Стоимость ЭГО

Про внешность: толстый, костлявый, кривой, безобразный, дефектный, старый, страшный, грязный, лысый, горбатый, морщинистый, прыщавый, бледный, зловонный, смешной, нелепый, неестественный, аномальный, нескладный.

Общие существительные: ничтожество, неудачник, трус, лох, тряпка, дурак, тормоз, овощ, нарцисс, ворчун, самодур, урод, лжец, ханжа, вор, предатель, садист, отброс, фантазер, грешник, алкоголик, наркоман, сектант, серая масса, баба, быдло, брюзга, не мужчина (для мужчины), не женщина (для женщины).

Апеллирующие к половой сфере: онанист, импотент, извращенец, девственник, похотливый.

Животный мир: обезьяна, корова, свинья, баран, кобыла, олень, верблюд, козел, тюлень, осел, жираф, хомяк, бегемот, страус, цапля, курица, петух, утка, павлин, пингвин, индюк, птенец.

Сказочные: гоблин, вампир, гном, хоббит, гремлин, орк, демон, тролль, оборотень, гарпия.

Подыскивайте собственные слова. Иногда для точного выражение чувства требуются откровенно нецензурные выражения. Хорошо работают в паре прилагательные с существительными: желчный зануда, одинокий извращенец, больной неудачник, старый тюлень и т.п.

Если во время чтения этого текста хотя бы раз улыбнулись – это хороший признак.

Если вам нравится эта книга, вы можете отблагодарить автора двумя способами:

1. Материально; тут информация: www.progressman.ru/2i

2. Вы можете порекомендовать книгу другим

Страх ошибок, страх будущего

Все мы думаем о будущем, пытаемся его понять и определить, словно заглядываем в реальное потустороннее окно с тревогой и надеждой. Живем с затаенным вопросом на устах «Что дальше? Ведет ли мой путь к успеху?». Никто ответа не знает, но все надеются и верят. Это и есть наши психические опоры – ожидания и предвкушения, персональные внутренние танцы с бубном над чашей судьбы. И всякий раз, когда «приметы» сходятся, случается «знамение», и ум заполняется предсказаниями. Вот человек что-то выиграл, прилюдно блеснул, обделал все без запинки – и в душе радость, уму мерещится удачное, светлое будущее. А стоит допустить ошибку, споткнуться, проиграть – и приметы с таким же реализмом рисуют будущую неудачливость.

Мы видимо просто не умеем жить без будущего, не умеем понимать, что совсем-совсем его не знаем. И потому, чтобы защититься от пугающей неизвестности, обучены «магическому» искусству предсказания своей судьбы по приметам, которые повсюду вылавливаем и стыкуем в узор будущего.

Даже мрачные предсказания о грядущем неуспехе нам принимать куда проще, чем тотальную неизвестность следующего мгновения. Поэтому непредсказуемость завтрашнего дня мы завешиваем прогнозами, в которые от чистого сердца верим. Примерно у каждого в голове – армада критериев, по которым ум определяет, какую картину о будущей жизни ему для себя инсценировать.

Процесс гадания осуществляется при помощи виртуального идола – эталона «правильности», с которым ум сопоставляет свою жизнь. Если сравнение не в пользу жизни, то предсказания мрачные. Такие расхождения с идолом ум называет ошибками и неудачами.

Мы не знаем ни себя, ни своего будущего, в себе не уверены, зато на все сто уверены в критериях некой абстрактной «правильности», которой надо соответствовать. «Надо», иначе приметы сложатся в такой последовательности, когда ум снова поверит в темное будущее. А верит он крепко, безусловно и «свято».

Танцы с бубномПоэтому, даже логически понимая всю иррациональность этой веры, мы все равно предчувствуем боль неоправданных надежд – и боимся. А потому стараемся выбирать и оправдывать такую последовательность действий, которая уберегает от «ошибок» – одной из самых ужасных «примет». Иначе встроенный в ум кинотеатр снова покажет ужастик.

Мы боимся ошибок, потому что подспудно знаем, во что будем верить после их совершения, когда ум создаст свой очередной трагичный шедевр «о себе и жизни».

