Слеза художника

–

Пошли вниз, – изучающе смотря на него, сказала она, – Горячий чай с кусочком яблочного пирога тебе будет кстати.

Последние слова матери ввергли Али в шок.

–

Я-яблочного? – проговорил он с дрожью на устах и во всем теле.

–

Да, – не переставая удивляться его поведению, ответила Захра, – из спелых, зелёных яблок.

Али сделался ещё бледнее и, с трудом сдерживая ровный лад своего дыхания, произнёс удивлённо:

–

Зелёные яблоки в это время года?

–

Представь себе… – поддерживая его настроение, сказала та. – Я тоже удивилась, когда увидела их на рынке. А продавец уверял меня в том, что они местные и идеально подойдут к любой выпечке.

Али нахмурил брови:

–

А каков он был из себя? Я имею в виду, тот продавец яблок.

Захра покосила на нём удивлённые брови.

–

Ну… ничем не приметный мужчина, лет пятидесяти.

–

А во что он был одет? – с нетерпением спросил Али; судорога голоса и тела уже вышли из-под его контроля.

Захра подняла брови и вперила в него округлённые глаза. Его апатия начала постепенно передаваться ей.

–

Я не совсем понимаю тебя, сынок? – сказала она глухо, – Зачем тебе знать такие глупые подробности?

–

Во что, мама? – вновь повторил Али, – Во что он был облачён?

–

Растрёпанный плащ, серая шляпа на голове, – не сводя с него глаз, отвечала взволнованная мать.

Али отпрянул на шаг, на его бледном лице уже отчётливо прорисовывалась тень испуга, и он машинально, краем глаза взглянул в окно. Захра, видя его реакцию, вконец была напугана и, совершив к нему осторожный шаг, молвила сквозь трепет:

–

Тебе знаком этот мужчина?

Али не слышал этого вопроса. Он весь ушёл в себя, молча поглядывая на разбитый фонарь. До этой минуты он был уверен, что это человек, всего лишь мимолётная тень, видение и плод его богатого воображения. Но теперь он признал, что эта личность реальна, сотканная из плоти и крови. Однако ему было невдомёк то, как этот мужчина остался всё таким же бодрым, и живым, что, не страшась декабрьских морозов, умудрился продавать яблоки на рынке. А может это просто всего-навсего совпадение? И дабы развеять в себе последние сомнения, он перевёл взгляд на напуганную мать и спросил уже ровным тоном:

–

Скажи, мама, а подле него или под его рукой был чёрный зонт?

Захра всмотрелась на него с минуту, изучая каждый мускул его лица, а после чуть слышно молвила:

–

Нет!

Али выдохнул с облегчением так явно, что, казалось, от него отцепилась пиявка, что до сей минуты высасывала из него всю кровь; всю душу. Он отёр со лба холодные капли и с лёгким шагом, и не менее лёгким сердцем уселся на кровать. С невозмутимым лицом, на которое была натянута маска невинной овечки, он снова поднял глаза на мать, которая стояла молчаливо, не сводя с него изучающего взора.

–

Я, кажется, простыл, мама, – сказал он таким бесстрастным голосом, каким говорит отрешённый от мира всего человек. – Мой праздничный вечер уже окончен. Я устал и хочу поспать.

Захра не спешила ему ответить, а лишь молча кивнула головой и с вопросом на лице и на душе обернулась к нему спиной и направилась к двери.

–

Мама… – вдруг окликнул её Али.

Та обернулась.

–

С новым годом, – не сказав, а скорее содрав эти слова, словно старые обои из стен своей фантазийной души, молвил он улыбаясь. И Захра это прочувствовала той серендипностью, что была ведома лишь любящей матери. Она натянула на лицо улыбку, которая могла лишь успокоить настроение души, но не тревогу сердца, что билась в судорогах волнения. Ответив ему взаимностью, она стушевала из комнаты.

Спускаясь вниз по лестнице, она вертела в голове последние слова сына, и упрекала себя в том, что солгала ему, смотря прямо в глаза. А заставил её сделать это тот смутный инстинкт осторожности, вызванный необычайно эмоциональным тоном его вопроса. Ведь по факту вещей, тот чёрный зонт действительно был подле этого человека, который старательно напутствовал ей, когда та отбирала из его мешка самые красивые яблоки:

«Испеки из них пирог и предложи его своему старшему сыну. Уверен, ему придётся по вкусу».

