скачать книгу бесплатно
– Подожди! Ты ж говорил, жилищная комиссия сегодня рассматривала вопрос уволенных с военной службы. Вроде обещали всем уволенным дать квартиры.
Вадим втянул табачный дым так, что опять закашлялся. И молча отвернулся к тёмному ночному окну.
Глядя на уныло опущенные плечи майора запаса, мне стало жутковато. Поза его мгновенно напомнила давний случай в госпитале.
Мне, курсанту военного училища, резали тогда гланды.
Вечером зашёл в умывальник.
А там – на солдатской табуретке старик. И дымит вонючей беломориной. Рядом стоит его пожилая супруга. Молчит и плачет.
Мне, дураку, ничего лучшего не пришло в голову, чем сделать замечание:
– Здесь курить нельзя!
Отставник меня не услышал. А жена…
Жена его начала рыдать. В голос рыдать.
Через час отставник умер. Тяжёлая форма онкологии у него оказалась. И жене об этом сказали.
С тех давних пор и гложет меня совесть.
Но военная служба не давала времени на такие воспоминания.
А тут вдруг вспомнилось! Твою дивизию мать!
Чтобы отвлечь соседа от его тяжких дум, я начал ругать нашего главного тыловика генерала Федотьева:
– Прокуратура ему указала, что квартиры распределяются незаконно. Всяким любовницам выделяют квартиры, причём вне очереди, а боевым офицерам – шиш с маслом!
– Шиш с маслом! – эхом отозвался Вадим, затягиваясь сигаретой.
Прокашлявшись, он постучал по груди:
– Вот тут болит! Сердце болит от несправедливости! Сегодня ходил в штаб. Генерал Федотьев сказал, квартир нет. И через три года не будет. И предложил освободить комнату в этой общаге.
– Как освободить? – не понял я. – Ты ж двадцать лет отслужил. Пускай тогда постоянное жильё дают!
Вадим выпустил клуб дыма и усмехнулся:
– Бомж я теперь, вместе с женой и дочкой! Настоящий бомж!
– Как бомж?
– Вот так! Завтра – суббота, буду собирать вещи. В понедельник тыловики придут выгонять из комнаты!
Очень странно! Выгонять из микроскопической комнатушки боевого офицера вместе с семьёй? Офицера-сапёра, отдавшего здоровье своей Родине-матери, твою мать?
Здоровье сапёра осталось в ледяных горах Чечни, вышибленное подрывами при разминировании боеприпасов.
«По здоровью» и уволила майора.
Уволить уволили, а квартиру дать забыли.
Но, конечно, пообещали. Мол, кровь из носа, но получишь свою квартиру. Потом когда-нибудь.
– Генерал ещё сказал, что очередь на квартиру, в которой я состою, не уменьшилась. Наоборот, увеличилась. Впереди меня оказались оказались сотрудники военной прокуратуры и всякие подозрительные типы. – с горечью дополнил Вадим.
«Вот скоты! – подумал я. – «Любовницам раздают квартиры, а боевых офицеров уничтожают в плесени общаги!»
Размышления мои прервал возмущённый бас прапорщика Алексея Рощина, нашего соседа по общаге.
Ему, похоже, тоже не спалось в эту предсубботнюю тёмную ночь. Вот и зашёл, так сказать, на огонёк, заслышав полуночников.
Поняв, о чём речь, тоже возмутился:
– Сегодня был в штабе, выяснял продвижение жилищной очереди. И что узнал? Меня, оказывается, в очереди нет! А куда делся, прапорщица Вихарева, секретарь комиссии, не знает.
«Вот поганцы!» – подумал я. – «Ведь Рощин – не просто прапорщик. Не заведует он продуктовым складом. Рощин – композитор! Кроме того имеет звание „Заслуженный артист России“. И его, заслуженного человека, выбросили из жилищной очереди!»
Вадим закурил очередную сигарету и невесело улыбнулся:
– А ты ещё гимн сочинил погранвойскам! Как там у тебя?
– А на плечах у нас зелёные погоны!
– Ага, зелёные! Только с плесенью! – ехидно прокомментировал я. – Ты славишь погранвойска, а тыловички оставили тебя без жилья! И не только тебя. Видишь, майору тоже не хотят давать. А послезавтра выгоняют, выселяют из общаги.
Вадим, к нашему с Рощиным удивлению, затушил окурок и молча вышел из тесной тёмной кухни.
– Плесень! Вадим! На спине плесень! – крикнул я вдогонку, заметив в сумеречном свете чёрно-зелёные лохмотья на его рубашке.
Майор запаса меня не услышал.
А рано утром он деликатно постучал в дверь нашей комнатушки.
Когда я, зевая спросонья, открыл дверь, Вадим предложил спуститься вниз, во двор:
– Там уже наши ребята!
– А ты чего в парадке, да с орденами? – удивился я раннему визиту и особенно парадной форме майора запаса.
– Прощание славянки! И со славянкой! – туманно пояснил он, направляясь к выходу из общаги.
Внизу, во дворике, уже стояли наши соседи – офицеры.
Курили, недоуменно переглядывались.
Вадим обнял каждого из нас:
– Не поминайте лихом!
Пока мы удивлённо переглядывались, майор, позвякивая многочисленными наградами, отошёл метров на двадцать, к стене могильного склепа.
