Вспомните, ребята!

Уголовный розыск

Возвращаясь в прошлое, с благодарностью вспоминаю о знакомстве изнутри с кухней оперативно-розыскной деятельности в качестве внештатного оперуполномоченного отделения уголовного розыска Кировского РОМ. В те годы областное и районное милицейское руководство рассматривало внештатников из числа студентов юрфака, как весомую вспомогательную часть оперативных сил. Поощрительное отношение к взаимодействию штатных сотрудников со студентами – юристами определялось партийными установками на расширение участия общественности в охране порядка. К тому же, студентам старших курсов, обладавшим правовыми познаниями и навыками подготовки документов, можно было доверить часть доследственной писанины по проверочным материалам, высвободив время оперов-практиков для других насущных задач. И наконец, к студентам присматривались, как к возможным кандидатам на пополнение милицейских рядов.

Доверие со стороны милицейского руководства подтверждалось выданными нам удостоверения на стандартном бланке сотрудника органов внутренних дел. Единственное отличие этого документа от удостоверения штатных милицейских работников заключалось в содержании графы «состоит в должности». В ней перед словами «оперативного уполномоченного» была малозаметная для посторонних приписка «внештатного», которую не всегда замечали и сами сотрудники милиции.

Специфические знания и опыт мы приобретали, участвуя вместе с операми-напарниками в выездах на происшествия во время вечерних и воскресных дежурств. Были также совместные рейды по притонам и злачным местам, профилактические беседы с «подучетным контингентом» из числа судимых и других антиобщественных персонажей, участие в поисковых мероприятиях, а иногда и в засадах. Я работал в паре с младшим лейтенантом милиции Сашей (Александром Алексеевичем) Смолой. Во время срочной службы в армии на Александра долю выпало участие в венгерских событиях 1956 года.

По рассказам напарника, накануне этой переделки его мотострелковая часть, выехала на уборку колхозной картошки и стояла лагерем у села в Смоленской области. Однажды последовали сбор по тревоге, погрузка в товарные вагоны на ближайшей станции и движение в неизвестном направлении. В дороге личный состав получил погоны и петлицы пограничных войск, которыми было приказано заменить знаки различия мотострелков. На одной остановке рядом оказался встречный санитарный эшелон, из окон которого что-то кричали раненые. Иногда можно было разобрать призывы «дать им!». Однако, смысл происходящего был не понятен. Через несколько минут санитарный эшелон ушел.

О прибытии в Венгрию узнали после занятия обороны на Австрийской границе. На тот момент разделявший государства рубеж не охранялся. В Венгрию беспрепятственно валили тысячи вооруженных фашистских недобитков, «добровольцев», «легионеров» и «волонтеров». Из рассекреченных теперь на Западе материалов известно о переброске в эту страну через «нейтральную» Австрию двадцати с лишком тысяч бывших солдат и офицеров хортисткой (союзной фашистскому рейху) армии, прошедших специальное обучение в лагерях ФРГ, Франции, Канады, Англии и некоторых других государств. Еще 11 тысяч человек «экспедиционного корпуса» сосредоточились вблизи венгерской границы. Нелегальные «прогулки» в Венгрию для встреч с «повстанцами» совершили шеф ЦРУ США У. Донован и будущий президент США Р. Никсон.

Немногочисленные подразделения Советской Армии, выведенные на улицы Будапешта на помощь венгерской милиции с оружием, но без патронов, были разоружены «добровольцами». Кстати, «революционный порыв свободолюбивого венгерского народа» совпал с резкой активизацией враждебного СССР вещания разных радиоголосов. Кроме того, воздушные течения занесли на территорию Союза воздушные шары с листовками из «свободного мира». Эти шары долетали не только до Белогородки. Летчики 562 истребительного авиационного полка (ИАП), по словам Ф. П. Федотова, вылетали на их перехват и в окрестностях Крымска.

Подразделение Александра закрывало венгерскую границу с боями. Правда, «хортисты», обнаружив, что Советские войска получили приказ открывать огонь на поражение, не упорствовали. В боях с этой публикой Саша получил отметину – шрам на лбу вследствие касательного пулевого ранения.

