Палиндром

Где теперь всё вокруг происходящее, тебе виделось через некую призму условных значений, которые заменяли для тебя реальные вещи – так несусветные суммы, предлагаемые за выставленный лот и которые сами по себе ничего не имеют общего с реальностью, с некоторых пор, когда сердцебиение начало зашкаливать и местами у некоторых особо невыдержанных людей, заклинивать, приняли для себя иные формы звучания и слышались в других, связанных с мечтой измерениях.

Ну а почему именно с мечтой, то тут нет ничего необычного, если посмотреть на выставленный лот не глазами старьёвщика, который оценивает вещь только на свой прокажённый глаз, с материальной точки зрения или физической стороны, а со стороны человека ещё имеющего желания и цель в жизни, то тогда вы увидите не просто президентское кресло, это комфортабельное изделие для сидения на нём того же президента, а вы в нём увидите некий символизм, с далеко ведущими перспективами и последствиями – ну а то, что это кресло, вполне может быть, что имеет для многих сакральное значение, то об этом даже никто не заикнулся (а это говорит о многом затаённом и скрытном).

Вот, наверное, почему, так все занервничали и взволновались, когда услышали от советника президента, мистера Капуты, примерившего на себя роль аукциониста, какой лот выставляется на этот аукцион. Ну а как услышали, так и остались в тех неуклюжих и местами немыслимых положениях, за которыми их застало объявление Капуты о предмете сегодняшнего торга.

Так те господа, кто ещё не достиг вершин иерархической лестницы и пока что ещё всего лишь рос вверх в чужих и своих глазах, – для чего им требовалось демонстрировать свою нужность уже достигшим вершин власти господам, – сами того не понимая, как так случилось, вдруг обо всём забывают – смотреть в рот своим высокопоставленным начальникам и сэрам, или другая крайность, предложить руку или стул даме – и к потрясению своего высокопоставленного начальника, который и говорить теперь ничего не может, когда на него смотрит затылок его адъютанта, или той же премьерше Июнь, которая чуть не подставила свой зад для пола, а не для стула, вдруг так неожиданно поворачиваются в сторону этого возмутителя всеобщего спокойствия, Капуты.

Но к великой удачи всех этих неосмотрительных господ, да того же Фолкнера, который чуть не уронил в своих глазах эту, хоть и вздорную бабу, но всё же премьер-министра Июнь, за которую между прочим, вполне мог бы вступиться генерал Браслав, хоть и не такой джентльмен как многие, но зато он всегда не против был пустить в ход свои огромные кулаки, объявление Капуты о выставленном лоте, прозвучало так сердечно громко для всех и не только для этих ничтожеств, что никто и не заметил, как кто-то так оплошал, что кто-то вслед за этим, уж очень больно подставил свой зад для пола.

И вслед за всеми этими, не столь значительными господами, чья не столь значительная высокопоставленность, несмотря даже на их значительный природный рост, была столь малозаметна для имеющих большой вес господ, уже эти большевесные господа, замерев в одном выражении лица – не сдержанном, выражающим скорее недоумение, чем что-либо другое – поворачивают свою окаменелость лица в сторону всё того же Капуты.

Там они обдают его холодным взглядом, делают на нём аналитические замеры и бросают свой взгляд на Мистера президента, чтобы по его виду узнать – санкционировано ли им это наглое заявление Капуты. Но судя по немигающему виду президента, то он в курсе всего происходящего, и тогда взгляды всех этих грозных людей, вновь возвращаются в сторону этого, что за проныра, Капуты.

– И что всё это значит? – начинают вопросами волноваться нервы и сердца ближнего окружения президента, из числа его других советников и членов его аппарата, которые вдруг все до единого поняли, что с ними заранее не посоветовались и их поставили перед фактом происходящего. Ну а как только их всех горечью осознания такой расторопности Капуты, с ног до головы обдало, то первое, что они в себе почувствовали, правда, только после того, как они нецензурным словом прошлись по всем вокруг – и понятно, что только с нервного надрыва – так это их справедливое желание к проявлению несправедливости. Так они все до единого, почему-то обвинили во всех грехах самого Мистера президента, который по их внутреннему убеждению, так по-детски наивен и слеп, раз не видит, что из себя представляет этот махинатор президентского доверия, Капута.