Тогда она не сразу придала значение этим словам и даже успела позабыть о них. А теперь же, когда она позвала всю тревогу сына, стала тревожно мыслить, почему вдруг этот человек заговорил о её сыне; и откуда ему вообще было ведомо, что у неё есть сын?! Кто он такой – этот человек в сером? И откуда его знает Али? Пытаясь вспомнить его лицо и распутать этот клубок тайн из безответных вопросов, она так и засеменила на кухню.

–

Где Али? – спросил Мустафа, заметив задумчивость лица супруги.

–

Он в своей комнате, – отвечала она бесчувственно и даже рефлекторно, – решил уснуть.

–

Странно… – пробормотал тот. – Обычно в этот день он не спит до трёх часов ночи. Может, заболел?

–

Нет, – сказала с лёгкой улыбкой Захра, – просто он хочет отдохнуть. Всё в порядке.

Мустафа подозрительно посмотрел на жену и, неохотно поверив её словам, вышел из кухни и направился в гостиную. Усевшись на диван, он позвал к себе Хабиба и предложил ему сыграть с ним в партию шахмат. Тот с честью принял вызов отца. Хадиджа помогала матери вымыть грязную посуду, и вдвоём они довольно легко и быстро управились с работой; точно так же, как и Хабиб успел быстро проиграть партию отцу.

И на этой конъюнктурной ноте все разошлись по своим комнатам. Фейерверк давно закончился, и весь город погрузился в тишину в ожидании нового дня, нового года.

ПЕСНЯ

Стоял один из тех январских вечеров, когда, если бы не холод, можно подумать, что на дворе начало осени. Сверкало небо, усеянное огнями звёзд, и молодой полумесяц заливал древний город и его окрестности серебряным светом, а на гладь Каспия, подобно вуали, легла дымка из прозрачной кисеи.

В доме Гусейновых стояла чарующая тишина, в которой играла музыка домашнего быта: биение механизма часов, что заставлял его стрелки лениво ходить по кругу, и сквозь это резвое тиканье пробирался гул камина, который жадно поглощал новое полено, брошенное Мустафой перед сном. За окном мелькали тяжёлые, белые хлопья снега. Мягко приставая к стёклам, они бесшумно скользили вниз и таяли, оставляя за собой мокрый, вертикальный след. И лишь короткие, тяжёлые вздохи со второго яруса дома нарушали пусть и не совершенную, но волшебную музыку этой ночи.

Али корчился в своей кровати, резво поворачивая голову в разные стороны. В промежутках между приступами он дрожал всем телом, словно нагим был выставлен в суровый мороз; при этом он не обнаруживал никаких признаков здравого суждения, иных человеческих чувств, потому как его всклен одолел страх. На лбу выступил холодный пот, и, нервозно сжимая в руках одеяло, он пытался пробудиться от того кошмара, который завладел его сном.

Картина сцены была таковой, что он видел себя подле старого, полуразрушенного дома: вокруг всё заворотило огнём и дымом. Сам он был одет в тёмно-зелёный, потрёпанный временем комбинезон; чёрный дым полыхающих домов, подымаясь вверх, затмевал собой всё небо, отовсюду доносились человеческие вопли, сменяясь взрывами гранат и свистом пуль. Всё было погружено в хаос, бесчинства боли и страха.

Но вдруг всё исчезло, и вся картина вокруг быстро пролетела перед глазами, будто кто-то нарочно промотал течение событий. И вот он уже очутился рядом с трупом какой-то девушки. На ней была оборвана одежда, обнажая её розовато-бледную плоть, а лицо было прекрасным, но бесстрастным, и вся покрыта царапинами боевого осколка, из которых обильно струилась багровая кровь, смотрела она тусклым взором куда-то вдаль.

Дыхание Али стало отрывистым, и он начал съёживаться на кровати, будто его начала одолевать жгучая спазма, а разум всё глубже засасывало в эту чёрную пучину. И вдруг в этой жуткой до боли картине, неподалёку от себя он увидел человека, который смотрел на всё происходящее спокойным и непринуждённым видом. Придерживая от ветра одной рукой серую шляпу, а другой упираясь на чёрный зонт, он вытянул на своём лице ухмылку, которая была неподвластна времени, ибо она была такой же живой, как тогда, во время их первой встречи. Затем наступила тишина, закутанная в вуаль непостижимого мрака, а после, спустя некоторое время, сквозь пелену этого глухого мрака стала доноситься мелодия, которую исполнял этот человек при помощи свиста. Музыка была по-своему интересна и даже завораживающей для слуха, но от неё дурнело на душе; холодело на сердце. Что-то мистическое было в её нотах, что- то умопомрачительно-завлекающее, но вместе с тем – до дрожи сизое, страшное. И после непродолжительного исполнения человек в сером взял паузу и с ледяным лицом, вперив столь же ледяной взгляд на Али, произнёс:

– Рыжий лис тебя обманет.

