Палиндром

– И наверное сейчас, самым благоразумным поступком для меня было бы, на этом всё закончить с господином Шиллингом, – любые, даже самые ничтожные недомолвки и секреты друг от друга, в будущем обязательно приведут к неразрешимым последствиям, – но не я один принимаю решения, и маховик уже запущен, и всё переменить на полпути времени уже нет. Так что я был вынужден обратиться к вам за разрешением этого вопроса. Я думаю, вы как человек наиболее ему близкий, должны как минимум догадываться о том, чему столь важное значение придаёт ваш супруг, что даже готов поставить под удар собственную карьеру. – Альцгеймер опять оставил в покое дорогу, – с чем она не совсем была согласна, теперь ей приходилось быть крайне внимательной к автомобилю Альцгеймера, который управлялся им не глядя, – и всё своё внимание перевёл на Ханну.

А вот на это Ханна даже и не знала, как реагировать. Всё как-то для неё было сложно и непонятно. И она даже и не думала, что ещё кроме работы может интересовать её супруга, чьи разговоры только и крутились вокруг этого его рода деятельности. Которая хоть и была так обширна и многогранна, и включала в себя весь спектр человеческих взаимоотношений, и там, на его государственной службе, как минимум не было скучно, всё же это только так с первого, не вникающего в суть внутренней государственной кухни кажется. Тогда как на самом деле, и там нет ничего нового, чего бы человек не встречал в своей обыденной жизни – от любви до предательства – и там только масштабы побольше. И вся эта государственная система чиновнических взаимоотношений, есть всего лишь подсистема общего природного мироустройства, которое действует всегда по одному и тому же принципу, который также использует и человек в своём мироустройстве – он через систему сдержек и противовесов поддерживает баланс взаимоотношений, который в свою очередь позволяет системе без системный сбоев функционировать.

Альцгеймер, видя все эти затруднения Ханны, со своим пониманием причин её затруднения обращается к ней с разъяснением своей позиции. – Опасаетесь стать разменной монетой в чужих руках. Понимаю. – С задумчивым видом говорит Альцгеймер. – Что же могу вам сказать на это. Кроме того, что мы все есть часть чего-то большего. И наша ценность, или по современному, курс, зависит от той ценности, которую мы представляем для этого большего. – И судя по вспыхнувшему огню в глазах Ханны, Альцгеймер нашёл очень верные для неё слова.

– Так что же вы на самом деле от меня хотите? – крепко так посмотрев на Альцгеймера, прямолинейно спросила его Ханна. Чего, такой её проявленной оживлённости, да ещё с таким ярким блеском в глазах, Альцгеймер явно не ожидал увидеть, и чуть было не выпустил руль из рук. Что заставило его спохватиться за руль, и таким отвлекающим манёвром получить время на отсрочку на свой ответ.

Когда же Альцгеймер остановил автомобиль у обочины, – так будет безопаснее, объяснил он, – то он, дабы дать себе ещё времени подумать, достаёт из кармана пачку сигарет с зипповской зажигалкой, затем опять спохватывается, вспомнив, что не испросил разрешения у леди затуманить её голову дымом. Но леди не против того, чтобы Альцгеймер слегка упорядочил свои мысли таким дымным способом, ну и заодно приспустил думного тумана в их отношениях – в некоторых находящихся в состоянии неопределённости случаях, для ясности понимания друг друга, припустить тумана не будет лишним.

И вот Альцгеймер выжег огонь из своей очень интересной зажигалки, а вслед за этим, с задумчивым видом пустил дыма в приоткрытое окно, после чего он искоса смотрит на Ханну и говорит. – Я хочу, чтобы вы разделили со мной тот груз ответственности, который навалится на меня в тот момент, когда я раскрою настоящее значение этого счёта.

– Но почему? – не сдержавшись, спросила Ханна.

– Не знаю, – пуская дым в лобовое стекло, с какой-то отрешённостью заговорил Альцгеймер, – может, я не буду знать, что мне дальше делать, а может я такой бессердечный, не терпящий нечестности по отношению к себе человек, готовый разрушать всё напропалую, после того, когда меня захотели обвести вокруг пальца. – Альцгеймер с яростью в глазах посмотрел на замершую в одном положении, вдруг побледневшую Ханну и, пустив дым поверх неё, сказал. – Только вам решать, какую версию меня вам принимать за чистую монету.