– Да этот карьерист и что уж умалчивать, алкоголик и бабник Капута, своими глупыми советами только до импичмента и может довести президента. – Глядя в самую суть Капуты, начали терзать свои сердца другие советники президента, которые крайне за себя удивились, почему им раньше в голову не пришла эта глупейшая мысль об аукционе, которая вдруг почему-то посетила Капуту. – Да потому что он глупейший из всех советников президента советник, вот оттого-то у него во всех этих глупых областях, всегда и есть свои преференции. – Сделали вывод за Капуту всё те же советники.

Но как бы не честили про себя и в своих взглядах Капуту все эти господа, он, тем не менее, сейчас занимает самое центральное и важное место в их жизни, как, впрочем, и для всех остальных приглашённых на этот вечер гостей, для которых он начинает принимать свою большую значимость. Так по мере того, как представители своих стран и так уж и быть, иногда и народностей, начинают на ухо от своих переводчиков шепотом получать переводы сказанных Капутой слов, то они мгновенно меняются в лице и, повернувшись в сторону Капуты, начинают со всем вниманием изучать стоящее рядом с ним кресло. После чего они, возможно, что не веря всему сказанному своим переводчиком, возвращаются к нему и, незаметно схватив его за грудки или ещё за что другое больное, пообещав ему все кары небесные и главное, буквально близкое знакомство с их придворным палачом Мафусаилом, требуют слово в слово повторить то, что сказал тот благородный человек с табуретом.

Ну а переводчик после таких предупреждений со стороны своего нанимателя, которого не зря зовут сорви голова, даже если он всегда подходил к своему долгу более чем ответственно, само собой заволнуется и вспотеет – с кем, кем, а вот с Мафусаилом, ему точно знакомиться не хочется – и временно растеряется, напрочь забыв, что только что своему нанимателю и по совместительству королю переводил. И хорошо, что у короля всегда с собой в наличии имеются острые предметы, которые очень быстро приводят в чувства переводчика. Который, стоило ему ткнуть под ребро острый ноготь, как сразу же вспомнил, что до этого напереводил. Правда дословность своего перевода для него так и осталась за пределами памяти. Но это ничего, ведь король вроде бы остался доволен.

Так что становится вполне понятно, почему здесь в банкетном зале возникла такая атмосфера крайней степени волнения и участия, которая обуяла всех без исключения находящихся здесь людей и даже президента, когда до них напрямую, а до кого через посредников, переводчиков, дошла весть о выставляемом лоте. И теперь все взгляды присутствующих в зале людей, впились в мистера Капуту, и ждали от него дальнейших предложений, которые не заставили себя ждать после того, как ему заметно для всех кивнул Мистер президент.

Ну а как только Мистер президент, таким образом, дал старт этому удивительному во всех смыслах аукциону, то тут-то и понеслась эта, не просто игра на повышение ставок, а своего рода комбиционная игра, включающая в себя много чего из других областей разумного и по-человечески безрассудного.

– Дамы и господа! – громко озвучил себя, примеривший на себя роль аукциониста, мистер Капута, обведя своим внимательным взглядом всех гостей, присутствующих в банкетном зале президентского дома. Где среди прочих, окромя, конечно, самого Мистера президента, занявшего своё центральное место за столом, а дальше все должны были сидеть согласно установленного службой протокола порядка, но пока что не успели, – они из-за своей нерасторопности ещё не успели рассесться, – было множество знаковых и значимых лиц, за которыми так внимательно и наблюдал мистер Капута.

И, конечно, он проявил к этим лицам такую внимательность не оттого, что он выступал в качестве такого лица, которому доверено вести этот импровизированный аукцион, где главным лотом выступало кресло президента, от охотников занять который, отбоя нет, а потому, что ему, как ведущему советнику президента (это только по его мнению), всегда нужно быть в курсе умонастроений ближайшего окружения президента, не забывая и о союзных лицах ближайших партнёров по коалиции.

