Слеза художника

Вернувшись на родину, Омар быстро адаптироваться в хаосе 90-х. Удалось ему это легко, так как он не считался ни с какими этическими и моральными нормами. Был настоящим нигилистом и не гнушался подлости поступков, подкупал коррумпированных местных чиновников для достижения своих корыстных целей. Благо для него должность старшего бухгалтера Тверского завода «Эталон» позволила сколотить приличное состояние. Фальсификации бухучета были для него обыденным делом, а распад страны и вовсе сыграл ему на руку: нет завода, нет проблем!

Фетишем для него всегда были деньги, и, стяжатель по натуре, он тащил в свой карман всё, что мог достать тем или иным способом. Найдя своего единомышленника в лице Арена, они крепко осели в рыночной отрасли, создав свою большую империю внутри маленького городка.

И благодаря именитому отцу, Аскера всегда окружали подхалимы и бесстыжие стервятники, что набивались к нему в друзья, и тем паче окрыляя его самолюбие. Но, пресытившись окружением своих лицемерных «друзей», он мечтал влиться в компанию Али, Хабиба и Малика. Он знал, что эти парни судят дружбу совсем по иные параметрам. Однако те не подпускали «золотого мальчика» к себе, давно распознав в нём иезуита. А частые споры и драки и вовсе сделали их лютыми врагами. И вот, взрослея, из чувства злопамятности, в голове Аскера зародилась маниакальная мысль: любыми способами поссорить друзей, а если это ему не удастся, то запятнать честь их сестёр, чтобы тем было стыдно выходить на люди.

Шёл декабрь месяц. В воздухе, пусть и не совсем по-зимнему, но всё же чувствовались первые отголоски холодных ветров, что дули неровно, путаясь, носились по улицам города, точно вздрагивая и шаля. Мокрый снег, сменяясь обычным дождём, поливал узкие кварталы и деревья в парках, которые полностью сбросив с себя листву, стояли нагими в ожидании первых, по- настоящему зимних морозов.

И в один из таких серых, сумеречных дней на склад Арена приехал странный поезд. Вид его, конечно, ничем не отличался от остальных, странным было то, что для его разгрузки подогнали не старые грузовики бывшего колхоза, а военные. Ещё одной из странностей было то, что его прибытие как нарочно совпало с новогодними праздниками, по случаю которых Арен отпустил большинство рабочих на внештатные выходные, хотя те этого и не желали. А те, кто сегодня присутствовал, были моложавы, словом сильны и выносливые, будто на подбор отобранные для предстоящей работы. Здесь присутствовали и наши герои, которых Арен лично вызвал по телефону.

–

Груз очень ценный, – встав перед бригадами, словно командир роты, тоном строгого начальника сказал Арен. – Разделитесь по группам на трое и будьте как никогда осторожны, словно разгружаете пражский хрусталь.

Его взволнованный тон и подёрганное состояние не остались для всех незамеченными. Все как один гадали, что же за ценный груз лежит в этих вагонах?

После отданных им поручений Арен в спешном порядке направился в сторону одного из бородатых водителей, который с какой-то бумагой в руках стоял в ожидании в конце склада. И в тот момент, когда Малик провожал его взглядом, то он случайно натолкнулся на гравюрную надпись, что была обрисована на переднем крыле одного из грузовиков. То была надпись: «Чечня».

–

Интересно… – обратился он к друзьям, которые так же, как и он, подозрительно рассматривали всё вокруг, – что везут в Чечню?

Многие горожане были в курсе, что в соседней республике не всё спокойно, и внутри её политической жизни, да и народа в целом кипят нешуточные интриги и крамольные настроения.

Али всё время молчал и в своих непризнанных тревогах внимательно разглядывал водителей, которых он видел впервые и которые не вызывали у него чувство доверия. Особенно его взор был прикован к тому из них, который стоял рядом с Ареном и с напыщенной важностью, импульсивно жестикулируя руками, пытался объяснить тому, видимо, что-то очень деловито важное.

Наконец, на радость любопытству толпы, один из водителей открыл ворота вагона, и тогда все увидели, что в них лежали негромоздкие ящики, на которых штампом стояла надпись – Гипс.

–

Ладно, парни, – нарушив своё молчание и потирая руки перед большим делом, обратился Али к ребятам, – давайте приступать к работе. Нынче рано темнеет.

