Крестовый поход

– Кто бы от такого отказался?

– У нас в редакции все отказались.

– Правда?

– Михаил Львович и сам хотел отказаться от своей же идеи. Но в последний момент я вспомнила про тебя…

– Спасибо за рекомендацию.

– Ты сам себя зарекомендовал. Инвестиции в будущее, помнишь?

– Жаль только, та статья не удалась.

– Почему же?

– К осени ГОК построят…

Она поставила полупустую бутылку на подоконник и сказала:

– Тебе просто не повезло. В дело вмешалась большая политика.

– Или большой бизнес?

– Теперь это одно и то же.

– Раньше было по-другому?

– Раньше об этом было можно писать…

– А сегодня и «Под покровом отца» не пройдет?

Ее глаза потускнели вместе с солнцем на листьях. Миша догадался, о чем она говорила и о чем теперь молчала. В девяностые годы журналистика цвела пышным цветом. Почвой для этого служила свобода слова, достигшая со времен Перестройки невиданного уровня.

Время тогда было пластичным как незастывший цемент. Кто угодно мог стать кем угодно. Тамара Александровна была учителем обществознания, а журналистика привлекала ее возможностью влиять на общественную жизнь словом. И у нее выходило. Пока цемент не застыл.

– Не переживай, Миша, – сказала она. – В этот раз никакой политики.

– Надеюсь…

– Да ты садись.

Она указала на старый деревянный стул с жесткой спинкой. Таких уже не делали, но именно на таком стуле Миша сидел у себя дома за письменным столом. Мама много раз предлагала ему купить удобное компьютерное кресло, но он всегда отказывался. Спинка, состоящая из четырех вертикальных реек, не позволяла излишне расслабляться и способствовала усидчивости.

Миша уселся, испытав привычную твердость в спине. Тамара Александровна выдвинула из-за стола такой же стул и поставила его рядом с Мишей. Граница между начальником и подчиненным стерлась.

– Михаил Львович тебе все объяснил? – спросила она, присаживаясь.

– В общих чертах. А давно он у вас работает?

– Первую неделю.

– А что стало с Анатолием Борисовичем?

– Его сняли.

– За что? – настороженно спросил Миша.

– Журнал перестал приносить прибыль.

– Странно, у вас ведь одно из лучших независимых изданий в стране.

– Независимость обходится дорого, – сказала она с горькой улыбкой. – Нас вообще чуть не закрыли.

– Как?

– Но в итоге просто продали.

– У вас что, новые владельцы?

– Не волнуйся, госкомпаний среди них нет.

Миша нервно потерся спиной о рейки.

– Все наладится, – успокаивала Тамара Александровна. – Осенью запустим сайт и привлечем новых подписчиков. А Михаил Львович приведет рекламодателей. Он у нас вроде антикризисного менеджера.

– А печатная версия журнала останется?

– Михаил Львович обещал.

– Вы ему доверяете?

– Я его не знаю. Знаю только его портфолио.

– И что там?

– Целый список изданий, которые он вытащил из могилы.

– Получается, он нигде не задерживается?

– И у нас не задержится. У него контракт на полгода.

– Но что он успеет за это время?

– Подтянуть показатели, важные для владельцев.

– И все?

– И все. Нам сейчас главное – остаться на плаву.

Согнувшись на стуле, Миша начал мысленно бриться.

– Что тебя смущает? – спросила Тамара Александровна, заглядывая ему в глаза.

– Его бывший учитель нелестно о нем отзывался…

– Не думай о нем. Он лишь временная фигура. Думай о том, кто будет после него.

– Кто? – Миша выпрямил спину. – Вы?

– Новые владельцы побоялись сразу доверить мне руководство.

– Почему?

– Для них я слишком ассоциируюсь с прежней властью. С другой стороны, я нужна им, чтобы справиться с коллективом.

– А что с ним? Люди недовольны?

– Такое часто бывает при смене владельцев. Люди в смятении.

– А вас они знают.

– И верят мне. Моя задача – удержать в штате лучших, а на место ушедших набрать новых. Таких как ты.

– И за это вас сделают главным редактором?

– Через полгода. При этом важно, чтобы ты попал в штат при Михаиле Львовиче.

– Почему?

– Пусть все думают, что ты его ставленник, а не мой. Так тебе в дальнейшем будет проще работать.

– Вы поэтому делаете вид, что не знаете меня, когда мы на людях?

