скачать книгу бесплатно
и ночи целые подряд
невидимых гостей встречали.
Средь них любовник прописной,
замков надёжных открыватель,
и бомж, замёрзший и больной,
и безутешный воздыхатель.
И я по лестнице крутой
Спешу наверх, к седьмому небу,
Куда спешил когда-то к той,
Которой, впрочем, нужен не был.
«Дом опустел, и призраков шаги…»
Дом опустел, и призраков шаги
затихли в комнатах его и коридорах,
мышиная возня затихла в норах,
и ночью в доме не видать ни зги.
И кажется, что воздух в нём бедой
насыщен. В ожиданье перемены
стал ниже потолок, поблекли стены
и дом покинул даже домовой.
Но вещи не забыли рук тепло,
и бережно хранят воспоминанья
о горестной минуте расставанья,
и смотрят в запылённое стекло.
И терпеливо ждут и в зной, и в замять,
когда очаг потухший разожгут
жильцы, которых возвращает память,
завитая пространством в плотный жгут.
«Луч солнечный, преодолев стекло…»
Луч солнечный, преодолев стекло,
стол пересёк почти посередине,
и мёртвой бабочки засохшее крыло
перерубил, как будто в гильотине.
Вмиг тени разбежались по углам,
и ореол, возникший в контражуре,
и на столешнице забытый хлам
придали странный колорит натуре.
А стулья, находясь в полутени,
приняв оборонительную позу
к теням, не одобряя их возни,
легко перенесли метаморфозу.
И только свет, сползая по стене,
искал на ней хоть малое оконце,
но не нашёл, как не найти и мне
из темноты дорогу к солнцу.
«Волны памяти детства – неслышен их ход…»
Волны памяти детства – неслышен их ход.
Белым лебедем плавно плывёт пароход.
Слышны только гудки, но не хлопанье плиц,
не видать пассажиров, фигур их и лиц.
Вижу устье реки, её мощный поток,
наполняющий море, а в памяти снова исток.
Над рекой, как огромные рыбы, плывут облака.
Снова волосы треплет мне тёплая мамы рука,
снова бабушки взгляд, полный нежной любви,
и плывут по безбрежной реке корабли.
По колени забрёл я в зелёные воды тоски.
Лишь на миг – эти воды опять засыпают пески,
закрывают проход, как калитку в незримой стене,
лишь гудок басовитый живёт постоянно во мне.
Память снова несёт меня в детство – его не забыть,
только ей всё труднее навстречу течению плыть.
«За крестом оконной рамы…»
За крестом оконной рамы
вьёт своё гнездо ненастье,
но ненастье – не несчастье,
это лишь завязка драмы…
Сотней свечек вспыхнет лампа —
в центре светового круга
сцена, спальня, вечер, рампа,
двери скрип… Вошла подруга.
Зонт раскрыт, вода стекает,
Натекла к порогу лужа.
В щель двери сочится стужа.
Снег с зонта всё тает, тает.
«Дни уходят, как бродяги…»
Дни уходят, как бродяги,
отхватив судьбы кусок;
вытекает красный сок,
расплываясь по бумаге.
На спектакль жизнь похожа,
заползает в душу страх,
и шагреневая кожа
усыхает на глазах.
Спор Добра и Зла забытый.
Ночь и пара в неглиже.
Доктор Фауст с Маргаритой
Познакомились уже…
«Цвет фиолетовый – цвет страсти нежной…»
Цвет фиолетовый – цвет страсти нежной,
фиалки аромат на девичье чело
из сада льют или с небес безбрежных
льют на всё то, что умерло давно.
Что умерло давно или с душой умчалось,
а мы ночами свет созвездий пьём,
привета ждём от тех, с кем мы встречались,
кого любили всей душой, к кому уйдём.
«– Ах, господа! Каких стихов хотите…»
– Ах, господа! Каких стихов хотите
В подарок вы от романтичных дам?
– Ах, не стихов! Да что Вы говорите!
Всего лишь чтобы я сказала – дам?
Пылая страстью, якобы безбрежной,
Выходит ваша речь из берегов.
А слов любви доверчивой и нежной
никто из вас промолвить не готов.
К любовным играм верную дорогу
Вы ищете, поставив всё на страсть.
Вам нужно сразу, а не понемногу,
Вам нужно не споткнуться, а упасть!
«Уже порыжевшую хвОю…»
Уже порыжевшую хвОю
Сдул ветер с причёски сосны,
и грядки с морковной ботвою
устроились спать до весны.
Кровавые гроздья рябины
слегка подслащает мороз,
А ветер березы в ложбинах
И мнёт, и целует взасос.
А время, смутившись немало
в глазах изумлённых людей,
как будто на час отбежало
по воле всесильных вождей.
«Все в оспинках (металл проела ржа)…»
Все в оспинках (металл проела ржа).
Пробой, накладка и замок висячий,
в траве обломок старого ножа,
сарай покинутый последней клячей.
Не много изб осталось по соседству,
Крапивой густо заросли дворы,
и лишь прогресс найдёт такое средство
село заполнить «бандой» детворы.
Поток поймала над рекою птица,
Парит, раскинув крылья в вышине.
Здесь у меня в руках была синица,
но вот журавль приглянулся мне.
Потом Судьба, не показав мандата
Свою к пробою привязала нить,
как кот учёный должен я ходить,
а мой журавль улетел куда то.
«Не метрами, а перекрёстками…»
Не метрами, а перекрёстками
судьба за нас ведёт учёт дорог
и двигает горошину напёрстками,
да так, чтоб угадать никто не смог.
Пойдёшь налево – руки не заламывай.
Судьбу, как ты ни тщись, не проведёшь.
Но и стоять ослицей Валаамовой
Негоже – быстро с голоду помрёшь.
Пойдёшь направо – и дорога дальняя
Тебя от перекрёстка уведёт.
Не сетуй на судьбу, что, мол, печальная.
Глядишь, она к Фортуне приведёт.
«Улетели журавли и пичуги разные…»
Улетели журавли и пичуги разные
вслед за рыжей осенью в голубую даль,
а за ними и любовь, её ласки страстные,
не вернуться им уже никогда, а жаль!
Не завьются по плечам больше кудри чёрные,
