Хазарский оборотень. Роман

Незадолго до рассвета костер догорел. Онфим разбудил парней. Охотники направились прочь из чащи. Когда встало солнце, они были уже недалеко от городских ворот. Уже скрипели цепи подъемного моста, стража отворяла высокие дубовые створы. Над валами, частоколами и башнями града Полоцка занимался новый день 973-го года.

Весть для Радомера

Почитали и боялись полочане Радомера. По знатности и силе, учил некогда Ставра отец, мог Радомер потягаться с князьями. Дом знатного мужа возвышался на высоком берегу Полоты, словно второй детинец. Его видели в Полоцке отовсюду. Из узких окон-бойниц верхних комнат главного терема боярин обозревал дворы горожан, вымощенные дубовыми плахами улочки, ведущие к построенной недавно торговой площади, слободу в Заполотье, въездные ворота да крепкие городские стены с валами да башнями.

Никому не было ведомо, что творится на подворье боярина. Высокая бревенчатая загородь окружала его терема, брёвна с заостренными концами зодчие вбили в вал тесно, без единой щели. Ворота никаким тараном не снести. Да сверху ещё и башенка пристроена, с которой двум лучникам ладно держать оборону: луг перед подворьем открыт, словно на ладони, никуда врагу не спрятаться и незаметно не подобраться.

Волен был боярин жаловать и казнить любого, кто попадал в его кабалу. Всяк по-разному становился обязанным сильному. Кого приводили на аркане из набегов, кто прямо из корчмы попадал, проигравшись в зернь, опившись брагой. Кого не миловала стихия, разоряя хозяйство.

Прошлым летом и Боян привел к боярскому престолу сына Ставра. Лесной пожар поднялся с ветром, пожрал в одночасье вместе с дубравой и подворье Бояна. Дотоле промышлял Боян бортничеством, ловлей зверья, добывал мед, воск, меха и мясо. Но огонь уничтожил угодья. Борти испепелил, пчелиные семьи. Был человек зажиточен и независим, вольным был, а стал без кола и двора, гольем перекатным. Семья без пропитания. Всего достояния – рубаха, чтоб срам прикрыть.

Просил Боян у Радомера крова и жита. Не за себя просил, за Малушу и детей. Боярин отказал, приказав гридням гнать просителя прочь плетями. Но заступилась боярыня Борислава. Помнила, что Малуша выкормила её сынка меньшого Домана. Не дала в обиду несчастную семью кормилицы.

Так стал Ставр рабом боярским. Взяли его в кабалу на пять лет. До выкупа. Но на деле бессрочно. Надежды на то, что станет на ноги Боян, что поправит порушенное огнем хозяйство, не было. Назначил боярин Бояна ловчим. Много ль с охоты прибытка? А в поход с удальцами не пойдешь. Раны старые не пускают.

На родного батюшку Ставр не таил обиды. Священна отцова воля. Рабом так рабом, раз иного выхода нет. Не помирать же в предзимье от стужи и голода матери с сестрой. Но уж больно горька рабская доля. Радомер не давал спуску своим смердам, кабальникам.

Нет, самолично боярин никого не порол и не бил. Он приказывал ровным и тихим голосом, но холодно и пусто глядели оловянные глаза. Без брани и крика мог Радомер отправить холопа в дальние имения. Ключник Валент, темнолицый проницательный грек, умевший читать тайные мысли хозяина, старался: бедолаге, попавшему в боярскую немилость, эконом устраивал не жизнь, но казнь. Порой именно Валент отправлял опального смерда в такое гиблое место, что и костей не сыскать.

Ловкий грек присматривался поначалу к Ставру. Он знал, что парень был молочным братом господского сынка. Но со временем Валент понял, что до раба Ставра нет боярину никакого дела. Наоборот, одобрял Радомер своего ключаря, когда тот назначал Ставру нелегкую работу – в хлеву, на конюшне, на гумне. А то и валить лес отправлял, на разгрузку кораблей (Радомер бойко торговал с новгородскими гостями и с ливами по Двине).