Что-то достав из карманов брюк, он крикнул:
– Прощайте, ребята!
Взрыв потряс маленький дворик общаги, а стена могильного склепа стала красной.
Мы замерли в оцепенении.
– Граната! Из Чечни привёз! – прошептал кто-то.
– Плесень его погубила! Тыловая плесень! – зло сплюнул Рощин.
глава 8
Собака вкусная?
Вспоминая все эти общажные мерзости, я заваривал зелёный туркменский чай и нарезал лимончик. Всё это – для своего друга Володи Шаркова, редактора «Старгопольского меридиана».
Через секунду двери моего корпункта хлопнули, и Володя радостно доложил, протягивая свежий номер газеты:
– Каков заголовок! Сенсация! Бойцовские верблюды рубятся страшно, насмерть!
Взяв газету, я улыбнулся. И вспомнил вчерашний день.
Как всегда, Шарков удивил неожиданной темой:
– Петро! Выручай! Завтра – первое апреля, а мои девчата ничего не нашли смешного. Ставить нечего! Давай вспомни что-нибудь эдакое!
Насмешливо хмыкнув, я напомнил другарю:
– Ты же знаешь, после моих шуток у кого-то обязательно будет, как выразился наш тыловик, полна жопа огурцов!
Володя заржал, как полковая лошадь, и настырно продолжил свою свербящую его редакторский разум тему:
– Помнишь, хотел ты разводить боевых верблюдов-дромадеров? Для верблюжиных боёв без правил? Давай дадим? Сенсация будет! А огурцы в жоре пусть другие получают.
Эту вот сенсацию, ничтоже сумняще, и выдал мой друг, сопроводив кровавой фотографией пожирания собаки злобным дромадером:
«Собаки бойцовых пород – обыденность нашей жизни. И собачьими боями никого не удивишь. Но чтобы верблюды, эти мирные добродушные великаны, тоже были бойцовыми?
Скажете, такого не может быть. Мол, верблюды только и могут, что ходить по пустыне и мирно щипать травку.
Ха-ха два раза!
Дромадер-верблюд очень опасен в период весеннего гона.
Попробуй козявочный человечишко подойти поближе к гарему этого великана пустыни, и раздастся такой грозный трубный рёв, как будто начался Апокалипсис.
Страшен верблюд, весящий полтонны, для маленького хрупкого человека. Откусит такой дромадер ему головёнку и не подавится!
И перекусывает же, перекусывает! Только не человеку, а собаке. Перекусывает и голову, и хребет. И пожирает окровавленный труп бедной собачки, издавая утробный грозный рёв людоеда.
Весь этот кошмар можно увидеть неподалёку от Буденновска, на верблюжьей бойцовской ферме, организованной пограничником подполковником Петром Ильиным.
– А что тут такого? – удивляется офицер. – Ну, едят они собак. Так корейцы тоже едят. Кроме того, собачина считается лечебной при тяжёлых лёгочных заболеваниях. Я сам с большим аппетитом кушаю собачек. В холодильнике моём всегда лежит собачья голова.
На вопрос, зачем он скармливает своим ненасытным чудовищам милых собачек, Петр отвечает наивно просто:
– Так положено по регламенту. В Туркмении вывели специальную породу дромадеров-людоедов, чтобы они были жестокими и сильными. Эти спецверблюды и участвуют в боях без правил. Огромные деньги приносит эта забава! И мне принесёт.»
Дочитать сенсационную новость мне помешал редакционный телефон, начавший противно-нудно визжать-дребезжать.
Грубый начальственный голос представился прокурорским работником и попросил срочно навестить их чудное кефирное заведение. Мол, вычитали в прессе о верблюжиных боях, хотели бы прояснить ситуацию.
Как не уважить неуважаемых мною канцелярских товарищей?
Настроен я был мирно. Но канцелярские крысы попытались для начала ксерокопировать моё офицерское удостоверение.
Чем и спровоцировали на грубость:
– Ксера не предусмотрена законом!
Зашипев, как гадюки, прокурорские начали было угрожать мне самыми разными карами. Но я их остановил:
– Ага! Понятно! Тогда до свидания! Вы, гражданские, никакого отношения ко мне не имеете!
Злой-презлой, я вернулся в корпункт. И хотел было испить, для успокоения нервов, зелёного туркменского чайку, как затрезвонил скрипучий телефон.
Скрипучий мерзкий глас военного прокурора полковника Матузика угрожающе вопил:
– Срочно приезжайте в своё общежитие! У вас будет обыск!
– По поводу чего обыск? – удивился мой наивный разум.
– По поводу убийства домашних животных! – проскрипела вонючая прокурорская флейта. – Вас уже ждут Печёнкин и Мавропуло.
В общаге, мерзкой и убогой, какой и положено быть бывшей зэковской общаге, меня ждала «несвятая троица» во главе с самим Матузиком. Стуча копытами, они радостно кивали комендантше общежития и что-то записывали в свои засаленные кондуиты.
Первым делом троица, уподобясь Змею Горынычу, засунула свою трёхголовую башку в холодильник:
– Где собака?
– Какая-я-я саба-а-ка? – с пафосом, подражая Ивану Васильевичу из одноимённой кинокомедии, воскликнул я.
