Касание пустоты

У нас вошло в традицию по вечерам после ужина пить чай в гостиной лабораторного корпуса. Мы садились в уютные зеленые кресла вокруг круглого столика в самом дальнем углу, подальше от игровой зоны, особенно шумной по вечерам. Расставляли чашки, и можно было вести неспешную беседу. Костяком нашей компании оставались я, Лео, Райли и Виктор, но периодически к нам подсаживался и кто-то еще.

– Интересно, – задумчиво протянула Лео в последний перед началом экспериментов вечер. – Вот оглядываемся назад, всех великих ученых с их открытиями можно пересчитать. И сразу понятно: вот эти – список – великие. А как они себя ощущали, когда делали эти открытия? Тоже знали, что вот оно, великое, вошло в их жизнь?

– Вряд ли.

Я попытался себе представить, как пивовар Прескотт Джоуль проснулся с утра, обнял жену, хорошо позавтракал, вышел из дома, потянулся, посмотрел на небо и изрек: «Пойду-ка открою закон сохранения энергии. Пора, товарищи!»

– Может, и не будет у нас никаких открытий, – отозвался Виктор.

– Нет, так не получится. Загадочное явление уже есть, объяснять его так или иначе придется. А когда объясняешь загадку – формулируешь открытие, – Райли многозначительно задрал нос. – Так что нам осталось только выбрать, кто из нас станет великим.

– Посмертно, – тихо сказал я.

– Посмертно, – уверенно поддержал Райли. – Потому что при жизни великость открытия мы вряд ли осознаем, только потомки и смогут оценить всю мощь наших умов.

– Не ту профессию я выбрала, – взгрустнула Лео. – В нашей реальности великие – одни физики.

– Это еще почему? – возмутился я. – Гельмгольц и Майер были врачами.

– Значит, у нас с Акихиро огромные возможности, – обрадовался Виктор. – Надо правильно донести потомкам, как оценивать мощь.

Лаборатория состояла из двух комнат, разделенных стеной с ударопрочной металлической дверью. В основное помещение, похоже, стащили все приборы, какие только удалось найти в институте. На консолях вдоль стен и под потолком в совершенно неожиданных местах были развешаны различные фотодатчики и лазерные излучатели. По покрытому крупной плиткой полу змеились провода, местами уложенные в коробы, а местами просто скрепленные пластиковыми стяжками. Все оставшееся пространство стен было занято приборами, часть которых я даже не смог определить. Из знакомого здесь были осциллографы, частично подключенные непосредственно к датчикам, а частично – к ящикам непонятного вида, несколько анализаторов спектра электромагнитных и звуковых волн, излучатели высокочастотных колебаний. Зачем-то – рефрактометры и спектрометры. Где у меня собирались искать спектры, я решительно не понимал.

Данные со всей аппаратуры сбрасывались на центральный компьютер, расположенный во второй комнате. К нему были подключены мониторы, на которые выводились таблицы, графики и какие-то трехмерные визуализации. Напротив двери стоял небольшой диван, рядом с ним ютился круглый журнальный столик.

С лабораторией я познакомился вечером, а уже на следующее утро меня вызвали на инструктаж.

– Мы поставим на тебя датчики. Будем измерять температуру, сердцебиение, давление, насыщенность крови кислородом, нейронную активность, – сообщил Виктор. – При появлении признаков начала распада постараемся максимально оттянуть момент ввода препаратов. Определенный риск в этом есть. Но ты постараешься сам справиться, верно?

– Верно, – кивнул я.

Интересно, датчики увидят, как у меня трясутся поджилки? Пальцы на руках были ледяные, и я схватился за спасительную горячую чашку чая, которую мне сунула Лео. Смотрела она сочувственно, так что, видимо, мое состояние не осталось незамеченным. Надо срочно взять себя в руки, пока мы все тут не расплакались и не разошлись.