Малик и Хабиб услышали, с какой неохотой тот произнёс эти слова, и как с неменьшей неохотой он взобрался на вагон.

–

Черт бы их побрал, – воскликнул Али, попытавшись самостоятельно поднять один из ящиков, которые своими малыми габаритами, явно ввели его в заблуждение, – в них что, гипс или груда камней?

Малик и Хабиб убедились в правоте его слов, когда сами попытались поднять один из ящиков.

–

Теперь понятно, почему позвали только молодых, – сказал Малик, – пожилым эта работа была бы не по зубам! Дядя Хамза тут же надорвал бы себе спину.

–

Будьте осторожны, – посетовал им Али, – сами не надорвите спины. Сейчас как нельзя удобный случай, подключить все свои знания, получение в борцовской школе.

И сказанные им слова, те двое сразу же использовали на практике, и это весьма упростило им работу.

–

У тебя работают такие юнцы? – спросил у Арена водитель, удивлённо поглядывая, с какой ловкостью и командным духом те разгружали тяжёлые ящики, тогда как ребята, которые были старше их, валандались с места на место, словно неуклюжие котята.

–

Пусть они и молоды, – ответил Арен, – но очень трудолюбивы и выносливы. А этот вот, – указывая на Али добавил он, – и вовсе умён и дерзок не по годам.

–

Дерзких мы уважаем, – бросил тот.

И, почесав свой нос, он подошёл к парням, чтобы получше разглядеть их лица, дабы убедить себя в том, что зрение его ещё не подводит, и что они на самом деле так юны.

–

Кто главный в этой бригаде удальцов? – спросил он броско у нашей троицы.

Али поднял голову и нахмурил на него густые брови.

–

У нас здесь нет должностей, – ответил он твёрдо. – Мы все друг другу братья. И прошу, не отвлекайте нас от работы. Чем скорее мы закончим, тем быстрее окажемся дома.

Беглая улыбка пробежала на тонких губах водителя, что спрятались за густой бородой. Он молча кивнул головой и вновь отошёл к Арену, который, казалось, предвидев такой исход, встретил его с ухмылкой на лице, будто говоря: «Ну я же тебе говорил»…

Али же провожал его с присущим лишь ему одному холодным и проницательным взглядом, чувствуя, что этот человек вызывал у него неприязнь. Но вдруг мысль его была оборвана внезапным грохотом.

Хабиб, явно переоценивший свои силы с возможностями своих лет, нечаянно споткнулся и обронил один из ящиков, который, будто хрупкая скорлупа, треснул на месте, обнажив из-под затвердевшего гипса на общее обозрение парней чёрное дуло автомата.

Ребята замерли в полном изумлении и, с долей страха на лицах, молча переглянулись друг на друга. В голове Али мигом пробежали различные мысли; сердце начало странно колотиться.

На звук грохота мигом сбежались Арен и несколько водителей и, заметив разбитый ящик и удивлённые лица ребят, они застыли в неловком замешательстве.

Повисла тяжёлая пауза.

–

Я же ведь велел вам быть осторожными! – попытавшись изобразить на лице безразличие, недовольно закричал Арен, с целью устремить внимание парней на себя. Но Али поднял на него и стоявших рядом с ним людей такой острый и холодный взгляд, что те невольно отпрянули на шаг.

–

Что это? – немного придушенным голосом, указывая на оружие, скорей не удивлённо, а довольно требовательно спросил он, и от решительного его тона и пламени в глазах Арен и компания были так впечатлены, что они на секунду позабыли о том, что перед ними стоит школьник.

–

Это оружие, – будто под давлением какого-то невиданного страха или гипноза, принялся объяснять Арен, – для военной части города. Гипс же служит для его сохранности от повреждений при транспортировке.

–

Тогда почему на машинах написано Чечня? – бросая на него недоверчивый взгляд, спросил Али, у которого багровость лица приняла сероватый оттенок.

Ноздри орлиного носа Арена нервозно раздувались, и он скроил невероятно постную рожу.

–

Эти машины, – недовольный тем, что его слова поставил под сомнение какой-то школьник, со сдержанной яростью фыркнул он, – подарены нам нашими друзьями из Чеченской республики. Надпись просто забыли стереть.

Водитель, который стоял рядом с Ареном, совершил короткий шаг в сторону парней и, подавив своё самолюбие, что им устроила допрос какая-то мелюзга, сказал:

–

Это так. Мы сами пригнали их из соседней республики. Пусть они и списаны, но намного надёжнее старых развалюх колхоза.

