Иллюзия вторая. Перелом

– Вот таким простым образом человек-философ и обретает крылья, становясь драконом. И крылья эти ему даёт знание, если брать первоначальную причину – и это осознание сути, осознание природы вещей. Он, возможно, хочет и не совсем этого, однако, на пути к знаниям философ сталкивается с необходимостью парить не только над остальными людьми, но и над ситуациями, создаваемыми этими людьми. И необходимость в знаниях легко трансформируется в необходимость уметь летать. А умение летать полностью удовлетворяет первоначальную необходимость в знаниях, ибо поднявшись высоко – и видишь много дальше. И так как этой необходимости, как и любой другой, не избежать никак, кроме как её полной реализацией, то философ, конечно же, повинуется. Философ, вообще часто соглашается со всем, даже кажущимся, тогда что уже говорить о настоящем? Он соглашается, потому что если и есть на свете что-то такое, о чём ему уже точно известно, так это то, что спорить не только не нужно, но даже запрещено, ибо это действие полностью бесполезно. Это простое начальное знание любого философа совершенно логично и закономерно превращает его в просто крылатое для него самого, а для всех остальных людей – в сказочное, в волшебное существо. Но это превращение совсем не является сказочным со стороны самого философа – наоборот – для него оно и своевременно и предсказуемо. А значит – оно строго научно. И Человек, получив волшебно-научную возможность летать, возможность взмыть в небо, возможность оторваться от всего земного и ирреального – вместе с этим получает действительно волшебную – волшебную своей уникальностью возможность воспарить над мирской суетой, частью которой он сам когда-то являлся. И это значит что философ, сразу и непосредственно перед обращением в дракона просто обязан подняться именно над самим собой, подняться над всеми своими, сугубо человеческими чувствами и делами. Безусловно, такой человек смотрит на всех немного свысока, на всех, включая себя самого. Такой человек имеет на это – смотреть свысока – не только заслуженное право, но и твёрдую обязанность, ибо не отделяя себя от простых людей, он оказывается с ними на одном уровне, а значит – теряет не только крылья, но и возможности, которые эти крылья предоставляют. Однако, с потерей крыльев, необходимость, их взрастившая, никуда не уходит – она остается и твёрдо стоит на своём – она требует, она вопит о крыльях, она молит о них. Раз не уходит необходимость, то, конечно же, не уходит и само препятствие – огромное препятствие, которое необходимо перелететь, и которое внутри себя содержит лишь неважную и иллюзорную пустоту самого препятствия, но кроме неё – эти настоящие и волшебные инструменты для настоящего полёта – крылья…

– Пустоту и крылья? – переспросил я.

– Да, – подтвердил Артак, – пустоту и крылья. Любое препятствие на твоем пути – по своей сути лишь трамплин. И в любом препятствии скрыт бесценный дар, больше ничего. Препятствие никогда не несёт в себе проблемы. Оно несёт в себе лишь новые возможности.

– А как же само препятствие?

– Оно иллюзорно, – рассмеялся Артак, – любые препятствия люди создают себе сами, и существуют они лишь в головах создавших их людей, а в реальности – препятствие несёт свой уникальный, столь нужный тебе дар и звенящую пустоту – необходимую для того, чтобы этот дар было где разместить. И чем больше это препятствие – тем больше нового свободного места и тем значительнее может быть то, что ты там захочешь разместить.

– Но препятствия реальны?

– Конечно, – кивнул Артак, – если считать их реальными.

– А если… – начал было я.

– А если относиться к ним как к пустому месту, как к воздуху в коробке с подарком, то это препятствие этим воздухом и станет, то есть, оно, самым что ни на есть чудесным образом превратится в пустое место.

– Понимаю. Но для такого взгляда…

– Для такого взгляда необходимо быть или очень большим, чтобы не замечать препятствия и перешагивать их, или…

– Или научиться летать, – теперь уже я перебил своего Артака, – но не потеряется ли при этом дар, заключенный в препятствиях над которыми я буду пролетать сверху?

– Нет, не потеряется, – серьёзно ответил Артак, – ибо вы делаете одну ошибку, – своим взглядом он влил в мои глаза немного жёлтого, – и ошибка эта в отделении вопроса от ответа, в отделении правого от левого, в отделении высокого от низкого, в отделении препятствия от возможности пройти сквозь него, –  дракон потрепал меня по волосам, и я с интересом отметил новые ощущения – ведь волос на моей голове уже не было.