– Ты должен будешь попытаться повторить то, что сделал при заезде китайской лаборатории. Что ты, кстати, делал, давай еще раз обсудим. – Райли сидел с диктофоном, рядом с ним стояла камера для записи видео.

– Я пытался услышать и увидеть, что происходит за стеной. Поставьте какую-нибудь преграду и запустите за ней «Поймай меня, если сможешь». Лучше первый, не ремейки. Загляну посмотреть.

– Ты слышал, как мы с тобой говорили в тот раз?

– Да, слышал.

– Тогда делаем так. Ты сходишь за экран, но будешь следить за тем, что мы говорим. Если говорим, что надо возвращаться, возвращаешься. Мы тянем до последнего и вводим лекарства. Ясно?

– Ясно.

Райли отошел к мониторам. Я держался за спасительную чашку, отвернувшись к окну, чтобы никто не увидел моего лица.

– Я не дам им тебя убить, – уверенно пообещала Лео. – Все будет хорошо.

Все будет хорошо. Да.

– Мы готовы, – Райли кивнул на дверь в лабораторию. – Иди, мышка, сыр ждет.

Светильники в лаборатории были приглушены, излучая неяркий рассеянный свет. Все мониторы выводились наружу, туда, где оставался Эванс с командой, а внутри были лишь приборы. Среди них я разглядел портативный лидар, похожий на тот, что использовался на космофлоте. Вчера он мне на глаза не попался. Но сегодня я почему-то отнесся к лидару с нежностью, положил руку на шероховатую поверхность. Надо бы ему имя какое-то дать.

Посреди помещения соорудили пластиковый непрозрачный экран. Я встал в нескольких метрах перед ним. Глубоко вздохнул. Мне очень надо посмотреть, что там, с другой стороны. Очень! Ведь рано или поздно это поможет нам вернуться к нормальной жизни. Я потянулся. Экран становился ближе, еще, еще. Я коснулся его, я проникал внутрь, в каждую пору пластика, я охватывал его собой, поглощал. А потом увидел стоящего за экраном резинового зайца. Кажется, у меня в детстве была похожая игрушка. Я замер. Потом подался чуть вперед и коснулся его.

Истерично запищал браслет на моей руке и одновременно из динамиков раздался голос Эванса.

– Возвращайся. Срочно!

Я коснулся зайца еще раз. Я хотел посмотреть, что у него внутри.

– Алексей! – Голос Лео был выше привычного на пару тональностей.

– Возвращайся! – крикнул Райли.

Пищал браслет.

Я отпустил зайца.

Столько оборудования вокруг. Ящички, что там внутри? Сложная электроника? Пружины, противовесы, гироскопы? Или они вообще фальшивка – нет тут никакого оборудования? Можно демонически рассмеяться. Сейчас, сейчас сделаю это…

– Алексей, вернись назад! – Голос Райли обрел твердость. Он приказывал. Приказывал мне.

Я вернулся через экран. Что же там справа за черной поверхностью самой большой штуковины в этой комнате? Ведь я могу посмотреть туда тоже. Вообще, я могу посмотреть куда захочу.

– Алексей, вернись назад, – повторил Райли.

Я еще отступил. Я колебался. Браслет пищал. Это раздражало. Что там, за черной поверхностью?

– Алексей, вернись назад!

Да боже мой! Я разозлился. И вернулся. Увидел комнату своими глазами. Услышал звук браслета своими ушами. Надо срочно успокоиться, иначе не миновать транквилизаторов. Я сделал глубокий вдох, мир вокруг пошел кругом. Я закрыл глаза. Все хорошо, все отлично. Я весь целиком в себе. Сейчас надо успокоиться. Я дышу, я глубоко дышу. Сейчас все будет в порядке. Все хорошо.

Я стоял зажмурившись. Щелкнул замок двери. Кто-то вошел. Я дышал и не открывал глаза. Браслет стал пищать медленнее, тише, и вот затих. Я сделал еще несколько глубоких вдохов, открыл глаза и тут же получил звонкую затрещину.