Прошлое житье Ставр вспоминал, набирая солому на гумне. На вчерашнюю охоту с боярским сыном отлучился Ставр самочинно, полагаясь на то, что Доман как-нибудь оправдает его перед ключарем. А тот не назначит тяжкого урока. Но Ставр просчитался. Для Валента слово молодого боярича ничего не значило. Радомер не одобрял дружбу сына со смердом. Потому грек с легкой душой назначил Ставра на чистку двора, служб и заготовку дров.

– Ставр, Ставр, мерзавец, где ты? – кричал, стоя посреди широкого боярского двора эконом Валент.

– Бегу, бегу, мой господин, – не жалея босых ног, Ставр стремглав мчался с гумна, ронял душистую, нового урожая солому.

Валент потрясал кулаком, засучив рукава широкой шелковой мантии. Грек любил щегольнуть. А тут и повод выдался самый подходящий – на подворье Радомера ждали варяга Агмунда. Ставр слышал, что он привез из южных далеких краев, из самой глубины земли, подвластной царю болгар, важные вести.

Все дворовые знали, если на пиру будет что-то не так, грозный боярин турусы разводить не станет, тихо прикажет конюхам шкуру спустить с виновного и весь разговор, но первый кнут будет ему – Валенту. Дворовые не любили грека. Кормил он дворню плохо, зато сам тучнел год от года.

Хоть и не одобрял варварства, языческих обычаев, набожный христианин Валент, но на сей раз устраивал он прием по-старинке. Радомер предупредил грека: не стоит огорчать варяга. Следовало сделать все, как было принято у северных пришельцев. И не жалеть ни браги, ни пива, ни дорогих заморских припасов.

Потому с утра наполняли слуги жбаны. Вместо свечей ярого пчелиного воска в боярских палатах для освещения вставляли по обычаю варягов смоляные факелы. По двору, окружённого кладовыми и каморами, клетями с амбарами сновали слуги. Волокли корзины и кадушки в боярский терем, боясь оступиться на высоком крыльце. Выкатывали бочонки с медовой брагой. Не было только греческого вина. Радомер знал, что Агмунд пренебрегал чрезмерной роскошью. В большом зале челядинцы рассыпали вороха соломы, расставляли на покрытых парчой столах серебряные кубки, кувшины.

С утра Ставр поел только просяной каши. Разбрасывая в горнице солому, глянул на большой стол, да не смог оторвать глаз. Манили блюда с медвежьим окороком, с олениной, с зайчатиной. От сытного духа недужилось. Дичь была приправлена мочёной клюквой, морошкой, хреном и еловыми ветками. Столько битой дичи Ставр не видел никогда, как и кованых чаш, которые слуги все несли и несли к боярскому столу.

А Валент покрикивал, подгонял слуг. С кухни присылали пироги с визигой, ветчину, жареных карпов, тетеревов, щучью икру с брусникой, перепелов с пирожками, телячий холодец и гречневые блины. На огне доходила уха, а повар уже начал разделывать дикого кабана, зажаренного на вертеле целиком. Глядя на обильный стол, Ставр не заметил, как подошёл Валент.

Хлесткая затрещина досталась Ставру от эконома. Несмотря на тучность, Валент неожиданно появлялся то в тереме, то на дворе. Казалось, ему не мешал громадный живот, нависавший над широким сафьяновым поясом. Валент старался, наводил порядок, отрабатывая боярскую ласку и доверие. Ни одна оплошность, ни один проступок не ускользал от приметливого взгляда эконома.

Грек приказал Ставру быть в услужении возле очага, следить за огнём, подносить дрова. Вертел с диким кабаном поворачивал подручный боярского повара. Запах жареной убоины простирался до ворот боярской усадьбы, будоражил псов у загороди. Они заливались отчаянным лаем.