Завлечёт, приведёт ко мне.

Белый волк зубы оскалит.

У бездны, в хвойной тишине.

И лишь орёл, что в небе кружит.

Вонзая взор на скалы, утёс.

Ему доверия, о сын Адама.

И спасение к тебе придёт.

Уловив ритм и синхронность этого стиха, Али мигом сострил, что это слова той мелодии, которую ему минуту назад напевал этот человек.

Вновь меж ними возникла пауза, в которой снова откуда- то издалека стали доноситься вопли, взрывы и свист пуль. Всё постепенно вновь заволоклось дымом и пылью, и человек в сером стал постепенно исчезать в сумерках грустного бытия, сливаясь в его серых тонах. И вот когда его силуэт в конец стал испаряться, до Али донеслись его последние, напутствующие слова:

– Не забудь об этом, когда проснёшься, ибо это начало…

Глубокая ночь дико теребила мысли дремавшего, и в порыве ментального страха Али открыл глаза и вскочил с постели. Дыханье его отяжелело: по всему телу струился холодный пот, волосы были всклокочены, а руки тряслись как у паралитика. Став с кровати, он накинул на себя рубашку и вышел из комнаты. В спешке спустившись по лестнице, он вошёл в кухню и налил себе стакан воды. Он пил её так жадно, будто пекло от этого адского сна осушило ему всё горло.

После, присев на табурет, он поставил перед собой стакан и, придерживая его обеими руками, попытался вспомнить каждую деталь, каждую картину увиденного сна, будто собирая мозаику у себя в голове. Юный художник терялся в кромешной тьме загадок. Но одно ему было ясно как день – он находился в эпицентре каких-то боевых действий. Однако что там делал этот человек в сером? И что означают его слова? Эта мелодия?

«Интересно. – проговорил он про себя, – что это всё значит? Кто же, чёрт возьми, этот человек и кто же, Господи, эта бедная девушка?» Стоило ему вновь вспомнить эпизоды из этого сна, как на лбу его тут же выступали капли пота.

«Если я нахожусь на войне, – размышлял он далее, – то почему же на мне одежда простолюдина, а не солдата»?

В его голову лезли и весьма страшные мысли:

«А ведь этой девушкой могла быть моя сестра или же Лейла?.. Нет! Не дай Бог! Нет. Нет!.. Я даже не хочу об этом думать».

И, отводя прочь все тёмные думы, он налив себе ещё воды, поднялся в свою комнату, невольно, будто в трансе, напевая про себя мелодию из сна.

Стояла мёртвая тишина беспросветной ночи. Капли влаги скользили вниз по стеклу намокшего окна, куда тусклый свет проникал лишь через витраж коридора. Из улицы доносились голоса людей; видимо тех, кто решил справлять новогоднюю ночь до самого утра. Воздух охлаждался всё сильней, и если не считать гулянки пьяных, всё вокруг прибывало в покое.

Однако на душе у Али не было так спокойно. Он не мог сомкнуть глаз, продолжая думать о своём кошмаре. Напевая про себя песню, что казалась ему довольно красивой, но вместе с тем загадочной, он в череде размышлений взял паузу, свидетельствовавшую о том, что на ум ему пришла какая-то мысль. Он резко вскочил с кровати, включил свет, достал из шкафа холст и, поставив его на мольберт, с полыхающим пристрастием начал что- то писать. Спустя пару часов работа была завершена, но не вся. Лицо той девушки, которая ему приснилась, он так и не вспомнил. И положив с рук кисть, Али отступил назад. Он молча и неподвижно всматривался на полотно, глазами, что напряжённо и конфузливо бегали по каждой его линии и зарисовке. Взору его предстала ужасающая картина, и впервые ему было противно любоваться на своё творение.