– Не смей так делать никогда! – Голос Лео дрожал. – Когда тебе говорят вернуться, ты должен вернуться! Немедленно!

Я моргнул, и мир растворился вокруг.

Глава четвертая

Ненавижу этот процесс – приходить в себя после потери сознания. Успеваешь привыкнуть к уютной темноте, в которой не надо ничего: ни геройствовать, ни принимать решения. Она, как кокон, защищает от всех бед, баюкает в своих недрах. Но нет, приходит реальность. И ты перед ней абсолютно беззащитный, одинокий, потерянный.

Я ожидал увидеть медицинский блок, но оказался на диване в лаборатории. При этом все пялились в мониторы, и никто моим состоянием не интересовался. Гады. Я заставил себя встать. В стороны вело конкретно, но до пульта я добрался.

– Ничего! – Райли стукнул кулаком по панели. – Такое происходит, и ни один прибор ничего не уловил! Как это вообще возможно?

– Сила нечистая, значит, – пробормотал я. – Зовите священника и астрологов.

– Грохнешься сейчас опять. – Виктор мельком бросил на меня взгляд и снова уткнулся в экран.

Вообще отлично.

– А полечить меня не надо, а? Может, таблеточку, укольчик?

Тут все заржали.

– Лео тебя полечила уже, вроде помогло, вон, почти не фонишь, – во весь рот улыбнулся Эванс. – Полежи, док говорит, скоро само все пройдет.

Лео в комнате не было. Однако.

– Что значит «не фонишь»? – Я поустойчивее оперся о приборную панель.

– Смотри, – Райли открыл видеозапись.

Мое движение к панели и потом к зайцу выглядело так же, как в истории с посещением китайцев. А вот когда я пошел назад, начались чудеса. За панелью мои «дорожки» разветвились: одна нехотя, медленно двигалась назад, вторая примерно с такой же скоростью – в направлении большого черного ящика, который меня так заинтересовал. На каждый окрик Райли дорожки замирали, а потом продолжали движение.

На последнем окрике дорожки резко побежали назад и схлопнулись на том месте, где я стоял. Вокруг меня появился какой-то ореол, как будто тело завибрировало. Ореол потихоньку сошел на нет, перестал пищать браслет, в кадре появилась Лео. И отвесила мне оплеуху. Вот тут «фон» исчез совсем.

– Давление еще упало, – сообщил Виктор. – Поэтому и ты упал. А остальные показатели в норме. Сейчас, судя по монитору, давление восстанавливается. Полежи немножко, и все будет хорошо.

– Чертовы приборы не нашли ничего. Ни-че-го. Вообще! – Райли был сильно раздосадован, снова прокручивая информацию на втором мониторе.

– А приборы-то были? – подозрительно поинтересовался я. – Когда находился за экраном, мне показалось, что там все ненастоящее.

– Показалось, – отрезал Райли. – Док велел тебе полежать. Иди. Полежи.

Ладно. Кто я, чтобы спорить? Слегка придерживаясь за мебель, я дошел до дивана. Постоял. И пошел дальше к выходу. Отколоть, что ли, номер, заглянуть за стены, где там Лео, а? Но мне было слишком хреново. До гостиной я шел так долго, как будто она была в соседней вселенной. Кружилась голова, и периодически накатывала тошнота. Но я дошел.

Лео сидела на подоконнике, обхватив колени, и смотрела в окно. Я не пошел к ней, а сел в первое попавшееся на пути кресло. Лео не повернулась, хотя слышала, как я вошел. У меня тоже не было сил разговаривать. Я чуть сполз по спинке кресла, откинул голову и прикрыл глаза. Мир стал кружиться чуть меньше.

– Ты напугал меня, – тихо сказала Лео. – Почему ты сразу не пошел назад?

