Крестовый поход

ИЛЬЯ ГРИШКИН

Крестовый поход

Главы 1-5

1

Вдох‑выдох, дзинь! Вдох‑выдох, дзинь! Вдох‑выдох, дзинь…

Миша сразу взял хороший темп. Хороший для полутора часов, которые он пробегал пару‑тройку раз в неделю. Маршрут его при этом не менялся.

Под ногами хрустела рыжая хвоя, ковром устилавшая лесную тропу. Из земли выступали корни, словно вены на худощавой руке. А по обочинам тянулись россыпи сосновых шишек, и Миша то и дело давил их своими истертыми подошвами. На бег он одевался во все старое, никогда не засекал время и даже не знал, сколько километров пробегает.

Каждый раз по пути в лес Миша настраивался, оставляя позади мысли об учебе, как следы на пыльной дороге. Если в прошлый раз голову занимала незакрытая сессия, то теперь на повестке стояла летняя практика. Мысль о ней с самого утра бередила мозг. Благо лес был рядом с домом, и боль угасла, точно пламя без воздуха.

Миша не любил резко стартовать. Сперва он забирался на песчаную насыпь, прижатую сверху бетонной плитой. В центре ее чернело отверстие под колодец, откуда с шумом изрыгался удушливый запах. Однако Миша садился прямо у жерла, где перешнуровывал кроссовки, опасаясь, как бы они не развязались на бегу.

Стройные сосны сменились кривыми березками с мшистыми комлями. Верхушки протяжно скрипели на ветру, а вдали мерно звонили колокола после заутрени. Будто вторя им, в руке у Миши звенела связка ключей. Он то зажимал ее в ладони, то отпускал в свободный полет.

Вдох‑выдох, дзинь! Вдох‑выдох, дзинь…

На скорости солнце рябило в глазах. Миша бежал с опущенной головой и ждал выхода на поляну, с трех сторон окаймленную лесом. На четвертой стороне была развилка. Одна тропа шла дальше в лес, а другая кренилась вправо, выходя на широкий простор. Миша всегда сворачивал.

От ряби глаза совсем закрылись, но Миша мог обойтись и без них. Он в деталях представлял весь дальнейший путь. Траву на повороте, что ирокезом топорщилась посреди тропы. Березовые колки, разбросанные по степи, будто оазисы в пустыне. И женственные изгибы «двухколейки», манившие вдаль.

А вдали ждала еще одна развилка. Поворот налево уводил в ближайшую деревню, а направо – к районной котельной. В обе стороны дорога была унавожена лошадьми. Порой Миша встречал и само стадо, ведомое псом‑пастухом. Сам же пастух, в зимней шапке набекрень, скакал в хвосте и напевал что‑то по‑татарски.

С закрытыми глазами Миша уже видел «путеводную звезду». Так в народе окрестили полосатую трубу котельной, которая виднелась даже из Мишиной комнаты. По вечерам он часто застывал у окна, наблюдая красные точки вдали. Это на трубе светились огни для самолетов. Для Миши «звезда» тоже была надежным ориентиром. Возле котельной жила его бабушка.

Но напрямки до трубы было не добраться. Приходилось делать крюк по едва заметной тропинке, утопавшей в кустах репейника. Колючки кучно цеплялись за штаны, а Миша забывал отряхиваться. Дошло до того, что бабушка выдала внуку дедовские штаны из тафты. К ним уже ничто не приставало.

Репейная тропа соединяла проселочную дорогу с загородной трассой. К ней примыкали два панельных дома, зияющие черными окнами, словно выбитыми зубами. Построенные на исходе советской власти, «панельки» должны были стать лицом будущего района, а стали еще одним олицетворением развала империи. Их возраст выдавал устаревший фасад, но Мише он нравился. Его дом был из той же серии.

Отец рассказывал, что изначально в «панельках» были и оконные рамы, но в девяностые годы их растащили местные жители, прихватив с собой всю сантехнику, включая ванны. Сам отец мародерством не занимался и Мише внушал стойкое отвращение к воровству. Вид разоренных домов этому только способствовал.

К трубе вдоль трассы вели ржавые вышки в форме рогаток. Провисающие провода между ними монотонно трещали, что заставляло Мишу держаться подальше. Так он оказывался на противоположной обочине, по направлению движения машин. Но трафик до того был редким, что можно было бежать без оглядки. До недавних пор.