Артак на мгновение замолчал и продолжил:

– Пространство, на котором ты столкнулся с препятствием, окружает тебя со всех сторон, на всех глубинах и высотах, оно – как плёнка, натянутая через все твои возможные пути и дороги, как сверху – на недосягаемой для обыкновенного человека высоте, так и снизу – в пыли твоей дороги. И пройдя или пролетая дальше ты автоматически прорываешь эту плёнку, и прорывая – выходишь на новый и недосягаемый для себя прежнего уровень.

– Но можно и…

– Но можно игнорировать его и задумчиво брести вдоль этой плёнки, натянутой перпендикулярно всей твоей жизни, и уходя при этом все более и более вбок. Тогда можно не продвинуться вперед ни на один шаг, понимаешь?

– Да, – кивнул я драконьей головой, – да, я понимаю.

– И свой дар ты получишь только пройдя сквозь эту пленку, только разорвав её. И неважно в каком именно месте ты её разорвёшь – на высоте ли – имея драконьи крылья, или на глубине – роя землю как крот. В этом и состоит собственно весь реально существующий выбор – выбор Человека – двигаться вперед, а не в сторону, и при этом совершенно неважна высота самого движения – двигаться сверху или снизу. Главное, определяющее направление тут – вперед.

– Почему же я стал драконом, а не кротом, например?

– Такова реализация твоего собственного выбора, и, опять-таки, совершенно непринципиально кем ты стал, – дракон опять немного плеснул жёлтым светом из своих глаз, – важно, что ты изменился внутри, понимаешь? Как гусеница, которой пришло время стать бабочкой. Твои изменения сугубо внутренние – и если есть на земле что-то важное – то только они и важны. Внутренние изменения. Именно эти изменения несут в себе не только подарок, но и боль, неизбежно сопровождающую любые перемены. И подарок этот всего лишь несколько скомпенсирует эту боль, но её остатки вознесут тебя ещё выше. Ибо вознести ввысь способна только она – боль. Только она даёт тебе настоящие крылья – она прорезает твою спину острым ножом и раскрывает твои лопатки, тем самым, сжимая твоё сердце в тиски. БОЛЬ. Только так растут драконьи крылья…

Я лишь завороженно кивал головой, не чувствуя в себе сил добавить что-то от себя. Да и мог ли я добавить нечто своё собственное, не являющееся уже общим? Было ли что-то во мне такого, чего не было вне меня? Думаю, не было, и поэтому любое моё дополнение было бы повторением уже кем-то произнесенного или уже кем-то подуманного.

Артак, тем временем, продолжал:

– Твой выбор – это драконий полёт, и окружающее тебя живое пространство всего лишь реализует твой собственный выбор – выбор, совершённый сознательно – именно тобой выбранный выбор. Пространство реализует его точно внутри тебя, используя вездесущее сознание, для которого пара пустяков, а если выразиться точнее – то ОДИН пустяк – превратить тебя во что угодно. И решение этого сознания – снабдить тебя отличной парой сильных, и я бы даже сказал – непобедимых крыльев, – Артак сделал акцент на слове «непобедимых», – а чей-то другой выбор может быть отличным от твоего. Возможно, для кого-то важен и не полёт вовсе, а например, подземное уединение крота. И в этом случае вселенские необходимости тут же сформируют для него из существующей живой материи пространства прекрасный слух и сверх обоняние, крепкий рот с сорока четырьмя зубами и широкие лапы с мощными когтями на них для загребания земли и для рытья невидимых глазу подземных ходов… И по этим невидимым глазу ходам сверхкрот и будет перемещаться в поисках своей, теперь уже духовной, сверхпищи…

– Сверхкрот? – я вскинул брови от удивления, и застыл в удивлении ещё большем – бровей у меня не было…

Драконы не имеют бровей.

А человеческого в моём теле уже не было – это было сильное и гибкое тело мудрой и древней рептилии.

– Да, – согласился Артак, – я употребил именно это слово. Сверхкрот или сверхдракон. Когда человек выходит на уровень Человека – он неизбежно возвращается к образу какого-то уже существующего животного, так как только животные в состоянии жить в настоящем моменте, жить здесь и сейчас, и только животные не смешивают потоки временного измерения своими мыслями о будущем и сожалениями о прошлом.