– Это очень необычное состояние, понимаешь? Мышление становится другим. Окружающее вызывает удивление и желание добраться до изнанки вещей, с этим трудно бороться. А у вас же был чудо-укол. В конце концов, кольнули бы меня, чего пугаться?

– Мы не успевали, – еще тише сказала Лео. – Виктор сказал, что не добежим. Нужно, чтобы ты сам.

Сердце стукнулось о ребра и ушло в пятки. Побилось там немного и вернулось на место.

– Ну, сейчас-то все хорошо. – Голос меня не выдал. – Я сам справился. Ты помогла. Мы молодцы.

– Я не хочу в этом больше участвовать… – А вот ее голос дрогнул. – Я не представляю, как жить дальше, если в следующий раз ты не справишься и сделаешь это у меня на глазах.

– Да брось. Мы тут все сильные. Космонавты, исследователи новых миров. Будешь жить как и раньше.

Я открыл глаза и посмотрел на нее. Она плакала, беззвучно, еще сильнее обхватив колени.

– Нам нужны эти эксперименты, Лео. Они помогут разобраться, что с нами, помогут вернуться к привычной жизни. Но мне нужна ты рядом. Я не смогу один там, понимаешь? В эту программу не брали хлюпиков. Мы все – отборные борцы и победители. Перестань жалеть себя и меня. Пожалуйста.

Лео бросила на меня яростный взгляд, вскочила и резко вышла из гостиной. А я, вымотанный до предела, закрыл глаза. И заснул.

Виктор сказал, что до следующего эксперимента нужно подождать несколько дней, чтобы я полностью восстановился. Все это время физики искали хоть что-нибудь в полученных данных. Но, как в первый же час определил Райли, там не было ни-че-го.

В днях недели мы уже давно потерялись, но я готов был поклясться, что сегодня воскресенье. Поэтому очень удивился, когда капитан по коммуникатору потребовал зайти в лабораторный корпус. Новых исследований не планировалось, а по выходным мы все-таки старались не обсуждать рабочие вопросы.

В лаборатории я встретил Виктора и ребят-двигателистов. Нас пригласили в конференц-зал, который сегодня был настроен под формат круглого стола. У входа стоял капитан Аджит и разговаривал с не знакомым нам высоким мужчиной. Тот был одет в штатское, но выправка и манера держать себя выдавали его. С виду незнакомцу было около пятидесяти. На висках проступала седина, которую тот не стал убирать нанопигментами, как это было модно, а оставил, будто специально, чтобы подчеркнуть возраст и статус. Когда мы зашли, мужчина окинул всю группу оценивающим взглядом и пристально, с едва заметной усмешкой, уставился на меня.

– Это и есть наш герой? – спросил он у капитана, а затем, сделав нам приглашающий жест, двинулся в сторону стола.

Я заметил, что Аджит не особо рад этой встрече.

– Разрешите представить, – капитан кивнул на гостя, – генерал-лейтенант Космического управления России, Коломойцев Артем Витальевич.

– Я неофициально, – Коломойцев коротко улыбнулся, все так же не спуская с меня глаз. – Официальные представители еще навестят вас.

В нем было что-то неуловимо знакомое, но я никак не мог понять, что именно.

– Не оставите нас? – Коломойцев кивнул капитану.

Аджит слегка нахмурился, но тут же попрощался и вышел.

– Как вы здесь? – Артем Витальевич наконец-то оторвал от меня взгляд и приветливо оглядел всю команду.

– Почти не жалуемся, – ответил за всех руководитель двигателистов. – Но держать близких в неведении сложно.

– Понимаю. – Коломойцев подался вперед. – Но пока разрешения на распространение информации не будет. Коллеги, я приехал напомнить вам, как важно для нашей страны то, что вы делаете. Безусловно, Россия уважает и соблюдает мировую конвенцию об открытости и свободном обмене научными данными. И ваши исследования как в космосе, так и здесь – достояние мировой науки. Но наше государство очень ценит именно ваш вклад в эти самые исследования. Результаты каждого из вас – ценность для страны.