На должность оперативного уполномоченного уголовного розыска Саша попал через 4 года службы, пройдя ступеньки рядового милиционера и участкового уполномоченного. Продвижению способствовали прирожденный талант сыщика, азарт и доля везения. Правда, уже тогда я заметил, что удача сопутствует таким как он, напористым энтузиастам. У него не раз получалось раскрывать «висяки», на которые махнули рукой пессимистичные коллеги. В активе Смолы числился лично выслеженный и задержанный в одиночку рецидивист-убийца, вооруженный пистолетом. При задержании Саша получил огнестрельное ранение в руку, но, несмотря на потерю крови, сумел привести душегуба в отдел. Было множество, вроде бы случайно раскрытых краж, грабежей, разбоев и телесных повреждений.

При мне Саша поступил на заочное отделение нашего факультета, но вскоре оставил учебу. Сидение над книгами, контрольными и курсовым работами не было его стихией. Не хватало времени и терпения. Усидчивости мешала и бьющая через край энергия. Поговорка «опера кормят ноги и глаза» – это про него. Бо́льшую часть служебного времени Саша проводил в «поле», общаясь с т. н. подучетным контингентом своей зоны. Пользовался у этой публики уважением за справедливость и твердое слово. Внимательно наблюдал, чутко подмечал, и по мере умения предупреждал «замышляющих». Такой режим работы одобрял и поддерживал начальник ОУР сыщик с довоенным стажем майор Г. К. Петровский.

Открытый и дружелюбный характер Саши не портили спартанские условия быта. Побывав в гостях, я поразился перенаселенности жилища семьи. В крохотной однокомнатной квартирке-«Хрущевке», кроме Саши, жены Евдокии и двух малолетних детей, жили брат-студент и древняя старушка – бывшая нянька Саши. Старушка не была родственницей, но оставлять ее на одинокую жизнь в поминаемой теперь недобрым словом станице Кущевской, братья считали неправильным. Единственная комната с отгороженной пологом двуспальной кроватью днем использовалась в качестве гостиной. Ночью в ней базировались супруги с детьми. Местом ночлега няньки была кухня. Брат спал в закутке-прихожей на раскладушке, упираясь ногами во входную дверь. Для того, чтобы выйти из квартиры ночью (а вызовы случались часто) следовало предварительно поднять брата со спального места. Поскольку предшествующая жизнь опера тоже прошла в условиях скромного достатка, обойденным судьбой он себя не чувствовал. Был уверен в наступлении обещанных партией лучших времен.

Из многочисленных примеров сыскной удачи Саши укажу на первое из запомнившихся событий. Речь идет о случае, в котором переплелись пресловутое везение с постоянной работой по сбору оперативно значимой информации.

В один из слякотных вечеров февраля 1962 года, во время оперативного дежурства Саши по райотделу, из неотложки сообщили о поступлении пациента с тяжким телесным повреждением – проникающим ножевым ранением в полость грудной клетки. Потерпевший – курсант Ростовской мореходки, рассказал (протокол заявления по причине нелюбви Саши к писанине, составлял я), что на углу улицы Энгельса и проспекта Соколова заступился за пожилую супружескую пару, над которой измывался подвыпивший детина. В ответ на замечание курсанта тот достал финку. Потерпевший использовал для обороны форменный ремень с латунной бляхой. Защититься от ножа, будущий моряк не сумел, однако это не помешало курсанту «достать» нападавшего ребром пряжки по лбу (на бляхе остались следы крови). Детина скрылся в сторону улицы Суворова. Мореход указал, что шею неизвестного украшал длинный белый шарф.

В коридоре неотложки Саша заметил: «Вчера ко мне на профилактику (беседу) «Орел» приходил, с белым шарфом. Поехали, посмотрим на эту птицу».

«Орел», парень лет 20-ти по фамилии Орлов, жил на улице Суворова. Этот недавно вернувшийся из мест лишения свободы тип имел статус «авторитета» у окрестных «неблагополучных» подростков.

Предположение Смолы о причастности к преступлению «Орла» оказалось верным. «Авторитет» вышел из комнаты с забинтованным лбом. В нанесении ножевого удара курсанту признался сразу. Далее, не успев доехать до райотдела, затеял торговлю, подобострастно именуя Смолу «дядей Сашей». Опустивший перья «Орел» просил оставить его на свободе. В обмен обещал назвать участников других нераскрытых преступлений.