Малик и Хабиб по наитию своей юношеской наивности хоть и не сразу, но всё же поверили их словам. Один лишь Али оставался всё таким же бесстрастным в лице. Эти слова для него не были закреплены аподиктическим доводом, и ясно уловив с какой эмфазой они были выражены, он посчитал их чехардой, которую рассказывают глупцам и детям. Весь его вид дышал сомнениями, а все фибры сердца трепещали подозрениями.

«А ты, мальчик, действительно не глуп!» – сострил про себя Арен, ну а вслух произнёс:

–

Ты же мне веришь, не так ли, Али?

Али молча воззрился на него, как это делает человек, утвердивший себя во всей белиберде услышанных оправданий.

–

Верю! – после недолгого молчания ответил он, осознавая, что этот ответ лишь пустой звук, антимония для них обеих.

Арен прищурил на него свои лисьи глаза и молча, многозначно кивнул головой. Он всё понял!

В этот день жалование своё ребята не получили. Арен обещал рассчитаться с ними после ревизии склада, и это было странно… Ведь до сегодняшнего дня оплата шла сразу после завершения работы. Но, не став задавать лишних вопросов, юные трудяги решили пойти домой, и в тот момент, когда Али подошёл к выходу, он напоследок обернулся на своего начальника. Тот, скрестив на груди свои тощие и лохматые руки, смотрел ему вслед, при этом что-то с недовольным видом бормоча себе под нос. Его бегающие глаза вызвали у Али неприятные чувства, и, недолго обменявшись с ним дуэлью холодных взглядов, он хлопнул за собой массивную дверь.

Погружённые в разные думы, парни шагали по мокрой мостовой, вдыхая холодный воздух. Истекший день был мрачно непонятен и полон зловещих намёков. Их тела изнывали в кре- патуре, но, не придавая этому значения, они втихомолку размышляли о том, что произошло на складе несколько часов назад. В душе каждого из них всё же осел осадок сомнений, холод и необъяснимое чувство страха теребили им сердца. И с этими мыслями они так и разошлись по домам.

БАЛ-МАСКАРАД

Наступал новый год. На самой главной площади города – «Площадь Свободы» была установлена большая ёлка, украшенная разноцветным убранством: стеклянными шарами, гирляндами и лампочками в виде свечей.

Красавица возвышалась на площади, радуя глаза горожан, демонстрируя всем свой пёстрый новогодний наряд. И весь город был погружён в предпраздничную суету, а все школы готовились к балу-маскараду.

Идея его была такова… Он, переодевшись в костюм знаменитого киногероя – Зорро, пригласит её на медленный танец, а под конец признается ей в своих чувствах. Затем демонстративно снимет маску, чтобы та увидела его лицо.

Немного подумав, Али согласился, что это весьма оригинальная идея, и дал своё согласие.

–

Ты не перестаешь меня удивлять креативностью своих идей, – сказал он колко.

На что Малик улыбкой ответил:

–

Хоть в чём-то я должен равняться такому акселерату как ты!

Наступил день бала-маскарада. Али и Хабиб, облачившись в свои новогодние костюмы, стояли в гостиной в ожидании сестры.

–

Тебе очень идёт костюм пирата, – подшутил Али над братом.

–

Ну, а тебе костюм пастуха, – отмахнулся Хабиб. – Вылитый чабан!

Парни рассмеялись, а затем обратили свои взоры на сестру, которая словно флёр вышла из кухни. Она была в розовом платье, которое ей купили братья, и, казалось, сшито оно было нарочно под стать её утончённой фигуре, а цвет и вовсе подчёркивал всю красоту её синих глаз. Заметив, с каким восхищением смотрят на неё братья, Хадиджа засмущалась.

–

Что вы так смотрите? – с нежным упрёком произнесла она, – По-моему, именно такой описал Дюма «Королеву Марго».

–

Ты куда прекраснее, – лаской в голосе, сказал Али, – Ибо не сыщется в мире такого пера, чтобы описать твою красоту.

Хадиджа скромно улыбнулась, пытаясь скрыть своё восхищение, но всё же щёки, что порозовели, выдали наружу её смущение, и с таким настроением, она вошла под руку своего брата, которую он ей любезно предложил. Когда они направлялись к выходу, Али украдкой прошептал ей на ушко, что на балу её ждёт самый настоящий новогодний сюрприз.