– Более того, никто не должен знать о расследовании. Только ты, я и Михаил Львович.

– Так и будет. С чего мне начать?

– Начни с выбора магазина.

– Я могу сам выбирать?

– Можешь. У тебя уже есть что-то на примете?

– Пока нет. Я бы хотел узнать критерии выбора…

– Это должен быть крупный магазин, у всех на слуху. Чем больше там охранников, тем лучше. От этого зависит качество выборки. Выбирай из продуктовых магазинов. После того как устроишься, приходи ко мне. Будем уже говорить по существу.

Миша кивнул и бодро встал, словно не было с утра всей этой беготни. Теперь можно было ехать в сад.

5

– Ты сдурел?! – воскликнула мама, когда за ужином Миша всё ей рассказал.

– Всё будет хорошо…

– Без практики тебя не допустят к сессии!

– Кто сказал, что практики не будет?

– Ты! Только что!

– Я сказал, что расследование для «Звезды» зачтётся как практика.

– А если ты не справишься? Об этом подумал?

– Надо думать о хорошем…

– Головой надо думать!

Она расхаживала вокруг стола, нервно потирая живот, пока Миша спокойно вылавливал из тарелки с ухой остатки сайры. Всю дорогу из сада он готовился к этому разговору и знал все мамины фразы наперёд.

– Надо было додуматься! Променять за день до практики! И ведь знал! С утра всё знал! Потому и разоделся!

– Ничего я не знал. Так просто совпало.

– И дёрнул же тебя чёрт согласиться!

– Его только сюда не приплетай. В жизни всё проще.

– А не проще было остаться в «Дилижансе»?

– Проще – не значит лучше.

– И чем в «Экспрессе» лучше?

– В «Звезде». Там настоящая журналистика.

– А в «Дилижансе» не настоящая?

– В «Дилижансе» даже не журналистика.

– Ты видел, какой там тираж? Это самая читаемая газета в городе!

– Потому что государственная…

– Это же хорошо. Крепко стоит на ногах, а не как твой «Экспресс», на ладан дышит.

– Я не хочу иметь дел с государством.

– Это что ещё за новости? Ты учишься в государственном вузе.

– Просто у меня нет другой возможности получить высшее образование бесплатно.

– Скажи спасибо, что такая возможность вообще есть.

– «Спасибо», но обслуживать государство я не собираюсь.

На столе зазвонил сотовый. Мама не глядя выключила звук и села напротив Миши.

– Как ты не поймёшь, – продолжила она, старательно подбирая слова. – Только государство обеспечит тебе стабильность.

– Пусть лучше обеспечивает права и свободы.

– Их на хлеб не намажешь.

– Можно и без масла обойтись.

– А без хлеба сможешь? Плохо ты помнишь девяностые.

– Не поминай их к ночи, – сказал отец, распахнув на кухню дверь. Всё это время он курил на балконе.

– Знаешь, где у твоего сына будет практика? – спросила его мама.

– В какой-то газете.

– В каком-то магазине!

Отец поднял брови на сына:

– Чего тебе там делать? Просрочку искать?

– Я не блогер, – мрачно ответил Миша.

– Охранником он там будет! – сообщила мама и сама испугалась своих слов.

Отец недоверчиво скосился на жену.

– Это для статьи, – уточнил Миша.

В ответ отец зашёлся кашлем курильщика, от которого постоянно страдало постельное бельё, покрываясь болезненной желтизной. Мама же постоянно негодовала по этому поводу, поскольку стиральная машинка с такими пятнами не справлялась.

Не справляясь с приступом, отец быстро направился к мойке. Мама проводила его пристальным взглядом. Выкрутив кран на полную, отец сложил ладони лодочкой и набрал в них холодной воды. После чего выпил.

Когда ему полегчало, он открыл навесной шкаф и потянулся за чистой тарелкой. Мама выжидала. Выжидал и Миша. Когда отец молча принялся наливать суп, в маминых глазах застыл вопрос.

– Больше ничего не скажешь? – не выдержала она.

– Да пусть идёт, – бросил отец. – Хоть настоящую работу понюхает…

– Что он там понюхает?! – взорвалась мама. – Как алкаши перегаром дышат?!

Отец отмахнулся. Мама повернулась к Мише:

– Может, ещё не поздно отказаться?

– Куратор уже отдал моё место в «Дилижансе».