Он поотвечал на вопросы, поинтересовался бытовыми условиями. Рассказал, что полеты в дальний космос сейчас приостановлены и что от результатов наших исследований зависит, как и когда они возобновятся. Затем отпустил всех, а мне предложил пройтись по парку.

Идя рядом с нашим гостем, я почему-то чувствовал себя вышагивающим у зеркала. Мы с Коломойцевым были одного роста, при этом он почти моим движением засунул одну руку в карман куртки, а другой размахивал в такт шагам. Я спрятал в карманы обе руки и немного ссутулился, чтобы не казалось, будто повторяю за ним.

– Алексей, – Коломойцев заметил мои действия, но быстро спрятал усмешку, – что скажешь по поводу ваших экспериментов?

– А что тут сказать? Пока все неудачно. Измерения ничего не дали.

– Это понятно, – небрежно отмахнулся он. – Что ты чувствуешь в процессе экспериментов?

Странный допрос. Я никак не мог понять, к чему он клонит.

– Страх я чувствую, – ответил я.

– Страх – это хорошо, – Коломойцев кивнул каким-то своим мыслям. – Я разговаривал с Эвансом, он просил собрать тебя в кучу. Эксперименты сопряжены с опасностью для жизни, а ты ведешь себя непредсказуемо. Ты же понимаешь, как много стоит сейчас на кону?

Я помолчал. Мы ушли от жилых корпусов и углубились в парк. Когда я здесь был утром, между деревьями вился туман, добавляя немного загадочности осеннему пейзажу. Сейчас туман растянуло, и серое небо уныло проглядывало сквозь голые ветки. Настроение мое было хмурым под стать окружающей природе.

– Я делаю все, что в моих силах, товарищ генерал-лейтенант.

– Ой, вот не надо этого перехода к званиям! Мы просто разговариваем… – Внезапно Коломойцев развернулся в сторону и замер.

Я удивленно огляделся, пытаясь понять, в чем дело. Со стороны небольшого паркового пруда к нам приближалась Лео.

– Привет! – Она помахала рукой, не дойдя шагов десяти до нас.

– У нас гости из Космического управления России. Артем Витальевич, – я кивнул на Коломойцева. Тот почему-то был бледен. Вытянулся по стойке смирно, опустив руки.

– Очень приятно, я Лео, лингвист.

Коломойцев сухо кивнул, потом резко развернулся ко мне:

– Про поведение мы же договорились?

Опешив, я даже не успел согласиться, а он уже развернулся и быстро пошел назад.

– Что это было? – удивленно посмотрела ему вслед Лео.

– Сам не пойму.

– Он похож на тебя, вы родственники?

– Нет, конечно.

Лео засмеялась.

– Все понятно, значит, в России к полетам в космос допускают только определенный типаж с одинаковым набором генов.

– Зато француженки все разные, – парировал я.

– Да, – улыбнулась она.

На лицо упали первые капли дождя. Я задрал голову вверх, пытаясь понять, ждать ливня или дождь покапает и пройдет, но Лео потянула меня за рукав, не дав стать метеорологом.

– Пойдем выпьем горячего чая.

Я пошел за ней. У корпусов снова увидел Коломойцева. Тот разговаривал с капитаном и Райли. Через некоторое время к ним подъехала машина с тонированными стеклами и остановилась чуть в стороне. Коломойцев закончил разговор, кивком попрощался с Райли и скрылся в машине.

– Чего он хотел? – спохватилась Лео, провожая машину взглядом.

– Да я и сам не понял.