И вот сейчас ему давалась огромная возможность, – этот аукцион был специально для этих целей и задуман, а не как всем объявили, из экономической целесообразности, чтобы окупить затраты на банкет, – по внешним физиогномическим выражениям лиц президентского окружения, прощупать и проанализировать умонастроения всех этих государственных людей. – Посмотрим, кто на что и на какой обман способен. – Аргументировал президенту это своё предложение с аукционом Капута. И Мистер президент пошёл на такие для себя жертвы, даже несмотря на то, что это была плохая для него примета – смена кресла в президентском кабинете, ведёт к расшатыванию его итак не крепкого президентского положения. Но видимо обстановка внутри президентского аппарата достигла такого взрывного накала, что уже было не до примет и нужно было срочно предпринимать хоть какие-то действия.

– Вам одного взгляда на ваше окружение хватит, чтобы понять, как они смотрят на ваше президентство. – Говорил Мистеру президенту Капута. – И пусть вас не обманывает их видимое не желание участвовать в аукционе. Каждый из них ничего так для себя не хочет, как сидеть на вашем кресле.

– Я как понимаю, то и ты не прочь. – Уставившись на Капуту, цепко так спросил его Мистер президент. Но Капута тёртый калач и его не поймать на косой взгляд и на острое слово, и он знает, как и что отвечать президенту, когда он так на тебя смотрит. – Не так как они. – Многозначительно сказал Капута. И Мистер президент не стал спрашивать у него, как он хочет на этом кресле сидеть – ведь Капута не стал увиливать от ответа, и этого ему было достаточно. К тому же Капута наступил на любимую мозоль Мистера президента, более чем шепотом сообщив ему о ещё кое-каких деловых планах и, связанных с ними ожиданиях, которые могут воплотиться в жизнь благодаря проведению такого рода аукциона. На что Мистер президент, более чем удивлённый такой деловой хваткой советника Капуты, позволил себе сомнения, чего он редко допускал, когда дело касалось делового торга.

– А вы уверены, что они купятся? – прищурив один глаз, с тем же, что и Капута звуковым компромиссом по отношению к стоящей в его кабинете обстановки тишины, задался вопросом Мистер президент. И, наверное, Капута, всё же позволил себе, правда в самой глубине самого себя, ухмыльнуться насчёт такого сомнительного поведения президента, раз он расплылся в улыбке и только потом дал ответ президенту на поставленный им перед ним вопрос.

– Для человеческих амбиций не существует разумных границ и пределов. И зачастую бывает так, – а это уже считается за правило, – что чем меньше оснований у этих амбициозных людей для своих притязаний на большее, тем больше растёт у них уверенность в том, что им-то как раз всё это дело по плечу. Так что можете не сомневаться, господин президент, – Капута ещё ширше расплылся в улыбке, – наша ставка на человеческие амбиции не подведёт.

– Что ж, будет интересно посмотреть. – Сказал Мистер президент, посмотрев на часы. – Надеюсь, вы всё подготовили для того чтобы аукцион прошёл так как нам надо.

– Все заинтересованные и ключевые лица расставлены по своим местам, и только ждут сигнала для начала аукциона. – Ответил Капута.

– Тогда начнём наши игры. – Сказал Мистер президент, своим заявлением побуждая Капуту к действиям.

И вот когда практически все гости и хозяева этого дома собрались в банкетном зале, то мистер Капута, выкатив в центр зала с виду самое обыкновенное кресло, чрезвычайно всех удивил этим своим загадочным поведением, и по залу прошёл волнительный, множественно прозвучавший шёпот: Что это ещё за наглость со стороны Капуты. Решил, сволочь, со своим уставом, тьфу, то есть со стулом прийти на банкет, куда его скорей всего и не звали. И куда ещё смотрит служба протокола и охрана?!

Но вроде бы Мистер президент, на которого теперь обращены все взгляды гостей, не выказывает никаких тревог и даже не меняется в лице при виде такого самоуправства со стороны Капуты. Что заставляет всех гостей вновь перевести всё своё внимание на Капуту и теперь посмотреть на все его предпринимаемые действия под другим углом – они начинают изучать выразительность лица Капуты (каждый из здесь присутствующих людей считает себя за отличного психолога и физиономиста) и то, что он придерживает своими руками, стоящее в центре зала не такое простое кресло.

