скачать книгу бесплатно
Дорогая я свидетельница…
Потом Надя приходила с новым адыгейцем, говорили, что Байсек уже уехал в Казахстан, но на самом деле он еще был в России, ждал моего признания. Казбек оставался в России, меня убивать, подчищать концы, его не отпускали из страны. Он хотел бросить меня под машину. Новый адыгеец, с которым приходила Надя, невысокий и немного полный, был наркоторговец.
– Он брат, теперь мой брат! Ты обещай, что убьешь ее!
– Да, убью, убью…
– Обещай!
– Да обещаю… – он отмахнулся от Нади, и они ушли…
Потом он сам пришел к моему подъезду:
– Ты давай показания… Это работорговля, там дети в рабстве, я на это не подписывался!
Приходила его мать под мой подъезд и тоже говорила: – Ты не бойся! Он вмешиваться не будет! Это работорговля! Ты давай показания…
Но больше он не приходил, потом появилась его мать:
– Он покончил с собой в тюрьме, порезал вены ключом… Надька дала против него показания… Подставила его…
А обо мне у американцев говорил Майкл: – Арине достаточно нарастить свою кровожадность, чтобы начать убивать. Знаешь, как она может убивать.
– Только, по-моему, она не собирается ее наращивать. У нее дома кошка…
– Тогда Арину, главное, каждые десять лет держать в психушке… Как свидетельницу… И так ее показания никогда не примут.
Поездка в поезде. Игра слов
– Оо, а ты действительно учишься на информатике, – Шерил проверила мою зачетку. – Прямо как жена Джейка.
– Шерил, ты думаешь. Арина стала бы подделывать зачетку, чтобы выглядеть, как жена Джейк а? – Саша Янченко даже рассмеялся. С учетом того, как вели себя русские девушки, Шерил уже ничему бы не удивлялась…
На американских встречах Саша Янченко сказал мне:
– Вот и третий Джаспер появился. Он «блин», – у него было немного приплюснутое лицо. – Он пока еще не выучил, кто есть кто. Плохо вчера спал. Элен для него писала подробные комментарии. Он какой-то шериф в Америке. – Джасперы отличались ушами…
Зимой 2005 года американцы собирались в религиозную поездку в Питер на миссионерскую встречу верующих. Я почему-то думала, что это будет как лагерь лидерства. И тоже решила поехать, меня не отговаривали. Поездка была как раз на каникулах после моей сессии, в конце января-начале февраля. Мы уезжали двадцать четвертого января и возвращались пятого февраля. В питерском пансионате тоже растягивали время.
С нами поехала и Оля Горбатова. Из американцев не поехали полицейские Андрэа с Эдамом Вэном, Джаспер и Кейти, которую сейчас все называли Китти.
Саша Янченко говорил, что в Питере что-то закрутится. И меня, конечно же, туда отправляли…
– Это миссионерская поездка, – сказал мне Аня с американских встреч первого курса. – А не просто экскурсия по Питеру. Арина, тебе лучше не ездить по протестантским поездкам! Ты сильная хранительница, – я тогда еще плохо представляла, что такое миссионерская поездка. Она училась на филологии, у нее был пухленький младший брат Антон. Аня не смогла поехать, хотя собиралась, ее брата кто-то ударил по голове, и она осталась с ним в Краснодаре. С нами поехала и старшая сестра Иры Штоляровой Наташа. С Ирой они были очень похожи, но Наташа была выше и крупнее. У Наташи тоже были короткие светлые волосы по плечи, у них с Ирой было как будто одно лицо на двоих – так были похожи их лица – маленькие глаза, носы и рты без бровей. Наташа собиралась замуж и часто писала жениху эсэмэски.
