защита везде, причем защита абсолютная, не пробиваемая ни мечом, ни стрелой. Одна проблема: танки не созданы лазать по горам. А сопровождавшие меня двуногие танки выполняли дополнительную роль грузовиков, в любую секунду рисковавших превратиться в самосвалы – за плечами каждого висел мешок с вещами и провизией. То, что по земле возили лошади, здесь поднимали на своих плечах.

Меня лишним весом не нагрузили, но минимум три солдата всегда находились поблизости. Похоже, на той стороне меня вновь возведут в статус ровза (то есть, конечно, найдут некий аналогичный), и ошейник наденут, чтобы не сбежал. А по исполнению миссии – сожгут. Почему нет? Кто помешает?

– Видите уступ? – Вскинутый красный рукав командирши указал вверх. – Там сделаем остановку.

У солдат прибавилось сил. Всегда проще что-то сделать, если виден конец пути. Копать от забора до заката – неэффективно.

Ветер усиливался. Облака неслись над землей гораздо выше нас, хорошая видимость позволяла разглядеть внизу воинство, возглавляемое Верховной царицей. Где-то среди них, окруженные царберами, остались Юлиан и Тома со всей разросшейся свитой. Если поход затянется, им предстоит стать настоящими пленниками. А если меня раскроют…

Неправильно. Экспедиция состоялась, и вместо «если» можно смело говорить «когда».

Лучше об этом не думать.

В долину отправили не армию, как грозилась царица, а три десятка царберов. Их не выбрали из окружающих, а вызвали специальным сигналом. По зову прибыло отдельное соединение, вроде спецназа в обычных войсках. Представить страшно, что они умеют, если даже простых царберов никаким местным оружием не возьмешь. Теперь, иногда поглядывая на командира, они штурмовали гору в указанном мной направлении.

Возглавляла отряд святая сестра, она двигалась одной из первых. Сапожки из мягкой кожи хорошо держались на камнях, ножны с мечом постукивали, отпущенная на свободу накидка развевалась, впервые открыв для меня нижнее одеяние сестер. У сестры Вероники, как нам ее представили, кольчужные элементы защищали голову, грудь и часть спины, они прикрывали кожаную защиту, из-под которой выглядывала обычная тканевая одежда. Кольчуга, без сомнений, была стальной, как и меч сестры Вероники, потому что бронзовый клинок, будь он такой формы, просто не выполнит свою функцию – спасать жизнь владельца и губить чужие. Поверьте мне, как усердному кузнечных дел подмастерью.

Сестре Веронике можно было дать лет двадцать, не больше. Командирские взгляд и голос совершенно не портили лица, которое с первой секунды внушало безграничное доверие. Обаяние сочилось из каждой черточки, большие глаза одновременно требовали сдаться и звали на подвиги, а невообразимые ресницы работали опахалами, овевая негой и вызывая неясное томление. В кино сестре Веронике доверили бы главные роли – играть искусительниц и совратительниц. Напарница главного героя, девушка Бонда, мечта поэта, да вообще любого мужика – вот такая она, сестра Вероника. Мерилин Монро, только брюнетка. Собственно, Монро, когда звалась Нормой Джин, тоже блистала отнюдь не светлой шевелюрой. Но и символом женственности в то время не была. Сестра же Вероника была им в полной мере, о чем говорили неустанно зацеплявшиеся за ее достоинства взоры царберов.

Каменный уступ, указанный сестрой Вероникой как место привала, находился недалеко от вершины и состоял из нескольких выдающихся вперед покатых карнизов. Привал превратился в ночевку. На высоте ветер пронизывал неизвестным внизу холодом, люди ежились, но дисциплина оставалась отменной – на осыпающихся карнизах вырос пусть некультяпистый, но вполне жизнеспособный лагерь. Вместо палаток сооружались небольшие навесы, в скалы вбивались бронзовые клинья с отверстиями, продетые в них веревки становились страховкой сидевшим на краю пропасти бойцам.

– Всем спать, – распорядилась сестра Вероника и села рядом со мной.

То ли чтоб не сбежал, то ли чтобы советоваться.

Советы молодой командирше не понадобились. Распределив часовых, она привязала себя к колышку с проушиной, свернулась калачиком и мгновенно отключилась.

Я тихо поднялся.