Та вопросительно подняла на него синие глаза, но не стала ничего расспрашивать, дабы не испортить радость от предстоящего подарка, и лишь испустила лёгкий вздох, в предвкушении чего-то очень приятного.

–

А где Малик? – спросил Хабиб.

–

Он, наверно, уже в школе, – предположил Али.

Однако, когда они прибыли в школу, то оказалось, что Малика и Лейлы не было на балу.

Малик пришёл домой поздно и не успел переодеться. В доме его дожидалась сестра в своём новогоднем наряде и весь её лик дышал недовольством, в пандан погоде, что стояла за окном:

–

Бал уже начался, – возмущённо произнесла она, – а ты всё ещё не готов.

–

Успеется, – в спешке ответил ей Малик и, взяв в руки свой костюм, вместе с ней двинулся в школу. Они шли так быстро, что дорога, которая раньше отнимала у них двадцать минут, а то и больше, сейчас была пройдена всего за десять. Придя в школу, они не сразу заметили своих друзей среди людского моря, и лишь когда Али, подняв свою руку, словно маяк, указал им своё местонахождение, Малик заметил его и, прежде чем переодеться, решил поздравить друзей с наступающим праздником. Пустив вперёд сестру, сам он вошёл в один из классов и положил свой новогодний костюм на парту. Выйдя из класса и настигнув сестру, он подошёл к друзьям. Когда глаза его увидели Хадиджу, которая досель была скрыта от его взора в темноте зала, то был сильно очарован её нарядом. Пожав руки друзьям, он, стараясь скрыть своё волнение, пожелал всем счастья в наступающем году.

–

Взаимно, – ответил Али, – Но почему ты не в маскарадном костюме?

–

Просто я не успел переодеться, – скромно ответил Малик. – Я взял его собой, и он сейчас лежит в одном из классов.

После Али обратил своё внимание на Лейлу и учтиво произнёс:

–

Выглядишь прелестно.

Поблагодарив его за тёплые слова, та обменялась с Хадиджей взглядом, с той холодной учтивостью, которая свойственна людям, чьё положение перед братьями заставляет скрыть их взаимную неприязнь.

–

Ладно, – сказал Малик, – я пошёл переодеваться.

Али улыбнулся и незаметно для остальных моргнул ему глазом. Тот, ответив ему тем же, направился в класс.

Зазвучала музыка, и многие участники бала стали делиться по парам.

Спустя примерно пять минут подошёл парень, облачённый в чёрный костюм Зорро. Не проронив ни слова, он протянул руку к Хадидже и взглянул на Али. Тот, кивнув ему головой в знак согласия, выпустил сестру, которая совершила робкий шаг в сторону кавалера. Вопрос о том, как Малик сумел так быстро переодеться, для Али отпал машинально. Хабиб был возмущён решением старшего брата и захотел было воспрепятствовать этому, как вдруг Али удержал его за локоть и прошептал на ушко:

–

Успокойся, пират. Это Малик.

Глаза Хабиба округлились от удивления.

–

С какой уверенностью ты утверждаешь, что это Малик? – тем же тоном, что и его настроение, спросил он. – Ведь лица то его не видно.

–

Мы заранее договорились обо всём, – ответил Али и, повесив руку на его плечо, прибавил. – Давай просто полюбуемся на них.

Хабиб скрестил на груди руки и так же, как и брат, с улыбкой принял амплуа зрителя.

Играла медленная и красивая музыка. В зале были погашены все люстры, кроме той, что висела над танцплощадкой, исполняя роль театрального прожектора. Её тускло-желтоватый луч падал на звезду, что возвышалась на макушке новогодней ёлки, и, переливаясь с многообразием её оттенков, спектральный свет, приняв цвет багрового луча, падал на силуэты людей, которые кружили вальсом в такт звучащей музыке.

Он млел в ознобе от того, насколько была нежна кожа руки Ха- диджи. Всматриваясь в её голубые и бездонные глаза, он осознавал, что если сейчас проявит слабость, то мигом утонет в их океанской бездне. Но к его счастью, или же к недостатку, он был чёрствым по натуре и не имел симпатию ни к чему, кроме как к своим неизменным пристрастиям, которые неспособны были украсить или возвеличить его в глазах общества. И даже сейчас, когда всё вокруг плыло в романтизме, он, не изменяя себе, оставался всё таким же сибаритом (состояние отца позволяло).