В кабинете и вовсе расплакался, заявив, что повторения тюремной эпопеи не переживет. Решение об избрании меры пресечения от Смолы не зависело. Однако он обещал просить следователя о возможном снисхождении к виновному.

После этого «Орел» назвал трех «шестерок», совершивших накануне семь грабежей в соседнем Ленинском районе города. В этот вечер послужной список Смолы пополнился 8 раскрытыми преступлениями за одно дежурство.

Потом были наши с Сашей совместные засады, погони и задержания. Некоторые из этих мероприятий вызывали неуместным усердием снисходительную ухмылку сослуживцев. Однажды мы просидели половину зимней ночи на холодном чердаке многоэтажки, рядом с ковром, украденным из квартиры этого дома. Ждали вора, который должен был прийти за добычей. Ковер он умыкнул рано утром, пока хозяйка выносила мусор. Затем, поднявшись на чердак, оставил похищенное до наступления темноты и спустился на улицу через соседний подъезд.

Способ таких краж не отличался новизной. Смола нашел пропажу сразу, но попросил хозяйку подождать с возвратом имущества. Узнав о намерении Саши устроить засаду, коллега по отделению В. Васильев откровенно недоумевал: «Ну и ну! Хочешь из-за тряпки на чердаке ночевать? Отдай эту «красоту» хозяйке и успокойся».

Саша отвечал убедительным доводом: «Хочу знать, кто в моей зоне гадит. Сегодня «тряпку» уволок, а завтра сотворит что-нибудь похуже».

Вор пришел с напарником. В момент, когда он поднял рулон на плечи, Саша выстрелил из служебного «ПМ» в деревянное перекрытие, отметив такого рода салютом завершение мероприятия. Затем последовали неприятности. С вором случилась «медвежья болезнь» (эмоциональный понос). Смола получил выговор за нарушение порядка применения оружия.

К слову, существовавшее в то время в милиции взгляд на применение оружия совпадал с отношением черта к ладану. Во избежание последующих процедур служебного или уголовного расследования сотрудники предпочитали идти на преступников с голыми руками. Я не раз удивлялся сообщениям печати о сотрудниках, которые гибли от удара ножом или топором, не воспользовавшись имевшимся при них табельным пистолетом. Как правило, такие заметки завершались «утешительным» сообщением о посмертной награде неразумного смельчака медалью «За отличие в охране общественного порядка» или даже «За отвагу».

Саша к их числу не относился. Второй известный мне случай его стрельбы с нарушением правил произошел весенним вечером на улице Социалистической. Тогда тройка бесшабашных молодцов, двигаясь от парка Октябрьской революции в сторону проспекта Соколова, грабила по пути состоятельных, по виду, прохожих. Едва первый потерпевший успел добраться до райотдела, как на телефон дежурного стали поступать звонки последующих бедолаг. Таких было пять.

Дежуривший в ОУР Смола, не раздумывая, посадил потерпевшего в «Волгу» отбывавшего повинность частника и выехал навстречу обозначившемуся маршруту грабителей. Наш экипаж, не спеша, двинулся со стороны проспекта Соколова вверх по улице Социалистической. Штатный «ГАЗ-69» («раковая шейка») должен был катиться нам навстречу со стороны парка.

Обнаглевших гопников потерпевший опознал без колебаний. Они не спешили покидать район преступного промысла. Однако, услышав требование Саши остановиться, бросились вверх по улице. Смола же, вернувшись в машину, дал команду двигаться за ними. Затем, опустив стекло, трижды пальнул под ноги бегущим. Я обратил внимание на искры из булыжников и запоздалые подскоки бегущих. Остановившись, у забора, троица стала выкрикивать кляузные слова о неправомерном применении оружия. «Помалкивайте, законники», – невозмутимо отвечал Смола. Наказания в тот раз он избежал. Дело было замято. Поощрения не было тоже.

У меня нет цели перечислять список раскрытых Сашей преступлений. Рассказываю о наиболее памятных. Среди них убийство на Пушкинской улице, при раскрытии которого Смола продемонстрировал не только оперативный талант, но и прицельную наблюдательность.