Поэтому, чтобы не чувствовать себя рядовым профаном, не учиться и не ошибаться, никто не торопится вылезать из зоны комфорта. Там можно спокойно себе на радость играть роль уставшего, познавшего жизнь кухонного мыслителя. Главное – не высовываться. А потом комфорт «почему-то» становится удушливой темницей из собственных страхов.

Так происходит, когда сфера желанного кажется закрытой и чуждой, потому что оттуда не исходит одобрительных приглашений. Ум, исповедующий веру в «правильное», знает: стоит потерпеть неудачу – и окажешься нелепым и смешным неудачником, будут показывать пальцем и глумливо осуждать, дескать, «Куда это ты прешь, ничтожество?».

Страх ошибок убивает желания и лишает сил, заводя в депрессивную апатию. Этот синдром выученной беспомощности под названием «Все равно ничего не получится» – драматичное творчество, которым ум сам себя разыгрывает.

Мы неоправданно сильно боимся ошибок и неудач, потому что они включают холостые обороты умственной пробуксовки в идеях о собственной ошибочности и неудачливости. Успехи и ошибки – это те самые приметы, по которым обученный неврозам ум определяет свою судьбу. Он словно нашептывает себе: «Ошибаются только неудачники».

Здесь хочу еще раз подчеркнуть – мы не знаем своего будущего. Совсем-совсем. Мы именно гадаем. И отдельные свои прогнозы, чьи приметы складно сошлись, принимаем за истину, которая воплощается в нашей надежде и безнадеге.

Пока самооценка и картина будущего зависят от частных успехов и ошибок, они колеблются, как биржевой тренд в кризисной экономике. И даже когда эго от успехов распухает до исполинских габаритов, действовать все равно страшно, потому что каждый шаг грозит провалом, подразумевающим личный конец света.

Но, если опустить суеверия и взглянуть на происходящее беспристрастно, достаточно легко понять, что никакого развития в жизни без ошибок не бывает. Мы называем их неудачами, опускаем руки, боимся их, как проклятия, когда на деле именно ошибки дают самые сочные плоды личного развития на жизненном пути. Совершать ошибки – это не просто нормально, а так же естественно, как и все в природе.

Ценнейший опыт исходит не от безжизненных теорий, а от реальной практики. Ошибки и есть тот самый реальный опыт, который со всей нагляднейшей ясностью указывает прямо, чему конкретно здесь и сейчас целесообразно уделить больше внимания, чтобы действовать эффективней. Ошибки – это достойная плата за урок, который они же преподносят.

И если бы каким-то образом получилось не брать в расчет чувства, то личный ущерб от подавляющей части «ошибок» стремился бы к нолю. Все наши проблемы, в сущности, сводятся к тому, как мы их проживаем, какие картины ум пририсовывает, восторгаясь и ужасаясь собственными творениями. Поэтому то, что мы ошибками называем – сплошная условность – разница между реальностью и выдуманным идеалом.

Даже собственную кончину назвать ошибкой можно весьма условно. Персональный конец света, судя по слухам, неизбежен для каждого. В природе все преходяще. Иначе и полет осыпающихся осенних листьев пришлось бы назвать грехопадением.

А в повседневных ошибках нет никакого конечного поражения, есть лишь непрерывное обучение, без ошибок невозможное. Все просчеты и неудачи – не признак дремучей тупости и не симптом окончательной неудачливости, а естественное следствие обретения нового опыта в конкретной узкой сфере.

По сути ошибки означают, что задача оказалась сложней, чем виделась изначально, а потому допущенные просчеты закономерны и позволяют рассмотреть ситуацию глубже и реалистичней.

И если взглянуть на жизнь шире, то значительная часть тех самых личных просчетов оборачивается удачей. В этом смысле, величайшие ошибки – это требование от себя безупречной безошибочности и увиливание от развития из страха ошибиться.

Мы можем думать о будущем, предвкушая реализацию планов. Но даже повторяющиеся просчеты и неудачи – не причина опускать руки и валиться с ног, а только повод – аккумулировать полученный опыт.

Социофобия и жажда общества

Я не раз говорил о пользе самодостаточности и убытках привязанности. Эта глава – что-то вроде оговорки.