– Значит, найди другое место. Только нормальное.

– Это какое? Куда ходят для галочки?

– Где хотя бы платят!

– Здесь тоже платят.

– В каком месте?

– В магазине.

– Это не одно и то же. «Экспресс» твой ни копейки не потратит на тебя.

– Это мои инвестиции в будущее.

– О, ты у нас экономист теперь?

– В любом случае, я уже пообещал…

– Кому?

– Главному редактору и его заму.

– А они тебе кто? Папа с мамой? Ты даже с нами не посоветовался!

– Я должен сам решать такие вопросы.

– Да что ты говоришь!

Тем временем отец приготовил себе бутерброд по собственному рецепту. На хлебную корку он положил лепестки сырой луковицы, от хруста которой Мишу всегда подташнивало.

Полная тарелка супа оказалась перед мамой.

– А ты что отмалчиваешься? – спросила она мужа, уступая ему место за столом.

– Дай спокойно пожрать…

– Кто про что…

– А ты всё причитаешь! – вспыхнул отец. – Когда его в армию призовут, тоже отговаривать будешь?!

– Чтобы в армию не идти, надо было на военную кафедру поступать!

– Ты же знаешь, почему меня не взяли, – заметил Миша.

– А в армию возьмут, – подмигнул отец сыну. – Так что иди в магазин. Заодно караульную службу освоишь.

Миша криво улыбнулся.

– Только тебе подкачаться надо, – добавил отец и сел напротив.

– Я и так бегаю, – ответил Миша.

– Я про руки. Руки у тебя слабые. Ты на турнике давно подтягивался?

– Недавно…

– Сколько раз?

– Не помню.

– Возьми хоть гири мои потягай.

– Только сначала пыль с них вытри, – вставила мама.

– Зачем мне твои гири? – спросил у отца Миша, вставая из-за стола. – Я не руками работать буду.

– Ошибаешься, – усмехнулся отец. – Чем воров валить будешь?

– Хватит ерунду молоть! – возмутилась мама. – Как бы его там самого не завалили…

– Больше думай об этом. Лучше ложку дай.

Мама отвернулась к окну, держась за живот. Миша подошёл к мойке, достал из шкафа столовую ложку и протянул отцу. Тот схватил её и стал жадно хлебать уху, заедая бутербродом. Миша отвернулся к мойке.

– А ты что не ешь? – спросил отец супругу. – Опять прихватило?

– Что-то весь день сегодня…

– А ты святой водой, – кивнул он на подоконник с бутылкой. – Отпаивайся.

– Не смешно…

Отец хихикнул.

Пока Миша мыл тарелку, мама не сводила с него глаз. Он это чувствовал и старался водить губкой как можно медленнее, чтобы оттянуть неминуемое продолжение разговора. Наконец, мама подошла к мойке и перекрыла воду ударом по рычагу на кране.

– И сколько ты собираешься там работать? – спросила она.

– Как минимум месяц, – Миша поставил тарелку на сушилку. – Может, больше.

– Ничего себе стажировочка!

– Да ты хоть месяц отработай, – с усмешкой сказал отец. – Спорим, не выдержишь?

– На что спорим? – с вызовом спросил Миша.

– Не спорь с ним, – сказала ему мама.

– Если сбежишь раньше, – предложил отец. – По вечерам компьютер мой. И не на час, как обычно, а на весь вечер.

– А если не сбегу, то я удаляю футбол? – спросил Миша, протянув ему мокрую руку.

Отец задумался, поправляя луковичные лепестки на своём бутерброде.

– Если отработаешь два месяца, – уточнил отец и хрустнул бутербродом.

Миша быстро пожал отцу руку и вернулся к мойке. Мама хотела ещё что-то возразить, но на столе снова зазвонил её сотовый.

– Иди, мать, – сказал отец, глядя на экран телефона. – «Верунчик» звонит.

Мама взяла со стола телефон и строго сказала Мише:

– Мы ещё не договорили.

– Ты сначала с Ломовой договори, – ответил отец. – Вроде вместе работаете, а никак не наговоритесь.

– Она уволилась, – пояснила мама на выходе из кухни.

– И куда дернула?

– Ещё не знаю…

Мама ответила на звонок и скрылась в темноте коридора.

