Палиндром

И хотя всем сейчас буквально видится, что Мистер президент таким образом к себе приблизил советника Болтана, всё же что-то всем внутри себя подсказывает, что советник Болтан от такой близости к нему президента, ничуть не выигрывает, а даже несколько проигрывает в глазах остальных членов совета. И на этот раз каждый из членов совета безопасности вынужден про себя признать, что на этот раз он ничуть не против того, что Мистер президент из всей массы советников и генералов, таким образом выделил не его, а Болтана. Правда при всём при этом, вопрос о том, что это всё значит, так и не ушёл с повестки дня внутренней умственной деятельности господ советников и генералов.

Между тем Мистер президент, чей вид после встречи с шевелюрой Болтана, не в пример Болтану выглядел покладистей и добродушней, отступил от того и направился к своему председательскому месту, где его ожидали различной крепости и срочности предложения в виде пузатых бутылок коньяка.

И если в прежнее время он немедленно бы приступил к рассмотрению наиболее выдержанного и настоявшего на своём рассмотрении пятизвёздного предложения, – двадцатипятилетней выдержки коньяк так и просится в руки открыть, и не спеша, обстоятельно рассмотреть, – лучезарно улыбаясь, в очередной раз подтвердит крепость своего единого курса президент, – то сейчас он не только не останавливает свой взгляд на этих, никогда не будут лишними, в дальнесрочной перспективе решаемых предложений, а он также проявляет равнодушие к сигарам, перекур на которые прямо прописан регламентом взаимоотношений организмов членов совета по нацбезопасности с самим собой – после первой перерывчик небольшой, а после второй следует дымный перекур. Так необходимый им для того чтобы закрепить тепло разогретого организма этой дымной присадкой, где можно с лёгкостью пустить дым своему амбициозному соседу и пока он протирает задымлённые глаза, то можно за его спиной составить ситуативный альянс с другим его соседом, которому уже в глаза пустил свою долю дыма этот неосторожный на свои дымные высказывания сосед.

И только сейчас, после того как Мистер президент устоял перед этой пагубной привычкой, курить сигары, которая ещё и ни таких, а куда как более крепких президентов ломала, все поняли, насколько волнующ для президента озвученный им вопрос. И какую на самом деле огромную опасность несёт их существующему миропорядку то, что подспудно предложила Первая леди.

– Если уже сейчас Мистер президент, невольно чувствуя незримое присутствие здесь, на заседании совета по нацбезопасности, да хотя бы той же Первой леди или её сообщницы по женскому равному праву, какой-нибудь миссис Наперекор всему что ты мужлан сказал, не закидывает на стол ноги, чтобы как он обычно делает, пустить дыма всем в глаза, а ведёт себя прямо-таки загнано обстоятельствами внешнего женского вмешательства, то что будет тогда, когда здесь, в ситуационной комнате, на совете по нацбезопасности будут через одну присутствовать все эти миссис Наперекор всему что ты сказал мужлан? – похолодел от этих мыслей спецсоветник президента, пан Паника. – Да они, ни то что бы слова, а и полслова сказать не дадут, – заахал про себя пан Паника, представив, как ему затыкают рот уже на подступах к тому, чтобы сказать что-нибудь такое советливое, – а его, между прочим, сам президент об этом попросил, испросив его совета.

– Знаю я, о чём эти все твои советы, – так и режут пана Паника тяжёлые в своей красноречивости взгляды советниц, введённых совсем недавно в совет по нацбезопасности, – думаешь, как подбить Мистера президента на какую-нибудь авантюру, с обязательным участием какого-нибудь диктатора, которого ты для виду предложишь проучить. Когда на самом деле, ты, движимый своей внутренней сексуальной доминантой, – а это даже не вздумай возражать, она в каждом из вас природно присутствует, – в желании всё подавлять и всем подчинять себе, хочешь воспользоваться плодами диктаторства свергнутого диктатора – его гаремом.

И пока пан Паника безмолвствует сбитый с толку всеми этими обвинениями в свой адрес, грозящими ему не меньшими проблемами, чем у тех безмолвных в природном плане охранников диктаторских гаремов, новые советницы уже столько всего толкового насоветовали Мистеру президенту, что пан Паника и не заметил, как потерял в глазах президента себя как толкового и ничего не страшащегося советника.