Началось все с ромбиков. Ими были украшены бетонные плиты, стоявшие «домиком» на длинных прицепах. Их тянули грузовики с оранжевыми кабинами, украшенные спереди деревянными крестами на присосках. Плитовозы курсировали по трассе весь день, отчего в воздухе стояла взвесь из песка и пыли, оседавшая на языке. Миша отплевывался как мог и щурился, но продолжал бежать.

Из теленовостей он вскоре узнал, что на месте его маршрута наметилась большая стройка. Целая сеть новых микрорайонов должна была окутать местность, захватив в свою паутину и советские постройки. На Мишиной стороне трассы соорудили забор с ромбиками, увенчав все его двумя будками. Для собаки и охранника.

Когда Миша бежал в прошлый раз, ему наперерез выскочил сторожевой пес и попытался укусить за ногу. Снова выручили дедовские штаны, сшитые Мишиной бабушкой еще в бытность работы на швейной фабрике. Тафта все время выскальзывала из пасти пса, и он в бешенстве мотал мордой, пока Миша не топнул свободной ногой. Пес в испуге отпрянул, но быстро опомнился и нацелился уже на топнувшую ногу.

Наконец на крыльце будки появился охранник с помятым от сна лицом. Помятой была и его черная форма без опознавательных знаков.

– Пират! – крикнул он не то псу, не то Мише.

Пес бросился к хозяину. А когда подбежал, получил кулаком в морду и с визгом умчался в свою будку.

Миша и охранник переглянулись. То был мужчина средних лет с крупными чертами лица. Крупными были и его руки. На одной из них не хватало пальцев. Они были срублены под корень.

Беспалая ладонь поднялась вверх, и охранник дал отмашку. Не то Мише, не то псу. Миша попятился, недоверчиво косясь на собачью будку. Из темноты круглого прохода высунулась скулящая морда пса. Только тогда Миша заметил, что Пират был одноглазым.

Охранник разгладил на себе форму и отправился к себе досматривать сон. А Миша пошел дальше, поминутно оглядываясь. В тот день он больше не бегал, но через неделю вернулся, имея при себе средство от Пирата.

Вдох‑выдох, дзинь! Вдох‑выдох, дзинь! Дзинь‑дзинь! Дзинь‑дзинь!

Это звонил сотовый. Как ни хотел Миша оставлять его дома на время бега, всякий раз брал. На том настаивала мама.

Звонок раздался на выходе из лесного туннеля. Не открывая глаз, Миша на ходу полез в карман и по ошибке вытащил оттуда электрошокер. От нажатия боковой кнопки между его остроконечными контактами вспыхнула крошечная молния.

Раздался оглушительный треск, отчего птицы с криком сорвались с насиженных веток, освободив место перепуганным белкам. В воздухе запахло озоном, на что Миша не обратил никакого внимания.

Но треск мимо ушей нельзя было пропустить. Он заставил глаза открыться, а ноги – остановиться. Миша спешно засунул шокер обратно и достал из другого кармана телефон. Модель его была до того старой, что на ощупь и правда походила на шокер.

Звонила Тамара Александровна, заместитель главного редактора одного малотиражного еженедельника. Она поздоровалась своим мягким, чуть картавым голосом и без лишних слов перешла к делу:

– Можешь приехать в редакцию?

– Сейчас? – озадаченно спросил Миша.

– Максимум через час. Дольше ждать не могу.

Надув щеки, Миша тяжело выдохнул:

– А что случилось?

В телефоне послышалось, как Тамару Александровну кто‑то зовет.

– Потом объясню, – бросила она. – Тебя ждать? Это важно.

– Ждите…

– Пропуск будет на вахте.

– Там у меня есть…

– У нас теперь новые пропуска.

– Вот как?

– И еще! – вспомнила она. – Оденься, пожалуйста, поприличней.

– Обязательно, – сказал Миша, уныло оглядывая себя.

Тамара Александровна попрощалась и отключилась. Миша остался стоять на опушке с телефоном в руке. Ему мучительно хотелось вырваться в степь, но он прикидывал, успеет ли побывать в двух местах.

Старт вышел резким. Стараясь поймать прежний темп, Миша подключил ключи‑метрономы.

Вдох‑выдох, дзинь! Вдох‑выдох, дзинь…

2

Дзынь!