– Я приму. – Не менее твёрдо дала свой ответ Ханна, вдруг вспомнив Первую леди. – Она мне обязательно должна помочь. – Подумала Ханна. А на немой вопрос Альцгеймера, кивнув в сторону дороги, сказала. – По дороге обсудим.

– Я не против. – Сказал Альцгеймер, пуская в путь автомобиль.

Глава 24

Эликсир любви и пути к нему

– Но и это ещё не всё. – Всё не даёт успокоиться Первой леди Ханна, продолжая потрясать её своими новостями. А ведь она (первая леди), как человек не свободный, а достаточно долго находящийся в зависимости от своего замужнего положения, чтобы начать уже забывать о том, что привело к заключению этого брака, разве может вот так спокойно, как это делает Ханна, слышать о том, что в этом мире ещё кто-то думает разводиться. И когда Ханна сообщила ей, что ещё не точно, но из надёжных источников стало известно, что её такой всегда приличный и обходительный супруг, господин Шиллинг, подумывает разводиться, то она сразу и не смогла поверить такому невероятному стечению обстоятельств в голове господина Шиллинга.

И конечно Первая леди, пребывая в дальней известности насчёт такого отношения людей облечённых супружескими обязанностями к своей настоящности, сразу и не смогла поверить Ханне. И она, прикрывая своё изумление напускной весёлостью, принялась разубеждать Ханну в этой немыслимости, которую ей внушил и не пойми кто неизвестный.

– Да они все так провокационно подумывают, когда пребывают в бесконтрольной уверенности, что мы их не слышим, а сказать что-то такое укрепляющее их мужественность в глазах своих собутыльников уже назрело. И даже если ты сам Мистер президент и никто тебе, у него на вечерних посиделках в кабинете с коньяком, – он, для того чтобы ему не мешали пить напропалую, для всех эти посиделки называет советом национальной безопасности (понятно чьей отъевшейся морды), – не может возразить и перебить словом, и то вынужден, время от времени, через подобные утверждения: «Всё достала, завтра же объявлю своей стерве вотум недоверия!», – поддерживать свою мужественность перед членами совета безопасности. Которые будучи и сами все сплошь подкаблучники и тряпки, со своей колокольни смотрят на президента, и так сказать, требуют от него не подтверждений всему тому, что они про себя насчёт него надумали. – Здесь Первая леди, уже войдя в раж своего повествования, где она так артистически и достоверно от первого лица показала президента, была вынуждена на время остановиться, а всё потому, что Ханна её перебила своим вопросом.

– Но они не зря так думают? – с лёгкой улыбкой спросила Ханна.

– Это высшего допуска секрет. И даже для Мистера президента не делается исключения. Когда придёт время, узнает.– С многозначительной улыбкой ответила Первая леди.

– Мне кажется, что не узнает. – Продолжая улыбаться, сказала Ханна.

– А зачем расстраиваться. Многие знания ведут к многим печалям. Так говорят. – Ответила Первая леди.

– Пожалуй, да. – Согласилась Ханна. Но Первой леди не терпелось продолжить незаконченное представление её представления того выдуманного совета национальной безопасности, где первую скрипку играл её супруг, Мистер президент – главной причиной этого её нетерпения сейчас было не её желание переубедить Ханну в её заблуждениях насчёт своего невоздержанного на язык и решения супруга, а её желание продемонстрировать свой загубленный Мистером президентом актёрский талант.

А всё дело в том, что Мистер президент в своё не президентское время, будучи всего лишь одним из многих воротил бизнеса, которых и не счесть на одной только Уолл-стрит, – вечно они там толкутся, не давая ни слова никому сказать, перекрикивая друг друга своими напыщенными заявлениями о своей богатости и платёжеспособности, – Беру на все эти твои никчёмные акции и ещё вон те голубые фишки детям на чай, и потом посмотрим, кто из нас богаче! – раньше чем приёмная комиссия в училище по актёрскому мастерству распознал в ней безусловный талант первой красавицы, и сделал ей предложение от которого она не смогла отказаться: «Будешь на моём „Мерседесе“, как сыр в масле кататься», – и как результат, театральный мир недосчитался ещё одной звезды.