И надо ответственно сказать, что пан Паника был не один, кто так упаднически насчёт своего будущего надумал, и многие из членов этого совета начали раньше времени претерпевать неудобство своего нахождения на этом своём месте, где пока нет места женскому голосу. А вот потребуй от них отчёта своим действиям на этом совете по нацбезопасности комиссия, специально созданная для рассмотрения их деятельности в период их участия в этом совете, то он и не будет знать, что сказать в ответ. – А вот скажите нам, господин Подлый, всем здесь в отличие от вас здравомыслящим людям, какими образом вы отстаивали равные права будущих советниц президента, которых по каким-то неестественным причинам столько времени не допускали участвовать в заседаниях этого вашего совета по нацбезопасности? – своим презренным взглядом втаптывала прямо в собственную грязь этого господина бывшего советника, а сейчас всеми презираемого господина Подлого, председатель комиссии по расследованию этой всей сверхамбициозной деятельности членов совета по нацбезопасности, спецпрокурор Пилатея.

И что может сказать в ответ этот господин Подлый, как кроме того, что сослаться на то, что его по незнанию последствий вовлекли во всё это и, уверив в том, что ему опасаться нечего, – это всё пан Паника, посмеиваясь, внушал, что пока он жив, ноги здесь женской не будет, – раз за разом заставляли отклонять все эти просьбы Первой леди и стоящей за ней женского сообщества. – Подлец вы, господин Подлый, – выносит вердикт спецпрокурор Пилатея. – Но не это нас интересует, а вот то, что вы скажите насчёт деятельности Мистера президента. Как он и что говорил на том самом знаковом совещании, когда рассматривался вопрос о предоставлении больших прав, нам, женщинам. – Спецпрокурор Пилатея, дабы подчеркнуть свою связь с этой частью человечества, сняла с головы судейский парик и оголила свою жёсткую физиономию причёской ёжиком.

– И прежде чем вы ответили на этот, не побоюсь этого слова, судьбоносный для вас вопрос, хочу вам напомнить о том, что пан Паника ровно в таких выражениях высказывался о вашей зловещей роли в совете по нацбезопасности. Называя вас серым кардиналом политики президента. Он, этот господин Подлый, как говорит пан Паника, первый с кем собутыльничал президент. И цирроз его печени прямое тому доказательство. Тогда как я совсем не жалуюсь на свою печень, хоть она и несколько расширена. – Так что вполне понятно, почему все вокруг приуныли. Правда не без своих исключений в лице всегда с оптимизмом на себя смотрящего, генерала Браслава.

– А вы, Мистер президент, не слушайте её. – С каким-то прямо бесстыжим и самодовольным видом, вот это и не знаешь как назвать что, сказал генерал Браслав, покоробив слух и уши присутствующих на совещании господ, у которых имелись обязательства не только перед своей страной, но и первоочередные, перед своими жёнами. Где перед их глазами в тот же момент встали их ни в чём неуступчивые жёны, которые тоже не могут оставаться в стороне, когда их муж, видный политик, только и занят тем, что проводит в жизнь свою политику. И они как их муж, тоже проводят в жизнь, но уже свою политику. Она у них называется политикой сдерживания своего супруга, который уж больно горазд на обещания, а вот на выполнения, то вот тут от него этого не дождёшься.

– Где козёл обещанная шуба? – хватает прямо за живое, за бороду, своего многообещающего мужа, конгрессмена Ролекса, его вечно прибедняющаяся супруга (видимо у Первой леди с этой леди Ролекс были натянутые отношения, раз она не поскупилась в её адрес на такие эпитеты), леди Ролекс.

– Какая ещё шуба? – в недоумении хлопая своими наглыми глазами, ещё спрашивает этот бесстыжий конгрессмен Ролекс. Как будто ему не видно, как его супруга мёрзнет под презрительными взглядами леди в шубах. И только теперь ей открылось настоящее значение этого эпитета «многообещающий» и как сопутствующее ему, выражение «подающий надежды». – Только обещать и может. – Сделала вывод леди Ролекс. – А что уж говорить о надеждах, – леди Ролекс нахмурив лоб, начинает вспоминать об этих надеждах, итогом чему служит её резюмирование своих умственных подсчётов, – подавать одно, а вот оправдывать, как оказывается это совсем другое. И что легко даётся, то нелегко выполняется.