– Сверхкрот тоже строит тоннели для поиска пищи?

– Да, – Артак пояснил, – и сверхкроты, да и просто кроты роют новые ходы в поисках пропитания – духовного ли, материального, но всё-таки пропитания, ведь без пищи кроты смогут прожить лишь 10-15 часов… У кротов очень быстрый обмен веществ в пищеварении, а у сверхкротов – в мышлении. Да и сами прорытые кротами тоннели являются по своей сути лишь ловушками для насекомых и червяков – обычной пищи крота, или же, тоннели – лишь свободное место для паутины с помощью которой сверхкрот ловит новые мысли, витающие в этих ходах.

– И они так же не могут долго без новых мыслей? – спросил я с улыбкой, – всего 10-15 часов?

– Нет, что вы, – совершенно серьёзно ответил Артак, глядя прямо в мои жёлтые драконьи глаза, – сверхкрот не может прожить без осмысления и без поиска добычи в своих паутинах ни одного мгновения. Какие уж тут часы, – дракон вздохнул, – ни одного мгновения!

Я наморщил лоб, раздумывая над сказанным, а Артак, посмеиваясь наблюдал за мной.

– Другой вид познания – и, соответственно, другие необходимости. Однако, основная потребность остается одной и той же – и это поиск нового знания. И при всех фундаментальных различиях в процессе поиска – качество самого знания не становится хуже. Оно даже не становится другим.

– Так значит кроты… Сверхкроты… – невнятно пробормотал я, не зная как точно сформулировать свою мысль.

Артак утвердительно кивнул головой, показывая что он меня понял даже без произнесённых слов, подтверждая что я был услышан без единого звука.

Ведь как слово происходит от звука, так и звук спрятан в самом слове.

Вот ещё один пример мира в себе – единого и цельного мира вибраций.

– Человек-дракон проходит свой путь в небе, человек-крот – в земле. Оба они собирают одно и то же – знания. И собирая их, продвигаются вперед.

Где бы не было найдено знание – в небе ли, в земле ли, под водой – знание остается знанием, и описывает оно всегда одни и те же вещи.

– Одни и те же?

– Абсолютно.

– Но описания разные.

– Это иллюзия. Как в примере со слоном.

– С каким слоном?

– Когда три слепца повстречали на своем пути слона – один из них пощупал его за хобот, другой за ухо, а третий – за ногу, и, соответственно, первому слон показался похожим на змею, второму – на большой лист, третьему – на столб. Все они были и правы и неправы одновременно, но, всё равно, все они говорили об одном и том же. Так и любой путь, в конце всех концов, приведет тебя к общему знанию, к общему пониманию того, какой же слон на самом деле. И знание это будет независимым от того, к какому месту слона ты прикоснулся впервые. Или какое препятствие, отделяющее тебя от общего знания, ты перешагнул.

– Фрагментарность восприятия – тоже препятствие? Как у тех слепцов?

– Нет, что ты, – дракон не согласился со мной, – нет, фрагментарность – это и есть путь, это и есть сама дорога. Сначала ты видишь лишь часть показавшегося из-за поворота здания, а потом, проделав ещё небольшой отрезок пути – и всё здание целиком. Надо просто продолжать двигаться.

– Тогда что является препятствием? Слепота этих троих?

– И снова нет, – Артак рассмеялся, – их слепота скорее дар, нежели препятствие, ибо она сохранит их разум незамутненным увиденным.

– Но проще увидеть, нежели осязать?

– Увиденное заставит или подражать ему, или спорить с ним, – Артак на мгновение задумался, – а осязаемое заставит размышлять и приведет, в конце концов, к тому единственному верному ответу, ибо у размышления нет других дорог, кроме как к правде… Тогда как зрение часто видит сны.

– Но что же тогда препятствие?

– В случае размышления – это леность ума, в случае зрения – это иллюзии света, то есть, иллюзии зрительного восприятия действительности.

– Получается зрячему труднее идти?

– Зрячему сложнее разобраться, ибо его мозг полностью верит тому, что он видит и зрячий никак не собирается глубоко размышлять над увиденным. Мозг считает всё видимое совершенно ясным и уже точно установленным. Тогда как слепой просто вынужден принимать каждый факт внутрь только лишь после длительного размышления. Только после всестороннего анализа. Только после логических сопоставлений.

– Это единственные препятствия?