Конечно, не так она представляла себе работу журналиста, когда вместе с сыном шла подавать документы в университет. Письменный стол, ручка, бумага да компьютер – таким она видела рабочее место сына. Таким было и её собственное. Уже четверть века она работала бухгалтером на государственном предприятии, куда ещё раньше пришёл Мишин отец. Там родители и познакомились.

Семейная легенда гласила, будто бы однажды отцу показалось, что ему выдали не всю зарплату, и он пошёл разбираться в заводоуправление с «этими канцелярскими крысами». Мама тогда была новенькой в бухгалтерии, и притом самой молодой. Своей вежливостью она обезоружила разъярённого работягу. Он же понравился ей своим серьёзным отношением к деньгам. То был типичный служебный роман.

Молодость молодожёнов пришлась на девяностые. Завод тогда чуть не остановился, а отцу по полгода не платили зарплату. Бухгалтерия жила получше, но денег в семье всё равно не хватало.

Спасла старая швейная машинка, стоявшая дома у бабушки. Сама она уже плохо видела и не могла как следует работать. Мама же с детства практиковалась в шитье, потому забрала машинку себе.

Поначалу она обшивала только семью. Затем знакомых. А потом и знакомых знакомых. Советская машинка была громоздкой, с педалью как у пианино, и такой же шумной. Маленький Миша не слышал телевизора, когда она работала. Потому пристрастился к книгам. Странным образом, во время чтения швейный электропривод не было слышно.

А раздавался он в доме каждый вечер. Слышался бы и теперь, но в начале двухтысячных дела на заводе стали налаживаться. Это совпало с приходом нового президента, за что мама была ему до сих пор благодарна и всегда голосовала за него.

Отец же на выборы не ходил, сводя всю деятельность властей к бульдожьим играм под ковром. Сам он трудился токарем-карусельщиком, обтачивая колёса электровозов, которые поступали на завод для ремонта.

Эту работу отец считал «настоящей», и именно её прочил сыну. Когда же Миша выбрал стезю «писаки», отцовские чувства к нему остыли. Сын отвечал тем же, считая работу отца бессмысленным вращением белки в колесе. Колесе электровоза.

Компьютер стал для них ещё одним яблоком раздора. Мише он был нужен для учёбы, а отцу – для отдыха после работы. Футбольный симулятор оказался для этого идеальным средством. Хотя отец не столько играл, сколько смотрел за игрой.

Компьютер играл сам с собой, в то время как отец выступал в роли тренера. По ходу игры можно было менять как игроков, так и расположение их на поле. Во время частых перекуров на балконе отец тщательно выстраивал игровые схемы и верил, что это действительно на что-то влияет.

– Ру-ру-ру! – заработал привод стиральной машины.

Пока отец ужинал, а мама разговаривала по телефону, Миша занял компьютер и стал перечитывать книгу Нелли Блай. Эта хрупкая девушка с кукольной внешностью была его героиней ещё со школы. Он даже влюбился в неё, как подростки влюбляются в кинозвёзд. Как «Полярная звезда» являлась для Миши путеводной среди изданий, так Нелли была для него «звездочкой» среди журналистов. Он искал её черты в каждой встречной девушке. И порой находил.

Книга Нелли основывалась на серии статей, написанных для газеты Джозефа Пулитцера, чьё имя теперь носила высшая премия в области журналистики. Именно Пулитцер предложил Нелли расследование, положившее начало новому направлению в профессии.

В своей работе Нелли использовала необычный способ сбора информации. «Включённое наблюдение». Так станут называть её метод, а её книга называлась «Десять дней в сумасшедшем доме».

Притворившись безумной, Нелли проникла в психиатрическую лечебницу для женщин, чтобы написать о жестоком обращении персонала с пациентками. Позже Пулитцер назовёт подобные расследования «крестовыми походами», и из своего похода Нелли вернулась с сенсацией.

Выяснилось, что многие женщины попадали в лечебницу из-за врачебных ошибок. Одну немку признали умалишённой лишь потому, что она не знала английского языка и не могла ответить на вопросы врачей. Ещё была француженка, которая действительно болела, только не душевной болезнью, а телесной. Она пыталась доказать, что её лечат не от того недуга, но врачи были непреклонны.

Нелли и сама поразилась, с какой легкостью ей удалось проникнуть в сумасшедший дом. Четыре врача независимо друг от друга признали её невменяемой лишь на основании беглого осмотра. Однако, оказавшись в больнице, Нелли перестала симулировать безумие, но её продолжали считать больной. И чем разумнее она говорила, тем безумнее выглядела в глазах персонала. В результате её взору предстала обширная картина безумств. Только творили их не пациентки лечебницы, а её работницы.