– На тебе медицинские датчики, – инструктировал меня Виктор, проверяя на компьютере снимаемые с них показания. – Но исследовать в этот раз будем не поведение твоего организма, а то, что от тебя исходит. Следи за своим состоянием. Как выяснилось, во время эксперимента в распад ты уходишь очень быстро, мы просто не успеваем ввести лекарство. Поэтому, Лёх, ты должен слушать команды Райли и подчиняться им, независимо от того, чего хотят остальные лёшики. Усек?

Я кивнул, пропустив его шутку. Что никто не придет мне на помощь – плохо. Но хорошо, что я знаю об этом заранее.

Лео до сих пор так и не появилась, хотя я просил ее побыть в наблюдателях. И, насколько знаю, не только я. Это было удручающе. Находясь в толпе ученых, я тем не менее ощущал себя одиноким брошенным ребенком.

– Готов? – Райли кивнул на вход в лабораторию. – Экран мы не ставили, ты рвался к каким-то приборам, иди к ним.

– Током не долбанет? – неловко улыбнулся я.

– Вот и посмотрим, – неуверенно ответил Райли. – Пусть хоть что-то произойдет. Ну… откачаем. Наверное.

Оптимисты…

Я зашел в комнату, встал в центре. Несколько раз глубоко вздохнул. Включился динамик.

– Я здесь, – сообщила Лео. И отключилась.

Я выдохнул и закрыл глаза. Замедлил сердцебиение. Ну что же, мой интересный черный ящик, давай знакомиться. Открыл глаза и потянулся к его поверхности. Очень быстро, до внезапности, я оказался рядом и стал вбирать стенку прибора в себя, протискиваться внутрь сквозь атомы, ввинчиваться в пространство, вибрировать в нем, расширяя кристаллические решетки металлической конструкции.

Запищал браслет.

Динамик молчал.

Я заглянул внутрь. Провода, какая-то электроника. Многоногие микросхемы и россыпи мелких деталей. Я запутался среди объединенных в шлейфы проводов. Потерялся на большой плате, в ее многослойной переплетающейся структуре. Я шел дальше. Я отлеплялся от притягивающих элементов. Проваливался глубже.

Браслет пищал.

Мне надоел черный ящик. Я пошел назад. Но замер возле зеленых огоньков, бегущих по плате. Они гипнотизировали, перемигивались, манили.

– Алексей, возвращайся! – отмер динамик.

Браслет пищал.

Я потянулся к огонькам. Коснулся одного из них. Посыпались искры и полыхнул огонь.

– Алексей, назад!

Браслет пищал.

Я поглощал огонь, вбирал его в себя. Огонь хороший, он дарит тепло. Я наслаждался им. Я перебирал пламя, как струны, входил в его структуру.

– Алексей, вернись назад!!!

Я отпустил огонь.

Отступил.

Я видел всю комнату одновременно. Я был комнатой. Во мне горел огонь.

Пищал браслет.

– Алексей, вернись! Немедленно!

Я должен слушаться. Я вспомнил это. Нужно слушаться. Нужно вернуться назад, но куда, если я – это все? Как перестать быть всем?

Я вспомнил, что умею дышать, и сделал несколько вдохов. Это помогло, я нашел себя. И понял, куда нужно вернуться.

– Пожалуйста, вернись, – просил динамик.

Да-да, я иду. Иду. Вот уже отошел от сгоревшего ящика. Я возвращаюсь.

Браслет пищал.

– Быстрее, – скомандовал динамик. – Быстрее!

Я потянулся к себе, ускорился и снова сошелся весь в одном месте. Вдох оказался общим, дышал весь я. Я закрыл глаза. Нужно успокоиться. Вот я весь, целый, стою на месте и дышу. Раз, два, три… Писк браслета замедлился. И стих.

Раз, два, три. Я дышу, как перед прыжком в воду.

Раз, два, три. Я могу открыть глаза. Я больше не «фоню», как говорил Райли.

Раз, два, три. Щелкнула дверь.

– Не лупи меня, – попросил я, не открывая глаз.

