Из непечатного…

Красавец курил, понукая пса.

Она подошла к нему, что-то спросила.

Он ответил, как-то ехидно посмеиваясь.

Она почему-то удалилась, точнее, почти убежала от него.

Хотя было понятно без слов, но не выдержал, подошел к красавцу, он также смачно курил сигарету, выпуская дым.

– Здоров.

– Здорово.

– Что за порода?

– Мальтийский бульдог.

– Ясно. Слушай: а что сигарету не дал, той девушке?

Я рукой показал на убегающую фигурку.

– Тебе что, жалко?

– А тебе какая хрен разница. Пусть сначала отсосет, сначала у меня, а потом у Джеки. Да Джеки?

Пес радостно заворчал, откидывая задними лапами землю и желтые листья.

– Тогда дам, даже не одну, может целую пачку, пусть курит, мне жалко что ли…

Красавец нагло засмеялся своей шутке, одновременно затягиваясь, выпуская мне дым в лицо.

– Ты тоже кури братиш, ведь бесплатно. Дыши, дыши глубже.

И снова у меня был выбор.

Как же всегда это надо делать.

Видимо со временем и возрастом уже надоедает.

Я повернулся, зашагал прочь, потом бросил:

– Да пошел ты нахер!

– Э, стопе, подошел сюда быстро.

Не оборачиваясь, показал ему «фак».

– Джеки – взять гандона!

Донеслось позади меня, с глухим тявканьем.

Накрапывал дождик, взбрызгивая кадилом серое утро.

Мне было всё равно.

Хотелось прийти домой, после ночной смены, завалится спать, больше никогда не просыпаться, забывая всё дерьмо на свете.

Я устал уже делать свой выбор, пусть кто-то сделает за меня.

Ну хотя один раз. Один маленький раз.

Конечно, женщину потерял из виду.

Поэтому мой очередной опыт над людишками, можно сказать, был завершен.

Теперь надо отойти в укромное место, вроде как поссать в кустиках.

Я вознамерился это сделать, зашел в подъезд дома, расстегнул молнии на одежде, чтобы не слишком мешались, достал…

Но тут появилась бабушка, или бабуля, я не разбираюсь, в их сортах особо.

Может пожилая женщина, но это была точно старуха.

Она вышла из квартиры, по лестничному проему спускала коляску, до верха чем-то набитой, чем-то нагруженной.

Колеса лязгали, бабушка кряхтела, лифта в доме не было.

А я стоял на пролете, приготовившись, отвернувшийся к стенке, украшенной граффити, грязными разводами от потекшей штукатурки с потолка.

Было уже поздно прятаться, когда я уже всё достал.

Старуха, наверно оказалась не настолько слепа, как понадеялся, вжавшись в стеку.

– Ишь ты окаянный, удумал срать, я тебе покажу как ссать в чужих подъездах.

– Да я не писаю, вы только не кричите, а то инфаркт хряпнет.

– Я – ангел.

– Понимаете?

– Ангел?

Переспросила бабушка

– Ну да. Я обычный простой ангел. Только проштрафился немного.

Сослали на Землю, для сбора информации.

Миссия окончена, теперь мне надо расправить крылья, чтобы никто не видел.

– А потом улететь.

Я показал знаком наверх.

– Хосподи прости мня грешную…

Закрестилась бабуля

– Нешто за мной пришел?

– Да нет, совсем не за вами. Лучше ответь на один вопрос: зачем ты тягаешь коляску каждый день?

Немного упомяну, что это бабулю я видел каждый раз утром, невзирая на непогоду и жару, когда она плелась к рынку.

Перед собой она толкала полную коляску с какими-то коробками, двигалась она со скарбом не по тротуару, а именно по проезжей части.

Ей было лет восемьдесят, если не сто.

– Так пенсии не наскребу милок. У меня «гробовые» исчезли, сыновья гадюки пропили, ни дна им, ни покрышки.

Она погрозила клюкой.

– Вот, приходиться по новой себе на гроб, деньгу добывать.

– Херов… херувим тебе в помощь, бабушка тогда.

– Слушай, слушай сынок ты мой ангелочек, может мне бог поможет?

– Вряд ли. Наш босс тут ни чем не может помочь. Кроме…

– Неужто над богом есть кто еще?

– Люди, бабуль, люди.

– Эх нехристи, есть нехристи, – пробормотала старуха.