Искатели, увлеченные психологией и эзотерикой, часто возводят самодостаточность в ранг обязательного для достижения идеала, а привязанность воспринимают паршивым изъяном. И кроется за этим маневром обычно оправдание собственной социофобии (страха перед обществом).

Далее буду говорить о значении общества для отдельной личности. Начну немного издалека.

С незапамятных времен особи, склонные к уединению, отрывались от стада, поэтому хуже выживали и размножались. В итоге свои гены, содержащие самодостаточность и бесстрашие, не успевали передавать потомкам.

Особи неравнодушные к отношениям размножались активней, и передавали по наследству свой страх одиночества будущим поколениям. Преемники процеживали страх своей психикой по новому кругу: отфильтровывались гены оторванных от стада индивидов, и закреплялось наследие особей, привязанных к компании.

Представьте остров с обитателями. Часть островитян стремится остров покинуть, а другая – на нем остаться. Оставшиеся дают на острове потомство – детей, которые наследуют гены родителей, и в том же семейном духе цепляются за привычное пространство. Через десяток поколений уже никто уплывать с острова не хочет, потому что все его население – это наследники предков, пожелавших остаться.

Теперь представьте, что остров – это жизнь на земле. Здесь остаются и передают свой генотип обитатели, склонные заводить отношения и размножаться.

Жажда отношений, проходя через тысячи поколений, снова и снова закреплялась, усиливалась и обрастала богатой палитрой новых оттенков. Их-то мы и зовем обобщенно «любовью».

Теперь вспомните, какое влияние «любовь» оказывает на все-все в жизни. Загляните в себя. Ваш ум – апогей кристаллизованных инстинктов выживания и размножения. Все, что вы чувствуете – отборное наследие древности.

В современном человеке любовь и страх стали центральными стимулами души. Они засели так глубоко, что намерение их превзойти – это чаще всего самонадеянная наивность; а предельная одухотворенная самодостаточность – красивый фантастический идеал.

Мы – потомки древних «островитян».

Прямое столкновение с одиночеством – вызов для крепких духом. Проще этот страх покрывать общением с друзьями и близкими. Это естественно. Но душа на этом не успокаивается; она «требует» от личности и совладания с одиночеством, и коммуникабельности одновременно.

Иначе, если не принят вызов одиночества, любые возможные отношения этим страхом отравляются. А если не принят вызов общества, в душе укрепляется тревожный фон такой неприятной правды, что уединение – вовсе не сознательный выбор, а вынужденное бегство от мира из-за своей несостоятельности в отношениях с ним.

Самодостаточность, заправленная социофобией, – всего лишь красивая маска, а по сути – вывернутая наизнанку, жажда общества.

Социофобия – это не боязнь общества самого по себе, а страх оказаться в его глазах никчемностью, отбракованной социальным «естественным отбором». Наедине с собой затворник может мнить о себе, что угодно. А столкновение с людьми грозит ему нелестными сомнениями на свой счет. В итоге проще продолжать замыкаться.

Боязнь сцены, новых знакомств и непривычных условий, – все это избегание проверки своего самомнения в деле. А чем жизнь компактней, тем проще мнить себя в ней особенным.

Корень неуверенности – неустойчивое мнение о себе и своих реальных качествах. Колеблющаяся самооценка, расположенная проваливаться к низким рейтингам, – главная причина ранимости и последующей стесненной жизни, где только и удается удерживать чувство собственной важности.

Социофобия лечится самопознанием при помощи чуткого самоанализа и в «полевых» условиях живой коммуникации, когда встречают страх лицом к лицу.

Только человек, уверенно контактирующий с обществом, может быть от него независим. Опытный рыбак не переживает о сорвавшейся с крючка рыбе – он знает, что поймает еще. Успешно коммуницирующий человек не переживает о разорванных связях – знает, что наладит новые.

Поэтому для социальной уверенности важно удостовериться в своей способности заводить и выстраивать новые связи (с друзьями и возлюбленными). Иначе любые возможные отношения становятся токсичными от страха оказаться никому ненужным (ничтожеством).