– Единственные из реальных.

– Есть еще нереальные?

– Конечно, – кивнул Артак, – но они иллюзорны, и существуют лишь в головах людей. И говорить о них нет никакого смысла.

– Значит, реальных препятствий больше нет?

– Нет, – равнодушно покачал головой дракон, – реальных больше нет. Из реальных препятствий на пути человека – только его лень.

Где-то в глубине меня паук, сидящий на мешке с ленью нехотя пошевелился, прислушался к происходящему и насторожился, а спустя мгновение, с ещё большим усердием начал ткать свою паутину, охватывая ею всё большие пространства и пытаясь заманить в свои сети ещё больше человеческих мыслей, действий и чувств.

Так, дерзкие и свободные действия, запутавшись в липкой и сковывающей движения паутине возвращались в своё первобытное состояние – они становились вялыми и бесстрастными мыслями, а спустя некоторое время превращались в свой труп – в жухлые и неживые, в умершие, апатичные идеи.

И разомлевшее, утомлённое ленью тело могло реагировать на такие действия только такими же вялыми, сонными и туманными чувствами, такое тело могло производить и чувствовать лишь один суррогат, одну видимость, одно КАЖЕТСЯ.

Конечно же, пойманные ленью движения и действия были не в состоянии обойти возникшее на моём пути препятствие, ибо они сами уже превратились в это препятствие, они сами уже стали частью мешка с ленью.

Не слепота трёх странников, выясняющих какой на самом деле слон, не фрагментарность их восприятия, а лень – сам мешок с ленью преграждал мне путь.

Всего лишь один мешок, один единственный мешок был реальным препятствием на моём пути – мешок, сотканный мною самим; мешок, безостановочно создаваемый моими собственными руками; мешок, который я с любовью наполнял не только своими действиями и чувствами, но и их полным отсутствием.

Ведь отсутствие действий – точно такое же наполнение, как и сами поступки. Как пустоты в банке с клубникой. Они – суть наполнение.

Возможно, этот наполненный с виду мешок на самом деле был пуст, но раздут до огромных размеров своей отрицательной, ничего не несущей пустотой – пустотой замолчанного, но не сказанного; пустотой сказанного, но не сделанного; пустотой своей собственной лжи; пустотой нереальности и небытия.

Возможно, его можно было достаточно легко уничтожить – просто-напросто сильно смять, выпустив из него весь затхлый и недвижимый воздух и раскрыв ткань, выбить её от пыли, проветрить сильной встряской, оставить уже пустой мешок на сильном ветру здоровых и сильных побуждений…

Пусть треплет его ураган жизни, пусть разорвёт он его в клочья и раскидает по всему миру…

Пусть этот мешок исчезнет, растворится, забудется в памяти и станет ночным сном, станет нереальным кошмаром.

Возможно, это и было так, но наверняка ли? Как это можно было понадёжнее узнать?

Только заглянуть в него. Только имея очень длинную лестницу, способную вознести тебя до его горловины, ибо сам мешок был огромен.

Или…

– Или имея КРЫЛЬЯ, – продолжил за меня мои мысли Артак, – или имея свободные и сильные крылья дракона!

– Или имея крылья… – как эхо повторил я вслед за мудрой рептилией и рассмеялся.

– И если встреченное на твоём пути препятствие так же огромно, как этот мешок, если не удается ни обойти его, ни перепрыгнуть, если… – дракон внезапно замолчал, словно ожидая моё слово.

И я подхватил его фразу и закончил её как мне хотелось:

– Если не принять в дар крылья и не использовать их для того, для чего они, собственно, и нужны – а именно – для свободного полёта; если не сделать этого – не взлететь, не взмыть ввысь – и прежде всего над самим собой, тогда остаётся только одно – остаётся стоять на месте. Стоять на месте, окружённым со всех сторон ленью.

– Получается, мои крылья были в этом мешке? – спросил я у дракона, кивая на огромный и устрашающий своими размерами мешок.