И вот Первая леди, так и не смирившись со своим актёрским талантом, – а он время от времени прорывается в ней и ставит Мистера президента в невероятно неловкие ситуации во время встреч на высшем уровне, где она так позволяет себе выражаться лицом и гримасничать, что тот же президент одной дружественной страны, в один момент подпав под обаяние её подмигивающих ему глаз, уже не столь дружественно смотрит на Мистера президента, которого он бы в порошок стёр, не будь за его спиной могущественного флота, – когда появляется хоть какая-то возможность, как в случае её встреч с Ханной, то она не преминет ею воспользоваться. И начинает разыгрывать все эти мини сценки из жизни знакомых ей людей. Ну а так как круг его знакомых ограничен окружением Мистера президента, то в основном все главные роли в её импровизациях доставались им.

Из чего Ханна не могла не признать за Первой леди её несомненный талант подмечать за людьми их внутреннюю суть и умение так выставить напоказ и обыграть все эти подмеченные ею несовершенства государственных мужей из президентского окружения, что увидь они эти всё это, то они бы поспешили подать в отставку, пока к ним не пришли оперативные люди из бюро расследований.

Между тем Первая леди, придав себе тот самый обычный напыщенный вид, с которым Мистер президент появлялся на людях, принялась за незаконченное, за сценку с участием Мистера президента и ближайшего его окружения из совета национальной безопасности.

– Господа! – обратился к самым доверенным людям из своей администрации, собранных воедино в качестве членов совета национальной безопасности, Мистер президент, после того как он обнулил первую бутылку, разлив её по стаканам. – В виду того, что на заседание не допускаются люди без высшего допуска к секретам и посторонние, то Мистер президент, не позволяя себя никогда расслабляться, из-за чего у него возникают все эти проблемы на личном фронте, внерабочее время, взял на себя эту банкирскую функцию. – Здесь Первая леди сделала так необходимое отступление, чтобы разъяснить Ханне некоторые особенности поведения своего хитроумного супруга.

– И как я тебе уже говорила, – решила повториться Первая леди, – то все эти их экстренные и такие важные сборища в этой ситуативной комнате, проводятся только лишь с одной целью, чтобы отвлечься от мирских забот и как следует расслабиться от груза своей ответственности, которую они взвалили на себя и день изо дня несут на себе. Ну а там, в этой ситуационной комнате, где тебя никто, даже прямой удар ядерного снаряда не потревожит, а что уж говорить о куда как большей опасности, журналиста из нового рода не полживых новостей, которых сюда и на пушечный выстрел не подпустят, можно расслабиться и ослабить все стягивающие тебя ремни с пуза и подтяжки на лице, и в атмосфере понимания порассуждать о делах бренных.

– Так что когда твой супруг на твой вопрос: «Когда тебя ждать?», – говорит: «Посмотрим по ситуации», – то знай, что они там у себя, в ситуационной комнате, коньяк трескают за обе щёки. – Со знанием дела, более чем уверенно сказала Первая леди, слегка задумавшись – видимо припоминала все те различные ситуации, какие требовали срочного рассмотрения его супругом, Мистером президентом. Ну а как только все эти ситуации в каждом разном случае разрешались по своему, – ситуации, как правило, одна на одну не похожи и в связи с этим требуют для себя разных подходов и решений, – то одного взгляда на Мистера президента было достаточно Первой леди, чтобы понять, как разрешилась нынешняя, крайне сложная ситуация с каким-нибудь несговорчивым диктатором.

Так если к примеру, Мистер президент даже не приходил, а забуривался домой, с упором рогами в пол, то тут без вариантов – Мистер президент до упора стоял на своём, только разрядка сможет вернуть утерянный баланс отношений. О чём поутру не дадут соврать другие участники совещания, чьи фонари под глазами указывали на степень упорства Мистера президента в отстаивании своей позиции.