Всё ещё пребывая в предвкушении своего обещанного подарка, Хадиджа танцевала не глядя на своего партнёра. Глаза её смотрели на пол, в котором отражались тени других пар. И пусть танец с этим незнакомцем, который за всё время не проронил ни слова, и не был таким долгим, но часом уже успел ей надоесть. Однако на этой, казалась бы утомительной ноте, её партнёр неожиданно склонился к ней и прошептал со всей лаской в голосе, которую только мог притворить:

–

Я люблю тебя.

Дрожь пробежала по всему телу Хадиджи, и, подняв на него синий взор, она горячо спросила:

–

Кто ты?

–

Это я, кудряшка… – ответил он тем же тоном.

Две родинки возле её девичьего виска пригнули в сторону, а на ланиты лица накатил обильный румянец. Она стала задыхаться от того волнения, которое волной охватило все её тело. Но, сделав самообладание и победив смуту своего настроения, она медленно взглянула в сторону Али.

«Я знала. Всегда знала, что он поймёт и не станет возражать», – в приступе упоения проговорила она в голове эту радостную мысль. И самая добродушная улыбка, в которой сквозила огромная благодарность, осветила все её лицо.

Завидев настроение сестры, глаза Али засияли не меньшей радостью. И, вытянув вперёд свою руку, он показал ей свой большой палец, в знак своего одобрения.

Хадиджа была счастлива; глаза её мерцали светом тысячи звёзд.

–

Правда, брат, красивая пара? – воодушевлённым тоном сказал Хабиб, который всегда догадывался о чувствах приятеля к их сестре.

–

Прекрасная! – поправил его старший.

Неожиданно из толпы людской массы к ним подошёл один из одноклассников Али и протянул ему записку.

–

От кого она? – спросил тот.

–

Меня просили молчать, – с лукавой улыбкой ответил гонец и, всучив записку ему в руку, он вновь растворился в массовке серых силуэтов.

Хабиб был лишён чувства любопытства и потому отвёл взгляд в сторону, дабы не смущать брата. Али раскрыл сложенный вдвое небольшой клочок бумаги и прочёл в нём всего три слова:

«Я тебя люблю…»

Лёгкая, но довольно многозначная улыбка мелькнула на губах Али. Его честолюбию импонировала мысль о том, что он кем- то любим. После, подняв глаза на окружающих его людей, он попытался распознать в них автора этого изречения. Но внезапно по его спине прошлась дрожь, когда он заметил, как из толпы, весь ошпаренный в гневе, вылез Малик. Удивлённые Али и Хабиб сразу же двинулись к нему навстречу.

–

Ты здесь?.. – спросил в недоумении Али. – Но как же так?..

–

Когда я вошёл в класс, – объяснялся Малик, не скрывая злобы в тоне, – то увидел, что костюма нет, – а затем, указывая на того, кто танцевал с Хадиджей, он прибавил: – Видимо, его украл он.

–

Ия уже догадался, кто это… – хлопая кулаком по ладони, сказал Хабиб. Затем с яростью в глазах он направился на танцплощадку.

Вслед за ним двинулись Али и Малик.

Заметив приближение братьев, Хадиджа рассталась со своим кавалером и пошла им на встречу.

–

Я очень рада, что вы поняли мои чувства, – бросившись в объятия Али, с трепетом произнесла она.

«Чувства?..» – воскликнул раздосадовано про себя Малика. Он посмотрел на Хадиджу с таким разбитым взором, какой бывает у человека, предвидевшего начало конца всех его грёз и мечтаний.

Не обратив ни малейшего внимание на слова сестры, Али с каменным лицом, шагнул вперёд в сторону её партнёра. Увидев огонь в глазах старшего брата, Хадиджа встревожилась и перекинула вопросительный взгляд на Хабиба.

–

В чём дело? – спросила она, – Ведь сами вы дали добро на танец.

–

Мы думали, что это Малик, – ответил тот. – Если б знали, что это он, то уже бы тогда…

–

Да, я воспользовался обманом, чтобы потанцевать с твоей сестрой, – с ухмылкой, снимая маску, перебил его Аскер. И гривуазность его манеры в этот момент сыграла против него. Ведь не успела рука его упереться в бедро, как внезапно раздался глухой звук хлёсткого удара.

