Синтез

– То есть?

– Сейчас ты настроен решительно.

– Я долго готовился, – Максим улыбнулся. – Ну, погнали.

Мотор зарычал, и автомобиль, выпустив из-под колес прощальный клубок пыли, понёсся на восток.

– Если Ветреный крупное поселение, то какие же округа считаются малонаселенными? – спросил Максим, как только они выехали за черту городка.

– Ты имеешь в виду города и деревни? Что ты пытаешься объясняться официальными терминами? Неудобно.

– Но и неправильно.

– Макс, экскурс в историю. Короткий. Когда-то давно, давным-давно, Ветреный, если бы он тогда был, ты с полным правом назвал бы городом, и это было бы официально. Более того, он мог бы находиться на территории государства, отличного от государства, на территории которого находится Центр, и один и второй. Но времена меняются. Стерты все границы между государствами – их нет, есть одно государство – Город, стерты различия между нациями, есть одна нация – граждане Города. Я тебе честно скажу, что такое нация я толком не знаю, могу предположить, что я, Акира и Белоснежка разных наций, но это мне кажется нелепым. Стерты границы между религиями – есть одна религия – есть Бог и всё. Я атеист, и, в принципе, это мне, вообще, абсолютно по боку. Я это специально изучил недавно, чтоб говорить с тобой на одном языке. О государствах, религиях, нациях никто не помнит и, в большинстве своем, и не знают. Это незачем. Так поставлено. А округа называть городами просто удобно.

– Никак не доберусь до вашей истории.

– Да не надо засорять себе мозг. Всё, что нужно, ты со временем узнаешь, или привыкнешь. А то привыкнуть, я смотрю, у тебя никак не получается. Ты и географию не знаешь, если говоришь такие вещи о Ветреном. Ветреный совсем не большой город. Так, городок, городишко. Вообще, Город разбит на огромное количество округов, называй их, как хочешь, хотя есть города с населением до миллиона, все остальные, близлежащие – это округа подчинения. В общем, всё просто. На юге не одно море. Там острова, которые также называются округами, там есть такие острова, что делятся на несколько округов. И так далее и тому подобное.

– А зачем вам армия, если вы один Город. С кем вы воюете?

– Максим Волков, вы очень наивны. Простите, даже смешно. Не думаешь ли ты, что цивилизация, стерев границы между государствами, религиями и нациями, избавилось от всех остальных особенностей, присущих существу под названием человек. Под особенностями я подразумеваю не только пороки, но и, например, – и это только один пример, – банальное стремление к власти и богатству. Берём округ, то есть городок, с населением тысяч в двести-триста, находится он в двух днях пути от Центра, не так ещё далеко, но уже и не близко. Вспомни недавнюю историю с наркотиками. А теперь перенеси её в этот городишко. Если там не обнаружат то бешеное количество, о котором нам вещали из ящиков, если там не замечены такие политические фигуры, если из всего происходящего не сделать ту утку, что нам показали, то за пределы местной полиции и аналогичных добрых ведомств, это не уйдет. Ну, может, ещё местное телевидение покажет. А теперь представь, какие это деньги, риски, организация и прочие проблемы. В таких делах замешаны банды, количество членов которых, если они соберутся вместе, может превысить количество сотрудников местной полиции. И все они вооружены. И это только один городишко, без связи с другими такими же, находящимися в радиусе разумной доступности от него, чего, само собой, быть не может. И, сам понимаешь, кроме наркотиков есть ещё много чего интересного. Какой бы контроль не существовал в принципе, на местном уровне, в зависимости от удаленности от Центра, сильны органы самоуправления, в самом прямом смысле «само», как официальные, так и нет, как взаимосвязанные, так и конкурирующие. Разумеется, это остается вне ведения Центра, поскольку местным это не нужно, ведь замазаны все. А произойди прокол, по любому случайному пустяку, и выйди всё наружу то, в зависимости от масштаба бедствия, можно и армию подключить. Неужели, у вас такого нет? Наркотики, говоришь. Целые войны порой случаются. И, повторяю, представь что-нибудь ещё кроме наркотиков. Запали мы что-то на них. И не спрашивай, откуда я это всё знаю. У нас бы не было такого количества тюрем и лагерей, если бы все люди довольствовались тем, что у них есть… И там, откуда ты, разве не так?