И если насчёт Капуты, у тех людей, кто его знал не только по имени, но и по делам его и по отчётам по поводу его деятельности на службе и вне её, которые еженедельно подавались на стол им, высокопоставленным сотрудникам президентского аппарата, уж очень близких к специальным службам, не возникло новых, особых замечаний – всё та же самодовольная рожа, разве что только стала ещё противней – то вот насчёт придерживаемого Капутой кресла, то тут у многих находящихся в зале людей начали закрадываться сомнения и возникать вопросы.

– Где-то я его определённо видел, но вот где, то убей не помню. – Не сводя своего взгляда с этого кресла, затерзался мыслями и лицом ещё один советник президента, пан Паника, который как и любой другой президентский советник, подспудно, в глубине самого себя, чувствовал некий дискомфорт, когда совсем другой президентский советник проявлял большую чем он прыть и обходил его на поворотах судьбы.

А вот вице-президент Шиллинг, в отличие от этих завистливых советников, не то чтобы сразу смекнул, что это за кресло, а он с первого взгляда на него, ой мамочки, охнул про себя, узнав это кресло, и чуть было не присел прямо на коленки какой-то леди, которая так неблагополучно и опасно для себя присела на тот стул, который для неё приготовил этот, до чего же коварный вице-президент. Но Шиллинг сумел-таки, и это невозможно объяснить, устоять на своих ногах при виде этого, столь желанного для него президентского кресла, и тем самым не устроил на глазах стольких знаковых лиц такой невозможный переполох в их головах и мыслях, присев на колени госсекретарю их же министерского аппарата (после чего страшно даже подумать, какие бы пошли о них слухи, как минимум, заявили, что они не плохо смотрятся в таком положении).

А она, может быть, и была бы не против более близких отношений между ними, но как на всё это посмотрит леди Ханна Шиллинг, у которой тоже есть свои личные интересы и перед которой у вице-президента, между прочим, есть свои союзные обязательства.

Но не один вице-президент Шиллинг оказался таким быстрым на прозорливость, а присутствующие в окружении президента представители могущественных спецслужб, которые уже по долгу своей службы были обязаны быть в курсе всего происходящего и даже не происходящего, а всего лишь задуманного, конечно же с первого взгляда на Капуту и стоящее рядом с ним кресло, если не обо всём, то о многом догадались, несмотря на то, что президент не поставил их об этом в известность.

– Какого хрена, я ничего об этом не знаю. – Более чем крепко возмутился про себя, глава одной из могущественной, самой центровой спецслужбы, генерал Гилмор. И тут же бросил полный неумолимой ярости взгляд в сторону главы не менее секретной службы, а вернее агентства по безопасности, Спарка.

Ну а по данным секретных сведений, аналитических отчётов и донесений спецагентов центральной разведывательной службы, которые получал себе на стол Гилмор, это агентство занимается совсем не тем, что для государства нужно и что в их уставных документах записано и их представителями заявляется. И первое, что на это указывает, так это его название – агентство, где так напрямую указывается сфера их ответственности и деятельности. И они, как представители агентских служб, где прямо в их названии указывается на род их занятий и качественное назначение этой структуры (ещё раз приходится повториться), даже не собираются заниматься служению своему отечеству, а их задачи и дела всего лишь сводятся к посредническим услугам, которые и организуют все эти мутные агентства (из пояснительной записки Гилмора).

Ну, а имея такой багаж знаний об этом туманном, как сам туман Спарке, Гилмор естественно не мог отделаться от предубеждений на его счёт, которые и подвели его под единственную возможную в данных обстоятельствах мысль – он ничего о происходящем не знает, потому что так захотел этот Спарк, организовавший всю эту демонстрацию бессилия его спецслужбы (а не какого-то там аукциона – эти специалисты по тайнам и секретам, умеют смотреть на несколько шагов вперёд), и заодно эту дымовую завесу перед ним.

– Прибью гада. – Генерал Гилмор, выразительно посмотрев на Спарка, прохрипел про себя эту ненависть в сторону Спарка, после того как представил, в каких словах этот Спарк поносил его перед президентом.