Я ехала в одном купе с Брэндой, мы играли в карты, я часто читала. Мне даже разрешили взять с собой фотоаппарат, который я выиграла, и делать фотографии, и купить обязательно крупнозерновую короткую пленку на двадцать четыре кадра. Этот пластмассовый фотик я выиграла – собирала этикетки от маленьких пластиковых бутылок с водой, насобирала двадцать этикеток и получила за это фуфлыжный пластмассовый фотоаппарат. Но он, к всеобщему удивлению фотографировал, механизм был тот. Меня с пластмассовым фотиком и крупнозерновой пленкой опять отправляли в осиное гнездо мафии, и вся полиция молилась, чтобы мой фотоаппарат не сломался в питерские морозы… У меня с лета крутилась слепота, я как раз хорошо подходила на роль хранителя фотографий – если бы я ослепла, все фотки скорее всего бы выбросили… Все фотки хранили у слепого…
Я пришлась ко двору у американцев, под меня им медики скручивали и кровожадность, и давали успокаивающие…
Из русских знакомых ехали Яся с Сашей Янченко, сестры Штокаревы… Мы ехали поездом туда и обратно и шесть дней жили в пансионате за городом… Главным по поездке назначили Дэвиса. Американцы также частично оплачивали эту поездку, мы доплачивали по три с половиной тысячи и брали деньги с собой на мелкие расходы. В пансионате должны были кормить…
Мы ехали в плацкарте. Я была в «комнате» вместе с Брэндой и двумя незнакомыми мальчиками. Яся ехала в соседней. В поезде мы вечерами играли в игры, карты, «уно»… Было много новых людей, и мы мало знакомились.
Один раз вечером мы играли вместе с Наташей и Ирой Штоляровыми. Игру предложила Наташа – она была заводилой и объясняла правила:
– Каждый по кругу говорит какое-то слово, а следующий должен был повторить все предыдущие слова и сказать какое-то новое слово. Например, свет-омлет-диета… Выиграет тот, кто назовет все слова до и не ошибется… – она жестикулировала, когда объясняла… Начали с нее:
– Стол…
– Стол – цветы;
– Стол – цветы – табурет, – сказала Ира Штолярова;
– Стол – цветы – табурет – шкаф;
– Стол – цветы – табурет – шкаф – кошка;
– Стол – цветы – табурет – шкаф – кошка – игра…
Было игроков восемь. Прошло несколько кругов, и все уже путались: – Стол – цветы – табурет – шкаф – кошка – игра – осьминог – конфета – мама – ладонь – Гитлер (даже разрешали имена собственные) – капут (ха-ха-ха!) – Тициан – дом – книга – волосы…
Каждый, кто ошибался – выбывал… Я называла легкие слова и выбирала главные, хорошо запоминающиеся – Гитлер, Тициан… И нанизывала на них остальные… Вспоминала свои слова…
– Так, пятый круг, все, сейчас начнут выбывать, ошибаться… – Наташа как будто скомандовала, что этот круг последний, память на исходе.. Стали ошибаться один за одним… Теперь выбывали быстро…
– Ну все, я не знаю, – сказала Ира Штолярова улыбаясь… Она уже ошиблась… И посмотрела на Наташу…
Наташа хорошо запоминала слова, осталась одной из последних… Слова повторяла я, потом Наташа. Я запоминала, как последовательность слов, именно последовательность…
Я повторила почти все, но пропустила часть слов… Наташа начала называть слова, назвала все… Она смогла восстановить достаточно длинную последовательность слов… Из моей памяти выпала цепочка слов, а Наташа назвала табурет стулом упростив…
– Вот кто как запоминает слова? – спросила она.
Какой-то парень усмехнулся и отмахнулся от нее… – Да какой там запомнить!
– Я запоминаю как последовательность, – ответила я…
– А надо строить визуальные ассоциации. Стол, на столе цветы, сверху табурет, сбоку шкаф! Все представлять визуально! – говоря это, она жестикулировала, как будто нагромождала один объект на другой.
Я запоминала как словарь – последовательность слов, а она строила визуальные ассоциации. В этом она и ошиблась, она назвала стул, а был табурет, потому что она это представляла… Как комнату с предметами… В визуальных ассоциациях появляется лишняя информация, кошка, например, черная, появляются краски, представляешь цветы, например, в вазе или без…
– В этой игре победила Арина! – сказала Наташа. – Писатель.
Я почему-то совсем не чувствовала себя победителем. И удивилась своей победе – я ведь ошиблась и пропустила часть слов… Но мне было все равно…
Все знали, что после свадьбы Наташа выпьет раковую опухоль.