– Ну да, ну да. А политическая полиция, я так понимаю…

– Революций давно не было, – относительно давно, – но никто не застрахован. Точнее, видимо, застрахованы все до поры и как раз «благодаря», или, черт возьми, из-за этой самой политической полиции. Кстати, она далеко не только политическая.

– Это понятно. Да, мир, – задумчиво произнес Максим. И вдруг неожиданно, уходя от темы разговора, спросил: – А такие маленькие округа, городишки, посещают с концертами такие знаменитости?

Купер на мгновение оторвал взгляд от дороги и внимательно посмотрел на собеседника.

– Этого уж я не знаю, продюсерам виднее. Может, владельцы местных заводов отвалили такие цифры, что в гробу Роллан видела самый изысканную сцену Центра.

– Ну да, ну да…

– Слушай, Макс, где ты шлялся, когда я тебя не заставал утром в номере?

Максим достал сигарету, опустил стекло, прикурил и, не глядя на Джона, произнес:

– Между нами и только между нами. Договорились?

– Какие могут быть вопросы, Макс.

– Я знаком с Жанной Роллан.

– Чтоб я сдох!

– Не знаю, как так вышло, – рассеяно продолжал Максим.

– Да ладно! – Джон хохотал.

– А ты говоришь, наркотики. Ладно, сейчас нам важно сосредоточиться на… – Максим задумался.

– На чём? – сквозь смех спросил Купер.

– Для начала нужно выяснить, кто стукач?

– Клянусь, Макс, это не я!

– Кто же стукач?

Кальман, держа в одной руке чашку кофе, второй выписывал в столбик на листке бумаги имена. Сара вышла из душа.

– Рано мы встали, – сказала она и, потягиваясь, села за стол напротив Кальмана. – Что ты делаешь, милый?

– Слушай: Кальман, Сара, Сандра, Рик, Ренат, Максим, Акира, Лала, Ян, Валдис, Рита. Я никого не забыл?

– Что это?

– Список подозреваемых и причастных к похищению Риты, лиц. Возможные стукачи.

– Мы поэтому так рано встали? – Сара зевнула.

– Я тебя не узнаю, дорогая, – искренне удивился Кальман, – твоя новая подруга похищена, а ты раззевалась.

– Прости, любимый. Ты мне даже кофе не сварил?

– Я ищу преступников.

– Ой, не подумала, извини, мой сыщик. – Сара засыпала зерна в кофемолку.

– Итак, метод исключения. С кого начнём? – не отрывая взгляда от составленного списка, произнес Кальман.

– Предлагаю вычеркнуть Риту. Она, как мне кажется, не может быть причастна к своему собственному похищению, – заявила Сара и включила кофемолку.

Кальман медленно повернул голову в сторону своей возлюбленной и, немного помедлив, серьезным тоном спросил:

– Ты хорошо её знаешь?

– Дорогой, ты будешь дурачиться или всё-таки соорудишь что-то путное?

Сара поставила турку на огонь и села рядом с Кальманом, положив голову ему на плечо.

– Кальман, – объявил Кальман, – способен замести следы, инициируя собственное расследование, давая тем самым понять, что он не при делах, уводя все подозрения в сторону, создавая себе таким образом защиту от…

– Кальман! – не выдержала Сара.

– Хорошо, радость моя, – согласился Кальман. – Следующим номером по списку идет Сара. Что ты о ней думаешь?

– Красивая, обаятельная, добрая, умная, нежная… Безумно красивая, сексуальная…

– Да?