Так что им только и остаётся, как держать в узде своих всёзнающих и всё могущих только на словах и людях конгрессменов.

– Смотри у меня, не будешь меня слушать и слушаться, я тебе такое дома устрою… – выставляя за двери дома своего неотзывчивого на желания супруга конгрессмена, бросает ему в дорогу эти напутственные слова, его почему-то с утра вечно рассерженная супруга. В результате чего озадачивает и так не собранного конгрессмена этой спрятанной в её послании загадкой: «Я тебе такое дома устрою…». – Что это может значить? – всю дорогу на свою службу задаётся этим вопросом конгрессмен, всё больше и больше нервничая. Ну и как результат всей этой его рассредоточенности, он не может сосредоточенно работать над законопроектами, которые и принимаются вечно в сыром виде. Да так, что потом все начинают доправлять их всевозможными поправками, без которых этот законопроект почему-то не работает. Как будто и так неясно, почему он не работает.

Между тем первая оторопь от заявления генерал Браслава сошла с лиц, и Мистер президент, кого в первую очередь касалось это заявление Браслава, подходит к столу, затем опорно на руки, наклоняется над столом и, глядя в упор на этого смелого в своём безрассудстве генерала, спрашивает его. – А вы, генерал, женаты?

На что ожидаемо всеми не свободными от супружеских обязательств господами, следует наполненный отрицанием ответ. – Нет. – Уже не так здорово как прежде, с долей волнения даёт ответ Браслав. – Здесь Мистер президент мог бы торжествующим взглядом обвести лица других подкаблучников, – мол, видите, а я вам что не говорил, – но он видимо хочет полной победы. И Мистер президент пригвождает генерала Браслава к месту своим знанием жизни и присутствующих в ней очевидных вещей. – Тогда вам, как человеку мало разбирающемуся в этом вопросе, лучше не встревать со своими советами в разговор более наученных жизнью людей. – Мистер президент приподымается с места, и прежде чем направится к своему председательскому месту, бросает Браславу важное замечание. – Не слушать не получится.

– Но что тогда делать? – так прочувственно спросил генерал Браслав президента, что все присутствующие на заседании члены совета по нацбезопасности, и Мистер президент в том числе, про себя догадались, что генерал Браслав неспроста так живо интересуется этим вопросом. – Он однозначно хочет вступить в тот клуб, к которому они все приписаны, и выход откуда, как минимум, без горького опыта, за который придётся очень дорого заплатить, и знаний о своей настоящей ценности – как ещё земля держит таких тяжёлых на умственный подъём людей, – не предусмотрен.

– И кто это интересно, не побоялся и сумел взять в плен этого, до дурости бесстрашного генерала? – задался про себя вопросом Мистер президент, олицетворяя всем своим, вначале глазам своим не верю, а затем, любопытствующим видом, всеобщую озабоченность за Браслава и за избранницу его сердца.

– Нет, пожалуй, в лобовую атаку нашего Браслава не возьмёшь, – глядя на Браслава, начали размышлять все вокруг, – тут явно не обошлось без использования обманных манёвров и спецсредств.

– Так генерал вначале был введён в заблуждение некоторыми нескрываемыми качествами этой неизвестной, но судя по всему, отважной особы. – Здесь уже скорей всего сама Первая леди взяла на себя ответственность за расследование сердечной деятельности генерала Браслава, а по-другому и не объяснить, такое хорошее знание этими думающими людьми дел сердечных, и всех сопутствующих им дорожек к сердечной близости. – Она его своим острым локтём в бок отпихнула, стремясь первой забежать в лифт. – Продолжила рассказ Первая леди. – А когда Браслав, ошалев от такой её уверенности в собственных силах, очнулся, то лифт уже уехал вместе с нею. И как он ещё сейчас вспомнил, то она с сожалением пожала плечами, улыбаясь ему сквозь закрываемые створки лифта. Ну а дальше и говорить не надо, что Браслав с этой минуты ни о чём не мог думать, как об острых локотках этой, судя по звёздам на погонах, майорши, чьё такое сокровенное пожимание плечами, раз за разом плющило его рассудок, выдавливая на его лице глупую улыбку.