Ключи упали на обувной столик. Следом полетели истоптанные кроссовки.

– Что-то ты рано, – заметила Мишина мама, выглядывая из кухни.

– Меня в редакцию вызывают.

– В воскресенье?

– По воскресеньям не только церкви работают…

– При чем тут церковь? – нахмурилась мама. – У тебя же практика только с понедельника.

– Это звонили не с практики.

– Откуда тогда?

– Из журнала.

– Из какого?

– Ты такого не знаешь.

– Точно? Ты печатался там?

– Публиковался.

– Тогда знаю.

Миша промолчал. Он уже вовсю натирал туфли черным кремом. Обтирая руки белоснежным вафельным полотенцем, мама вышла в коридор.

– Про что была статья? – спросила она.

– Да не все ли равно?

– Нет, раз ты темнишь.

– У меня сейчас нет времени на загадки…

– Так скажи, и я пойду дальше готовить.

– Что сказать? – отставил Миша туфли. – Содержание статьи или название журнала, которое тебе ни о чем не скажет?

– Заголовок у твоей статьи был?

– У любой статьи есть заголовок…

– Скажи свой. Они же у тебя всегда смешными выходят.

Черными от крема руками Миша стянул с мокрой спины футболку и комком запустил в шкаф. Мама тут же вытащила ее двумя пальцами, будто пинцетом.

– С ГОКом под боком, – произнес Миша.

Мама вся скривилась. То ли от запаха футболки, то ли от несмешного заголовка, то ли от названия журнала, всплывшего в ее памяти точно ил со дна озера.

– Опять этот «Полярный экспресс»?! – воскликнула мама.

– «Звезда», – поправил ее Миша и двинулся по коридору.

– Без разницы. И что им от тебя надо?

– Есть какое-то дело.

– У тебя сейчас одно дело.

– С понедельника только…

Миша прибавил шаг.

– Ты бы так в «Городской дилижанс» рвался, – подметила мама, поспевая за сыном.

– В «Дилижансе» я только потому, что меня в «Звезду» не взяли.

– Ты серьезно? – остановилась мама. – Променял бы «Дилижанс» на «Экспресс»?

– На «Звезду», – Миша щелкнул выключателем в коридоре. – Будь моя воля, я бы там и остался.

Мама продолжила путь, крестясь на ходу потной футболкой:

– Слава Богу, не на все твоя воля…

Миша криво улыбнулся и зашел в ванную комнату. Мама осталась на пороге, наблюдая, как сын отмывает руки. Его маленькие ладони с трудом проворачивали коричневый кусок хозяйственного мыла, похожего на кирпич.

– А знаешь, – спросила мама. – Почему тебя в «Экспресс» не взяли?

– В «Звезду».

– Так знаешь?

Миша вспомнил разговор месячной давности, когда Тамара Александровна ему отказала.

– Там сейчас какая-то реорганизация, – ответил он. – Никого пока не берут.

– Нет! – отрезала мама. – Все потому, что это независимый журнал.

Миша вопросительно посмотрел на мамино отражение в зеркале.

– Там всегда так, – пожала она плечами. – Ни денег, ни работы.

– Практикантам редко, где платят.

– В «Дилижансе», например?

– Разве что минималку.

– Цени хоть это.

Обувной крем все никак не сходил с рук. Миша снова закрутил в руках «кирпич», рассуждая вслух:

– А может, в «Звезде» хотят предложить мне подработку?

– За бесплатно?

– За портфолио.

– За что?

– Порт… Да неважно…

– Вот-вот. Только неважным ты и занят.

– У меня каникулы.

– А у меня выходной. И я вот готовлю. У бабушки пенсия, а она в саду. Мог бы и ты с ней.

– Отец не может?

– У него спина.

– У него по выходным всегда спина.

– Помолчал бы. Он без отпуска третий год работает.

Миша промолчал. Затем вспомнил:

– Ты же говорила, сегодня дождь обещают.

– А бабушка вот поехала! Кто ее поднимать будет, если поскользнется?

Миша обреченно вздохнул:

– Съезжу после редакции.

– Как раз, когда дождь начнется?

– На небе ни облачка.

– На Урале погода четыре раза на дню меняться.

– Значит, успею до очередной смены…

Мама закинула Мишину футболку в стиральную машину и направилась на кухню.