– Да! – Сара влепила Кальману подзатыльник. – Любимая, любящая. Мне продолжать или ты мне поможешь?

– Кофе сбежит, – обратил внимание Кальман. – Продолжить я бы рад, да всё это не к месту.

– А к месту что? Любимый, говори.

– А к месту то, что можешь ненароком ты прятать лик свой трам-парам-парам, – Кальман рассмеялся.

– Да, – Сара налила себе в чашку кофе, – с поэзией у нас сегодня никак. К делу? Предлагаю оставить взаимные подозрения и продолжить.

– Сандра. Она уже причастна. Ставим крест. Рик. Не могу сказать ничего определенного, но, учитывая его связь с Сандрой, ставлю крест. Ренат. – Кальман взглянул на Сару.

– Не знаю, он пострадал в этой истории. – Сара пожала плечами.

– Можно расценивать как уловку. Ставлю жирный крест. Да и напротив Рика тоже. Сандра, думаю, не настолько умна, чтобы, будучи замешанной, снять с себя подозрения в совершении тяжкого преступления, выставив напоказ причастность к побочному преступлению.

– Мы так легко обмываем наших друзей, – заметила Сара.

– Жизнь жестокая вещь, – пояснил Кальман. – Продолжим. Максим?

– Не начинай, – предупредила Сара.

– Ладно, вычеркиваю. Акира. Мы его совсем не знаем. Крест. Лала? Абсурд, но, крест.

– Да давай уж сразу на всех крест поставим.

– Прости, но я никому не верю. Ян. Коррупция в органах власти ни для кого не секрет. Но, принимая во внимание тот факт, что его я достаточно хорошо знаю и уверен, что на такое он не способен, несмотря на то, что способен он на многое, вычеркиваю. Валдис. Далеко. Не в теме, но с письмом не до конца ясно. Ставлю крест и надеюсь на Максима. У нас пять с половиной подозреваемых.

– Как мы вычислим предателя? Мотив?

– Что ты, счастье мое. Зная то, что знаем мы, можно с уверенностью говорить о заходе врага с внешней стороны.

– Так, может, никто из наших друзей не замешан.

– Ну, во-первых, Сандра уже замешана, так что, вероятность того, что среди нас есть кто-то ещё, очень велика.

– Ты забыл Джона Купера, – вдруг сказала Сара.

– Точно. Но… поскольку его тут нет, оставим это Максу. У нас два жирных креста и пять бледных. Двух бледных нет, итого пять крестов, нужно определить порядок действия. Сначала привлекаем к себе тех, кто вне подозрения.

– Яна?

– Именно. После чего действуем по плану.

– Дорогой, у тебя уже есть план?

– Солнце мое, конечно, есть.

– Что-нибудь экстраординарное?

– Отнюдь. Довольно-таки примитивное.

– Когда приступим?

– Сегодня. Я звоню Яну.

– Я пойду, смажу наши ружья.

– И приготовь серебряные пули.

– 9 –

– Сегодня я приготовлю тебе такой ужин, от которого твой желудок окажется в раю, и не захочет оттуда возвращаться, пока не получит добавки, – уверенно говорила Роза, стоя подбоченившись посредине кухни.

– Дорогая, мой желудок после каждого твоего ужина оказывается в раю и не хочет оттуда возвращаться, уверяю тебя, – отвечал ей Симба, допивая свой кофе.

– Ладно тебе, старый подлиза, – рассмеялась Роза. – Только у меня не хватает кое-чего. Мне нужны баклажаны, зеленый лук и немного специй. Я всё тебе записала. Вот, держи. И захвати ещё бутылочку вина.

– Будем сегодня что-нибудь отмечать или просто попьянствуем в честь субботы? – игриво спросил Симба.

– Будем пьянствовать, – хитро улыбнулась Роза, – просто пьянствовать.

– Ах ты, маленькая пьянчужка. – Симба встал и обнял Розу за плечи.