Потом мне пришлось быстро вернуть свой облик без крыльев, помочь ей вытащить коляску. А затем вернуться домой, с докладом, что и как, там.

Верховный простил меня, отправил в покои.

Где потом спал и спал, нежась в эдемских садах.

Приходя в себя от сознания и тела странного существа, который остался там, на богом забытой планете, в каком-то подъезде, валяющегося возле стены, украшенной граффити, с потекшими разводами, от дешевой меловой побелки.

****

Пы сы.

Памятка.

Будьте особенно вежливы и аккуратны, при общении с незнакомцами, которые заходят к вам подъезд, якобы поссать.

При виде вас, которые пытаются снять штаны или куртку.

Не пугайтесь сами и не пугайте их, это обычные ангелы.

Им же надо привыкнуть к обстановке, мимикрироваться под бытовые условия, а где, как не в подъезде дома расправить крылья, чтобы об этом никто не узнал. С ангельским приветом.

Ведь мы же когда нибудь свидимся.

*

Из Мастера.

Я хочу. Чтобы меня запомнили таким.

Как вы знаете, мы смертны иногда.

Смертны, вполне внезапно.

По вроде не совсем предвидимым и не зависимым от нас, причинам, чтобы лишний раз умереть.

Лунное затмение, магнитные бури, вспышки на Солнце.

Кто его знает, на что это влияет.

Но я-то знаю, вполне уверен в этом.

Как и в своем последнем желание.

Окно закрыто, на кухне газовые форсунки включены на полную мощность.

Расстеленный диван, на котором прилег.

Немного отдохнуть, перед долгой дорогой.

– Человек смертен…

То ли говорит, то ли утверждает, откуда-то появившийся передо мной кот по имени Бегемот. Я его глажу по черной гладкой шерстке, он мурчит от удовольствия.

– Погладь, погладь, еще, еще. Да, да, вот здесь, почеши, плиз!

– Может не надо, – шепчу ему в ушко. – Я буду всегда тебя чесать за ухом.

– Мяу, не давите на больную мозоль. Понимаешь: надо, Федя, надо.

Перед смертью вы все говорите: может не надо, может не надо.

Талдычите одно и то же. Даже неинтересно стало с вами в последнее время.

Развелись графоманы, вот был бы ты котоманом, я бы подумал.

Промурлыкал говорящий Кот.

– Да не, тут я согласен.

Забирайте меня, мое тело и душу.

Только одно условие имеется, к вам, или вашим работодателям, или кто там еще у вас.

– И какое же, позвольте полюбопытствовать, что у вас за последнее желание.

Хотя сначала можешь покурить, напоследок.

Это еще безопаснее всего, что ты натворил.

– И что же я натворил? – спрашиваю.

А рядом с говорящим котом, неожиданно материализовался буквально из воздуха субъект, в клетчатом костюме и в пенсне: одна линза треснута, а его пальцы мелко дрожали, как от похмельного тремора.

– Как же-с: вот, извольте: мастурбировал на Наталью Варлей, в ванной.

– Ну и что, мне тогда было 16 лет, а у неё такая попа, была.

Из фильма «кавказская пленница».

Да вообще, все мужики о ней только и мечтали. Что это, грех?

– Ладно, ладно, не кипишуй тут. Не гони волну, не любит этого наш мессир.

– Че, Бегемот, тоже лапка-то чесалась поди?

Субъект, с разбитым пенсне обратился к коту.

– Сам тоже хотел полапать ее за задницу?

– Мяу! – фыркнул говорящий кот, утирая морду той самой лапой.

Потом субъект продолжил:

– Фаготом меня звать. Один грешок, так и быть, по старой дружбе, с тебя списывается. Но остаются другие….

Ты пытался их замолить: ходил в церковь, крестился, ставил свечки, целовал нарисованные доски…

– Прекрати! Я сам знаю и помню.

– Может ты помнишь и знаешь, только бессонница от этого знания.

Тебя не возьмут никуда: ни в рай, ни в ад.

Будешь как гав.., как субстанция в проруби бултыхаться.

– И что теперь?

– «И что теперь», странный вопрос, вьюноша.

Передо мной возник старик, в темной комнате со свечами.

Раньше они назывались, канделябрами.

Это помнил и знал.

Я находился перед ним, а говорящий кот оказался на столе, покрытый зеленым бархатом, у завешенного окна, за которым ничего не видать.

Хотя раньше, почему говорили, про такое обстоятельство, – «ни зги не узреть».