После игры мы разошлись спать…
Пансионат
Здесь птицы не поют,
Деревья не растут,
И только мы, к плечу плечо
Врастаем в землю тут.
Песня Б.Окуджава «Мы за ценой не постоим»
Я плохо запомнила и пансионат за Питером, в котором мы жили… По-моему, он назывался «Чайка» или как-то похоже, длинным именем какой-то птицы на «г». Он был в нескольких остановках на электричке от самого Питера. Это был небольшое двухэтажное длинное строение типа санатория, с большим концертным залом, большой столовой. Вещей мы брали мало, ехали ненадолго… На улице было холодно, везде лежал снег…
В пансионате было много новых лиц – сюда приехали со всех концов России, здесь собрались из разных городов. Днем мы приехали, вечером разошлись по своим комнатам. Я жила в комнате на втором этаже с двумя незнакомыми девочками, за время поездки мы так и не подружились. Одна блондинка в очках с широким лицом, вторая выше меня с темными короткими волосами. Потом одну девочку отселили, а другую подселили вместо нее. Иногда с нами вместо девочки ночевал светловолосый мальчик. В мою комнату селили то тех, то других… Американцы были как будто мне уже не рады. Поездка была религиозной. И неверующая я чувствовала себя там лишней…
Мы разговаривали по комнатам, утром и вечером собирались в большом конференц-зале на общие встречи, в первый день нам раздали голубенькие листовки на шероховатой бумаге с анекдотами. Я прочитала в листовке: «На уроке: – В русском языке два отрицания: Я ничего не хочу. В английском одно – I don’t want anything. Но нет ни одного языка, в котором два утверждения означали бы отрицание. – Голос с задней парты: – Да, конечно!»
Столики в столовой были пластиковые, круглые, концертный зал старый, с пыльными бордовыми креслами…
Через черную дыру появился один из Келвинов Спенсермэнов с замороженной головой кошки Нади, которую они отрубили в июле 2003 года. Они все смеялись, как она рассказывала за несколько дней до смерти о всеобщей любви и прощении и просила Владимира не убивать солдат на перестрелках…
Спас на Крови
В первый день мы втроем, Саша, Яся и я, отпросились у Дэвиса погулять в Питер. Мы сели на электричку до Питера. Пансионат был в сорока минутах езды от центра.
Питер был красивый и заснеженный. Мы шли по Невскому Проспекту и заходили во все достопримечательности по дороге, храмы, музеи. Было солнечно, и погода располагала к прогулкам.
А в это время в пансионате расчленяли какого-то полицейского, когда бы его убили окончательно, мы смогли бы вернуться… «Саша Янченко» ждал какого-то знака от своих, что можно возвращаться…
И весь день мы смотрели достопримечательности вдоль Невского проспекта. Это называлось галопом по Европам. За сутки мы побывали частично в музеях, пофоткались на фоне храма Спаса на Крови, погуляли внутри, посмотрели Исаакиевский собор, немного прогулялись дальше по проспекту.
Большую часть времени мы ходили по Русскому музею, где встретили Марину Ковач и Иру Штолярову с каким-то молодым человеком в одном из залов. Они тоже на бегу смотрел картины. Мне показалось, что у билетера я увидела девушку, очень похожую на себя в синем вязаном свитере, которая что-то ему отдавала…
Я зашла в храм Спас на Крови, который мне напоминал храм Василия Блаженного в Москве, посмотреть храм изнутри, его иконы, алтарь, может, поставит свечку. Мне кто-то крикнул спуститься в подвал, я подумала, что кто-то знакомый…
– Эй, Арина! Держи коробку, – по-моему, Владимир Нагорбов передал мне коробку с автоматами. – Подними наверх… – В подвале был еще голос Эдама. Я отнесла коробку к выходу из храма, ее спрятали в каком-то закутке за занавеской. Я вышла.
Нагорбова я хорошо знаю. Я, можно сказать, с трех лет свидетель некоторых его преступлений.
Храм Спаса на Крови сейчас был основным складом контрабанды оружия Владимира Нагорбова, автоматы Калашникова здесь хранили и отправляли через порты за границу. Какая котовасия творится в этих прибрежных городах!