Ключник Валент не забыл также затопить баню для гостей. На всякий случай. Варяг Агмунд и люди были охочи до услад тела. Такие гости будут пировать день и ночь, да ещё день и ночь. И бывало, это хорошо знал Валент, добром их со двора выпроводить не удавалось.

Спускаясь по черной лестнице к дровянику, Ставр видел, как неспешно и важно вышел из терема боярин Радомер. Он стоял на крыльце, прижимая к груди и ласково поглаживая маленького лисёнка. Боярин угождал малой живности, жалел её, подбирая на охоте. Ставр слышал от дворовых, что их владыке явно ведом звериный язык, иначе, отчего бы лесным зверям так к нему льнуть.

У очага повар Ждан прикрикнул на Ставра, чтобы тот помог ему снять с огня вертел с кабаном. Тут же заявился и Валент со своим подручным Дробном – молодым белёсым парнем с простоватым лицом. Дробн часто моргал. Его глуповатые, навыкате, глаза выражали преданность и хитрость, качества, столь необходимые для того, чтобы быть подручным у ключника. Валент принюхался к жареному кабану и велел повару отрезать ему кусок на пробу.

– Несите кабана в большой зал, – приказал Валент Ставру и Дробну, жадно поедая мясо за небольшим столом. Он с наслаждением облизывал жир и мясной сок с унизанных кольцами пальцев.

Ставр и Дробн взяли вертел, понесли в зал. Чавкая, толстый ворчал вдогонку:

– Живее! Поспешайте! За вами, чужеяды, глаз нужен. Воры брыдлые, сучьи дети.

Жита не дай, а ругаться и оскорблять дворовых людей чревоугодник любил. Те давно привыкли к его брани. Но Ставр вырос вольным человеком и к зазорным словам был непривычен. Он резко остановился и, стиснув кулаки, глянул на Валента.

– Чего чужеядами ругаешь?! – крикнул Ставр. – Я своё зарабатываю честно и отродясь не воровал!

Валент не ожидал от Ставра таких слов, кусок мяса застрял у него в глотке. Дробн от страха зажмурился. Но Ставр потянул вертел, и они двинулись дальше. Белый от гнева, грек вскочил и бросился за Ставром и Дробном, не забыв палки, с которой никогда и нигде не расставался. Не миновать бы Ставру побоев, но нечаянно Валент нарвался на самого Радомера. Боярин легко и властно оттолкнул с пути грека, взмахнул дланью. Мол, сгинь с глаз, не до тебя.

А во дворе уже ржали сытые кони, раздавался цокот копыт. На подворье тянулась кавалькада. Впереди варягов ехал на коне Светозар – седой жрец, почитаемый полочанами. Гридни боярские немедля бросились поддержать стремя у серого в яблоках жеребца, на котором восседал жрец. Приняли они и вороного у высокого и красивого всадника с черной, как смоль бородой.

– Варяг Агмунд! – вскрикнул Дробн, едва не уронив наземь вертел с кабаньей тушей.

Ставр и подручный Валента, окаменев, жадно следили за теми, кто посетил двор боярина. Агмунд, бросив поводья конюхам, неспешно поднимался следом за Светозаром по высокой дубовой лестнице. Радомер склонял голову перед гостями. А рядом с Агмундом, поддерживая край шерстяного алого платья, украшенного золотой каймой, шагала стройная и гибкая девица. На ее плечо была небрежно наброшена шкура барса. Она улыбалась двум подругам, которые неотступно следовали за ней. Девушки прибыли под охраной могучих воинов, не пожелавших расстаться с оружием и кольчугами. Все они были светловолосы, улыбчивы и веселы. И Ярила не оставлял их благостью, обливая варягов золотыми лучами.

– Кто она? Та, что в барсовой шкуре, – тихо спросил Дробна Ставр.

– Её зовут Элин. Сестра Агмунда, – ответил Дробн.