– При этом генерал Браслав мог не опасаться за то, что он выдаст себя лицом – во-первых, мало кто решался смотреть ему прямо в лицо и оттого, мало кто знал, как по настоящему выглядит вблизи генерал Браслав, что для маскировки даже не плохо, а во-вторых, его мужественность лица была ничем не пробивная и все эти его радостные улыбки застревали в желваках, так и не достигая поверхности его лица. – С выдохом закончила обрисовку генерала Браслава Первая леди. С чем не могла не согласиться Ханна, мужественней Браслава не видевшая генералов – он не испугался сразу двух журналисток феминисток и уступил им место в первом ряду на пресс-конференции президента.

– Ну и какими окольными путями Браслав встретил свою майоршу? – спросила не спешащую развивать сюжет рассказа Первую леди Ханна. Но видимо для Первой леди эта встреча генерала с майоршей была не менее важной, чем для них, а это значит, что она должна произойти в ореоле романтики и чуть-чуть драматизма, раз она не спешила раскрывать все эти тайны, которые нуждались в отшлифовке воображения.

Но раз Ханна так спешит и не даёт Первой леди ввергнуть Браслава в бездну сомнений, затем обрушить на него череду преодолений тяжелейших препятствий на своём пути к майорше, – где самое невозможно сложное препятствие состоит в необходимости преодолеть самого себя, отшельника по жизни, – и как итог, спасение майоршей в весьма впечатляющем бикини Браслава, тонущего у подножья Ниагарского водопада – Браслав от вида этого бикини и майорши в нём, лишний раз продохнуть не мог, что не позволило ему нахлебаться воды и затонуть как «Титаник», – то Первая леди ничего больше придумывать не будет и расскажет всё как могло быть.

– Браслав отдал распоряжение своим подчинённым узнать, что ещё тут за такая майорша объявилась. А как получил на стол списочный состав всех находящихся в составе вооружённых сил майорш, то по анкетным данным быстро отыскал эту взбаламутившую его разум майоршу. – И опять эта Ханна упорствует своём желании забегать вперёд и из любопытства, которому всё не терпится, задавать вопросы. – И кто эта майорша? – перебив Первую леди на полуслове, задаёт вопрос Ханна. А ведь Первая леди и так до сухого на чувства и переживания минимума, сократила свой рассказ, а Ханне всё неймётся и переживается.

Впрочем, Первая леди её понимает и не сердится. – Майорша Касси. – Озвучивает имя этой сердцеедки Первая леди. На что Ханны делает вспоминающее лицо. Но видимо там, у неё в памяти, нет места таким именам, и Ханна вынуждена признать, что рассказанная Первой леди история падения генерала Браслава в глазах остальных генералов, начала терять у неё интерес. Что без труда замечается Первой леди, – она по себе знает, какой не интерес вызывают люди незнакомые, – и она быстро заканчивает с этим обмысливанием Браслава и возвращается к Мистеру президенту, от которого все ждут ответа на этот, много чего открывший, вопрос Браслава.

– И Мистер президент, чувствуя какие надежды возлагают на него взгляды членов совета по нацбезопасности, – начала свой рассказ Первая леди, – он оказался по перекрёстным огнём глаз всех этих не знающих меру господ, воспалённых желанием не останавливаться в этой переходной данности, они требовательно смотрели сквозь президента на стоящие на столе не пустующие бутылки с коньяком и желали продолжать рассматривать волнующие их вопросы, – крепится и, набравшись смелости, своим сообщением ввергает всех здесь присутствующих в бездну своего потрясения.

– Я подумываю развестись. – Вот так прямо, без всяких оговорок на сроки дальних перспектив не осуществления задуманного, обрушивает на всех эту новость Мистер президент. И не давая никому опомниться и как-то собраться с духом, в один шаг сокращает до минимального расстояние между собой и уже открытой бутылкой, которая в один момент оказывается вначале у него в руках, а затем приставленная в горле. И теперь все вокруг, кроме самого Мистера президента, в своей растерянности сидят вдавленные этой оглушающей новостью в своих креслах и, ничего не понимая, сглатывая горлом воздух, смотрят на эту картину, где Мистер президент так опустошающе себя ведёт.

