Кладбище забытых талантов

Стоит также сказать о том, почему я сейчас вдали от родного дома и некоторое время не желаю туда возвращаться.

После того как мне исполнилось тринадцать зим и случились понятные изменения в привычной для меня жизни, моя мать каждый день неустанно говорила о женихах. Спустя еще пару зим, когда ее настойчивость приостыла, а я вопреки ее надеждам не стала вилять хвостом перед каждым соседским мальчишкой, который немногим отличался умом от скота в его стойле, она заметила, как я помогала отцу в мастерской. Мысль о том, что я задумываюсь о продолжении папиного дела, крепко въелась ей в голову. Но ведь это было не так!

Однажды я вспылила прямо за семейным ужином, рассказав обо всем. О том, что я ходила хвостом за отцом только потому, что не могла видеть, как он устает; к тому же виделись мы редко, а с заходом солнца он часто без ужина падал на кровать без сил, и так я хотя бы проводила с ним больше времени. О том, что моя мать провела всю жизнь в стенах кухни дома и на грядках огорода и ничего не знает о мире вокруг. И о том, что она никогда не спрашивала меня, о чем хочу я. Я не должна была этого говорить. Да, я неблагодарная дочь, но, по моему скромному мнению, я вольна прожить жизнь так, как хочу.

Обычно я привыкла выдерживать три дня без отца, которые оборачивались дурным сном наяву, но были терпимыми, но вот на пятый день… Мать кричала на меня, казалось, от безделья и волнения. Она тщетно пыталась найти себе дело, однако есть ее стряпню было некому, мастерская была убрана в первый же день отсутствия отца, а под горячую руку попадала только я.

Под конец пятого дня я достала из чулана отцовский лук с десятком стрел, заявив матери, что отправлюсь в деревни, о которых он мне обычно рассказывал. Ни возгласы про то, что я, еще совсем дитя малое, пропаду, ни запертая на засов дверь – ничто не смогло бы сдержать меня той темной ночью. На самом деле мать только добавила мне неприятностей: вой волков раздавался всю ночь, пока я не добралась до ближайшей деревни, где сторожевые встретили меня без особой радости.

Наутро, расспросив жителей, я двинулась в следующую деревню и в следующую, повторяя маршрут отца. Наконец один торговец за плату в несколько стрел сказал, что совсем недавно моему отцу предложили хорошую сделку двое мужчин из чужого племени. Это случилось прошлым утром, а путь к их общине лежал через лес и был далек, поэтому я отправилась на запад в надежде нагнать их.

Ближе к вечеру я стала замечать в лесу человеческие следы и переходила на бег, сколько позволяли силы, но сумерки наступили раньше. Ночь пришлось провести на дереве, после чего спина болела во всех местах, где были кости и мясо, то есть везде. Казалось, я пыталась сделать невозможное, но судьба смилостивилась надо мной и вместе с тем нанесла глубочайший удар под грудь.

Где-то в середине леса под деревом обнаружилось тело человека, изъеденное зверьем. В ином случае было бы трудно понять, мужчина это или женщина, но оберег из деревянных бус, что я когда-то сделала в мастерской отца и подарила ему, позволил быть уверенным. На оставшемся мясе, еле закрывающим белесые кости, виднелся след от множественных зубов, а рядом во вьющейся колючей траве застряли клоки шерсти. Мягкая и плотная, с присущим запахом – только один хищник мог оставить такую.

Я поливала слезами то, что осталось от моего отца, прислоняла горячие щеки к холодному мясу, начинающему источать тухлый запах, и я провела без движения, наверное, целый час. Я пообещала отомстить. Кто бы это ни был – человек или зверь, – он заплатит цену, какую еще не платил ни разу.

Все же некие торговцы опрометчиво разбили палатки и развели костер. Я приметила ярчайшее в ночи пламя еще за версту[81], и, не раздайся в воздухе странный плач, похожий на детский, только тоньше, их жизни прервались бы у костра. Охотники заволновались и, взяв оружие, отправились на неизвестный звук. Признаюсь, он ненадолго заглушил мою жажду мести, и я побежала в обход сбоку.

Мне первой на пути попался холм земли с узким входом – нора-пещера котлунгов; вокруг на каждом шагу валялись клоки шерсти, говорящие о летней линьке.  Я не знала, сколько их там, но нацелилась в желании убить кого-нибудь, передать часть той боли, что я испытывала. Как на зло, высунулась мохнатая кошачья голова. Тетива трещала, руки начали дрожать не в силах долго ее растягивать. Все должно было решиться в ближайший срок.