Когда же Мистера президента не просто пошатывает на ногах, а бросает в разные стороны – и эти стороны находятся не в горизонтальной плоскости, а в вертикальной, то вниз, то вверх и так присядку, – то тут без сомнения, рассматриваемое дело приняло неожиданно сложный поворот, например, закончился коньяк, и скорей всего, Мистер президент на этот раз был вынужден пойти на компромисс и принять внутрь беленькую. Что в итоге и привело к тому, что он, потеряв большую часть союзников на стороне, – не все столь крепки на голову как президент и кое-кому из членов этого клуба пришлось раньше времени успокоиться под столом, – а также в собственных рядах, – его ноги перестали его слушаться, а уж что говорит о руках, без команды из центра принятия решений бросающиеся драться, – уже не смог как прежде, крепко отстаивать свою позицию и был вынужден раз за разом спотыкаться и отступать назад, с прежних позиций в пол.

Ну а если Мистера президента занесли домой в невменяемом, то есть уснувшем состоянии, то скорей всего, противная ему сторона сумела своим убаюкивающими обещаниями убедить Мистера президента отложить свою жёсткую позицию по отношению к ним и склонила его к тому, чтобы он ещё крепко подумал над тем, что с ними дальше делать.

– Ты поняла, какие это могут быть ситуации? – вернувшись из своих памятливых заметок, Первая леди обратилась с вопросом к Ханне. Ну а Ханна хоть и не была в курсе всех тех ситуаций, в какие попадал Мистер президент, – говорят, что он даже не попадал …не надо объяснять куда, и часто прямиком вляпывался в дурно-пахнущие истории, – тем не менее она всё отлично поняла – её супруг, вице-президент, тоже время от времени не гордился теми ситуациями, в которые он неожиданно для себя попадал. При этом он все эти ситуации называл по-другому – попал под чужое влияние.

– Ты же сама знаешь, с кем мне приходится иметь дело, – в очередной раз Шиллинг оправдывал своё разнузданное поведение, где фуршет до утра было только начало, – всё сплошь политики и люди с амбициями, которые тебя и не признают, если ты и сам со своей стороны не будешь себя вести соответственно – политически грамотно, то есть напористо, безнравственно и амбициозно. В общем, как говорят, с кем поведёшься, от того и наберёшься. Вот мне и приходится подстраиваться под привычки и желания своих партнёров по союзной коалиции. И тут только попробуй им не потрафить в их желаниях, – а они у них всё сплошь греховного свойства, – так они начнут задуматься над тем, зачем им нужна такая союзная коалиция, раз там одни запреты и нельзя себя вести как им вздумается. Вот я и вынужден идти на поводу всех этих Бармалеев, а иначе они все разбегутся, и уже создадут другую, вражески к нам настроенную коалицию. А так как она будет состоять всё сплошь из деструктивных личностей, то нам, представителям добра на земле, будет очень сложно с ними тягаться. Так что дорогая не обессудь, а я не за себя прошу, а ради сохранения мира во всём мире, и разреши мне завтра не ночевать дома. У генерала Браслава, в его загородном доме собирается такая коалиция из людей всё тебе знакомых, что мне никак нельзя пропустить эту попой… мероприятие. – И как же это удавалось Шиллингу раз за разом убеждать свою, каждому его слову верующую, супругу.

В общем, Первая леди нашла полное понимание в лице вице леди, и продолжила свой рассказ о похождениях своего вечно занятого супруга.

– Я вынужден сообщить вам пренеприятнейшее известие. – Мистер президент делает внимательнейшую паузу к членам совета безопасности, и как только убеждается в том, что они напряглись в лицах, продолжает говорить. – Национальная безопасность как никогда оказалась в опасности и нуждается в нашей помощи. – И видимо напряжение столь велико, что Мистер президент не выдерживает этого давления на свой мозг и залпом опрокидывает в себя полный стакан коньяка.