Медсёстры не выполняли своих обязанностей, перекладывая работу на самих больных. Так, одних пациенток заставляли ухаживать за другими, в то время как третьи занимались уборкой. Если кто-то не слушался, медсёстры выкручивали им пальцы, душили и топили в ванне до потери сознания. Мыли больных в ледяной воде, которую к тому же не меняли, а кормили так скудно, что женщины дрались, забирая друг у друга еду.

Но это было не самое страшное. В случае пожара люди не смогли бы быстро выбраться из своих палат, поскольку на каждой двери был навесной замок. В те времена даже в тюрьмах было предусмотрено одновременное отпирание дверей посредством общего засова.

Лишь благодаря адвокату Пулитцера Нелли удалось выбраться. После публикации статьи она вновь посетила сумасшедший дом, только уже в составе проверяющей комиссии.

Своим расследованием Нелли Блай навсегда изменила систему здравоохранения в своей стране. Того же хотел Миша и в своей. Менять Систему. Ему не удалось остановить строительство ГОКа, но вывести охранников на чистую воду он теперь мог. Новое расследование обещало вернуть ему веру в профессию. А главное, веру в себя.

Ру-ру-ру! Ру-ру-ру! Ру-ру-ру!

Миша читал допоздна. Всё это время мама говорила с подругой, а отец бегал на балкон курить.

– Ты скоро? – каждый раз спрашивал он, проходя мимо компьютера.

– Сейчас-сейчас, – приговаривал Миша и продолжал читать.

Ру-у-у-у-у-у…

Стиральная машинка щёлкнула, и вскоре в комнату зашла мама с полным тазиком влажного белья.

– Ты не передумал? – спросила она Мишу.

– Нет, – твёрдо ответил он и стал бессмысленно щёлкать мышкой по экрану монитора.

– И в какой магазин ты собрался?

– Пока не решил.

Мама поставила тазик на пол со словами:

– Тогда иди в «Цитрус».

– «Цитрус»? – повернул к ней голову Миша. – Не знаю такого…

– Как не знаешь? Магазин рядом с бабушкой.

– «Апельсин» что ли?

– Он теперь «Цитрус» называется.

– И зачем он мне?

– Там хоть поприличней.

– Не надо мне поприличней, – отвернулся Миша.

– А что тебе надо? Алкомаркет «у дома»?

– Почему сразу алкомаркет?

– А что тогда?

– Говорю же, не знаю. Надо походить по магазинам и посмотреть.

– Вот и посмотри «Цитрус».

Миша развернулся к ней всем корпусом и спросил:

– Кто тебе его посоветовал?

– Никто…

– Тогда зачем ты мне его продаёшь?

– Не продаю, а предлагаю. До «Цитруса» рукой подать.

– Близость не приоритет.

– Так работу не ищут.

– Ищут.

– Откуда ты знаешь? Ты нигде не работал.

Миша осекся, словно пропустил удар под дых. Мама достала из тазика его белую рубашку и повесила на веревку, привязанную к трубам отопления под потолком.

– Ты как отец, – посетовала мама. – Лишь бы поспорить. Тебе помочь хочешь, хорошее место предлагаешь, а ты сразу в штыки…

– Ладно, – сморщился Миша. – Посмотрю я твой «Апельсин».

– «Цитрус».

– Без разницы…

– Расскажешь потом, как там.

Миша снова отвернулся. Мама продолжила развешивать бельё, поглядывая на экран монитора.

– Что читаешь? – спросила она.

– По работе…

С балкона вышел отец, держа исписанные листки бумаги.

– Ты дашь мне компьютер или нет? – раздражённо спросил он сына. – Мне вообще-то завтра на работу.

– Мне тоже, – ответил Миша, уступая место.

Отец бережно разложил бумаги на столе, а сын направился на балкон.

– Ничего там не трогай, – бросил отец вслед.

В углу просторной лоджии стояло деревянное кресло, укрытое махровым одеялом в клеточку. Рядом располагался журнальный столик с тремя ножками. На нём была раскрыта газета «Советский спорт» с карандашными пометками, а сверху лежала пожелтевшая книга «Русская сила».