На самом деле Сашу Янченко сегодня играл полицейский, который два года назад был Джейком. А настоящий Саша все это время был в пансионате… Они поменялись уже вечером до электрички…
– Здесь Эдам со своими недавно бегал, перестрелку устраивал, – «Саша» показал на угол одного дома на Невском.
– Мы с родителями уже гуляли по Питеру. Отец возил меня в Питер в десять, – рассказывал нам «Саша Янченко». Иногда клоны могли рассказывать нам истории из своей жизни, а потом передавать их своим персонажам, перемешиваясь с ним. Сашин клон Леша неплохо ориентировался в городе, вечером обычно сам Саша Янченко читал туристические справки, чтобы рассказывать нам о достопримечательностях и создавать ощущение собственного превосходства. Он это любил!
Леша Верховоз был сыном судьи, который открыто выступал против Спенсермэнов, поднимал против них восстания. И нелюбовь к Спенсермэнам передалась ему по наследству. Он был «ежом». Его отца убили – он продавал материальные блага, закрыл месторождение изумрудов, сохранив при этом крупные уникальные драгоценные камни. Закрыть месторождение ему тоже посоветовали по наводке Спенсермэнов, зная, чем это для него закончится. Месторождение бы все равно закрыли, просто искали дурака, который это подпишет. Скорее всего бы закрыли. Спенсермэны оплачивали дом, в который переехал судья и в котором жил после продажи месторождений, и регулярно выписывали ему крупные суммы из своего кошелька. Спенсермэны его просто купили… Через два года после смерти отца убили мать Леши Верховоза по наводке Далилы, и в четырнадцать он оказался в детдоме. Сейчас так часто поступали с детьми полицейских. Через два года его забрали свои, полицейские, и с тех пор он служил в полиции… В двадцать один попал в группу американцев, где стал прописанным клоном и где познакомился со своими свидетелями, к которым приставился. Он мечтал отмыться от позора отца и вернуть проданные после кражи редкого желтого топаза месторождения. Говорили, что он будет одним из основных противников Спенсермэнов, потомственный враг Спенсермэнов. Он был приставлен к этим американцам и их свидетелям – Ясе, Яне, которой было уже девять, мне, Саше Янченко, Ире Штоляровой и т.д.
– Все, можно возвращаться! – Саше-Леше дали знак, что пятки закончились и можно возвращаться…
Напоследок, мы дошли до Адмиралтейства, посмотрели фигуру Медного всадника и отправились на электричку. Кунсткамера в пять уже закрывалась, и мы туда не успели. В конце «похода» перед электричкой мы перекусили в светлом кафе пиццей и соком в пластиковых белых стаканчиках…
Около электрички Саши поменялись. К нам присоединился настоящий Саша Янченко, а его клон быстро поехал в пансионат на машине пить таблетку и становиться Дэвисом.
От электрички до пансионата мы шли пешком, было недалеко. К вечеру мы вернулись в пансионат.
– Вы приехали в миссионерскую поездку, и вас не было весь день. Я думал, вы уедете на пару часов и вернетесь к обеду, но вы уехали на целый день. Вы пропустили две религиозные встречи. Вы будете наказаны, и вам запрещено покидать пансионат до конца миссионерской поездки, может быть, в последний день, – Дэвиса тоже уже играл полицейский Леша Верхолаз. Он уже успел переодеться и выпить таблетку – быстро он!
Нам запретили покидать пансионат. Я была в шоке. Как нам могли запретить покидать пансионат – мы свободные люди! Но лучше было не спорить.
Вечером я познакомилась с невысоким темноволосым американцем в очках, которому сказала, что учу немецкий. Он спросил: – Wie gehts?
– но я не поняла что, и не смогла ответить. Он как раз искал богатую русскую девушку-брюнетку, изучающую немецкий, которая должна была стать его партнером-спонсором и была его сводной сестрой, когда-то похищенной и кем-то усыновленной. Но это была не я. Он тоже оказался преступным авторитетом и на самом деле был немцем, голубоглазым блондином, ищущим сестру.