– И не совсем просто, – уже более серьезно сказала Роза, – сегодня ровно четыре месяца, как мы с тобой встретились в банке, помнишь?

Симба был тронут таким неожиданным разъяснением.

– Четыре месяца, – он смотрел Розе в глаза, – четыре месяца и более пятидесяти лет со дня знакомства.

– Да, – грустно промолвила Роза.

Выходя из квартиры, Симба спросил:

– Так, может быть, в ресторанчик сходим. Такое дело нужно отметить по-крупному.

– Нет, Симба, давай устроим всё не по-крупному, а по-домашнему. Тесным кругом. В…

– …тесной квартире, – продолжил Симба и снова рассмеялся.

– Ну, – улыбнулась Роза, – главное, что нашим тесным кругом.

– Семейным кругом?

– Семейным кругом.

Выйдя из подъезда, Симба ощутил, как под его ногами захрустели ещё не убранные дворником опавшие листья. Осень постепенно заходила в город, не давая людям забыть о том, что жизнь не стоит на месте, а движется, оставляя за спиной стремящиеся вперед дни, месяцы, годы, надежды, разочарования, свершения, срывы, успехи, неудачи, победы, поражения, радости, беды, встречи, расставания, всё, чем наполнено пребывание человека в этом мире, всё, чем он дышит, без чего не возможен был бы его путь, его сущность и его будущее.

«Все, без чего невозможно было бы почувствовать старость, – думал Симба. – И никакой жизненный опыт, никакие успехи, звания и награды не способны погасить чувство заката и стереть с горизонта дверь, ведущую прочь из этого мира».

Симба направился к ближайшему супермаркету, располагавшемуся всего в каких-то пяти минутах ходьбы от дома. Но столь мгновенно сколь и глубоко прочувствованная им осень так заполнила его мысли, что он, размышляя о сущности мироздания и неизбежного угасания жизненного пути, прошёл мимо и побрел вверх по улице.

Ранняя осень! Что это за сладкий привкус природы? Что это за возбуждающее воспоминание и непосильная, в своей неизбежности, упоительная горечь прожитых лет, словно цунами, восстает за твоей спиной и заставляет обернуть твой, исполненный усталости взор, призывая вглядеться сквозь толщу устрашающей бирюзы и проникнуть в тайну океанского простора, являющего собой никем, кроме тебя самого, незамеченную жизнь? Слабость в коленях заставляет присесть на лавку и окинуть взгляд по сторонам. Что же там, тут и везде, вокруг, рядом, дальше и совсем далеко? Дети бегают, заливаясь звонким смехом! Взрослые ходят, улыбаясь! Побежать, заливаясь смехом, чтобы вскоре, очень скоро, гораздо быстрее, чем кажется, почувствовать слабость в коленях и сесть на лавку, чтобы посмотреть на себя когда-то бегающего и смеющегося. Ощутить удовлетворение? Возгордится былым? Или, глубоко вздохнув, пустить долго удерживаемую слезу, в которой скопились все не свершенные мечты, упущенные возможности, так и не запущенные в свой космос проекты, решения, идеи, да просто обычные, ничем не примечательные, казалось бы, шаги, но не сделанные по причине самой пошлой неуверенности, нерешительности, а то и просто-напросто, лени. Что означает слово «поздно»? Равно ли оно слову «никогда»?

Словно ведомый кем-то, Симба свернул с улицы в какой-то переулок, будто привлечённый чем-то, зашёл в маленькое кафе и сел в самом углу за свободный столик. В кафе было всего пять столиков, три из которых были заняты, видимо приезжими людьми, поскольку мало кто из местных жителей решит пойти завтракать в кафе в субботу. Так подумал Симба сразу же, как очнулся от собственных мыслей. После он подумал о том, как сюда попал и пришёл к тому, что такое с ним происходит впервые.