Угощались гости степенно и чинно. Без шутов и музыкантов, которых Радомер велел выгнать со двора. По правую руку от боярина Радомера сидел Светозар, по левую – варяг Агмунд, а рядом с ним сестра его Элин. Пили варяги, прибывшие с Агмундом, изрядно. Слуги прикатили в зал уже третью бочку мёда. Только Агмунд не прикасался к кубку, задумчиво глядел на резные узоры, что украшали плахи потолка парадной горницы.

Ставр, ютившийся вместе со служителями в каморке рядом с горницей, подумал, что варяг озабочен чем-то очень важным. Раз так задумчив и невесел при застолье. Агмунд вежливо отвечал на вопросы радушного и хлебосольного хозяина. Радомер, согласно обычаю, не торопил гостя, расспрашивая его о том, что видано было в дальних краях.

Проведя несколько лет в походе вместе с дружинами Святослава, варяги хорошо понимали речь полочан, неплохо изъяснялись. За столом с северянами пировали и пятеро мечников Радомера, из тех, что умели пить и слушать. Боярин доверял варягу, но не совсем. Полностью он не доверял никому.

– Правду ли сказывают, что есть такие земли, где люди свинину не едят? – спросил Радомер Агмунда, отрезая кусок мяса дикого кабана.

– Не врут, есть такие города. Да это что, довелось мне у ромеев повидать чёрных людей, – казал варяг.

– Те твари – порождение Чернобога, которому ромеи служат, – сказал Светозар. – Чернобог – враг Перуну. Стало быть, и нам враг, как и ромеи.

Агмунд заметил на груди у жреца знак, похожий на оружие Вседержителя, того, кто правил богами Севера. Подобные украшения варяг видел только у себя на родине. Он внимательнее разглядел амулет – несомненно, то был железный молот Тора.

– У ромеев один бог на всех, греческий, – сказал Агмунд. – Он всем властвует и через жрецов своих учит смердов князей да бояр почитать и добро делать.

– Он и есть Чернобог! – строго сказал жрец Светозар. – Доброго князя слабым сочтут, в том и есть хитрость ромейская.

Ставр топтался у входа в большой зал вместе с другими дворовыми людьми. Челядь жадно внимала каждому слову, сказанному за столом господ. Ключник Валент служил неподалёку от боярского стола, смотрел, нет ли в чём недостачи, а когда замечал, тихо давал указания слугам. Один варяг неосторожно смахнул со стола кованый кувшин и тот откатился к ногам Элин.

Валент послал Ставра убрать его. Ставр подбежал к столу, а когда наклонился за кувшином, Элин, забавляясь, отбросила посудину ногой в сторону и рассмеялась.

– Нерасторопный какой холоп, – презрительно улыбалась Элин. – Такой и курицу не поймает.

Варяги, а за ними и все прочие гости разразились дружным хохотом. Ставр пытался подхватить скользкий кувшин – не получалось. Роняя посуду, Ставр упал, путаясь в соломе, вскочил, весь осыпанный соломенной трухой, как пугало. Немало позабавил господ.

До слез хохотали варяги и боярские мечники. Только Агмунд и жрец Светозар сурово молчали, глядя перед собой. Пристыженный Ставр выбежал из зала, едва не столкнувшись с другими слугами.

Когда один варяг вышел из терема во двор, за ним последовал мечник, кликнувший дворовых. Ставр проводил пьяного варяга к отхожему месту, а мечник так и остался стоять на высоком крыльце, приглядывал, как было ему велено Радомером. Ставр подвёл варяга к терему. Из дома вышел Валент, позвал одного из сторожей. Ему и Ставру ключарь велел развести во дворе костёр, чтоб гости в надвигавшихся сумерках не переломали себе ног спьяну.

У костра было тепло, Ставр разомлел, задремал. Но сон не пришел. Из окна доносились занятные речи. Говорили Радомер и Агмунд. Варяг рассказывал о своём походе, многие слова Ставру были непонятны, но слушал он с большим интересом.