– Тихо, парень, – сказал Виктор. – Дыши.

Видимо, что-то не так. Я не рискнул открывать глаза. Почувствовал иглу в плече. Стало легче дышать.

– Глаза можно открыть, – сообщил Виктор. – Я ввел совсем чуть-чуть транквилизатора, стабилизировать активность мозга. Падать и спать ты не будешь.

– А чертовски хочется, – пожаловался я.

– Ну, извини… Открывай глаза.

Я подчинился. И услышал общий вздох из-за открытой двери. Зрение плохо восстанавливалось, никак не мог разглядеть, что послужило причиной такой реакции собравшихся.

– Помоги ему до нас дойти, – распорядился Райли в динамик, хотя и из-за двери его прекрасно было слышно.

– Что не так? – спросил я тихо.

– Непонятно. Но проходит, Лёх.

– Непонятно что?

Я оперся о его руку и дал Виктору вести меня за собой.

– С глазами что-то, – невнятно ответил он. – Но рассасывается, правда. На видео посмотрим позже.

Зрение восстанавливалось. Я сидел в кресле. Лео сунула мне чашку с чаем в руки и села рядом. Я слышал ее рядом. Странный эффект.

– Смотри! – выкрикнул один из техников, просматривавших показания приборов. – Смотри, откуда пришло отражение! Как это вообще возможно?

Я тоже хотел смотреть. Лео придержала меня за плечо, не давая встать.

Пришел Акихиро.

– Давай-ка закапаем в глаза, – спокойно сказал он, останавливаясь возле меня. – Должно помочь.

Коснулся щеки, чтобы я не дергался, развел веки и капнул. Обожгло так, будто серной кислоты налил. Я дернулся и, возможно, даже вскрикнул. Глаз буквально выжгло, как бумажку, но в следующий миг боль утихла и вернулось зрение.

– Лучше же? Давай второй, – Акихиро настойчиво меня потряс.

– Что это за кислота? – в ужасе спросил я.

– Да обычный дексаметазон. Ничего страшного нет. Давай.

Второй раз я был готов к эффекту, но, когда капли попали в глаз, все равно заскулил.

– Ну ты и нытик, пилот, – ухмыльнулся Виктор. – Кто бы мог подумать.

Я жалел себя еще минут пять. А потом поплелся смотреть на творение своих же рук – или что там было на их месте.

Черный прибор реально сгорел. На полу стоял оплавившийся металлический остов, из которого торчали какие-то недогоревшие внутренности. Плитка в радиусе полуметра потемнела, на паре стоящих рядом приборов покоробились пластмассовые ручки. Но других повреждений, похоже, не было.

– Красиво ты его, – кивнул Райли. – Затейливо. Видео показать?

– Да. Что вы нашли?

– Отражение с лидара странное. Смотри, лазер зашел в твою копию и должен был вернуться вот в эту точку. Но вернулся он совсем в другое место, как будто шел вот отсюда. – Райли ткнул на экране в область, отстоящую от моего контура на пару метров по ходу движения.

– И что это должно значить? – Боже, какой я, наверное, тупой, с их точки зрения. Они так радуются: лучик в другом месте вышел.

– Изучим, – задумчиво отозвался Райли. – Смотрим видео?

Я кивнул.

К черному ящику мне действительно удалось добраться быстрее, чем в прошлый раз к экрану. А дальше я не охватил ящик, а ввинтился внутрь его. Чем был занят внутри, видео не зафиксировало, а потом ящик коротнуло, и он загорелся. Я побыл внутри ящика еще несколько секунд и начал возвращаться. Медленно, но примерно на полпути ускорился и схлопнулся в себя.

– Что это? – я ткнул в изображение своего лица на экране. – Раньше такого не было.

Глаза были страшные. Полопались все сосуды, и зрачки в кровавых подтеках напоминали пулевые отверстия в мишени.