Дело было прохладным весенним вечером. Убитый лежал на газоне разделявшего улицу бульвара. Свидетелей появления тела на этом месте не было. Следы борьбы на одежде и на прилегающем пространстве отсутствовали. Колото-резаную рану в верхней части живота закрывала пола пиджака. Поврежденные ткани не кровоточили. От погибшего шел запах спиртного. Документов при нем не было. Дежурный следователь прокуратуры Лифшиц и судмедэксперт Ю. Гарибян занялись осмотром трупа и местности.

Оперативнику предстояло устанавливать личность погибшего и искать свидетелей. По сторонам участка улицы стояли одноэтажные хибары с небольшими внутренними дворами.

С установлением личности Смоле повезло. Погибший недавно освободился из мест заключения и накануне обращался за разрешением на прописку. В соответствии с «Положением о паспортах» прописаться в Ростове он мог только с согласия начальника райотдела милиции. Процедура предусматривала предварительную беседу с зональным работником ОУР, которым в том случае оказался Саша. Заявитель рассказал Смоле о планах на будущее. Намеревался завести семью, как только найдет подходящую женщину (желательно с жильем). Посетовал, что бывшая сожительница, не дождавшись его возвращения, ушла к директору продуктового магазина.

Вспомнив детали общения с погибшим, Саша вместо подворного обхода в поиске возможных свидетелей, избрал путь покороче.

– У тебя поблизости директора продмагов живут? – спросил он участкового Романова.

– Знаю одного, – ответил тот. – В этом доме обитает. – Участковый показал на ближайшее строение.

К директору мы пришли втроем. Этот невзрачный человек лет 60-ти, с отвисшим животиком и в сильных очках, по виду не был способен на агрессивные действия. Кроме директора с молодой женой, в квартире никого не было. Супруги вступили в брак недавно. На вопрос, известно ли им об убийстве мужчины, ответили отрицательно.

Тем не менее, версия о причастности мужа или жены к убийству не исключалась, однако проверка предположения требовала участия следователя. Мы направились к выходу, и тут Саша внезапно остановился.

– А это что такое? – спросил он директора, указывая на обвязку двери. – Давно появилась?

Там, на высоте полутора метров, гладкую структуру торца пересекала поперечная зарубка с бурыми кромками.

Запираться далее директор не стал. Пока следователь с экспертом заканчивали осмотр, он успел рассказать о случившейся трагедии. Оказалось, бывший сожитель жены директора ломился в дверь, угрожая убить их обоих. Силы были неравны. Запор держался из последних сил. Отчаявшись, директор схватил нож. Это орудие, прежде использовавшееся в магазине для нарезания колбасы, лежало на кухонном столе. Узким, сточенным до обуха лезвием, оно напоминало штык. Этим штыком, приоткрыв на мгновение вход, директор, якобы слегка ткнул ревнивца. Нападавший охнул и вышел во двор. Куда мужчина делся впоследствии, супруги не знали. Зарубка на обвязке появилась после того, как горе тореадор, потянул на себя лезвие, защемленное торопливо захлопнутой дверью.

Еще один случай, о котором речь пойдет далее, стал пиком наших с Сашей заслуг в борьбе с преступностью. Тут, на самом деле, присутствовало чистое везение.

В конце января 1964 года в Ростове произошли два групповых разбойных нападения. Преступления совершили трое молодых парней, вооруженных пистолетом, похожим, по словам свидетелей, на советский «ТТ» калибра 7.62 мм. Впоследствии оказалось, это был «Кольт» 45 калибра (11, 43 мм). Действовали нагло, не скрывая лиц. Первый налет состоялся в 17-ть часов. Объектом стал небольшой продовольственный магазин на углу улицы Социалистической. Зайдя внутрь, налетчики повернули обратной стороной висевшую на двери табличку, превратив объявление «открыто» в «закрыто», и заперли помещение изнутри. После этого, не спеша, приступили к неправомерному завладению государственной собственностью. В магазине, кроме трех продавщиц, присутствовал один покупатель, смакующий купленный на разлив стакан крепленого вина. Обернувшись на дружеское похлопывание вошедших, любитель «красненького» увидел направленный в лицо ствол и потерял способность к связанной речи. По воспоминаниям продавщиц, мужчина сначала повторял, как заведенный: «Я только конфетку…» А затем остановился в ступоре. Свидетельствую, что от появившегося в тот вечер заикания бедолага не избавился до поимки налетчиков. На протяжении этого времени ему пришлось участвовать в наших рейдах. Удалось ли устранить дефект речи впоследствии, не знаю.