– Душ хоть прими! – донеслось из коридора. – Пахнешь!

– Некогда!

Миша наскоро обмазался дезодорантом и достал из шкафа строгий черный костюм, который носил разве что на экзамены. На верхней полке отыскался терракотовый галстук, который не надевался еще со школьного выпускного. Не умея завязывать узлы, Миша попросил об этом маму. Та с неохотой согласилась, спросив лишь:

– В «Дилижанс» тоже будешь так одеваться?

Миша молча надел пиджак.

– Дзынь-дзынь! – зазвенела мелочь во внутреннем кармане.

Миша полез за ней, чтобы выложить, но наткнулся на ламинированную картонку с изображением Николая Чудотворца. Мама дала эту иконку сыну накануне сессии и наказала носить на каждый экзамен. Миша ни разу не порывался оставить ее перед уходом, но мама всегда была рядом. Так и теперь, заметив его руку за пазухой, она прошипела:

– Даже не думай…

– Стирать тоже с ней будешь?

В ответ мама протянула зонт, перекрестив им сына на дорогу.

Солнце припекало. Миша пожалел, что надел пиджак, но снимать его не стал. Он хотел было снять деньги в банкомате, чтобы добраться на такси, как вспомнил, что стипендию перечислят только в понедельник. Кстати пришлась мелочь из пиджака.

Оказавшись на остановке, Миша покрутил головой. Он жил на окраине, и три дороги с перекрестка смотрели в сторону леса. Лишь четвертая вела в центр города. Там и находилась редакция «Полярной звезды».

К остановке подъехало такси. Не классическое, с «шашечками», а маршрутное, что возило людей на желтых микроавтобусах. На таком Миша обычно ездил в университет. На других маршрутках уже давно стояли автоматические двери, и только на этой до сих пор была ручная. Открывалась она не вбок, а на себя. Вдобавок к ней был привязан ремень безопасности, чтобы при открытии она не билась о кузов.

Миша залез в салон, отдал смуглому водителю мелочь и огляделся. Все места были заняты еще на конечной остановке. Тогда Миша встал под открытый люк, подставив голову ветру. В салон протиснулись еще люди, кто-то громко хлопнул дверью, и маршрутка под иноземную ругань водителя сорвалась с места, двигаясь рывками от светофора к светофору.

На скорости асфальт переливался тонкими серыми линиями. Миша завороженно смотрел на них и думал о звонке Тамары Александровны.

«С ГОКом под боком» была его лучшей работой. Он сам пришел в «Полярную звезду» с этим сюжетом, когда обнаружил у себя в почтовом ящике листовку экологических активистов. ГОКом там назывался горно-обогатительный комбинат, за постройку которого взялась частная компания по добыче меди. Благодаря «утечке» проектной документации экоактивистам стало известно, что токсичные отходы планировалось сливать в котлован неподалеку от водохранилища, снабжавшего водой весь город.

Активисты просили перенести отхожее место, но в медной компании подсчитали, что такой перенос выйдет слишком дорого, и в просьбе отказали. Обращение к местным чиновникам тоже не нашло понимания, ведь это они выдали разрешение на строительство ГОКа. Тогда активисты принялись информировать горожан об угрозе экологической катастрофы через почтовые ящики, но листовок на всех у них не хватало.

И пока местные СМИ хранили молчание, Миша решил провести собственное расследование. Тамара Александровна сразу ухватилась за эту идею, как и за самого Мишу. Ей нравились инициативные студенты. Так Миша стал внештатным сотрудником журнала, со своим удостоверением и пропуском через вахту. Отныне ему были открыты все двери.

Первым делом он направился к трем независимым экспертам, чтобы подтвердить или опровергнуть доводы активистов. Все три экспертизы показали, что отходы ГОКа неминуемо просочатся в водохранилище по грунтовым водам. Нужно было либо менять проект застройки, либо отменять его вовсе.

С таким заключением Миша отправился в офис «горе-обогатителей», как их прозвали активисты. Пресс-секретарь медной компании тепло принял сотрудника «Полярной звезды» и заверил, что никакой опасности в ГОКе нет. А есть одна только польза.

Число новых рабочих мест, размер инвестиций в региональную экономику, налоговые отчисления в федеральный бюджет и еще много других цифр полились на Мишу золотым дождем. А в ответ на независимую экспертизу у компании имелась своя. Тоже независимая. Только с противоположным заключением.