Старикан сидел в старинном кресле, с подлокотниками, одетый в красный мохеровый халат, почему-то очень подозрительно выглядел.

Со своей длинной тростью, рукояткой из желтой слоновой кости, с кольцом на указательном пальце, почти обнаженной склоненной девушкой, которая ему втирала мазь в голое колено.

Его левая нога открыта от одежд.

Запах от едкой мази сбивал напрочь мои чувства, от какой-то реальности, в которую трудно поверить, но можно пощупать руками.

Что и сделал, – ущипнул.

Самого себя. Стало больно. Получается это не сон.

Тут почему-то захотелось ущипнуть ту девушку, за неприкрытую соблазнительную попу, точно выставленную напоказ.

– Не стоит так делать.

Старец покачал седоватой головой, будто читая мои мысли.

– Ее зовут Гелла. Она ведьма, поэтому может превратить тебя в жабу, ну или в паука, в любой момент.

Я отдернул, протянутую было руку к упругим ягодицам.

– Благословленное колено, оно, иногда так ноет, что хоть плачь. С того дня, 14 числа, месяца нисана. Только эта мазь от Геллы спасает, в такое время.

Старикан развел руки в стороны, словно показывая, что ничего не в силах поделать с этой незавидной привычкой.

– Можешь, не стеснятся, и говорить, что хочешь. Или спрашивать.

– Я просто хочу…

Старик сделал знак, заставив меня замолчать, блеснул перстень на пальце, когда он такое сотворил.

– Я больше не желаю слышать, об этом.

Один раз произвел такое деяние, о чем уже сожалею.

Ведь я не желаю больше спорить с Самим.

Но ладно: раз уж зашел об этом разговор – как там было, Бегемот, поведаешь нам?

– Да мессир, это было так: «В белом плаще с кровавым подбоем…»

– Да нет мессир, там тогда всё было не так, – вклинился в разговор Фагот, в клетчатой рубашке с белоснежной манишкой, до этого стоявший молча, позади кресла, на котором восседал старик, протирая линзы пенсне прозрачным платочком.

Я еще подумал, что он накрахмаленный.

С 19 века.

И это мне всё видится будто во сне, только во много раз ощутимом.

– Дело было на Патриарших прудах, вы тогда подсели на скамейку к двум молодым людям, литераторам, которые спорили: был ли на самом деле Иисус на свете…

Старец поморщился: то ли от воспоминаний, то ли от злобно манящей вонючей мази, которую, втирала ему в колено обнаженная молчаливая помощница, Гелла.

– Что же я тогда ответил? Мой добрый подсказчик Фагот.

– Так и ответили, как в той гениальной книжке написано: мол, всё правда, так, и было тогда. Но, а в других, в тех книгах, совсем немного правды. Как их еще, в библиях, что ли, они называются.

– Что есть, то есть: ложь, она и есть ложь.

Даже в Африке.

Проговорил старик величаво, с какой-то печалью.

– Теперь о тебе речь пойдет: ты кто такой, вообще?

Тексты твои дерьмо, книжки дерьмо. И сам ты дерьмо.

Хотя ладно. Черт с тобой.

Старик нехотя махнул рукой.

– Проснись, встань, перекрой газ, я разрешаю.

Можешь пожить еще. На этот раз. Только немного, и недолго. А если напишешь бестселлер, то конечно заберу тебя к себе, обещаю. Там всё будет, как ты любишь… бесконечное одиночество, тоска, и грусть.

Хотя до Мастера, которого я уже взял до этого, тебе еще, как до Пекина раком, и пешочком. Ты мог бы ему составить компанию. Если так пожелаешь, но пока решил дать тебе последний шанс. Мы еще встретимся, где-то там, в другом месте.

Старец немного задумался и продолжил:

– Это будет свет, идущий от лунной дорожки.

Там и произойдет наша встреча.

– Но я просто…

– Вставай уже, писатель хренов!

Кричит мне Кот во весь голос.

– Вставай, блядина! – вторит ему Фагот.

Он снял пенсне, ласково так, стал твердить в ухо:

– Напиши свой последний роман. Да чтобы нормальный он стал, безо лжи и фальши, который не стыдно будет показать нашему мессиру. А рукописи не горят, как ты уже знаешь. Удаляй, не удаляй, они всё равно хранятся, вот здесь.

Фагот постучал по своей прилизанной голове пальцем.

– Я, я вообще не хотел… вы не так поняли меня.