Добыча преступников оказалась незначительной, так как выручку незадолго увезли инкассаторы. Уходя, троица вернула табличку на двери в положение «открыто» и приветливо пригласила скопившихся у входа покупателей в торговый зал. Граждане, видевшие через застекленную дверь, как парни расхаживают за прилавком, решили, что наблюдают рейд представителей «народного контроля». Войдя в помещение, покупатели не могли понять причин заторможенности продавщиц.

Сообщение в милицию поступило не сразу. Телефона-автомата поблизости не было. Тревожными кнопками в те времена оснащались только конторы и отделения «Сберегательных касс» (нынешнего «Сбера»).

Группа оперативников перекрыла предполагаемые пути ухода налетчиков. На углу ул. Энгельса задержали по приметам троицу парней с пистолетом. Однако к разбою эти люди отношения не имели.

О расчетливой дерзости разыскиваемой преступной троицы свидетельствовали последующие действия налетчиков. После набега на магазин преступники, вопреки предположениям оперативников, «уходить на дно» не спешили. Пока милицейская группа работала на улице Социалистической они, поднявшись через центральную Энгельса, ограбили столовую на Суворова и лишь затем бесследно скрылись.

По воспоминаниям ветеранов уголовного розыска таких преступлений в Ростове не было с 1947 года. Оперативный состав и патрульно-постовая служба милиции были переведены на усиленный режим несения службы. Начальник УООП области комиссар милиции 3-го ранга П. Стрельченко через руководителей структурных подразделений объявил, что сотрудники, раскрывшие преступление, «получат золото». Это обещание звучало не совсем понятно. На мой вопрос, будут ли это золотые часы, портсигары, коронки или что другое, Смола ответил: «Я уже про такое «золото» слыхал, когда убийцу искали. Я его задержал, получил от него пулю, а от начальства премию 30 рублей».

Каждый вечер со дня налета оперативный состав уголовного розыска районных отделов и городского управления милиции патрулировал улицы, сидел в засадах в помещениях магазинов и других торговых точек. Преступников искали по приметам и с участием опознавателей, видевших налетчиков воочию. В нашу со Смолой компанию попала продавщица ограбленного магазина. Иногда ее сменял ставший заикой любитель «красненького». Нашей группе поиска отводился отрезок «Брода» между Ворошиловским и Буденновским проспектами.23 февраля 1964 года компанию пополнил дружинник-энтузиаст Женя Тарасов, рабочий НИИ Технологии машиностроения. В половину одиннадцатого, проклиная стылую сырость и грязную жижу под ногами, мы проходили мимо ресторана «Московский». Внезапно, продавщица, охнув, указала взглядом в сторону заведения. Затем, преодолев спазм, прошептала: «Он!».

Один из налетчиков стоял на ступеньках у входа в ресторан. Как оказалось в дальнейшем, это был не работавший, судимый за кражу, А. Левейкин. По показаниям свидетелей, именно этот парень орудовал пистолетом.

Далее по команде Смолы Женя Тарасов (сильно близорукий, не отличавшийся здоровьем)и продавщица устремились на поиски сотрудников милиции в форме. Мы с Сашей оставались на месте под прикрытием немногочисленных гуляющих. Внезапно из толпы появился соучастник Левейкина, по фамилии Зыков. Вместе они вошли внутрь «Московского». Милиционера в форме еще не было, однако ждать далее представлялось опасным. Не исключено, что налетчики замышляли новое нападение на ресторан. Это предположение впоследствии подтвердилось. Наметив на ходу план действий, мы со Смолой вошли в вестибюль.