Я присмотрелась. Детеныш был мелюзга, едва ходить научился, небось, а уже почуял мой запах. Он смотрел на меня блестящими в свете луны глазами, обнажив зубы, но поднимать тревогу не стал, может, струсил, а может, не научился. Могла ли я поверить в то, что один из этих животных напал на моего отца, зная о том, что котлунги не питаются человечиной? Хотела, но не могла. Однако жажда мести кипела в моих жилах.

Кто знает, что случилось бы, не услышь я шорохи охотников неподалеку и не увидь я шлем одного из них. Это была не просто крепкая сталь, но лучшая, какую кузнец делает для самого себя, и спутать ее с чем-либо было трудно.  Диковинные для чужого племени копья и жилеты только придали мне уверенности. Передо мной стояли животноловцы, разбойники, мародеры; передо мной стояли убийцы моего отца.

Пробить броню моего отца не смогла бы даже его стрела, а потому пострадали незащищенные ноги. Одному из разбойников я метко попала в колено, а другой чудом (и виной моей ярости) миновал ранения. От неистового людского крика котлунги тут же проснулись, и крепкий зверь, почуяв в них беду, метким укусом прекратил мучения. Второй разбойник проклял себя трижды за всех отловленных животных, за теплую шкуру которых давали щедро монетами и камнями, и попробовал бежать. Верю, что в те короткие секунды он молился всем богам, каких знал. Не помогли. Моя стрела пробила ему шею.

В некоторых племенах есть примечательная традиция: строить дом там, где впервые тобой был убит враг. Конечно, немногие решаются на такое, ведь место может оказаться совсем не подходящим, но поверье гласит, что такой дом простоит сотни лет и будет защищен от напастей. Я верила в это и только поэтому не решалась убивать мародера, впав в размышление, однако шипящий рев самца котлунга напугал меня, и стрела пустилась в недолгий полет. Хватаясь за горло, из которого торчал стальной наконечник, он упал замертво.

Пришлось вновь провести ночь на дереве. Лицо отца вспоминалось отчетливо, будто он сидел на ветке рядом со мной и все так же тепло обнимал меня. Мой самый любимый в свете человек умер, и тогда я не хотела видеть мать, напоминать себе о смерти отца.

Я решительно отвлекла себя мыслями о будущей постройке. Деревьев в округе было предостаточно, подсумки вздувались от зелий, а поверхность над норой-пещерой котлунгов казалась достаточно ровной – значит, дому быть. К тому же такие звери в качестве охраны не помешают, думала я, если не загрызут… Однако тогда я еще не знала, что заведу самого верного домашнего питомца».

Увлекшись трагичной судьбой девушки, Юрий не различил скрип дверных петель, хлопок тяжелого камня и шагов нескольких человек, и появление Ника стало для него неожиданностью. Он захлопнул дневник, словно в нем крылась немыслимая непристойность, и необычайно резво, опиравшись рукой о стену, принял стоячее положение.

– А вот и мы, Юрец! – сказал главарь банды, как родитель, вернувшийся домой глубокой ночью. Он сделал пару шагов и отошел в сторону, пропустив трех призрачных девушек, за которыми тяжелой поступью, ввиду металлического каркаса на плечах, продвигался Виталий. Он указал пальцем на призрачного юношу и крикнул: – Туда пошли!

По телу Юрия разлилось приятное тепло, когда он увидел яркие волосы подруги, словно вмиг согревшие комнату, ее уверенное лицо и глаза, которые не осмелились взглянуть на него. Призрачная девушка выдалась вперед, сжимав левой ладонью кисть незнакомки, будто без такого жеста та попыталась бы сбежать. Последней, несколько медлив, брела Сидни, устремив подбородок в пыльный пол; прежняя извечная жизнерадостность неимоверно больно вспоминалась наряду с нынешней усталостью, отражавшейся в блеклом цвете черных глаз, которые словно принадлежали мертвецу, во впалых щеках с необычайно бледной кожей, в лучившейся фиолетовым припухлости под нижними веками.

Как бы Юрий не старался впиться глазами в Анжелу, внешность незнакомки настойчиво переняла на себя внимание. Одетая в затертые голубые джинсовые штаны и джинсовую куртку, она двигалась грузно, ломано, и расставленные плечи подпрыгивали под каждый шаг. Сальные короткие волосы взлохматились на макушке, как скалистые горы. Эти черты внешности очень напоминали птиц из семейства голубых ара.

