скачать книгу бесплатно
ждать будет, как он ждал не раз,
меня в когда-то бывшем нашем доме.
Мой старый дом, мне холодно одной
смотреть, как лунный свет к утру бледнеет,
и слушать по ночам собачий вой,
и видеть, как в печи полено тлеет.
Мой сельский дом, где тени на стенах,
как лары, берегут всё виденное ими,
а лунной ночью прячутся в углах
под сельскими нарядами моими.
Прощай же, дом, я уезжаю навсегда
в тоскливое пространство одиночеств,
где телевизора лукавая звезда
дурманит мозг иллюзией пророчеств.
И в кошками пропахнувшем подъезде,
в чужом, как нелюбимый муж, дворе,
я вспомню дом, как мою дань надежде —
мой дом весны в холодном декабре.
Да, скоро я собравшись на заре
в последний раз закрою двери дома
и в городском загаженном дворе
другую дверь открою для чужого.
«Я давно живу в Калужской области…»
Я давно живу в Калужской области
в маленькой деревне Передоль.
И частенько допускаю вольности,
не боясь, что причиню соседу боль.
Захочу – с утра включаю радио —
выдал мне лицензию сосед.
И звучит, как будто на параде я,
музыка давно прошедших лет.
И давно асфальтово-бетонные
не прельщают душу города.
Мне милей мои деревья сонные
и в пруду стоячая вода.
«Надежда уходит, а значит, и мне…»
Надежда уходит, а значит, и мне,
и тени моей на полу и стене
пора покидать этот дом навсегда —
его заливает забвенья вода.
Тень тени осталась ещё на стене,
и струи дождя на немытом стекле.
Электрик давно отключил провода,
забыл навсегда я дорогу сюда.
Когда-то давно в этом доме я жил
и девочку Юлю безумно любил.
Пятно от портрета её на стене,
а может быть, всё это кажется мне…
«Взгляд упирается в стены…»
Взгляд упирается в стены.
Стены покрыты краской.
Это похоже на сцену,
где все под одной маской.
Белые стены больницы,
Серые стены острога.
Окна в них как бойницы,
Солнце в них так немного.
Ночь как комок в глотке.
Этот комок не вынуть.
Все мы в одной лодке.
И из неё не спрыгнуть.
«Когда-то я поверил в прочность уз…»
Когда-то я поверил в прочность уз,
считал любовь подарком свыше.
И если в покер выпадал мне туз,
то ставки поднимал всё выше.
Теперь всё чаще мысль о нелюбви,
о зове одиночества утрами…
Любовь! – тебя ведь сколько ни зови,
ты лишь зола над бывшими кострами.
Тщета попыток наводить мосты,
Забытое искусство общежитий,
Пропавшее богатство простоты,
Следы невоплощённости наитий…
Как жёлтый глаз на лбу у фонаря,
ждёт хитроумной мести Одиссея.
Стекает с крыши вниз полузаря,
и сеет мелкий дождик, ничего не сея.
Теперь, себя воспоминаньем грея,
жму клавиши и жгу потом листы.
При взгляде в зеркало я Дориана Грея
с усмешкой узнаю знакомые черты.
«Когда я сам себе приснился…»
Когда я сам себе приснился,
была зима. Ты шла со мной.
Я здорово тогда напился
и был совсем как молодой.
Плыл в тучах месяц золотой…
Метель о чём-то песню пела,
но музыки не разобрать —
наверно, пела «а cappela».
Твоё лицо во тьме белело.
Я думал, что проснусь опять…
Я был тогда ещё живой,
но старый плащ моей подруги
с уже затупленной косой
Завесил чёрной полосой
Снег реку, поле – всё в округе.
«Как в небе тают, улетая облака…»
Как в небе тают, улетая облака,
как затихают пламенные речи,
и ты уйдёшь, кивнувши мне – пока!
А новая любовь уже спешит навстречу…
Как тяжело нам расставаться с тем,
кто виноват, а мы пред ним невинны,
как много оправданий, много тем,
а все упрёки пошлы, хоть взаимны.
И душу рвёт предчувствие конца,
и Бытие уже свои сложило крылья,
и первый шаг от своего крыльца
есть просто путь от силы до бессилья…
Как тратим мы бессмысленно ресурс
приязни, зная – он не восполняем.
Как труден постиженья жизни курс,
но мы из неудач урок не извлекаем.
В обманчивом звучаньи медных струн
поют любовь иль марши боевые,
но жгут сердца глаголом знаки рун:
«остынь душа, здесь правила иные».
А истина всем приказала долго жить,
хоть в магазине все патроны – холостые,
и как найти ответ «быть иль не быть?»,
что мучил Гамлета во времена иные.
«Ножи зари сверкают на востоке…»
Ножи зари сверкают на востоке.
Пылает август. Грозы и жара.
С утра трещат нахальные сороки;
днём духота, а ночью мошкара.
Старается последний месяц лета —
спешит в сады с корзинами даров
и звездопадом засыпает до рассвета
заснувшие поля сквозь сито облаков.
Слабеет жар, что был с утра несносен,
плывёт по небу облаков гряда,
янтарный мёд течёт по коже сосен,
а звёзды смотрят в зеркало пруда.
И, исчезая в сумерках, шагают
шеренгами отряды тополей.
Туманы из оврагов выползают,
и сладкой грустью веет из полей.
«Наш бывший круг (скорей, овал)…»
Наш бывший круг (скорей, овал)
там, где свой бег рождает Прана,
на власти сдержанно роптал,
хоть дробный рокот барабана
в общаге за стеной звучал.
Но барабанщики-стажёры
росли куда быстрее нас
и быстро вышли в дирижёры,
а наши профиль и анфас
хранят в архивах для порядку,
подшитые в одну тетрадку,
и эту «общую» тетрадь
(конечно, в смысле переносном)
потомки смогут прочитать.
«Напиши мне письмо, как раскроются почки у вербы…»
Напиши мне письмо, как раскроются почки у вербы.
Той весной, когда буду не здесь, а уже далеко.