– Получается так, – согласился со мной Артак, – ведь любое препятствие, по своей сути несёт в себе только одно – возможность и дар. И ничего более. Я никогда не устану это повторять. Препятствие на пути – это всегда благо. Это всегда реальная возможность и, следовательно, подарок. И никогда препятствие не сможет быть тем, чем оно не является, но кажется – никогда препятствие не сможет быть проблемой. Ибо препятствие всегда возвышает, а возвысив и приподняв всего тебя на твою же гору, подкинув твои глаза на один уровень вверх – препятствие, как эта самая гора – в состоянии открыть тебе новые горизонты и расширить твой кругозор, препятствие в состоянии сделать решение, лежащее на предгорье видимым для твоих глаз – глаз изменившихся, глаз зорких, глаз проникающих. Так что любая преграда, даже такая, как эта, казалось бы, непреодолимая гора твоих же, сначала отложенных, а потом и полностью забытых дел; твоих же данных и невыполненных обещаний и, уже как следствие – твоей же неудавшейся жизни – всё это было всего лишь подарком твоей судьбы – подарком, способным поднять тебя над самим собой и даже над своей собственной ленью. И здесь, – Артак кивнул головой на огромный мешок, – твой подарок! Это твоя новая, только что полученная возможность – летать, это твой бесценный дар – крылья!

– И эта возможность была в моём мешке с моей же собственной ленью?

– Наверное, – пожал плечами Артак, – тебе лучше знать.

– Но я же так и не смог добраться до верхушки мешка, – попытался схитрить я, – такой огромной лестницы, наверное, просто не бывает. Каким же образом я тогда смог добраться до его содержимого? – я улыбался, наслаждаясь светом драконьих глаз.

– Для того чтобы точно знать что находится в твоём собственном мешке, не обязательно заглядывать в него, – усмехнулся Артак, – достаточно лишь вспомнить то, что ты туда уже положил. Сам положил, заметь. Сам.

– Лишь вспомнить? – задумчиво повторил я.

– Да. Лишь вспомнить.

– Но что для этого необходимо?

– Всего лишь побороть свою лень.

– И?

– И мысленно заглянуть внутрь.

– А дальше?

– Взять там всё, что тебе необходимо.

– Из того что там есть?

– Да.

– А что там есть?

– Абсолютно всё.

– Как это?

– В течение всей своей жизни ты складывал туда всё то, что мог бы получить, если бы поборол свою лень. Ты складывал туда, если можно так сказать, материю со знаком минус – то есть энергию, которая не смогла воплотиться в физическом мире. И не смогла она этого сделать только по одной причине – ты не дал ей для этого своего разрешения. Но энергия-то осталась!

– А что я мог получить?

– Ты мог получить абсолютно всё. Но почему сразу мог? – Артак вскинул брови, – ты и сейчас можешь.

– Всё что угодно?

– Конечно. Всё НЕ сделанное тобой не перестало существовать, – продолжал Артак, – оно было, оно есть, и оно всегда будет. Но оно существует в небытии, а не в бытии. Оно существует, так сказать, отрицательно. И только твоя собственная лень развела ваши дороги, она и только она перечеркнула вашу общую возможность встретиться здесь – в мире материи и физических тел, понимаешь? Но, повторюсь – всё несделанное существует. Просто в твоём случае оно сложено в этом метафизическом, поглощающем всё невыполненное мешке – в мешке с человеческой ленью.

– И что нужно для того чтобы получить содержимое этого мешка?

– Побороть свою лень, – в который раз повторил Артак и засмеялся, – просто побороть свою лень! Правда, с каждым невыполненным обещанием, с каждым отложенным и несделанным делом побороть свою лень становится всё труднее и, в конце концов, это действие становится просто невыполнимым, так как со временем твоя лень – всепоглощающая и растворяющая любое твоё начинание лень заполняет собой уже всё окружающее тебя пространство. Она растворяет абсолютно любое начинание, – утвердительно кивнул Артак, – и со временем делает это особенно яростно, ибо растворяя твои действия, она сохраняет саму себя и отсрочивает свою возможную в будущем гибель.

– Почему так происходит?

– Потому что с каждым несделанным делом твой мешок становится всё значительнее и сильнее, а побороть большого противника много сложнее, чем положить на лопатки противника маленького, не так ли? – Артак смеялся соей непонятливости.

– Ты прав, – мне ничего не оставалось делать, как согласиться.