Вскоре Юрий заметил, что ряд скудных постелей обрывается после его собственной, а значит, главный «искатель» намеренно выделил ему подстилку в этом месте. Трудно было смотреть, как призрачные девушки покорно выполнили приказ, прислонившись к стене подле призрачного юноши. Не забыв повернуть камеру заключения помятой стороной к стене, Виталий накрыл пленных и с помощью молота и железных стержней приковывал нижние грани к полу.

Вдруг Ник подозвал подчиненного, который, успев бросить в сторону «искателя»-новичка презрительный взгляд, мгновенно откликнулся, и они покинули комнату.

После того как два темных пятна скрылись из виду, произошло долгожданное воссоединение. Одним прыжком Юрий переместился к прутьям решетки, где к ней уже прильнула лбом призрачная девушка, и упавшие рыжие волосы еще более напоминали водопад огненного цвета. Просунув руку, он схватил Анжелу за ладонь и несколько потер ее, словно желал согреть. Она посмотрела на товарища и едва улыбнулась, продлив момент спокойствия.

– Это он – твой план? – спросила незнакомка, приблизившись к Анжеле. – Этот шпендик наш билет на свободу? А я-то сбежать надеялась…

Призрачный юноша осмотрел ее серое от пыли лицо с грубыми резкими чертами, будто неизвестный создатель ее наружности сотворил черновую работу, где позволил оставить широкие челюсти с видным подбородком, несколько пухлые алые губы, неказисто выделявшиеся на фоне бледно-серой кожи, и короткий приподнятый нос. Он не брался судить людей по внешности, однако по случаю неприятного приветствия увидел все эти черты явнее.

– Да, – спокойно ответила призрачная девушка. – Это самый храбрый призрак, которого я встречала на кладбище.

Юрий смутился от подобного описания, поскольку мог согласиться, пожалуй, с любым словом, но не с тем, что храбрость у него в достатке.

– Чушь! Как эта соломина метр в кепке может быть храбрее меня?

– Ты путаешь храбрость и дурость.

– Как смешно, – сказала незнакомка и даже усмехнулась, согласившись со сказанным. – И все равно я не прощу ему, что посадил тебя сюда. Можно было и без этого обойтись!

Гневный взгляд Анжелы несколько успокоил пылкий нрав призрачной девушки, и та обиженно сложила руки на груди.

– Это Максима, моя подруга, я тебе рассказывала о ней.

– Надеюсь, только плохое. Потому что хорошее очень лично, не так ли?

– Новость о ближайшем будущем отражается в разговорах всех «искателей». И я понимаю, что все идет, как и задумывалось, но, пожалуйста, будь осторожен сегодняшней ночью.

Вдруг призрачная девушка вырвала ладонь из приятного теплого плена, затем отвела взгляд в сторону дверного проема, вернув на лицо прежнюю гримасу отвращения. И в тот же момент по спине Юрия прополз мерзкий холодок, словно подвальное помещение обдало морозным сквозняком. Насколько медленно и ритмично зазвучали отчетливые шаги за спиной, настолько же стремительно и болезненно забилось слабое сердце, каждый толчок которого нагонял на мышцы мелкую дрожь.

Только истинный представитель рептилий, а именно змей, смог бы так бесшумно появиться в комнате и обнажить клыки. Знав о последних событиях, Юрий сомневался, что главарь банды не найдет способ причинить ему вред в обход кладбищенского запрета; воображение представляло самый простой способ, заключавшийся в исполнении наказания его подчиненными, которые, ввиду глубочайшей преданности, выполнят приказ.

– Как вам новое местечко? Лучшие апартаменты «Искателей» только для вас, – сказал Юрий, пытавшись подражать развязной бандитской речи.

Увидев ненавистного призрака, Максима вцепилась в прутья клетки и с диким рвением старалась дотянуться до виновника многих кладбищенских бед. Анжела сжала металлические балки с такой силой, что те должны были согнуться.

– Ну че ты баки мне вкручиваешь[82], – прошептал Ник, прихлопнув грузной рукой по плечу призрачного юноши. – Не, я петрю[83], че устоять перед шармом этой красотки реально тяжело. Но че так нагло палиться, а? Мне же реально не хочется устраивать ей академию[84], но че мне делать еще? Вот скажи: не пришьет она меня ночью, если я позволю ей снова работать на банду? Скажи!