Там были упражнения с гирями и штангой, которые отец любил выполнять в молодые годы. Мама терпеть не могла все эти «железяки», потому что однажды отец чуть не проломил ими паркет в зале.

Теперь все они покоились в другом углу лоджии, покрытые пылью и сигаретным пеплом. За годы семейной жизни балкон превратился в отцовское убежище, где он мог побыть один и куда с неохотой пускал кого бы то ни было.

Миша шпингалетом открыл оконную раму и высунулся наружу. Вечерняя прохлада приятно обдала лицо, а разворот «Советского спорта» зашелестел кончиками, и только «Русская сила» удержала его на столе. Несмотря на прогноз погоды, дождь так и не пошёл. Чистое небо окрасилось багряным отсветом закатного солнца.

С восьмого этажа открывалась панорама двора, окружённого извилистым домом. В нём было пятнадцать подъездов, и своей формой он напоминал змею, разрубленную пополам. На месте «разреза» был выезд со двора, куда всегда задувал ветер.

Во дворе находился детский сад, куда Миша ходил в своё время. Его отдали туда лишь в пять лет из-за сомнительной реакции Манту. Врачи подозревали у него туберкулёз, пока не нашёлся доктор, объяснивший, что так организм среагировал на советскую вакцину.

Мама считала, что столь долгая изоляция от сверстников плохо сказалась на сыне. Он стал домоседом, чьими единственными друзьями были книги. Именно из них, а не от ребят с улицы, он черпал первичные знания о мире. Миша мог так и остаться нелюдимым, если бы в школе не познакомился с Димой.

Тот жил в «хвосте» змееподобного дома. Вместе мальчики играли во дворе, а когда подросли, стали бывать в лесу. Мама эти походы не одобряла, подозревая, что в лесу подростки курят, и каждый раз после прогулки незаметно обнюхивала сына. Но ничего, кроме пота, учуять не могла.

Потому что в лесу ребята бегали. К этому приобщил друга Миша, хотя тому больше нравилось кататься на велосипеде. Но Миша плохо держался в седле даже на ровной поверхности, не говоря уже о пересечённой местности. В то же время бег пригодился Диме, когда пришло время идти в армию. Последний раз друзья бегали накануне отправки на сборный пункт. Осенью Дима должен был вернуться.

Миша перевёл взгляд на берёзовую рощу возле садика. Этот клочок старого леса чудом уцелел при строительстве микрорайона в восьмидесятые годы. Здесь даже осталась стопка бетонных плит, где любили играть дети, в том числе и Миша с Димой. Забираться на плиты имели право лишь жители змееподобного дома, за чем ревниво следила местная шпана.

Через рощу пролегала асфальтовая дорожка, по которой Миша ходил в школу все десять лет учёбы. Школа тоже была рядом. Такая близость инфраструктуры удерживала Мишин мир в узких рамках. Правда, он и не стремился их раздвинуть.

Даже спустя три студенческих года он ещё плохо знал центр города, где его маршрут ограничивался университетским городком да редакцией «Полярной звезды». Тот же Никита, будучи неместным, свободно ориентировался во всех концах областного центра.

Несмотря на поздний час, двор наводнился людьми. Летом детям разрешалось играть до темна, что особенно было приятно в середине июня. Кто-то из ребят катался на велосипеде, кто-то на самокате, кто-то гонял на стадионе мяч, а кто-то с грохотом носился по истёртым крышам гаражей.

Взрослых было меньше. В основном, собаководы и старики. Они гуляли с соседями по подъезду, вспоминая жизнь. С высоты птичьего полёта Миша наблюдал за всеми и думал о своём. О своём крестовом походе. Как его расследование может помочь всем этим людям.

Надышавшись вечерней прохладой, он вернулся в комнату. Мамы там уже не было, а влажное бельё занимало теперь всю верёвку, прогибая её дугой. Миша раздвинул пару наволочек как шторы и прошёл под верёвкой.

Отец лежал на диване и смотрел компьютерный матч как обычную телетрансляцию.

– Сдвинь куда-нибудь свою рубаху, – сказал он Мише, вертя головой из стороны в сторону.

Места на верёвке не было, и Миша просто смял рубашку в гармошку.

– А лучше, убери-ка её вообще, – добавил отец. – Мать расшиперилась со своими тряпками…

Миша стянул с верёвки рубашку и унёс в свою комнату. Там он повесил её на плечики, а их прицепил за ручку шкафа, что стоял возле кровати.