– Воинов в дружинах князя Святослава было не меньше, чем у ромеев, – говорил викинг. – И крепость Доростол, ромеи её называли Дуросторум, оказалась в наших руках. Да только кораблей у врагов было не меньше сотни, а на многих стояли специальные машины. Они «греческим огнём» стреляют почти на полёт стрелы. Огонь тот – неугасимый, в воде горит…

– Как же это, огонь да в воде горит? Где ж то видано! – не поверил боярин.

– Я и сам изумлялся. Но ромеи пускают пламя с корабля, горит кругом все страшно. Человека пожрет пламя в один миг, глазом не моргнуть, – вспоминал варяг.

– Разве люди такое могут сотворить? – обратился Светозар к Агмунду, – Чернобог им помогает за жертвы человеческие, не иначе.

Ставр слушал и не мог представить себе дивный «греческий огонь». В горшках его разводят или похож на пламя небесное, что Перун насылает на землю? От него, бывало, и люди сгорали, и деревни. Да только не может человек им управлять. Видать, бог греческий им и вправду подсобляет. Верно, и вправду не обошлось без мстительного Чернобога, как жрец твердит.

Когда Агмунд стал рассказывать про битву у крепости Доростол, голос его зазвучал особенно печально.

– Спасли ратники ладьи, что на реке Дунай стояли, на руках перенесли к стенам, под защиту лучников. Ромеи наши корабли не пожгли. А на следующий день сразились мы с ними на поле и к воротам не пустили. Тысячи ромеев там осталось лежать, но и наших немало. На том поле, прости за скорбную весть, боярин, и сын твой старший погиб.

– Давыд? И эту весть ты решил мне принести сегодня, варяг? Почему сразу не сказал?

Гости, бражничавшие за боярским столом, притихли.

– По нашему обычаю, – сказал Агмунд, – о душе павшего в сражении воина следует позаботиться за обильным пиром, чтобы боги видели: оставшиеся на земле вознесут хвалу его подвигам за чашей пенного пива. Разве у вас нет такого обычая?

– Так поступали и наши предки, – пророкотал голос Светозара.

Жрец глянул на боярина – взгляд был строг и холоден.

– Разве не так, Радомер? Или ты теперь полагаешь иначе?

Радомер ответил не сразу. Он раздумывал о чем-то, шевелил сухими губами. Вскинув голову, на которой блестел в свете смоляных факелов золотой венец, боярин молвил.

– Нет, я согласен с тобой, жрец.

И тут же добавил, обращаясь к Агмунду.

– Ты мудро поступил, варяг. Обильной трапезой и славными речами почтим мы смерть моего сына.

Радомер плеснул себе вина в кубок и поднял его твердой, привычной к мечу рукой.

– Пейте, славные воины. Пусть в небесных чертогах возликует у трона Перуна мой сын Давыд!

Дружным звоном серебряных кубков ответили воины на боярское слово. Но вскоре за столом вновь воцарилось молчание. Радомер смотрел на говорившего с ним Агмунда, но не видел перед собой варяга. Ставр привалился к стене, увидел через окно, как боярин отхлебнул из серебряного кубка. Радомер вновь обратился к варягу.

– Как погиб мой старший сын? Сказывай.

– Давыд был настоящим воином. Мы обучили его управляться с боевым топором викингов – бродаксом. Страшное оружие в сильных руках. С ним Давыд и отправился в Вальхаллу. В бою он оказался недалеко от «бессмертных» – стражей византийского императора. Он видел среди них всадника в золотых доспехах. То был император Цимисхий. Давыд с телохранителями бросился на ромеев, норовил пробиться к самому Цимисхию. А вокруг того встали тысячи две всадников, не меньше. Копьём Давыда конный грек сразил. Топтал конем. Тело отбили, но копыта измяли твоего старшего сына, боярин. Так, что и узнать славного воина было трудно.