– Нет, – ответил Юрий с сухостью во рту.

– Нет! Понятно, че нет. У нее ж кишка тонка, а я кимарю с открытыми глазами. Но попытается! Вот и я о том же. И че за байки она травила про меня, а? Да знаю я их, но в натуре все хреновее. Анжи и половины моих игр с зеленчаками не знает, а что до предателей… Я мог бы порешить ее, как оленя этого, но, вишь, не могу.

– Кто тут из нас предатель, мразота?

Плевок Максимы, в котором она собрала все отвращение с примесью крови, попал Нику в грудь и расплескался по кожаной куртке. Без изменений в лице Ник проворно вытер рукавом слюну и резко струсил ее на пол, после чего нахмурился:

– Ах ты жучка[85] сраная! На пахана быкуешь[86], лярва[87]? Дорогуша, я бы на твоем месте в трусы бы ссался. Ты не такая блатная, как Анжи.

В ответ призрачная девушка застучала кулаками о прутья камеры сильнее прежнего и пыталась протиснуть конечность с таким напором, что в плече слышался хруст. Хотя Анжела старалась усмирить кричавшую подругу, та оттолкнула ее и продолжила изливать гнев.

С каждым мгновением бровь главного «искателя» дергалась все усерднее, пока ее владелец не сорвался с места в направление камеры заключения. Тогда Максима провела мощный удар кулаком, но Ник легко пригнулся и мягко придал ее руке ускорения, отчего та стукнулась о решетку, и воткнул ей в бедро дротик. Призрачная девушка мгновенно припала на колено и вскоре, потеряв контроль над остальным телом, повалилась на пол.

– Стены еще как на зло усиливают все вяканья. Четкое же барахло. В натуре борней[88] стало. Во житуха! У такой молчаливой бабы такая громкая подружка.

На мгновение Юрий подумал, что Анжела поступит подобным образом и ей будет уготована та же участь, однако она лишь сжала кулак, сделав костяшки белыми, и села на колени, положив на них голову Максимы; из единственных во всем теле подвижных глаз на джинсы подруги падали слезы от ярости и беспомощности.

– Мы же оба знаем, Юрец, че ты нам заливаешь. Я же не лох[89] тупой, и мне бороду шить не надо. Ваш план накрылся медным тазом, когда Анжи не стала вырываться из захвата. А еще она не убежала, пока я решал оленя. Это самое палево. Так покорно шла в склеп, кобылка, че аж блевать тянуло. Затем ты наплел, че вот эта вот чурка знает, как замалинить[90]. Это ваще пурга! Ты, Юрец, засланный казачок, и любому другому фраеру я бы вспорол живот – на зоне такое практикуют, – но ты мне нравишься. И мне интересно, че как будет сегодня с первыми звездами, и как ты выкрутишься со своими телочками. Удиви меня, Юрец!

Маслянистая шероховатая ладонь обхватила тонкую шею Юрия и насильно потянула его. У ступеней склепа Ник кивнул в сторону комнаты с саркофагом и сказал:

– Вали к Миколе и Нате, потрещите там перед вылазкой. У вас есть час-полтора. Советую тебе, Юрец, первым найти амулет.

Талант №18. Умение противостоять гипнозу

Сторожевой призрак временами приоткрывал дверь склепа, оставляв узкую щель, чтобы наблюдать за работой солнца. После ухода главного «искателя» небесное светло еще осыпало поверхность кладбища тусклыми закатными лучами, но, словно от вида смуглого лица Ника, закрылось шалью из туч, после чего упало за линию горизонта. Дозорный хлопнул дверью и зажег светильник, стоявший в одном из углов предбанника.

На поверхности кладбища вмиг потускнело, начало смеркаться.

Невольно выполнив приказ главаря банды, Юрий приблизился к товарищам на ближайшую ночь. Они сидели в конце комнаты с саркофагом на пыльном полу, не взяв свои подстилки, и огромные силуэты их разливались по стене от действия керосиновой лампы, что стояла у их ног. Между «искателями» не виднелось благоприятных предстоявшему делу настроений: Наташа обняла колени, поджав подол платья, на котором красные маки потеряли яркий свежий цвет, и задумчиво глядела в тонкий язык пламени, заключенный в стеклянном куполе; в противовес задумчивой подруге Микола выпрямил ноги, отчего каждый клочок шаровар впитал массу пыли, и от скуки разглядывал комнату и стучал пальцами по каменному полу.