«Неужели это она – старость? Да, возраст, конечно, не юный, более чем, скоро семьдесят. Боже мой, семьдесят, мне скоро семьдесят, а я расклеился, как двадцати или даже тридцатилетний мальчишка, решивший, что жизнь прошла мимо. Чёрта с два! Пусть мне скоро семьдесят. Я не сдамся. Я не сдамся жизни. У меня пенсия, у меня сбережения, у меня есть наконец-то жена. Смешно! Мне скоро семьдесят, а я говорю: «наконец-то жена». Вот вам и доказательство того, что ничего не закончено. Я честно служил. Я честно ухожу».

Тут Симба ощутил укол в сердце.

«Да, это она, подлая ложь, не дает мне быть спокойным и безмятежным. А чего я хотел? Я работаю в полиции, я всю жизнь веду войну с грязью и ложью. Но эта ложь не дает мне уйти достойно. Что может быть больнее осознания того, что ты не живешь, не жил, не будешь жить, а тем более, не сможешь умереть достойно? Я же не один так думаю. Не может быть, чтобы только мое сердце прожигала боль, порожденная ложью и невозможностью уйти достойно. Не плюнуть в лицо всем, кто окружил меня ложью и уйти, громко хлопнув дверью, думая, что тем самым ты кому-то, особенно тому, кому глубоко чихать на все твои двери, что-то доказал или показал, или попытался что-то выразить. Нет, красоваться характером это мальчишество. А именно уйти достойно. Достойно для самого себя, не для кого-то, а именно для себя. Ведь только самого себя я не смогу обмануть, убедить в том, что всё не так, как могут думать другие. Ян хороший товарищ и друг, каким бы мальчишкой он для меня, да и вообще, не был. Возможно, он не догадывается о том, что мне не просто важно уйти на заслуженный отдых, именно, заслуженный, с чувством исполненного, за долгие годы, долга. Мне важно уйти достойно именно сейчас без этой боли в сердце. Иначе остаток жизни я проведу… проведу в беспокойстве и жалости к самому себе. И не смогу сделать счастливым этот остаток жизни для Розы. А я должен, я обязан! Я должен».

– Вам что-нибудь принести? – Симба услышал над собой немолодой женский голос.

– Нет, спасибо. Хотя, принесите чашку чая, или нет, кофе с молоком. Или. Да, кофе с молоком, – путаясь в словах, проговорил Симба.

– У вас всё хорошо? – поинтересовалась официантка.

– Да, всё в порядке, спасибо, а почему вы спрашиваете? Я плохо выгляжу?

– Нет, что вы. Для ваших-то лет. Вам сколько, пятьдесят? – официантка улыбнулась.

– Да что вы, и пятидесяти ещё нет! – Симба повеселел.

– Тогда я бы с вами ещё могла зажечь, как вы думаете? – не унималась женщина.

– Думаю, вы правы, ещё как!

– Договорились. Кофе с молоком, больше ничего?

– Нет, спасибо, у вас есть телефон?

– Да, вон там, за стойкой.

Официантка, на вид которой было лет сорок пять, она же кассир, она же, видимо, хозяйка кафе, и тонкий знаток мужских душ, отправилась готовить кофе.

Симба позвонил домой и предупредил Розу о том, что задержится, поскольку встретил коллегу, с которым ему необходимо обсудить важные детали предстоящего на следующей неделе, дела. Роза выразила сочувствие и пожелала скорее получить пенсионное удостоверение.

Симба вернулся за столик и стал разглядывать меню.

– Я делаю замечательный бифштекс. Не желаете? Кстати, меня зовут Фло. – Хозяйка поставила перед Симбой чашку кофе.

– Спасибо. Хотя, почему нет. Давайте ваш замечательный бифштекс. Скажу жене, что, – Симба запнулся, думая, как бы сострить.

– Что встретили Фло из «Почты», – помогла Фло.

– Из «Почты»? Точно, так и скажу. А она спросит меня: «Кто такая Фло?»