– Мистер президент. – С тошнотворной улыбкой и с выражением на своём лице крайней степени лизоблюдства, обратился к президенту этот подлый Спарк (надо понимать, что это всё представлялось Гилмору и поэтому вся эта картинка несколько однобоко выглядела по отношению к Спарку).

– Чё хотел? – обдав Спарка полным презрения взглядом, Мистер президент, дабы подчеркнуть полную зависимость этого ничтожества Спарка от себя великого, закинул на стол свои ноги (чего за ним, по причине его полноты ляжек никогда не замечалось) и, почесав подошву одного ботинка об другую, выразительно посмотрел через призму своих ботинок на Спарка – мол, скажу почистить их, и ты их почистишь, как миленький.

– У меня к вам, мистер президент, есть предложение. – Поклонившись, сказал Спарк, чем несколько встревожил президента, у которого насчёт всех этих предложений, которые исходили не от него, а от кого-то другого, был свой тревожный пунктик. При этом Мистер президент умел далеко заглядывать вперёд и увидеть в самых, казалось бы малозначащих предложениях, своё иносказательное второе дно. Так что вполне понятна эта его встревоженность, когда он услышал это предложение Спарка с его предложением.

– Хочет гад, проверить меня, президента, (что уже кощунство) на ксенофобию или вернее, на моё отношение к этим, тьфу, нетрадиционным ценностям. – В одно мгновение в голове президента пронеслась очень верная догадка насчёт хитрости этого Спарка, задумавшего эту провокацию против него, демократически избранного президента. Мистер президент от возмущения на такую наглость Спарка, чуть было не скатился со своего кресла и со стола, но хорошо, что он вовремя укрепился, зацепившись руками за подлокотник. А вот следующая пришедшая президенту в голову мысль, пожалуй, успокоила его.

– А ведь если мой противник решил так открыто действовать, то это говорит о том, что он прижат к стенке и его уже начало прикипать. – Подумал Мистер президент и несколько успокоился. Правда, ненадолго, ведь ему сейчас было необходимо выкрутиться из этой расставленной ему Спарком ловушки. И Мистер президент принялся судорожно размышлять над тем, как ему ответить на это предложение Спарка.

– Всё же хитро придумано. – Размыслил про себя президент. – Если я ему откажу, то у моих противников появится повод обвинить меня в нетолерантности и притеснении людей другой направленности в своих желаниях. А если же я приму это его предложение, чего не может быть в принципе, – Мистер президент даже перекосился в лице, представив себе эту немыслимость с поцелуями, – то тем самым они нанесут огромный урон моему традиционному избирателю. – А от такого представления своего отворачивающегося лицом избирателя, Мистеру президенту стало куда как много хуже, чем после первого своего представления с поцелуями. И тут ему в голову приходит, как он сразу её не вспомнил, всё расставившая по своим местам, что за потрясающая мысль. – Так я же не свободен. И у меня есть дорогая супруга (президент каждый раз вспоминая или видя свою супругу, не забывал упомянуть о том, как дорого она ему обходится). – И по мере укрепления своих позиций при воспоминании первой леди, Мистер президент стал больше и больше хмуриться на этого провокатора Спарка, решившего внести раскол в его практически счастливый брак.

Ну а такие грозные выходки Мистера президента со своим лицом, понимаются Спарком по своему, совсем по-другому – президент уже устал ждать твоего, козёл, предложения, и самый последний раз даёт понять, что готов тебя выслушать. И Спарк делает своё предложение, которое оттого и получает одобрение от президента, что совершенно не соответствует всему тому, что насчёт него сам и надумал.

– Значит, ставишь под сомнение эффективность работы наших спецслужб? – вопросительно так посмотрел на Спарка Мистер президент, после прозвучавшего со стороны Спарка предложения, в экспериментальных целях провести благотворительный аукцион. Ну а Спарк далеко не дурак, чтобы так начистоту признаваться в том, что он так и думал, и что является государственной тайной, за выдачу которой, как за измену национальным интересам, грозит пожизненный срок. И он озвучивает перед президентом совсем другую, подходящую для себя и неподходящую не под одну статью об измене версию значения своего предложения. – Я больше чем уверен в том, что они действуют так, как могут, и иногда даже и не могут. Но такая уверенность в себе, хоть и похвальна, но всё же иногда ведёт к застойным явлениям, которые негативно сказываются на наших специалистах, которым для того чтобы взбодриться, не помешает такого рода учения. – Сказал Спарк.