При этом каждый из них думает не о том, какая всё-таки у Мистера президента лужёная глотка и что ему пора уже завязывать так себя противопоставлять всем другим, а все вокруг почему-то думают о тех последствиях, которые непременно произойдут после такого единения Мистера президента с бутылкой. И ладно бы, если они думали о здоровье Мистера президента, которое подтачивается таким его безудержным отношением к жизни, но нет, они думают только о себе, в частности о своих пустых головах, ударом об которые вскоре отзвонится опустевшая бутылка в руках Мистера президента. А вот чью голову на этот раз выберет Мистер президент, то вот этот вопрос и мучил все эти самовлюблённые головы.

И вот теперь им, всем этим умным головам, почему-то совсем не хотелось выделяться и никак не желалось, чтобы именно его лучезарную голову выделил для себя Мистер президент, а затем так её отметил с разгона бутылкой, что …Ну а что дальше бывает, то всем здесь известно, кроме разве что только отмеченного судьбой и выделенного Мистером президентом человека.

Правда ещё есть шанс как-то повлиять на будущее Мистера президента, если удастся перенаправить его внимание на более существенную проблему. И генерал Браслав, всеми областями головы чувствуя, что сегодняшний жребий падёт на него, – а нечего было так задаваться вопросами, – предпринимает предупреждающую атаку.

– Мистер президент! – достаточно звучно, чуть громче глотательных движений президента, обратился к президенту Браслав. В результате чего сбивает с набранного темпа президента, который зажав языком горлышко бутылки, продолжая её держать в готовности, со всей внимательностью прищуренного в хитрости правого глаза смотрит на Браслава и ждёт от него действительно важных новостей. А иначе ему точно быть отмеченным судьбой.

Что вполне понимает Браслав, уже и носом чувствуя, что ему будет трудно отвертеться, когда его на него вслед за бутылкой посыплются ударные встречи кулаков президента. – Мне кажется, что это несколько поспешное решение. – Сказал Браслав. Зажмурившись и, чуть вжав голову в плечи, приготовившись к встрече с брошенной в его сторону бутылкой. Ведь никто, даже советники не решаются так категорично себя вести по отношению к президенту. Но вроде бы ничего не летит и как отжмурившийся Браслав и вслед за ним и другие так же как он поступившие, такие же как он поспешные и чрезвычайно чувствительные люди видят, то президент хоть и держит наготове в руках бутылку, но при этом не так агрессивно выглядит, чтобы можно было опять прижмуривать свои глаза. И он с наплывом дымки на глаза смотря на Браслава, спрашивает его. – И когда ты мне разрешишь так начать думать?

И хотя в этом вопросе президента заключалась некоторая агрессия, генералу Браславу отступать было некуда, позади только спинка кресла, а за ней на десять секретных замков запертая дверь, ключ от которой лежит в нагрудном кармане президента, – только я решаю, когда вас отсюда можно будет выпустить, покручивая этот золотой ключик в своих руках, бахвалился своим всесилием Мистер президент, – и он озвучивает то, что хотел сказать.

– Мне кажется… – здесь Браслав сбивается со слова, но совсем ненадолго и он, справившись с собой, уже более твёрдым голосом заявляет. – Нет, я просто уверен. До следующего президентского срока. – В завершении своих слов, Браслав со всей своей силы так крепко ударяет кулаком по столу, что на нём подпрыгивают не только блюдца с лимончиками и шоколадки, но с него также слетает вся пыль сегодняшних наслоений, состоящая из всех глубокомысленных пересудов, отражений на поверхности стола лиц и суровостей этих лиц, и другого рода, малозначащих мысленных переплётов.

Ну а как только Браслав так чётко выразил свою позицию, то Мистер президент в одно мгновение теряется в руках, из которых выскальзывает бутылка, растеривается в лице, которое расплывается в признательности к Браславу, и как итог всему, он звучно разбрасывается словами. – Так вы меня считаете достойным кандидатом на второй срок, и выдвигаете? – не веря своим ушам, в растерянности спрашивает Браслава Мистер президент.