–

О Аллах… – произнёс он вполголоса, – не делай так, чтобы она предстала передо мной в реальной жизни. Прошу тебя, – и взглянув на рисунок, что он не добил, прибавил: – Кто же ты, о бедное создание: мой враг, друг, или?..

И, осторожно протянув свою руку к картине, он почувствовал, что будто хочет прикоснуться к чему-то запретному.

–

Нет! – отдёрнув руку назад, паром произнёс он, – Не коснусь, покуда не вспомню твоё лицо, а после обязательно закончу начатое.

Затем, достав из шкафа небольшую ткань, он спешно прикрыл им картину, а после спрятал её под кровать. Усталый и озабоченный странными событиями, не имея сил бороться с теми чувствами, которые они ему внушали, Али провалился на кровать и машинально устремил глаза в тёмное окно. Тяжесть глубокой ночи всё же взяла своё, и когда он почувствовал её давление, дремота овладела им сразу, и он быстро упал в глубокий сон.

Дни праздничных каникул миновали, и наши герои вновь пошли в школу.

Али и Малик поздравили друг друга и всех своих одноклассников с новым годом.

–

Мы накрыли очень большой и вкусный стол, – хвастался один из парней. – К нам пришло много гостей, было шумно и весело, а затем мы наблюдали за праздничным фейерверком.

–

Подумаешь… – подняв плечами, пренебрежительно отозвался Малик. – Мы все так отмечали, – а после заметил, что Али всё это время хранит молчание и, съёжившись, грызёт ноготь, потупив глаза на деревянный пол. – А вы как отмечали брат? – спросил он простодушно.

Али взглянул на друга и попытался скрыть свою растерянность.

–

М-мы?.. – проговорил он неуверенно. – Ах… да. Ну, мы отмечали так же.

Одноклассники оторопели и удивлённо переглянулись друг на друга; он был рассеян и сам не свой.

–

С тобой всё в порядке, дружище? – спросил Малик.

–

Вполне, – ответил Али и, учтиво попросив прощения, вышел во двор школы.

–

Что это с ним? – смотря ему вслед, недоумевали ребята.

–

Не знаю. – по привычки своей почёсывая затылок, протянул Малик. – Сейчас пойду и всё узнаю.

Али стоял подле дерева во дворе школы и с застывшим взглядом ковырял носком ноги рыхлую почву.

–

Что с тобой, брат? – подойдя к нему, спросил Малик, – Чем ты так озадачен? Если ты смущаешься передо мною из-за того казуса с Хадиджей, то забудь.

Али удивительно вытаращил на него глаза; ему сделалось не по себе. К своему стыду, он действительно забыл, как с его чувствами несправедливо обошлась златовласка;

–

Она слишком юная и нерасторопна, – ответил он сдержанно, – главное, она вовремя спохватилась и признала, что совершила ошибку. Тебе просто следует набраться терпения, и твои чувства обязательно найдут пристанище в её сердце.

–

Всегда восхищался твоим красноречием, – произнёс Малик, но, нахмурив брови, он прибавил: – Но мне почему-то кажется, что тебя изнутри гложет ещё чтото…

Али сделался серьёзным.

–

Скажи, – оглядываясь по сторонам, ответил он, – ты умеешь толковать сны?

Малик удивлённо поднял брови.

–

Ну я немного разбираюсь в подобных вещах, а что?

Снова оглядевшись по сторонам, дабы убедиться, что нет посторонних глаз и ушей, Али рассказал ему про свой сон, но из непонятного чувства предосторожности не упомянул про человека в сером плаще.

–

Да… брат, – почёсывая затылок, проговорил Малик, – ну и приснилось же тебе…

–

Ну, что скажешь? – шёпотом спросил Али. – Что это может означать?

–

По-твоему, – начал Малик, – каждый сон должен что-то означать?

–

Ну не знаю. – пожав плечами, неуверенно ответил Али, – Я почему-то считаю, что этот сон отпечаток из моего будущего.

–

А я считаю, что ты просто начитался фантастических романов, – глумливо возразил ему Малик.

На что тот нахмурил брови. Ему не понравилось, что друг превращает его сердечную тревогу в иронию.

–

Да не бери ты это в голову, Али. – с ухмылкой, почувствовав, что того задел его юмор, словно извиняясь, добавил Малик. – Это был просто кошмар. Любому из нас они снятся.

–

Ну что? – неожиданно и довольно бестактно вмешался в их разговор Хабиб. – Снова разговоры об армии?