– Понимаю. – Многозначительно сказал президент. – И даже догадываюсь, о ком идёт речь. – И вот на этих словах Мистера президента, Гилмор и вскипел на Спарка, чей ответ для него уже был ясен.

– Но что они хотят продать под видом этого кресла? – задался вопросом к себе Гилмор, после того как немного успокоился. – Что в его подкладке зашито? – приглядываясь к креслу, начал себя мучить догадками Гилмор.

Пока же этот представитель спецлужб, наравне с другими главами такого же направления ведомств и служб, начал испытывать своё терпение по поводу загадки этого кресла, а по большому счёту, приступил к выполнению возложенных на него государством задач, другие находящиеся в банкетном зале гости, по-своему усмотрению смотрели на всё происходящее здесь и вокруг, и на своё знаковое место во всём происходящем. Что для многих, а может и для каждого в частности, было куда как важнее всего другого вместе взятого.

И пока уточнений со стороны Капуты насчёт этого кресла не поступило, и все присутствующие в зале люди, пока что только догадывались, что это всё может значить, наиболее догадливые и прозорливые из них принялись блуждать по лицам своих будущих соперников, которые в ответ тоже блуждали своими взглядами уже по их лицам.

И в таком физическом и мысленном напряжении пролетели эти такие, невозможно долгие несколько секунд, потребовавшиеся Капуте, чтобы сделать паузный переход от своего вступления: «Дамы и господа!», – к следующему информационному блоку. – Прошу обратить всё ваше внимание на меня. – Сказал Капута и тут же для разрядки напряжения попробовал пошутить, что у него совсем не получилось. – Можете не беспокоиться, Мистер президент разрешил. – Добавил Капута, но ему никто не поверил и как смотрели на него каменные лица всех этих вокруг людей, так они и продолжали буравить его стальным взглядом. Впрочем, это Капуту ни в коей степени не задело, и он продолжил говорить.

– Я вас надолго не задержу, – заговорил Капута, и с первых своих, до чего же самоуверенных слов, возмутил публику из числа администрации президента, крайне удивленных тем, что Капута так много на себя берёт. – Да кто он собственно такой, чтобы сметь делать такие заявления?! – перекосились в лицах высокопоставленные господа чиновники и конечно советники. – Кто ему позволил тратить наше время на него?! – а вот на этот вопрос все догадливо знали ответ и поэтому он прозвучал куда как тише в сердцах всех немного позавидовавших Капуте чиновников.

Капута между тем не обращал никакого внимания на искривление вокруг себя лицевого пространства и продолжал. – Всего лишь на одно доброе дело. Не совершив которое, как говорит Мистер президент, и аппетита нет садиться за стол. – Здесь уже понятно, что не обошлось без критических замечаний в адрес Капуты. – Именем президента прикрывается, гад. – Заскрипели зубами и местами заурчали желудками некоторые господа и дамы, чья связь со своим внутренним пространством была особенно близкой (Капута, что и говорить, а умеет психологически подмять под себя мягкотелую публику, поймав её на ассоциативности мышления).

– Так что не буду ходить всё вокруг да около. – Капута, как какой-то клипмейкер, выдал этот словесный блок под визуальную картинку – он обошёл вокруг стоящее перед ним кресло и закрыл его собой. – Мистер президент в целях благотворительности предложил провести небольшой импровизированный аукцион. И для того чтобы подчеркнуть, как ему важна благотворительная деятельность, президент решил пожертвовать для этих целей наиболее ценную для себя вещь. – Здесь звучит кульминационная пауза. – Своё президентское кресло. – Здесь Капута отходит в сторону от президентского кресла и, раскрыв его в новом, уточнённом значении кресла президента, даёт всем гостям этого зала полюбоваться креслом президента.