Поездом приехал из Владивостока Саша Сколов и тогда уехал Саша Янченко – в том пансионате должен был быть только один «медведь»…
На следующий день все вокруг читали Библии. И тут я пожалела, что вообще поехала – это была именно миссионерская поездка, а не прогулка по Питеру. Не было интересно и весело… Но американцы были в принципе правы, миссионеры оплачивали эту поездку, и надо было соблюдать их правила. Куда-нибудь еще ехать с ними я зареклась!
Американцы не разрешили мне оставить открытки-закладки, которые я купила в Русском музее, сказали, у меня не должно было остаться воспоминаний в памяти.
Утром и вечером были молитвы, и тут я совсем пожалела, что вообще поехала. Мне дали маленькую Библию с прозрачными страничками и мелким шрифтом в тонкой синей дерматиновой обложкой (все Библии протестантом были в принципе похожи). Все вокруг говорили о Христе и религии и только о Христе, читали любимые места, и я в принципе отличалась. И меня часто спрашивали, хочу ли я принять Бога и поменять религию. «Куда я попала!» – думала я… Мы уже жили в пансионате, но непонятно откуда появившаяся Морген говорила мне, что я еще ехала в поезде, американцы скручивали и растягивали время…
Один из полицейских показывал мне электронного таракана с прослушкой, его пускали в комнаты американцев, чтобы знать, о чем они говорят. Параллельно проходили перестрелки между полицейскими и контрабандистами. Во время перестрелок мы закрывались в комнате…
Открыли черную дыру, и кто-то шпионил за Нагорбовым и его поставщиками…
Саща Сколов сидел в своей комнате и говорил нам: – Кто-то шпионит за ними, но это не я. Какие-то девчонки! – Они ходили по широким карнизам к комнате Нагорбова и делали аудио и видеозаписи разговоров Нагорбова с его посетителями. Потом их вывели на улицу, приставляли к голове пистолеты и требовали записи обратно. Мимо ходил какой-то генерал с ногами петуха и показывал фокусы, творил чудеса… Мы смотрели за ними из окон номеров…
У нас было только шесть дней, и мы проживали их снова и снова в разных ролях, сначала миссионеры, а потом…
История Георгия Семеновича Зайцева
Георгий Семенович Зайцев был полицейским. Это был мужчина среднего роста тридцати пяти лет, еще молодой, невысокий, с плоским круглым лицом и прозрачными большими глазами, которые периодически зарастали бельмами и он делал операции. Его мать была проституткой, долго принимала мужчин, поэтому у Георгия Семеновича была заячья губа, и он носил усы, которые ее маскировали. От кого она его родила – неизвестно… Его мать долго жила с ним, в старости ослепла, и Георгий Семенович сам растворил ей опухоль… Он женился на основной и практически единственной свидетельнице против Нагорбова. Его жена была младше. Ей было пятнадцать, когда Нагорбов напал на ее детдом, убил и съел при ней пятнадцать человек, ее друзей по детдому. Она тут же дала показания, и Зайцев на ней женился. Первое, что он сделал – ей сына. И заставил дать показания. Она родила в семнадцать, но Георгию Семеновичу не было суждено его воспитать. Еще из роддома его украл Владимир Нагорбов и отдал в рабство в Казахстан… Тогда супруги Зайцевы взяли приемного ребенка от умерших знакомых-полицейских и стали воспитывать его как своего…
Так что Нагорбов был его личным врагом. Его сын рос в рабстве. Его жена почти никогда не забирала свои заявления. Георгий Семенович занимался всеми свидетелями по Нагорбову и, говорят, в своем деле был одним из лучших…
Зайцев в своем роде был не так плох. Он был «генеральским первого рода», каким-то отчаянным и фанатичным, наверное, только такие чего-то добиваются с контрабандистами… Он нравился и преступникам, и полицейским. Его предпочитали многим другим. Он занимался американцами уже несколько лет. И нравился всем!
– Я хочу, чтобы глядя на него, ты думала о нашем сыне, каким он может вырасти! – говорил Эдам Морген… Она ведь тоже была проституткой…
Все в твоих руках…
Сделай первый шаг
Будь же посмелей сейчас
Послушай…