Юрий проковылял к освещенному участку комнаты тихо, покрытый мраком. Получив добрый взгляд и легкую улыбку призрачного юноши, он занял узкое пространство между товарищами. И некоторое время молчание обуревало всех троих, пока подсевший не решил сплотить команду беседой.

– Поговорила с Андреем?

– Черт! У тебя больше других тем для разговора нет, что ли? Какая тебе, к черту, разница?

– Просто ты не видела, как он переживал за тебя.

– Мне очень помогли его переживания! Прямо-таки панацея. Ах нет!

В пояснение своим словам Наташа выставила лишенную двух пальцев ладонь и сама на миг засмотрелась на то, как искусно подействовала магия. Ни шрамов, ни других следов, словно недостаток был у нее с рождения.

– Он пытался, но начался турнир, и Тамара закрыла трактир. Вечером без инструментов открыть крышку погреба было невозможно.

– Слушай, черт тебя дери! Если бы он захотел, нашел бы способ. Я оказалась запертой с рыжей стервой по его вине, крышка погреба заклинила по его вине, и меня чуть не сожрали монстры тоже по его вине… Если бы он действительно хотел меня спасти… Он бы рассказал все Тамаре, нашел бы инструменты и выломал ту чертову крышку погреба. Но он не сделал ничего. Ничего, черт возьми!

– Кто же тебе виноват, что ты сбежала раньше, чем он нашел ту комнату?

– Ты совсем больной или как? Попробуй посидеть двенадцать часов взаперти с частями мертвых животных и жухлой травой, один, без надежды на спасение. Что я должна была делать? Надеяться, что твоя рыжая стерва не сдохнет, что найдет Андрея и благородно расскажет ему про меня? Так? Она ведь могла спасти меня… Могла! Нужно было просто открыть дверь, но она не стала, и вот зелье отрубило мне пальцы. Тварь поганая!

– Чушь! И зачем ей это? – возмутился Юрий.

– Захотела отомстить мне, паскуда. А еще чтобы потом легко и невинно обменять на меня амулет, что она, подозреваю, и сделала.

– Анжела бы так не поступила!

– Хочешь сказать, что ты за несколько дней узнал ее? Что ты знаешь, как бы она поступила, а как нет? Ты просто идиот. Но ты хотя бы потом сам спас ее. А меня спас Микола, за что я ему очень благодарна.

– Та разве ж можна було нэ допомочь? Я ж тоди за амулэтом гнався та ось бачу[91] тэбэ у трави, ныкаешься вид тварын. Знавав я таки погани сытуации. И ворогу бы нэ побажав.

Вдруг команда вновь погрузилась в тягостное молчание, давившее на плечи не хуже многотонного балласта.

От нерадостных воспоминаний призрачная девушка только сильнее прижимала платье к коленям, отчего их очертания виднелись натурально. Она с силой закрыла глаза и погрузилась в мириады мыслей. Ей хотелось вернуться домой, в теплые объятия родителей, насколько бы те не считали ее полоумной, глупой; в тот дом, который она не видела уже несколько лет, где нет ни вечной вражды за исполнение желания, ни ночных монстров, где она проводила беззаботное детство с лучшим другом, ставшим в будущем любимым человеком.

При виде теплого света керосиновой лампы вспоминались фонари ночного города; на фоне затемненного неба они очаровывали. На мгновение эта мысль рассмешила ее сквозь горькие слезы, окроплявшие пышные маки на платье.

Все это осталось где-то в прошлой жизни. И призрачная девушка либо найдет амулет и загадает свое желание, либо монстры наконец получат ее.

– У-у-у, рэбят, шота погано на души. Давайтэ краще[92] про нас побалакаемо[93]. Можэ, мы сьогодни сгынэмо, а ничого нэ знаемо друг про друга. Ось ты, Юра, чому потрапыл[94] сюды?

– Да вот космос хотел увидеть своим глазом, узнать, правда ли он бесконечный, назвать несколько планет в свою честь. Но, как видите, из-за болезни это невозможно.

– А шо за проказа така? Можу поспорыты, шо сэрдцэ. У мого батька[95] проблэмы з сэрдцэм, у дида також було. Ось и я чэкаю[96] свого часу.

– В меньшей мере. Оно работает, хотя мешать этому очень опасно. У меня с детства мышцы недоразвитые, оттого и слабые.

– Мышцы? Гм… А сэрдцэ тута при чому? А ну його! Нэ пояснюй, я усэ равно тупый трошкы та нэ порозумию[97]. Гаразд! А ты, Наталка, шо скажэшь?