Сильная личность умеет устраивать радости своими силами: собирать любимых людей и создавать сферу для совместного досуга. Конечно, это – не самодостаточность Будды. Но, если угодно, – необходимая к ней ступень. На этом этапе страх одиночества заметно отступает.

Представьте, каким может быть ваше счастье в реальных условиях. Уделите фантазии хотя бы минуту. В такой жизни могут быть, например, материальное благосостояние и большой дом с друзьями вашего уровня развития, где царит тепло и понимание.

Появляется ли у вас мотивация двигаться к желанной жизни? Если нет, тогда спокойно признавайте, что сегодняшние условия устраивают.

Умные люди сталкиваются с искушением питаться из кормушки насмешливого цинизма, где радостное и светлое обесценивается – еще один способ оправдания страха своей «недостойности» желанного (общества).

По социальным сетям бродит, якобы информация из «The Washington Post» о значимости дружбы. Утверждают, что она для здоровья и долголетия – важнее диет и физических занятий. А реальный оздоравливающий эффект дружба оказывает только при личном контакте. Онлайн-общение не катит.

Даже если эта информация – новостная утка, она все равно не лишена правды. Психика из глубин души радуется обществу равных себе. Неважно почему – дань инстинктам, или высокая любовь; главное, – это работает. А психосоматическое влияние души на тело – уже научный факт.

Поэтому, как бы простовато ни прозвучало, берегите друг друга.

Полезная информация!

Эту и другие темы я развиваю в своих видео-выступлениях на: youtube.com/IgorSatorin

Раскрепощение и социопатия

По сути тот главный процесс, которому содействует психолог во время своей психотерапии – это раскрепощение клиента. Большая часть психических проблем держится на ограничивающих убеждениях о том, какой должна быть жизнь. Поэтому и психологам эти убеждения клиентов приходится ломать. Отдельные духовно-эзотерические учения идут дальше, объявляя, вообще, все концепции и убеждения ложными, а освобождение от их навязчивого влияния – за истинную духовную цель, чтобы став просветленным, как Будда, человек освободился от страданий.

Все, что мы знаем – мысли. Без них нет ни нас, ни мира. Все возникает вместе с нашим «знанием». Одни знания практичны и отражают закономерности происходящего. Другие знания – деструктивны и приводят к пустым страданиям.

Карен Хорни написала на мой взгляд самую информативную книгу по психологии – «Невроз и личностный рост», где наглядно отобразила психические тупики наших лживых знаний. Порождаются они убеждениями о том, как должно быть. Эти твердые несогласия с происходящим создают непрерывное страдание от неспособности просто быть собой и принимать этот самый момент жизни.

Нацелившись на совершенство, нутро обязует себя сопротивляться реальному. В итоге растет презрение к себе и своей жизни из-за их несоответствия выдуманным идеалам.

Карл Густав Юнг где-то говорил о том, как видят наше западное общество индейцы: «Во взгляде белых людей – застывшая озабоченность, они все время что-то ищут, им всегда чего-то не хватает, они беспокойны и напряжены. Мы не понимаем, чего они хотят. Они кажутся нам сумасшедшими».

Карлос Кастанеда в своих книгах упоминал термин «тональ» – это описание мира, навевающее видимость знания о происходящем. Тональ по его словам должен бы исполнять роль оберегающего хранителя. Но как бы переквалифицировавшись, он скорей работает сдерживающим стражем, заточающим душу в тисках стесняющих убеждений.

Психическое раскрепощение высвобождает внимание, ранее прикованное к грезам ума. Человек начинает чувствовать, что он есть здесь и сейчас сам в себе в эпицентре существования, и перестает торопить жизнь – гонка за фантастическими идеалами прекращается.

И где-то здесь внимательный искатель задается вопросом: «А что же сдерживает лишенного всех барьеров человека от преступлений, безумия и хаоса?»

Возможно, вы слышали о таком диагнозе, как диссоциальное расстройство личности, или иначе – социопатия. Упрощенно говоря, социопат – это человек, у которого не работает совесть.

Термин уже входит в моду, его активно муссирует кинематограф. Образы относительно мирных, хотя и не самых реалистичных социопатов: Декстер, Ганнибал, Шерлок, Доктор Хаус из одноименных сериалов. Их изображают сильными и даже гениальными личностями. И зрители невольно полагают, что быть раскрепощенным социопатом – это даже круто.