– Более того, – продолжал дракон, – всё, несделанное тобой, копится и складируется в течение всей твоей человеческой жизни – ему просто некуда деться из этого прОклятого мешка, – дракон махнул лапой и огромного размера мешок появился перед моим, уже драконьим взором, – а силы твоего человеческого тела с течением времени лишь угасают, твоё тело становится слабее, и ты уже не в состоянии достать что-либо из этого мешка, ты даже не можешь развязать его горловину, ибо она достаточно высоко, и тебе пришлось бы сходить за лестницей, – Артак смеялся не переставая, – а твоя лестница, возможно, похоронена заживо всё в том же мешке, и где её там искать – даже не представляю.

– А нельзя его просто оставить на месте и двигаться дальше?

Артак покачал головой из стороны в сторону, выражая несогласие, а Агафья Тихоновна тихонько сидела немного поодаль, не встревая и не вмешиваясь в нашу мысленную беседу.

Мой мир, сложенный аккуратно у неё на коленях поблескивал миллионами огней и возможностей.

– Человек-дракон не сможет двигаться дальше, если он не имеет возможности воспарить. А воспарить, имея с собой такой груз – невозможно, – дракон кивнул на стоящий мешок с ленью, – никакой дракон, даже самый сильный и крупный, не в силах унести с собой такой груз.

– Что же делать?

– Этот мешок здесь не просто так, – Артак вздохнул глубоко и грустно, – он символизирует собой новый этап твоей жизни – и этот этап…

– СТАРЕНИЕ, – вмешалась Агафья Тихоновна, – этот этап называется СТАРЕНИЕ. Не зря же старение дано нам исключительно после нашего настоящего рождения, и не зря оно тянется до самой смерти. В старении, конечно же, должен быть какой-то глубокий смысл, и этот смысл прост, как всё глубокое – закончить то, что не было закончено. Выполнить невыполненное. Довести до конца обещанное. И, тем самым, поставить жирную точку на всём своём прошлом человеческом существовании, отдавшись полностью существованию драконьему.

– Тогда я смогу воспарить?

Да, – акула серьезно кивнула, но глаза её при этом продолжали улыбаться, – да. Тогда ты сможешь воспарить. И над своей смертью в том числе. И даже над этим мешком с ленью. Правда, к тому времени твой мешок будет совершенно пуст и скорее всего, он осядет на пол складками ткани, среди которых ты сможешь легко отыскать его горловину и, зайдя внутрь, наконец-то покончить с ним навсегда.

– Но чтобы мой мешок стал пуст и осел на пол, его необходимо опустошить, не так ли?

– Конечно, – кивнула акула.

– Но как я это сделаю, не имея возможности даже добраться до его горловины?

– А как ты его наполнял? – засмеялась Агафья Тихоновна.

Я посмотрел ей в глаза, внезапно увидев чёрную лакированную поверхность до самых мельчайших подробностей – со всеми её трещинками и неровностями, со всеми её впадинками и бугорками и, по-моему, понял то, что она хотела сказать.

– Именно, – кивнула акула, – именно так. Наполняя, ты не беспокоился о том, как дотянуться до горла мешка чтобы положить туда ещё одно несделанное дело – ты просто НЕ делал то, что должен был делать и точка. Вот теперь точно так же и доставай. Просто делай то, что должен делать… Это же так просто…

Мы помолчали.

– И знаешь что ещё? – внезапно спросила Агафья Тихоновна.

– Что? – переспросил я.

– Каждый, абсолютно каждый человек знает совершенно точно то, что ему необходимо делать в данный момент. Природа не делает из этого тайны. Но далеко не каждый это выполняет. Люди почему-то зациклены на конечном результате. И если кто-то двигается по пути духовному – то он думает о просветлении. Если человек идёт по какому-то другому пути – он будет думать лишь о результате – о конечном результате своих поступков, о своих целях – сложных и многоступенчатых, он будет думать о глобальном! И никто не хочет думать о том, что необходимо сделать именно сейчас. Никто не хочет просто жить, идя по своей дороге небольшими шажками, которые совершенно точно и неизбежно приведут его к цели, какой бы недостижимой она не казалась с первого шага. Ведь то, как достичь конечного результата людям редко бывает видно хорошо и сразу. Они ограничены в своем видении, они видят лишь первую ступеньку, хоть и пытаются перепрыгнуть сразу на последнюю, ещё скрытую от них туманом. Делать нужно то, что должен! И действовать необходимо в том направлении, которое видно УЖЕ. Нет смысла ждать каких-то мифических событий, которые смогли бы перенести человека сразу в его, уже сделанную цель. Так не бывает… – подытожила Агафья Тихоновна и замолчала.