– Отстаньте, черт возьми, от меня. Болтаете про грустное, один лучше другого.

– Та шо ты ото сумуешь[98]? Насупылася, як гирка огирэчна[99] попка. Ну нэ тягны ты вже…

– Черт! Какой же ты приставучий. – Наташа протерла глаза и раздраженно вздохнула. – Не многие жалуют предсказательниц. Особенно тех, которые говорят, что хотят помогать людям и – не без этого, конечно! – получать за это плату.

– Хо-хо, ворожка, значыть.

– Как ты там назвал меня, гуцул проклятый? Не знаю я твоей мовы на приличном уровне, но что-то мне подсказывает, что ты сказал «гадалка».

– А шо нэ так? Га-дал-ка… Ну, мабуть, цэ так и будэ. Та шо ты ото так злышься? Я ж ничого дурного нэ сказав. Цэ дийсно цикаво[100]. Ну спробуй погадаты для мэнэ. Кукушка, кукушка, скилькы житы осталося? Отак у вас говорять жэ?

Сначала Юрий думал, что призрачная девушка шутит, но после недолгих размышлений на лице, вызванных бурным нежеланием и искренним добродушным лицом товарища, она усмехнулась и поспешила рассказать причину такого действия:

– Я ведь твоей рыжей стерве предсказывала, что ты предашь ее. Ха-ха! В точности так и вышло, а она так не верила моему таланту. Вот, дура, и поплатилась, хотя ты это не взаправду, но все же. Я бы посмотрела ей в лицо, удивленное и устыженное. И расцарапала бы его. – Наташа вновь взглянула на товарища, уже протянувшего руки через соседа в ее сторону. – Ладно, черт возьми. Ближе садись!

Подготовка к предсказанию происходила над больными ногами Юрия, отчего тот смутился и забавы ради представил, что находится на приеме у волшебника, который излечит его от недуга. «Искатели» расположились по разные стороны от призрачного юноши, и девичьи ладони накрыли широкие пальцы, мозолистые и грубые от работы.

Без предупреждений Наташа зажмурилась и полностью отдалась потоку образов, складывавшихся в видения. В тот момент лицо ее было чистым от большинства эмоций, бледным для ее кожи, но несколько высокомерным, будто она выбирала, какому из предсказаний суждено сбыться. И вдруг призрачная девушка отскочила от товарища, вжавшись спиной в стену, словно некто невидимый давил на все ее тело. Чтобы скрыть тяжелое судорожное дыхание, она прикрыла рот трехпалой рукой, отчего ее вид сделался только ужаснее.

Извечная широкая улыбка Миколы вмиг погасла, как свеча, охваченная буйным потоком воздуха.

– Усэ так погано?

– Нет! Нет-нет-нет, – шептала Наташа, не раскрыв веки, как в бреду. – Как такое… Это невозможно. Я не понимаю, ничего не понимаю.

Увидев глаза призрачной девушки, наполнявшиеся слезами, отчего та уперлась носом в рукав платья, Микола подполз к ней и приобнял. С каждым мгновением всхлипы становились сильнее, но ритмичные поглаживания по жестким волосам усмиряли их.

– Ну ж… Мэни потрибно[101] знаты, шоб обийты цэ.

– Это… не так работает. Судьбу не обманешь. Если расскажу, только хуже будет: это точно исполнится. Черт!

– Та всэ будэ гаразд. Мы нэ сгынэмо сьогодни. С намы ж Юра, он цых тварын знае, вже двичы[102] обманував. И в цэй раз нам пощастыть[103].

Всю жизнь Наташа желала, чтобы в нее поверили, хотела открыть свой дар миру и помочь нуждавшимся. Однако в ту минуту она пылко надеялась, что все ее прошлые предсказания были случайностью, игрой воображения, чей-то несерьезной шуткой, что это окажется пустым вздором.

– В будущем, – сказала она, – тебя там нет.

Спустя несколько мгновений, когда смысл сказанного в полной мере прозвучал в голове, Микола отстранился. Он полез рукой за пояс, к которому сзади крепился малозаметный мешочек, и достал оттуда круглую флягу, в которой на дне билась о стенки жидкость. Использовав широкую крышку как стакан, он наполнил ее и вставил в здоровую ладонь призрачной девушки. Только влага коснулась ее губ, она отбросила крышку в сторону, словно металл был раскаленным, и поморщилась, став махать ладонью на высунутый язык.