В том же кинематографе социопатом выставляют почти каждого маньяка-убийцу. С реальной статистикой не знаком, но допускаю, что дело обстоит схожим образом. Вполне логично, что мертвая совесть снимает с личности целый ряд барьеров.

Социопат подобен хищнику на пастбище травоядных. Он не чувствует жалости и сострадания, а чужие идеалы добра воспринимает как удобные рычаги для своих манипуляций.

Социопатия формируется, если человек с раннего возраста вместо заботы и любви получает насилие. Его в детстве не щадили и сам он щадить не обучен, поэтому чужую потребность в жалости воспринимает с холодным равнодушием. В сознании такого человека с детства формируется убежденность, что на любовь в этом мире рассчитывать нельзя, словно ее и вовсе не существует.

Все же социопатия не подразумевает неминуемой практики какого-то криминала – человек может жить и социально одобрено.

Здесь я привожу в пример этот диагноз, чтобы подчеркнуть, насколько неоднозначно может протекать душевное раскрепощение.

Взлом идеалов действительно чреват потерей привычных ориентиров. Человек перестает понимать, зачем ему быть «хорошим» вынужденно – и это палка от двух концах. Уже покалеченной психике действительно помогает узда морали, чтобы удерживаться страхом и виной от деструктивного поведения.

Казалось бы все просто – вводим правила, подавляем «неправильное» – и живем себе в мире. Но в итоге именно неумение себя выражать и грубое подавление нутра заводят в такое состояние, когда душить собственную энергию уже не остается никаких сил; «клапан» срывает и раскаленные эмоции высвобождаются взрывной реакцией в примитивных, порывистых поступках, осуждаемых общественностью формально в судах и неформально – моралью.

А если эмоции не выпускать совсем, то психика закрепощается в апатичной отчужденности, а тело подвергается психосоматическим недугам. Так что идеальным по принуждению не стать никак.

С одной стороны убеждения, доросшие до идеалов дают опоры – упрощенную карту жизни, где обозначены «правильные» и «запретные» направления. С другой стороны идеалы в целом ограничивают настолько топорно, что без всякого разбора подавляют не только животные наклонности, но, в том числе и естественный потенциал личности. В итоге сама личность перестает расцветать, выхолащивается и становится придатком собственных убеждений. Тот самый пример, когда с «грязной водой» выплескивают и «внутреннего ребенка».

Я вовсе не поощряю и не оправдываю аморальное поведение. А только говорю о том, что именно отказ от самонасилия приводит к естественному нежеланию насиловать и других людей. Только свободный человек уважает и свободу окружающих. А закрепощенный будет чужой свободе завидовать и гневаться, принуждая закрепоститься наравне с ним.

Здоровый осознанный человек не нуждается в помощи автоматических поводырей собственного поведения в лице стыда и вины. Ему не хочется уничтожать окружающих. Мы все просто хотим любить себя и свою жизнь – принимать ее реальную. А вынужденная доброта сквозь зубы из страха понести наказание – это меркантильная ложь, ничего святого в себе не содержащая.

Для неподготовленной психики потеря значимых ориентиров может обернуться серьезным стрессом, поэтому толковый психолог не подталкивает к тотальной раскрепощенности от идеалов, а чутко проводит клиента через его актуальный урок. Иногда новым урокам приходится учиться на ходу, встречая последующую стадию душевной свободы совместно (если урок слишком сложный, психологу надлежит клиента передать более опытному специалисту).

Поэтому и я не выражаю самые беспощадные к опорам личности правды, а пишу осторожно о том, к чему большинство подготовлено. Неподготовленный читатель сам отрицает и закрывается – и это в порядке вещей.

Вероятно мораль общества, наравне с порождаемыми ей неврозами – это неизбежный этап душевного роста. Но этап этот обществом переоценивается.

Неуверенность в себе – это незнание и отрицание себя настоящего. Уверенность в себе требует освобождения от цензуры слепой морализации. Уверенный в себе человек знает и принимает себя настоящего.