Не превращайте меня в паука, пожалуйста!

Ведьмочка Гелла, прости, за пошлые мысли….

– Я больше никогда не стану этого делать!

Кричу в голос, просыпаюсь из забвения, открывая, наконец, глаза.

В уши долбиться долгий звонок, исходящий от телефона.

Пришлось очнуться, для начала встать с постели.

Первым делом сходить на кухню, закрыть газовые форсунки.

Открыть окно настежь, для проветривания.

Выругался немного с примесью мата, даже помереть от отравления, спокойно не дадут. Затем взял телефон, посмотрел на экран.

Пропущенный звонок, от абонента, который записан у меня как «издатель Гадский», это его фамилия.

Хотя надо, так надо, думаю, снова усаживаясь перед клавишами, на которых набивают тексты.

Ведь еще пока живой, уже не боюсь обещанной встречи с Мессиром.

*

Разговор в поликлинике.

Недавно, пришлось пообщаться с одним человеком на тему бога и веры.

Он мужчина, лет 60, мы случайно встретились в поликлинике.

Упёртый оказался верующий в христианскую церковь, цитировал мне библию и евангелие наизусть, приводил доказательства существование господа бога, с какими чудесами он сталкивался лично, и прочее, и прочее. Говорили мы много.

В поликлинике, рядом со мной сиденье оказалось незанятым.

Через некоторое время аккуратный мужчина в синей рубашке и темных брюках, выглядевшим довольно ещё не старым, подошёл и подсел на то свободное место. Мы разговорились, в ожидание приёма нашего врача: про погоду, про жизнь.

Как это обычно бывает у людей, которым некуда девать время.

Почему-то он затем спросил, подняв голову с седыми висками вверх:

– Веришь в бога?

– Нет, – коротко ответил.

– Безумный ты получается человек, – грустно покачал он головой. – Нет у тебя ума.

– Это почему же? – сразу завёлся я.

– Только безумцы отказываются верить в господа бога.

– А зачем мне верит в то, чего не существует?

И тут началось. Он придвинулся ближе, повернулся лицом, его кроткие глазки засверкали, верующий начал сыпать цитатами, приводить факты, а у меня голова вообще занята другими проблемами, и не было никакого желания с ним дискутировать.

А он мягко и настойчиво принялся меня убеждать:

– Вот смотри: ты в гараж закинешь металлолом, появится в итоге «тойота»?

– Нет.

– Правильно. Так и это дело рук Господа, сперва он создал Землю, а потом человека. Сначала Адама, затем Еву, которые проживали в райском Эдеме, до того как познали грех.

– Сказки всё это, для детей.

– Безумец ты! Я тебе не сказки говорю, а то, что было на самом деле. В библии написано так, после потопа, Ной построил ковчег…

Ту он привёл длиннущую цитату, потом стал говорить о христианских заповедях и нравоучениях: не убий, не воруй, не лги. Будь вежлив, почитай мать и отца.

В ответ, я ему сказал, что это обычная психология существования человека в обществе. В любом обществе.

Он разозлился, немного:

– Вот я уже двадцать лет не пью, не курю, не ругаюсь матом.

Как отрезало, в один миг. А всё от чего?! С чьей помощью так сделалось?!

– Да само по себе. Самовнушение.

– Э-э нет, это дело рук Господа бога нашего. Какая тут психология?! Это он меня надоумил и наставил на путь истинный!

– Наставил, так наставил. Что ты ко мне привязался папаша со своим богом?

– Да как ты не поймешь, что это всё дело рук Господа бога!

Вот взять болезни, ту же онкологию. Это не просто рак, а дух, злой дух, захвативший твоё тело. Лечение тут бесполезно. Понимаешь?

– Может быть. И что делать с ним?

– Молится. Помогут только молитвы, обращённые к господу. Когда у меня жена заболела онкологией, то я молился день и ночь так, что ко мне сошёл сам господь бог, исцелил её полностью от духа болезни!

– Какая стадия рака была: четвертая, третья?

– Я не помню.

– Какая онкология была конкретно?

– Да я не помню. Сколько лет уже прошло, сам посуди.

– Понятно.

Конечно, мне стало понятно, что верующий просто чешет по ушам.

– Есть мир, есть общество, есть моральные правила, выработанные за тысячи лет.

– Мир… Сынок, а что это такое, мир? вот скажи мне дураку неученому.

– Мир это мир, или общее мироздание.