– Только ты и достоин! – подскочив на ноги, заглушая все местные голоса разума, орёт генерал Браслав, чьё ты обращение к президенту, теперь считается за должное (Браслав в один момент стал доверенным лицом президента). Куда вслед за ним подскакивают и все остальные, и криком согласия начинают присягать на верность Мистеру президенту.

Отчего Мистер президент, ещё больше, чуть ли не безмерно воодушевившись, – возможно дало знать в одну харю выпитое, – но всё же ещё окончательно не утратив чувство реальности, решает разделить своё воодушевление со всем своим окружением. И при этом не только предвыборными обещаниями, но и на данный момент самым существенным, коньяком. Для чего многим пришлось лезть под стол, чтобы достать оттуда выроненные стаканы – а из горла пить они пока ещё не готовы, ведь они ещё не президенты и им субординация не позволяет вести себя таким образом.

– Генерал Браслав, – налив полный стакан Браславу, Мистер президент в первую очередь отмечает этого храброго и как сейчас выяснилось, дальновидного и умеющего стратегически мыслить генерала, – тебе ещё одну звезду на погон и, заодно вручаю командование над всеми вооружёнными силами. – Что вызывает некоторую неуверенность в глазах Браслава, краем глаза посмотревшего на свои полнозвёздные погоны, куда не то чтобы не поместится ещё одна звезда, – при должном усердии поместится, – а вроде как уставом о воинских званиях и чинах не предусмотрено больше четырёх звёзд иметь.

– Может Мистер президент, почувствовав, как пятая звезда в напитке воодушевляет на подвиги, задумал провести армейскую реформу. – Логично подумал генерал Браслав. – Обстановка на мировой арене сложная, так что заручиться поддержкой армии, придав ей больший вес и, увеличив состав, – увеличение численности армейских группировок, вполне укладывается в эту схему увеличения звёздности генералов, – пожалуй своевременное и очень верное решение.

И если генерал Браслав остался довольным этим очень дальновидным решением Мистера президента, то задвинутый за спину генерала Браслава, присутствующий здесь начальник всех штабов, Данфорт, не слишком обрадовался таким перспективам своего понижения в должности. Отчего он, явно фрондируя Мистеру президенту, не просто с кислой физиономией смотрел на президента, а он пошёл дальше, и придал своей физиономии ещё больше кислости, закусив коньяк лимоном.

Но это были свои частности, без которых не обходится ни одно новое назначение и возвышение заслуживших в глазах президента людей. Ведь если кто-то возвысился, то кто-то другой, при этом скорей всего получит понижение. Что в армии, чья дисциплина и боеспособность крепится на чинопочитании, обыденное дело. Так что не было ничего удивительного в том, что теперь генерал Браслав смотрел свысока на генерала Данфорта, а тот теперь ловил каждый его взгляд (хотя генерал Браслав, при его-то росте, всегда смотрел на всех сверху вниз).

Между тем Мистер президент вошёл в раж и начал всё больше радовать членов совета по нацбезопасности, раздавая им всё новые должности, где некоторые из них были совсем уж фантастическими, – спецпредставитель по вопросам политики президента, касающейся Первой леди, со всеми президентскими полномочиями, – но никто этому не удивлялся и даже счёл бы за честь представлять Мистера президента в спальне перед Первой леди. – Это, полное нервных волнений отступление Первой леди, как поняла Ханна, не зря прозвучало – видимо не всё так гладко у них в семье было.

Но Первая леди быстро собирается и, не остановившись на выборе этого спецпредставителя, – всё равно приличных представителей, за кого бы президенту было не стыдно, среди окружения президента не было, – продолжает свой рассказ:

«Когда же первое оживление спадает и Мистер президент решает успокоить себя сигарой – Мистер президент, чтобы о нём дурного не говорили, а умеет тонко чувствовать настроения людей и тот момент, когда что-нибудь уже назрело. И вот он берёт сигару, щёлкает зажигалкой и перед тем как закурить, подводит итог всему предшествующему разговору.