Идеальное «Я», презренное «Я»

Возвращаюсь к одной очень важной, даже сказал бы – «величественной», и при этом предательски скользкой теме. Это – чувство собственной важности – то самое, коварное ощущение, раздувающее нашу персону до грандиозных размеров, чтобы потом сдавить ее до смехотворного ничтожества. Это – извечная центральная проблема практически каждого человека, приводящая к постоянным беспокойствам о чужом мнении, побуждающая к вечной гонке за «лучшим», к негодованиям и обидам на судьбу за ее «несправедливость» в адрес нашей уникальной персоны.

Большинство из нас способны более-менее различать свои поверхностные понты, особенно в такие минуты, когда жизнь их беспощадно обламывает. Но что дальше? Как усмирить гордыню и освободиться от неврозов? Как прекратить эту нескончаемую игру в величественное ничтожество, и начать радоваться реальной жизни? Как разорвать эту чудовищно-невыгодную сделку с дьяволом?!

Каждый хочет счастья. Мы жаждем наилучшего исхода для нашей многострадальной персоны. Все наши ожидания, все самые светлые надежды – это устремление к идеалу, который воплощает наши мечты. А где он, этот идеал? Так уж получилось, что эту жизнь мы понимаем своим маленьким умом. Другой понималки для нас не существует. Я веду к очевидному выводу – идеал, к которому все мы стремимся находится в нашей голове…

Устремление к идеалу формирует искусственное идеальное «я» – нафантазированный красивый образ, где наша персона становится самим совершенством, или просто кем-то очень продвинутым – таким человеком, который может по праву почувствовать свою как бы «реальную» важность, или даже – величие.

Здесь начинается первая стадия самообмана. В какой-то момент мы в этот идеальный образ начинаем верить, мы начинаем полагать, будто придуманное нашим умом идеальное «я» – это нечто реальное, и в своей реальности является самым прекрасным вариантом нашей жизни на этой планете. Мы верим, что в тот самый момент, когда мы сольемся с идеальным «я», все наши проблемы, словно по волшебству, начнут автоматически разрешаться, и наступит долгожданное счастье. По этой самой причине мы крепко вцепляемся в иллюзию идеального «я», и расходуем все возможные душевные силы на ее поддержание и укрепление.

Это и есть сделка с дьяволом, на которую мы простодушно ведемся, и продолжаем всю жизнь верить в ее условия. Мы полагаем, что пик самоутверждения, где мы тешим чувство собственной важности наивысшим и наилучшим образом – это момент нашего личного триумфа – момент воссоединения с идеальным «я». Беда в том, что по наивности вступая в эту дьявольскую сделку, мы не понимаем ее реальных условий и последствий.

Сделка с дьяволом – это психологический трюк, который приводит ко всем разновидностям невротичного самообмана. Это – наивная слепая вера, которая начинается, когда невинный ребенок замечает, что его любят не за то, какой он есть, а за то, каким он нравится. И пожалуй, в этой злополучной манипуляции нет виноватых – таковы механизмы душевного взросления, когда мы учимся различать правду, продираясь через дебри лжи.

Идеалу мы приписываем все самые выдающиеся, первоклассные качества и способности. По мере формирования идеального «я», рядом формируется еще одно «я»… – такое «я», которому достаются одни лишь объедки с барского стола – все то, что не согласуется с нашим воображаемым идеалом. Это – наше презренное «я».

Презренное «я» формируется с такой силой, с какой формируется идеальное. Фактически они созревают и кристаллизуются одновременно, потому что являются двумя полюсами одного и того же явления – внутреннего раскола. Возникновение презренного рядом с идеальным – неизбежный процесс. Как бы мы этого не хотели, идеальное «я» не может существовать само по себе в отрыве от презренного «я». В этом и заключается подвох сделки с дьяволом.

Мы можем только обманывать себя иллюзией будто идеал может и должен существовать самостоятельно – без вытесненных презренных качеств. Сама эта вера в совершенный идеал без посторонних уродливых примесей является одной из опор идеального «я», которая раскалывает психику напополам, и создает болезненную двойственность, из-за которой мы всю жизнь убегаем прочь от себя по направлению к выдуманному совершенству.