В зале рассказ Агмунда слушали все. Элин сжимала нож. Боярин подал знак слуге, чтобы тот наполнил кубки. Дробн, прислуживавший за столом, приблизился к варягу, но тот перевернул свой кубок вверх дном.

– Довольно, больше ни капли, – сказал Агмунд. Его люди также отодвинули кубки.

– Кто ж победил в той битве? – глухо спросил Радомер. Его лицо стало каменным. Ни одна жилка не дрогнула, только голос выдавал переживания, которые бередили душу.

– Ромеев мы тогда победить не смогли. Но и битву не проиграли. Помню ещё, там княжеский воевода Сфенкель погиб. Дышать было нечем. Под ногами сухая земля превратилась в пыль. Тучи песка поднялись в воздух. Храбро у стен Доростола рубился князь Тур со своей дружиной. Видел я, как он ромейского воеводу с коня сбил и копьём пригвоздил к земле. Только ближе к вечеру князь Святослав отдал приказ отступить, и вся дружина вернулась в крепость. Русы говорили: «закинули щиты на спину». У ромеев не было сил нас преследовать. Мы спокойно унесли павших. Потом стало ведомо в лагере, что в том бою погибло больше двух тысяч руссов.

– А у ромеев? – спросил Радомер.

– Говорили, не меньше десяти тысяч воинов, но это вряд ли. Вечером совершили мы тризну по братьям, погибшим с честью. Разожгли огромные костры и принесли жертвы Одину. Светлый бог услышал своих внуков. Я сам возложил на костёр тело Давыда.

– А что же тот самый «огонь греческий» захватить не пытались?

– Князь Святослав отправил меня с отрядом за помощью к воеводе Свенельду. Мы ночью на лодках прошли по мелководью, добрались до драккара, спрятанного в тихом месте. На нём и ушли на север. Путь был непростой, нас преследовали. Но печенеги не смогли остановить моих воинов. Нам удалось пробиться к Киеву, а потом и к Полоцку.

Ставр устал стоять у окна большого боярского зала, присел и быстро заснул. Проснулся он от лая сторожевых собак, которые озлились на пьяных варягов, вышедших во двор и затянувших свою дикую песню. Ставр схватил несколько поленьев и сунул в костёр. Пламя рвануло в черное небо, осыпав юношу снопом огненных искр.

На крыльце княжеского терема появились Валент и Дробн. Ключник призвал дворовых людей. Когда те собрались, Дробн стал бросать им из большой корзины остатки с княжеского стола.

Ставр смотрел на дворовых людей, на собак и на поющих викингов. Он вспоминал рассказ, услышанный в боярской горнице. Ему хотелось быть таким же, как эти ратники, побывать в тех местах, где они были. Только сомневался Ставр, сможет ли он стать воином, сможет ли убить человека, пусть и врага. Одно дело проливать кровь зверя на охоте. Другое – рубить или колоть людскую живую плоть, обиталище душ.

После песни варяги затеяли игру: начали метать свои топоры в столб, что стоял недалеко от забора. Почти никто из них не промахнулся. Сторожевые собаки притихли.

Радомер и Агмунд прогуливались у костра, за которым следил Ставр. Из-за шума, учиненного захмелевшими от столетних медов варягами, многое из разговора Ставр не услышал. Варяг продолжал свой рассказ.

– Пока искали Свенельда, голодали. Серебряную полугривну приходилось платить за мёрзлую конскую голову, вместо мяса варили в котлах ремни от щитов.

– Жаль, что твоя дружина ходила воевать против этих ромеев, – сказал Радомер. – После вашего ухода пришлось мне свой двор укрепить, да и не одному в Полоцке. Торговые люди терпят большие убытки. На дорогах лихие люди появились и не только там. Следят по берегам Двины, где какой купец пристанет, так ночью подкрадутся да порешат. Ко мне не лезут, знают, есть охрана. Видал моих мечников? Да, ныне в городе неспокойно – и старшина ворчит, и чёрный люд пробует норов показать. Двоих купцов убили недавно. Тати всё добро забрали. Городу крепкая рука нужна. Кто силён, тот и прав.