– Ладно. А как же мир воспитывает людей?

Возьмём вот улицу и подростков. Она может научить их чему-нибудь хорошему? Нет! Только господь бог и его церковь может вложить в их греховный разум что-то стоящее.

– Тут всё зависит от человека, разных обстоятельств.

– Вот! Опять же, – это решает только бог!

– Да причём тут бог? Ты, папаша заладил одно и то же: бог, бог…

А как же выбор самого человека, поступки, судьба?

– Ерунда. Всё решается только с божьей помощью, – повторил он упрямо. – Я ведь на себе понял, когда в молодости, меня улица воспитала хулиганом. И потом долгое время был дурным человеком.

– Ничего. Такое бывает не только у тебя.

– Тогда расскажу пару случаев, – он продолжал дальше говорить про чудеса:

– А ещё, люди рассказывают, которые в коме, были или при смерти, как они побывали в небесах.

Туннель, говорят, и свет такой яркий, потом туннель пролетают и оказываются на лестнице, а она вся такая красивая, резная, что нельзя пером описать, ни словами сказать. Вот значиться, прибыла душа. Архангелы ее берут и ведут под руки к апостолу Павлу, на суд. А он говорит, значит: что мол, рано тебе ещё сюда. Иди-ка, мол, домой. И, душа, значит, летит к себе в тело. Во как бывает!

Да ты сам, вон, в интернетах посмотри. Если не веришь.

– Обычные глюки. Галлюцинации умирающего мозга. Ничего больше. Туннель, свет, – просто бред.

– Что тогда скажешь на это: я был в паломничестве в одном монастыре. Так вот, туда привезли одного героинового наркомана, молодого паренька. И святой отец в храме, принялся его отчитывать с иконой и молитвами. А из него как полезли бесы, как началась тут свистопляска. Но батюшка справился, отпустило парня, убежали бесы вон из его души и тела. Больше парень не был наркоманом, перестал колоться.

– Обычный гипноз. С начальной регрессией.

– Эхх, да ты погляди каков бесовской безумец.

Он стал читать молитву, вслух. Правда вполголоса, и никого не стесняясь из других людей, стоящих в очереди в кабинеты.

Наверно пытаясь изгнать из меня тоже каких-то бесов.

Он читал, я улыбался, больше ничего не происходило.

Потом, как завершил молитву, он спросил раздражённо, видимо от того, что экзорцизм не получается:

– Ты кому служишь: сатане, или богу?

– А есть третий вариант?

– Нет. Тут одно. Или так, или эдак: дьяволу, или господу богу.

– Всё же я никому не служу, – ответил. – Я сам по себе.

– Так не бывает, – хотя он тут же успокоился, и вновь стал пересказывать евангелие. Его голос стал сладкоречивым и убаюкивающе масляным, словно мама читала сказку на ночь сынишке. Почему-то мне запомнились две фразы:

«… когда господь создал Землю, то сказал, – зело есть хорошо…»

Другая была такой: «…. Господь сказал: если бы люди знали, что я приготовил им на небесах, то вряд ли бы они стали грешить…»

Я чуть было не заснул под его бормотание.

– Ну как, понял?

– А, что? – встрепенулся от начавшегося сна, так как встал рано, и недоспал от бессонницы ночью.

– Что-что, воскресенье, от чего называется «воскресеньем»?

– День недели такой. Как то надо было его назвать, вот и назвали.

– Темнота. Иисус Христос, воскрес в тот день. А до этого он страдал на кресте. Вот за что, спрашивается, он висел?

За искупление твоих грехов, чтобы ты сейчас жил и радовался.

Понимаешь теперь?

– Нет. Зачем ему висеть за меня? Если я, допустим, ничего не нагрешил в своей жизни?

– Грешил, грешил. Человек грешен от роду. Сам знаю. Я вот что-нибудь нагрешу, даже мысленно, сразу же, поклоны бью, молитвы читаю во имя искупление. Ведь я дитя бога.

– Матери ты дитя. Тебя мать родила.

– И что? Да, родила. А душу то кто вдохнул в бренное тело ребёнка, а? Душа есть? Она бессмертна? Тебе бог жизнь даровал, душу вложил в тебя! А ты не веришь всё.

– Может быть и так, – ответил уклончиво. – Хотя это просто судьба быть рождённым.

– Вот! Это всё один господь бог ведает, когда и как.

– Да хрень полная. Твой господь пешка перед другими богами!