– Стоять! – Из закутанной фигуры вылетел тонкий клинок и замер у моей шеи.

– Я по надобности.

Взгляд замершего лица смягчился, испепеляющий огонь погас.

– По малой?

Я кивнул.

– Отвернись и делай. – Сестра Вероника снова закуталась. – С места не сходить.

– Как скажете.

Я не стал артачиться. Так же как ерепениться, хорохориться и выкобениваться. Или стал. Точное значение слова, которе я бессознательно употребил, мне неизвестно. Например, вместе со всеми реальными и виртуальными знакомыми я под словом «нелицеприятный» подразумевал что-то гадкое и отвращающее, а любой филолог с удовольствием разъяснит, что правильное значение нелицеприятности – беспристрастность и справедливость. О, святые Яндекс и Гугл, как же трудно без вашего карманного всезнания.

Итак, без всякого артаченья и прочего выкобенивания я приступил к делу. Обрыв, конечно, это обрыв, да и то, что соседка вроде бы не смотрит (хотя – поди проверь) – это хорошо. А как объяснить боевой тетке, привыкшей к райским условиям низин, что справление малой нужды вблизи лежащего соседа и сильный ветер – понятия иногда совсем не совместимые? Ну и ладно, плевать, у меня приказ. Перед тем, как что-то сказать, нужно думать, а если отдается команда – тем более. Я только слегка повернулся, чтобы горячая струя летела куда угодно, только не на меня. И уже представлял анекдотический разговор, что просто обязан был состояться:

«Дождь?» – «Нет. Ветер».

Крутой ответ остался незадействованным. Выглянув, святая сестра поморщилась и снова свернулась в комок, обратившись в смесь личинки и мумии. Казавшаяся плотной накидка от холода не спасала, навес беспощадно трепало, а ночь только начиналась. Сестра Вероника сделала нужные выводы, и когда я закончил, и последовал новый приказ:

– Ложись со мной. Если попробуешь дотронуться до оружия или без разрешения подняться, скормлю волкам.

– Как скажете, – объявил я, соглашаясь сразу и без раздумий.

Опять приснопамятное: «Один индеец под одеялом замерзает, два индейца под одеялом не замерзают».

Едва я присоседился к жертве обстоятельств в лице морозов и меня, как жертва решила не выглядеть жертвой.

– Не так, – объявила она, разворачиваясь кл мне лицом.

Пришлось устроиться к ней спиной. Сзади меня словно обтекла и впитала мягкая губка, сверху накрыла и завернула накидка, и через несколько минут у нас синхронизировался теплообмен, обрадовавшийся новым мощностям.

А вот глаза лучше сразу закрыть, чтобы не выдерживать десятков завистливых взглядов. Но душа болела: зачем оставлять неподготовленных людей на морозе, если существует простое решение, только что подтвержденное практикой?

– Вообще-то, всем желательно сбиться в кучу, – громко сообщил я. – Здесь можно замерзнуть.

– Мы и так замерзли. – Сестра Вероника прижалась ко мне еще теснее.

– Я имею в виду – насмерть.

– Если кто-то заболеет, у меня с собой есть средство против простуды. Но никто не заболеет, царберы не зря всю жизнь тренируются.

Вот они какие, янычары страны башен. Даже не болеют. Худшим последствием холода мои спутники считают простуду, а о том, что замерзнуть можно насмерть, они еще не догадываются. Пусть будет как будет, ведь в порыве человеколюбия я забыл главное: царберы идут к Малику, и чем меньше их окажется в дееспособном виде на той стороне горы, тем лучше. Эта мысль успокоила, и я уснул.

Ощущение, что меня душат, вырвало из сна. Я дернулся, но тут же получил пинка за чересчур резкое движение, а стиснутое тело сдавило будто клещами. Наша с командиршей поза за время сна не изменилась, только на бедре у меня теперь лежала перекинутая нога соседки, а на груди грелись обвившие руки. Нижняя рука больно давила на кадык. Я закашлялся, вытянул шею и обнаружил, что кроме нас никто не спит.

– Что это? – Голова проснувшейся от моего рывка сестры Вероники тоже поднялась.

Удивление на лице командирши быстро сменилось опасливым смятением. Ни святая сестра, ни царберы не понимали происходящего.