В своей статье Миша остался в стороне от оценок. Он вообще не занимал ничью сторону. По крайней мере на бумаге. Этот принцип исповедовался им еще со времен школьной стенгазеты, где выходили его первые заметки о взаимоотношениях учителей с учениками. За это Мишу недолюбливали ни те, ни другие.

В случае с ГОКом он в полной мере представил обе точки зрения, предлагая читателям самим решить, кто есть кто в этой истории. И они решили. Это было видно по тому, сколько народа вышло на стихийный митинг против ГОКа. Так о проблеме впервые узнали в столице.

Но митинг не спешили разгонять. Горожанам предложили мирно разойтись, пообещав учесть все их требования. А люди ждали, что скажут лидеры протеста. Те самые экоактивисты. Но они уже почувствовали свою силу и захотели создать собственную партию. Начался торг с властью, о чем простые люди не знали. Они стояли и ждали решения лидеров.

Когда наконец сверху дали добро на регистрацию партии, активисты дали людям отмашку разойтись.

– Дадим властям второй шанс! – прозвучало с трибуны митинга.

Миша обрадовался такому исходу. Он был против насилия. Тем более из-за своей статьи.

Тем не менее статья «выстрелила». Сразу после публикации Анатолий Борисович Старожилов, бессменный главный редактор «Полярной звезды», позвал Мишу к себе на летнюю практику.

Это была мечта. Еще со школы Миша покупал каждый номер «Звезды», зачитываясь ее смелыми статьями. В том числе и за авторством Тамары Александровны.

В итоге номеров у Миши скопилось столько, что их пришлось складировать на балконе. Там они и росли аккуратной стопкой, пока мама не вывезла ее в сад вместе с остальной макулатурой. В общей куче «Звезда» соседствовала с «Дилижансом», который мама покупала из-за телепрограммы. В саду бабушка сжигала оба издания в бочке с листвой. Горели они одинаково.

Сразу после митинга «заговорили» и другие издания. Все как один признавали проект ГОКа «недоработанным», и все как один ругали активистов. Как их только не называли. И паникерами, и смутьянами, и агентами иностранного влияния, призванными развалить отечественную экономику. У них тут же отыскали зарубежные счета, откуда шло финансирование кампании против ГОКа. Журналисты призывали искать шпионов, «сливших» документацию о сливе отходов.

А ГОК тем временем объявили проектом федерального значения. Последовала еще одна экспертиза. Столичная. По ее результатам отходы предлагалось сбрасывать в громадный угольный разрез, выработанный за годы советской власти. Его давно следовало чем-то заполнить, но у властей туда руки не доходили.

И вот нашлось решение. Правда, активисты нашли его не менее вредным, чем вариант с водохранилищем. Возле разреза тоже жили люди. Потомки горняков и шахтеров, чей поселок после прекращения угледобычи и без того находился в упадке. Упадка коснулись даже их дома. Они сползали в разрез со скоростью Пизанской башни, а запланированное давным-давно расселение шло еще медленнее.

История с ГОКом должна была обойти поселок стороной. Или боком, как сказал бы Миша. Но благодаря его расследованию теперь поселяне оказались в эпицентре выгребной ямы. Оставалась надежда, что горе-обогатители ускорят процесс расселения, но вместо этого они заложили в поселке храм.

– Чтобы нас отпевать, – безрадостно шутили жители.

По этому поводу активисты решили снова собрать митинг, но общественность от них уже отвернулась. С легкой руки журналистов народные герои превратились во врагов народа. Тогда они обратились в суд, разбирательство в котором по плану должно было приостановить строительство ГОКа.

Но стройку начали и без судебного решения. Когда стали возводить забор с ромбиками, активисты встали стеной перед рабочими. В ответ медная компания привезла из города активную молодежь. Лица ребят были закрыты шарфами и балаклавами. Под таким прикрытием строители продолжили работу. При этом активистов молодчики оттеснили, а особо активных побили.

Прибывшая по вызову полиция не стала принимать у активистов заявление о побоях. Вместо этого возбудили уголовное дело о промышленном шпионаже, в ходе которого у лидеров экодвижения прошли обыски. Суд против «горе-обогатителей» они тоже проиграли.