Ребята посмотрели на него, и Али подал знак Малику, чтобы тот сменил тему разговора.

–

Да, брат, – с улыбкой, ответил Малик, – ты, как всегда, догадлив.

–

Чему же тут догадываться? – сказал Хабиб. – Все учащиеся в старших классах только об этом и говорят.

–

Однако как же быстро пролетело время, да, Малик? – с оттенком грусти, произнёс Али.

–

Да, дружище, – с тем же настроением ответил Малик.

–

Вам так не терпится в армию? – спросил Хабиб.

–

Ну конечно, – ответил Малик, – Это ведь здорово, когда ты чувствуешь себя защитником Родины.

–

Вам-то хорошо… – ворчливо произнёс Хабиб. – А мне ещё год учиться.

–

Ну не переживай, – хлопнув брата по плечу, сказал Али, – придёт и твоё время. Но прежде будь усерднее в учёбе, чтобы получить отличный аттестат.

Хабиб кивнул на это с улыбкой.

–

Как думаете? – с ухмылкой произнёс Малик. – Армия способна сделать из Аскера человека?

Услышав это, братья рассмеялись.

–

Да из этого профана не то что армия, – отвечал Хабиб, – даже тюрьма не сделает человека.

–

Кстати, – оглядываясь по сторонам, произнёс Али, – а где он сам-то? Я его не видел с самого утра.

–

Неужто соскучился по нему? – иронично спросил Малик.

Это шутка вызвала у того глумливую ухмылку.

–

Наверное, он заболел, – предположил Хабиб, – или намаялся на курорте наш золотой мальчик.

–

Да пускай и так! – махнув рукой, ответил ему Малик, – Нам- то что за дело до сына барыги.

«Ш-ш», – приложив палец к губам, произнёс Али, а после повертев головой добавил: – Не нужно об этом так уверенно заявлять, и к тому же громко.

–

Да брось, Али, – снова махнув рукой, бросил Малик, – да всем уже давно ясно, кто его отец.

–

И всё же, друг, не стоит об этом глаголить на каждом углу.

Затем прозвенел звонок, и ребята пошли на урок. По окончании учебного дня Али предложил ребятам пойти на склад и узнать, когда они вновь смогут выйти на работу; да ещё им не выдали денег с прошлого раз, на что Малик и Хабиб охотно согласились.

Спустя какое-то время они уже стояли перед старым зданием, но то, что они там застали, вызвало в их умах полное смятение. Перед их взором предстал абсолютно пустой склад. Исчезли все товары: вагоны были опустошены и стояли бесцельно отцепленные друг от друга, окна были запечатаны и успели обрасти грязью и паутиной, а на полу треснувшие от холода небрежно лежали поддоны, на которых блестел гололёд. Не было ни души, а тишина, что стояла в этом ржавом помещении, была нарушена скрипом двери, которую отворили ребята.

–

Я не понял? – в замешательстве отозвался Хабиб, – где же все?..

Ребята вопросительно переглянулись друг на друга.

–

Даже Арена нет, – заметил Малик. – Он-то с утра тут пропадает.

–

А может, он всё ещё отдыхает? – предложил Хабиб.

–

Даже если и так, – ответил Али, – тогда где весь товар?

Ребята вновь осмотрелись, но увидели лишь пустое пространство, в котором эхом проносились их голоса.

–

Какого дьявола? – недоумевал Хабиб.

–

Давайте придём сюда через два дня, – предложил Али, – быть может, и так, что Арен поехал за новой партией товара.

–

Может, ты прав! – ответил Малик, – Но меня тревожит тот факт, что на двери не было замка.

–

Да. Его не было! – добавил Хабиб.

–

Кому придёт в голову грабить пустой склад? – с ухмылкой ответил Али. – Я уверен в том, что Арен в отъезде.

–

Почему ты так в этом уверен? – спросил Хабиб.

–

Я слышал от одного рабочего, – объяснял Али, – что однажды был случай, когда ему привезли недоброкачественный товар. Видимо, на сей раз он сам решил поехать, чтобы этого больше не повторилось. Ну, а задержки в пути – это дело нормальное для бизнесменов его ранга. Кто его знает, забрёл в чужой город по делу, а там встретил старого приятеля, с которым пустил стакан-другой за встречу и т.д. Они это дело любят!

–

Надеюсь, что так, – озадаченно, произнёс Малик, – иначе он пустит по миру несколько семей. Этот склад кормит почти четверть жителей города.