Ну а члены совета по нацбезопасности, хоть пока ничего не поняли из того что Мистер президент не сказал, а полагаться на свои догадки в такого рода делах, касающихся нацбезопасности, они не привыкли, решили, что единственное, что они сейчас смогут сделать, так это только поддержать Мистера президента. Что они все до единого и делают, вслед за ним обнуляя свои стаканы. После чего стаканы возвращаются на свои места, на журнальный столик, и хотя каждому сейчас хочется хотя бы лимончиком смягчить крепость употреблённого напитка, никто не смеет первым выказывать себя маменькиным сынком и слабаком, а все ждут действий Мистера президента, который судя по его неприветливому виду, сегодня настроен быть неуступчивым к этому жестокому миру, решившему в очередной раз подогнуть его под себя.

Ну а Мистер президент хоть и искривлён лицом после употребления внутрь коньяка, он, тем не менее, даже не смотрит на столик с лимонами и шоколадками, а к потрясению членов совета нацбезопасности, прикладывает свой нос к рукаву своего пиджака, и как ими видится, вроде как принюхивается к нему. Что не только удивительно видеть всем этим господам, но и заставляет их заинтриговаться и задаться про себя вопросом: «И что интересно там, у себя на рукаве, унюхал президент?».

А как только головы членов совета нацбезопасности посетил этот вопрос, то они тут же принялись догадливо посматривать на рукава своих дорогих костюмов, которые ничем не хуже костюма президента, – шьются-то все в одном месте и на одни и те же бюджетные деньги, – что в свою очередь наводит их на одну и ту же мысль. – А если мой костюм ничем не хуже, чем у президента, то если я применю к нему такой же подход с носом, то это позволит мне ответить на многие вопросы и в том числе понять, если не то, что Мистер президент таким образом хотел отыскать в себе (частички несовершенства в своём совершенстве), то как минимум, это позволит мне понять его мотивацию этих действий. – И только эта мысль посетила головы членов совета нацбезопасности, как они и не успели понять, как так получилось, что они уже склонились к рукавам своих костюмов и так сказать, обоняют их, – а генерал Браслав пошёл дальше, обнюхав не только свой китель, но и китель генерала Сканнета, да так сильно, что чуть было не снюхал с него генеральские звёзды.

Ну а как только они осознали себя и то, в какое положение они себя поставили перед президентом и другими, такими же как и они не воздержанными на нюх членами совета нацбезопасности, то они с опаской посмотрели на Мистера президента и тут же успокоились при виде стоящего на его лице понимания их понятливости и понимания его – а они действительно поняли, для чего Мистер президент был так нюхательно близок с рукавом своего пиджака. Он на ментальном уровне делился с ним эмоциями и заодно крепился.

Но на этом Мистер президент не перестаёт удивлять членов совета нацбезопасности, и он, достав из архивов своей бесконечно много знающей памяти мало кому здесь известную строчку из песни и, напев её: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнётся под нас», – вновь озадачивает их множеством вопросов, проистекающих из этой напетой им строчки песни из творчества никому из них неизвестного, но явно какого-то коварного исполнителя – Мистера президента не заподозришь в филантропии и если он о ком-то вспоминает, то тут без бесплатных причин не бывает.

И теперь, после того как Мистер президент всех так недоразумил, наиболее глубокомыслящая часть его совета принялась ворошить свою память, в попытке там отыскать имя этого коварного исполнителя, на которого решил сослаться Мистер президент в обосновании своей нынешней повестки дня – поняв, что двигало в написании этих строчек исполнителем, позволит им понять, что хочет сказать Мистер президент.

– Это несомненно Оззи. – Выдвинул версию у себя в голове генерал Браслав, с непререкаемой уверенностью посмотрев на советника Болтана, у которого, судя по его невнятному лицу, на этот счёт было своё, отличное от генерала Браслава мнение. – Я не был бы так уверен в этом. – Так и подрагивали в сомнении пышные усы этого любителя попсы, советника по нацбезопасности Болтана.

– И кто же тогда? – с внешней усмешкой посмотрел на Болтана генерал Браслав, уже зная, кого видит в этом прогибающем виде этот Болтан, только с виду такой весь белый и пушистый, тогда как внутри него живёт до чего же пакостливый тип. В общем, доктор Джекилл и мистер Хайд в одном лице.