Конечно, Миша и раньше видел такое обращение с правдой, но впервые испытывал подобное на себе. На своем материале. Ему было стыдно за коллег, позорящих профессию. И больно за профессию, которой он собирался посвятить жизнь.

В нем поселилось сомнение: верный ли он выбор сделал после школы? Это неведомое ранее чувство пугало его, а оно как паразит питалось страхом, пуская свои корни все глубже и глубже. Нужно было как-то выкорчевывать их из себя, и только бег помогал Мише забыться.

Отмена практики в «Звезде» стала для него еще одним ударом. Пришлось срочно искать другое место, и так он оказался в «Городском дилижансе». И все же оставался утешительный приз. «С ГОКом под боком». За статью Миша не получил ни копейки, поскольку был «внештатником», зато приобрел строчку в портфолио. Это слово любила повторять Тамара Александровна:

– Портфолио – это твои инвестиции в будущее.

И Миша инвестировал. Но с момента выхода статьи дивидендов он еще не увидел. Зато увидел кампанию «горе-обогатителей» по обелению своего имени. Они открыли в городе бесплатную секцию по боям без правил, закупили машины скорой помощи и даже пожертвовали на отделку нового кафедрального собора, куда Мишина мама ходила теперь на воскресные службы.

По мере продвижения к центру города маршрутка заполнялась все новыми пассажирами. Они оттеснили Мишу в конец салона, куда почти не доходил свежий воздух. К концу поездки он так вспотел, что стал гадать: сильно ли от него пахнет? Ему самому это было не оценить, поскольку обоняние отсутствовало напрочь.

Миша вспомнил случай из детства, как однажды накануне Пасхи мама пекла в духовке куличи. Тут ей позвонила подруга, и она ушла разговаривать в другую комнату. На кухне остался Миша, который с увлечением смотрел мультики. Он не заметил беды, даже когда плита задымила. Мама с криком прибежала на запах и долго потом кричала на сына:

– Достал уже со своими мультиками! Ничего вокруг не замечаешь!

Она не могла поверить, что Миша не почувствовал гарь в метре от себя.

Уже намного позже Миша прочел о своей болезни и стал утешать себя тем, что неразвитость одного органа чувств компенсируется обостренностью другого. В его случае этим органом было зрение. Точнее, зрительная память. Особенно на лица.

Маршрутка остановилась между остановками. Миша подумал, что кто-то из пассажиров попросил остановиться, но никто так и не вышел. Маршрутка стояла, и Миша с беспокойством нагнулся посмотреть, в чем было дело. В окне задней двери мелькнула фигура полицейского.

С начала месяца Мишу уже третий раз останавливали в этом маршрутке, из-за чего один раз он чуть не опоздал на экзамен. Водитель открыл козырек от солнца, вытащил оттуда права со страховкой и просунул в открытое окно. Полицейский невнятно представился и забрал документы. Пассажиры замерли в ожидании.

– Выйдите из машины, – сказал полицейский водителю и отшагнул в сторону.

Водитель вышел, а пассажиры молча наблюдали, как его обыскивают. Сзади у полицейского болтался короткоствольный карабин, который то и дело съезжал на живот. Миша не сводил глаз с оружия, ощущая его грозную силу. Закончив обыск, полицейский вместе с документами направился к патрульной машине, где сидел его напарник. Водитель маршрутки поплелся следом.

Пассажиры зароптали. Миша уже знал, сколько все это продлится, и достал телефон. До назначенного времени оставалось пятнадцать минут, а до редакции – две остановки. Недолго думая, Миша стал протискиваться к выходу через стоячих пассажиров, приговаривая:

– Разрешите-разрешите…

У самого выхода он поймал себя на мысли, что ему пришлось бы ждать возвращения водителя, будь у этой маршрутки автоматическая дверь.

Галстук бил по лицу, норовя угодить кончиком в глаз. Полы пиджака развевались на ветру будто крылья, а туфли отбивали чечетку об асфальт. Миша бежал с зонтиком в руке точно эстафетник и чувствовал себя глупее некуда.

Запыхаясь, он ворвался в фойе редакции и быстрым шагом направился к турникету. Возле него сидел седовласый охранник. Покосившись на Мишин зонтик, он резко встал и схватился за боковую ручку резиновой дубинки, что висела у него на поясе.

– Здравствуйте, – робко произнес Миша, замедлив ход. – На меня выписан пропуск…