– Всякому княжеству нужен твёрдый правитель, а Полоцкое заслуживает его больше остальных, – тихо сказал Агмунд, приблизившись к Радомеру. – Княгиня Предслава больна, власть уже почти выпала из её рук, а сыновья её слабы для княжения, неразумны. Ты можешь стать князем Полоцким, Радомер.

Не первый год они так сиживали за столом да распивали мёд и давно научились понимать друг друга без слов, хватало только взгляда. Радомер внимательно посмотрел на варяга.

– У княгини дружина. А у меня несколько десятков мечников, – глухо сказал Радомер.

– Будешь сомневаться, власть не возьмёшь. Есть мои викинги, а ещё гонец ожидается с важными вестями, – тихо ответил Агмунд. – К тебе гонец, боярин.

– От кого?

– От воеводы Свенельда. Он настоящий владыка. Мудрый, могущественный, сильный. Ему и подчиниться не зазорно. Свенельд думал о тебе, будущем князе Полоцка.

Речи сильных мужей показались Ставру уж слишком страшными. Агмунд и Радомер стояли в стороне от пылавшего костра. Они не видели юнца, притаившегося за кучей поленьев. Ставр медленно отполз в тень стены терема. Агмунд и боярин не могли теперь заметить его. Он нырнул в бурьян и пополз, стараясь как можно быстрее выбраться на задний двор. Там он был в безопасности.

Добравшись до низкого строения, сложенного из массивных дубовых колод, Ставр перевел дух. Озноб бил его, не попадал зуб на зуб. Он косился на проем в стене, за которым раздавались зычные голоса варягов, блестело пламя костра, и не мог прийти в себя.

Вдруг чья-то рука легка не его плечо. Ставр вздрогнул. Рядом стоял Дробн. Он оглядывался на поварню, у которой торчал высокий шест колодца. Дробн поставил перед Ставром небольшую корзинку, скинул холстинку. Ставр увидел добрый кусок медвежатины и пирожки с капустой.

– Давай Ставр, ешь. У боярина сегодня вкусная еда, – сказал Дробн, – чего смотришь?

– Со стола стянул или грек дал? – недоверчиво спросил Ставр.

– От него разве что костей дождёшься.

Дробн пластал ножом большие ломти мяса и воровато оглядывался по сторонам.

– Повар боярский расщедрился – Ждан. Стянешь тут. Нынче Валент особо приглядывает за челядью, взять с боярского стола – всё равно как украсть у самого боярина. Тут кнутом не отделаешься. Чтоб его Перун убил.

– Кого? Боярина? – спросил Ставр.

– Зачем боярина? – удивился Дробн. – Хапугу этого толстого, грека.

– Ну да, была бы забота Перуну, ключника прибить…

Они молча жевали мясо вприкуску с пирожками. Слегка насытившись, Дробн сказал самому себе:

– Подпалил немного Ждан медвежатинку. На стол боярский такое мясо не подал бы. Ты медведя живого в лесу видел, а, Ставр?

– Доводилось, и не раз. Я ж там вырос.

– Страшен?

– Медведь – хозяин леса, чаща – его вотчина. Одним ударом перебьет хребет туру, вырвет рёбра или снесет голову. Человеку с ним сладить тяжко, но можно. Отец мой – Боян-бортник, даже договариваться с ними умел. Только, знаешь, в лесу живут исчадия и пострашнее медведя.

– Мне в лесу боязно, – тихо сказал Дробн. – Давеча Онфим сказывал, на Воловьем озере нечисто. Там звери страшнее медведя бывают. Вот не знаю, правда ли? Нет?

– Правда. Лес там чудной…

– Тебе откуда знать?