Левейкин и Зыков, не раздеваясь, стояли у двери зала, спиной к гардеробу. Расстегивая на ходу пальто, я прошел мимо них в сторону гардеробщика. Саша направился в сторону Левейкина. Тот, чутьем уловив опасность, опустил руку за полу пальто. Моей первоначальной задачей было удержать стоявшего рядом Зыкова, к которому я подошел сзади. Однако в этой ситуации задумка менялась. Обойдя Зыкова, я (каюсь, рефлекс) ударил Левейкина сбоку в челюсть. На борьбу времени не оставалось, к тому же, налетчик был тяжелее и выше меня ростом. Левейкин повис на поручне «маятниковой» двери и стал раскачиваться с нею внутрь зала и обратно. Саше удалось вытащить у него из-за пояса пистолет и сунуть оружие в карман своего утепленного плаща. Зыков стоял не шелохнувшись. Находившиеся в вестибюле посетители молча прижимались к стенам. В это время появился Женя Тарасов с милиционером.

Заметка из университетской газеты

Страж порядка действовал непредсказуемо: взмахнув телескопической дубинкой, отчего длина спецсредства увеличилась втрое, нанес хлесткие удары по спине и руке Смолы, удерживавшего в объятиях Левейкина (рубцы сохранялись долго). В какой-то мере действия постового можно было понять. Одеждой и лицом Левейкин выглядел представительнее Саши. Понять сходу, кто из них опер, милиционер не смог.

Позже, во время допроса в качестве свидетеля следователь информацию об обоих ударах (по челюсти Левейкина и спине Саши) обошел молчанием. В протоколе мои действия назвались борцовским захватом (а в благодарственном письме милиции – находчивостью). Левейкин на меня не жаловался, согласившись, что таким способом я уберег его от большой беды – возможного применения оружия. Третий участник разбойной группы, Н. Мищенко, в тот вечер остался дома.

Забавный факт. Впервые услышав фамилию Смола, Левейкин констатировал: «Удачный псевдоним себе выбрал, опер».

Сообщения о задержании преступников опубликовали несколько газет. Смолу и меня наградили денежными премиями (по 100 рублей). Из этих денег я купил галстук, а Саша кофточку своей Евдокии. Остальное было потрачено на совместный вечер сотрудников отделения уголовного розыска Кировского РОМ в ресторане. В завершение застолья опер – скандалист Валентин Васильев стал утверждать, что наше везение было несправедливым, и на самом деле задержать преступников предстояло ему. Спор едва не перерос в драку, но Васильева осадили сослуживцы.

В университет пришло благодарственное письмо, после которого секретарь парткома Евгений Николаевич Осколков, преподававший на нашем курсе нелюбимый мною предмет – историю КПСС, неоднократно дарил мне билеты на престижные мероприятия. Эти знаки внимания вызывали чувство неловкости, так же, как и газетные утверждения о том, что мой поступок является результатом воспитательных усилий партии и комсомола.

Впоследствии приязненное отношение Евгения Николаевича испарилась после моего опрометчивого высказывания на семинаре, посвященном хрущевским новеллам в партийном руководстве экономикой. Во время обсуждения решения Пленума ЦК КПСС о разделении партийных организаций на промышленные и сельские я предположил, что следующая специализация разделит обкомы и райкомы на мужские и женские. По выражению лица Е. Н. Осколковая понял, что сморозил нечто, выходящее за допустимые пределы.

Новочеркасские события июня 1962 года

В начале 1962 года соседом А. Смолы по кабинету стал стажер Слава Гальчун. Родился Вячеслав в Кубанской станице, где жил до окончания средней школы. Срочную службу в Армии прошел в должности воздушного стрелка-радиста окрестностях Мурманска. Демобилизовавшись, в 1962 году, поступил на заочное отделение нашего факультета, устроился на службу в милиции. Поначалу был зачислен в штат группы оперативного дивизиона борьбе с карманными ворами капитана Казначеева. Там прошел в «курс молодого бойца», получил начальные знания и практический опыт. Неоднократно пересекался по службе с самодеятельной группой «Мэтра» – С. Ф. Ширяева. Делясь впечатлениями о службе в дивизионе, Слава признался, что мысль о ее сходстве с работой ассенизатора возникла в самом начале в день поимки карманницы – цыганки. Эту Ромалэ-Чавалэ Слава и напарник держали за руки, не позволяя выбросить украденный кошелек. Не имея возможности вырваться, воровка беспрерывно выкрикивала ругательства, перемежая слова плевками в сторону Гальчуна.