Ну а Болтан даже и не скрывает своих попсовых предпочтений и умонастроений на этот счёт. – Это бородатый победитель Евровидения, Кончита. Он всей демонстрацией себя, показал, как он не прогибист. – Что и говорить, а любит Болтан людей с пышным выражением себя. Ну а то, что он так отлично разбирается в заокеанской музыке, то тут нет ничего уж такого из ряда вон выходящего. Род деятельности господина Болтана предполагает все эти знания – должен же он знать с кем имеет дело и какие результаты приносит проводимая им политика. И судя по тому стоящему на лице господина Болтана довольству, которое он, дабы не смущать противника, умело прячет под своими пышными усами, то его старания увенчались успехом и принесли свои плоды.

– Тьфу на тебя, глобалист чёртов. – Генерал Браслав в сердцах сплюнул и решил этого теоретика глобализма буквально на собственном примере ознакомить с тем, что на самом деле есть глобализм. – Сегодня же я тебя остригу под глобус.

Тем временем Мистер президент обнулил вторую бутылку и, подняв полный стакан, наконец-то озвучил ту проблему сегодняшнего дня, которая несёт главную угрозу национальной безопасности, и для решения которой, они все сегодня здесь, в ситуационной комнате, собрались. – Первая леди считает, что они, – надеюсь не нужно объяснять кто эти они, – недостаточно представлены в государственном аппарате, и как результат, они отодвинуты от принятия важных государственных решений, которые между прочим, их напрямую касается. И что, спрашивает Первая леди, будем делать с этим упущением? – Здесь Мистер президент так похоже изобразил Первую леди, что не будь на его месте Первой леди, то Ханна вполне бы могла спутать Мистера президента и Первую леди. При этом Мистер президент при своём озвучивании этого вопроса Первой леди, выглядел так искренне заинтересованным в поиске ответа на этот вопрос Первой леди, что Ханна не сомневалась в том, что этот вопрос и в самом деле задавался ему.

– И видимо члены совета по нацбезопасности ничего подобного не ожидали услышать от президента, – продолжила свою импровизацию Первая леди, – так-то они, как правило, рассматривают куда как более приземлённые вещи, например, сброситься деньгами на носки директору ФРС, чтобы он базовую ставку не повышал, или послать авианосную группу за грейпфрутами в одну банановую страну, чтобы потрафить недавно женившемуся спецсоветнику Борису, у которого жена беременна желаниями попробовать на вкус грейпфруты с банановым вкусом, и заодно удивить местного бананового диктатора своим запросами (пусть, где хочет ищет, если хочет и дальше диктаторствовать), – и поэтому они застыли в недоумении, ожидая того, что Мистер президент рассмеётся и разрядит обстановку, заявив, что это была шутка.

Но Мистер президент не только не спешит обрадовать их, объявив, что это была шутка, а он наоборот, повторным в один залп опустошением своего стакана, ещё больше усугубляет это возникшее напряжение на лицах членов совета по нацбезопасности, – а они дураки думали, сегодня расслабиться. И члены совета по нацбезопасности решают, что пока всё так не ясно, то лучше будет следовать по тому пути, по которому их ведёт Мистер президент. И они берут свои стаканы и незамедлительно, кто залпом, кто кривясь, по глоточку осушают свою посуду. После чего все крепятся как могут, кто выпучив глаза, смотрит на стоящий на столе глобус, где ему хочется всех Ганделуп стереть с лица глобуса, кто выкручивает свои ноги под столом пока никто не видит, а кто, а именно Мистер президент, пошёл дальше, и он, проходя мимо советника по нацбезопасности Болтана, чьи такие пушистые на голове волосы так приветливо на него смотрят, не выдержал, и соблазнился на их мягкость, припав на этот раз носом к его шевелюре.

При виде всего этого и не пойми, что сейчас происходит, все впадают в замешательство и растерянность, выпавших из рук стаканов. На что и внимание никакого не обращается, даже на явный звук разбитого стекла – а это всё ничего не значащие мелочи для них, по сравнению с тем, что сейчас происходит. А вот что сейчас на самом деле происходит, как раз и не могут понять все здесь присутствующие люди, среди которых надо заметить, дураков слишком ничтожно мало, чтобы их считать за сборище одних дураков. А вот за людей недалёких и не видящих дальше своего орлиного носа, то тут все через один.