Ты хоть имеешь понятия, кто такие Хаос, или Хронос?

Он возбудился, почувствовав себя уязвлённым до глубины души.

Мы стали обсуждать других богов, которым поклоняются люди: индийские, китайские, японские, скандинавские. Этих богов было великое множество, среди которых совсем потерялся иудейский божок Саваоф, или Яхве, с сыном Христосом.

– Значит, ты не веришь в господа бога?

– Я верю в бога, в виде вселенского разума, только не в иерусалимского господа.

– Это всё одно и то же, – отмахнулся он от меня. – Слушай, вот ты когда помирать будешь, зассышь ведь смерти.

Батюшку позовёшь, исповедоваться захочешь, покреститься, или причаститься там. Ты же наверняка струсишь самой смерти, что там потом настанет. Божий суд, далее ад или рай. Вот скажи, – так, или нет?

– Вряд ли, – ответил я. – Мне уже не страшно ничего.

Дверь кабинета открылась, медсестра пригласила к врачу.

Я зашёл туда, дальше диалог прекратился.

Больше его не видел.

Признаться, сам не знаю, испугаюсь ли я умирать.

Когда настанет время по настоящему это сделать, испытать на собственной шкуре уход в небытиё.

Извечный вопрос, стоящей пред человечеством: что будет потом.

Тут не стоит принимать примитивные условия игры: нет бога, или есть, кто его знает. Может и есть. Есть ад и рай, там, на небесах, архангелы и ключник Павел.

Но не стоит безоговорочно ударяться в религию и слепо верить библейским сказаниям, но и не стоит безоговорочно всё отвергать.

Это фанатизм, с одной и с другой стороны.

Я сохраняю нейтралитет, ведь я человек ищущий истину.

И, наверно, мы с ним верим одинаково, только по-разному: он в своего Христа, а я в нечто иное.

Где не надо произносить замусоленные слова из писаний, не надо кланяться в пол как рабу перед господином и делать зомбированные жесты перед собой, не нужно ходить в здание с крестом и яйцеобразным куполом. Не нужно целовать руку человеку в халатной одежде, и странную доску.

Всего-то требуется жить правильно, и мыслить.

Тоже правильно.

Неизвестность, вот больше всего страшит людей, таких как он.

Поэтому они впадают в крайности своего безумия и боязни смерти, как таковой. Для таких как он, – религия, последнее убежище от страха. А ведь в молодости, в советское время, конечно, был комсомольцем, намеревался вступить в партию, выписывал идеологические журналы, под названиями «физкультура и спорт», «религия и жизнь», а может «крестьянку» и «работницу».

Удобная ведь позиция: сделал что-то гадкое другое человеку, помолился, свечку поставил, и вроде как искупление пришло свыше. Можно дальше гадить другим.

Ведь грех замолен, а может даже наперёд.

Самое главное, что перед смертью он, да-да, тот самый праведник, наверняка прозреет: «вот я дурак был, – молился всё время, в церковь ходил, попам деньги давал из зарплаты и пенсии, не грешил. А что толку то…»

*

«Новогодний пассажир».

В минуты горя и отчаяния, всегда пересматриваю сериал «КиШ».

В нем много всего находится, иносказательного.

Почти поучительного, что, мол, так бывает.

Бывает, еще иной раз покруче.

Ага, вот ты первый раз посмотрел, затем второй, потом третий, еще и еще.

Но каждый раз удивляет что-то новое, понятное этому моменту, тому времени, доселе скрывающееся под слоями.

Много всего спрятанного.

Таинственности что ли, или непонятности.

Казалось бы, покрывало сдернуто, всё открыто, но нет.

Так не бывает, ручками надо доходить, всё ручками.

Волею судьбы, оказался в предновогоднем вокзале мегаполиса.

Еще с утра, 31 декабря.

Подошел к одной из касс.

– Нет билетов, нет мест, нет автобусов.

Раздалось оттуда сухо и почти без эмоций.

– Почему так?

– Время такое.

Ответила умудренная опытом и жизнью кассирша.

– А на какое тогда есть?

– Сегодня, на только вечернее, на 18—30, отправление вашего рейса.

– Ладно, давайте, на что есть. Будем ждать, у моря погоды.

Я передал деньги, отсчитанные в окошко кассы.

Кассирша тоже их пересчитала внимательно.

– Тут не хватает.

– Как так?! Раньше хватало ведь.