Аскер рухнул навзничь.

Остановилась музыка. Все оглянулись к эпицентру событий.

Удар был настолько молниеносным, что сперва никто из присутствующих даже не понял, что произошло, но позже, вернувшись в реальность, они посмотрели в сторону Али.

Он стоял стойко, сжав руку в кулак, которая осталась красной от соприкосновения с плотью неприятеля.

На глаза Хадиджи набежали слёзы.

Обуревшая от обиды Лейла отвела взгляд в сторону и отступила на шаг, закрыв рукою глаза, из которых выкатились две крупные, повисшие на ресницах слезы.

Али оглянулся по сторонам и, заметив, что стал объектом для всеобщего обозрения, с неловким чувством умерил свой пыл и разжал свой кулак. Однако лежачему на полу Аскеру, по- видимому, было этого мало. Он открыл глаза и обвёл Хадиджу столь насмешливым и непристойным взглядом, что заметивший это Али буквально взбесился и, сжав новый боевой кулак, склонился к поганцу и только замахнулся, как вдруг…

–

Оставь его, – оттягивая его за руку, закричала Хадиджа, – Я люблю его, брат.

Малик почувствовал, как ядовитое жало вонзилась в его сердце. Стиснув зубы от боли, он повернулся к происходящему кошмару спиной и испустил такой тяжёлый вздох, что стоящим подле него людям почудилось, будто над ними прошёлся горячий порыв ветра самум. Но средь всего этого сумасброда страстей, словно вихрь пронёсся по актовому залу иной звук – звук звонкой пощёчины.

Ужасное молчание последовало за этим звуком, повисла тишина. Малик обернулся и так же, как и все, потупил глаза на Али.

Сам же художник пребывал в глухом шоке от содеянного и долго глядел сперва на свою покрасневшую ладонь, а затем медленно, виновато посмотрел на Хадиджу.

Та стояла в кротком, разбитом молчании, прикрыв обожжённую щеку своей хрупкой рукой. Глаза её заблестели от накатившихся слёз, а образ весь ныл в крепатуре обиды. После, подняв заплаканные глаза на брата, она нарушила эту странную тишину, которая нависла над всем залом:

–

Сегодня, ты впервые ударил меня.

Али остолбенел на месте; голова его сделалась пустой, а сердце защемило, оно упало куда-то глубоко, болезненными толчками сотрясая все тело. Увидев слёзы сестры, он, не найдя слов в своё оправдание, с бледным лицом совершил короткий, робкий шаг в её сторону, но та отпрянула назад. Отведя обиженный взгляд в сторону, Хадиджа молча подошла к Хабибу и положила златую голову на его плечо. Тот обнял её и попросил понять и простить старшего брата. Однако Хадиджа молча покачала головой в стороны.

Узрев это, Али вконец расстроился и, в последний раз бросив презрительный взгляд на лежачего на полу Аскера, в парах своего отчаяния ретировался из актового зала.

А наш побитый вивен в тот миг ликовал. Да, не всё пошло по задуманному плану, который он реализовал сегодня, когда неделю назад подслушал разговор двух друзей. Однако такого разворота событий даже он не ожидал. Сколько же унижения, острого стыда испытывают сейчас его недруги. Ах… это чувство полного туше над противником не сравнить ни с чем, и он был вполне доволен результатом.

– Я хочу домой, – разбитым голосом попросила Хадиджа.

Хабиб кивнул головой и, обратив внимание на Малика, испытал дискомфорт. Тот смотрел на Хадиджу потускнелыми от обиды глазами. Её последние слова глубоко ранили его сердце и растерзали в клочья, как какое-нибудь письмо, овеянное мечтой. Он отчаянно пытался понять, что она нашла в Аскере, чего не смогла разглядеть в нём? Но, с трудом глотнув своё горькое разочарование, он пошёл за верхней одеждой, решив, что праздник для них окончен.

Лейле не нужны были слова, чтобы понять, какую боль сейчас испытывает её брат, и она окинула презрительный взгляд на Хадиджу. Та сделала вид, что не заметила этого, посчитав, что ею движет злость, что ей предпочли другую. Хотя златовласка и сама осознала, что стала лишь инструментом для достижения личных, гнусных помыслов своего избранника. И, с презрением бросив взгляд на Аскера, которому помогали подняться друзья, она впервые вкусила всю горечь обманутой любви.