–

Я знаю, – всматриваясь в напуганные глаза друга, с пониманием ответил Али.

После, заперев дверь, ребята отправились по домам.

Однако причина закрытия склада заключалась совсем в иных причинах.

В начале 90-х гг. в России был уже развит теневой бизнес. Были созданы подпольные организации и группировки, которые занимались вымогательством и отмыванием денег. Рэкет, наркотики и контрабанда охватили всю страну. Люди, занимающиеся подобным промыслом, были хорошо осведомлены геополитической ситуацией не только в стране, но и во всем мире. Те времена прослыли в народе как «лихие девяностые».

Мафия имела своих людей во власти, в органах милиции и держала под контролем несколько больших учреждений в разных городах страны. Короли тёмного мира прекрасно понимали, что огромные деньги им могут принести два промысла: продажа оружия и наркотиков. И дестабилизационный Северный Кавказ стал огромным рынком для реализации их корыстных замыслов. Однако для осуществления своих планов им были нужны посредники, которые входили бы в доверие людей и при этом не привлекали внимания местных органов власти.

Преступные организации, располагали хорошо налаженной агентурной сетью и большим штатом исполнителей. И одними из таких людей были Арен и Омар. Помимо продажи наркотиков, они были посредниками с продавцами оружия и тайно переправляли в Чечню боеприпасы для боевиков, которые замышляли переворот в республике, а их склад служил завесой для отвода глаз.

Однако на каждое действия зла есть противодействие со стороны добра. И на земле, какими жестокими ни были бы его законы и реалии, всегда было место для справедливости и для стражей, которые, следуя регламенту чести, смело выступали в интересах простого люда.

СТРАЖ

-

Что случилось? – раздался недовольный тон на другом конце провода.

–

Шеф, – с тревогой ответил большеносый мужчина, – на нас началась охота.

–

Что? – вскрикнул тот. – Кто посмел?

–

Наш человек в ГОВД сообщил, что он агент ФСБ, – ответил беглец, – и он давно сел нам на хвост. Теперь, видимо, собрал достаточно компромата и хочет совершить облаву на склад.

–

Неужели вас напугал какой-то «мент»? – с насмешкой спросил «работодатель» – Это обыкновенная шестёрка правительства. Подкупите его и дело с концом! Дайте ему любую сумму, какую ни попросит. Мы не должны потерять этот канал. Вам ясно?

–

Наш зодчий сказал, что это плохая идея, – произнёс тот, – говорят, он такой же упрямый, как и его отец.

–

Да?.. – задумчиво спросил тот. – И чей он отпрыск?

–

Он сын Мухтара, местной легенды, – язвительно ответил ханжа.

На другом конце провода повисло короткое молчание.

–

Ты в этом уверен, Арен? – осторожно спросил «работодатель».

–

Да, шеф, – ответил тот, – его зовут Эльдар. Говорят, что, несмотря на свой молодой возраст, он уже успел наделать много шума в Махачкале.

Из трубки послышалась глумливая ухмылка.

–

Ну что ж, – сказал он, – Земля и впрямь круглая.

Арен покосил глаза на Омара, который стоял рядом, и время от времени, возбуждённо потирая руками, метался из стороны в сторону серого помещения.

–

Как это следует понимать? – задумавшись, спросил Арен.

–

Не твоего ума дело, – грубо ответил ему шеф, – теперь слушай меня внимательно, Арен. Возьми Омара и опечатайте склад, избавьтесь от балласта, а после скрытно уезжайте из города; об остальном позабочусь я.

Получив все указания от своего хозяина, Арен вежливо попрощался с ним и, положив трубку, рассказал Омару, что им велели делать.

Тайно от всех реализовав всю провизию всего за пару дней, они закрыли склад, а после, собрав все необходимые бумаги, скрылись из города.

Утро стояло ярким. Солнце выглядывало из-за самых плотных туч и бросало на землю свои ярко-жёлтые лучи, которые лишь освещали, но не грели улицы древнего города. А лёгкий, но по-зимнему прохладный ветер сдувал с его дорог снег, что лежал на них тонким слоем.

Придя на работу, друзья встретили людей, что, подобно колосьям в обильную жатву, толпились у ворот склада. То были рабочие, и вид у них был весьма встревоженный, и время от времени эта толпа разражалась негодующими криками.