– А вы ответите: «Роскошная двадцатилетняя блондинка. Хозяйка кафе «Почта»! Королева Почтового переулка и первая невеста района!

– Первая невеста? Вы в поисках жениха?

– Я бы сказала, в поисках настоящего мужчины. Женихами Бог меня наградил, трижды за мужем, все трое последние свиньи. Крутилась бы я тут как белка, будь у меня за спиной надежная спина? Да где взять её? Уж не верю, что в мире остались мужики настоящие. Вот вы производите впечатление такого, но, увы, мимо кассы. Ладно, что уж там. Но, имейте в виду: если, что, я свободна.

– Буду иметь в виду, – подтвердил Симба, – если что, то я сразу тут, жду королеву Почтового переулка… как?

Симба вдруг изменился в лице.

– Почтового, говорите… – пролепетал он.

– Что с вами? – не на шутку перепугалась Фло, – был бы ваш цвет кожи посветлее, я бы сказала, что вы побледнели.

– Мы в Почтовом переулке? – словно не веря, спросил Симба.

– Да, а что тут такого? – удивилась Фло.

Симба перевел дыхание.

– Да нет, ничего, не обращайте внимания, так, вспомнилось кое-что.

– Ну ладно, раз ничего. Вы, если что, зовите. Я работать пойду. Да, мне же вам бифштекс ещё приготовить нужно.

– Да, хорошо, спасибо.

Фло ушла. Симба вспомнил о том, как полтора месяца назад Ян Гашек, изображая из себя актера, рассказывал о трупе, найденном в Почтовом переулке. Этот момент беседы так запал ему в память, что он несколько раз проходил мимо переулка, делая при этом немалый крюк по пути от метро домой. Он даже рассказывал об этом Гашеку. Переулок находился в трех кварталах от дома.

«Далеко же я забрел, – подумал Симба, – сокрушаясь о своем возрасте».

Вскоре Фло принесла ему бифштекс и пожелала приятного аппетита, справившись о его самочувствии.

«Да, всё же старость, – не унимался старый полицейский, – раз дама, только что предлагавшая себя в качестве невесты, уже справляется о твоем здоровье».

Симба приступил к бифштексу, и тут у него возникла безумная мысль. Он украдкой взглянул на часы, после чего подозвал Фло.

– Королева «Почты»…

– Королева Почтового переулка, – поправила его Фло.

– Да, королева Почтового переулка, а принесите мне кружечку пива.

Фло посмотрела на своего нового посетителя круглыми глазами, перевела взгляд на настенные часы и подозрительно спросила:

– Одиннадцатый час утра. На алкоголика, требующего утренней дозы вы не похожи. Что-то с вами определенно не так.

– Я не хочу, чтобы вы думали, что что-то не так с моим здоровьем. Всё-таки суббота. Пиво, тем более, не водка. А я пригублю его за наше знакомство.

– Я не расслышала, как вас зовут, – улыбаясь, спросила Фло.

– Симба.

– Не вопрос, несу пиво. Вам какого?

– На ваш вкус.

– То есть, самого дорогого?

– Если оно лучшее, то да! – Симба неожиданно почувствовал прилив сил, и не просто сил, а сил молодости. Фло на него так подействовала, или тот факт, что она обратила на него внимание, или известие о том, что он оказался в Почтовом переулке, что выглядело немного необычно, он не мог объяснить.

«Хотя, безусловно, причина в этой Фло! – решил Симба. – Мне почти семьдесят, у меня жена, пусть неофициальная, но жена, вдруг появилась жена, а я ещё и вот так могу. Какая тут к чертям собачьим старость? Эх! Вот бы ещё с уходом на пенсию разобраться. Нет, определенно, я не сдамся».

Его мысли были прерваны неожиданным появлением молодой женщиной, которая возникла словно из воздуха, и тут же оказалась сидящей напротив него за столиком, прижавшись в углу между стеной и перегородкой, разделяющей столики. На вид ей было лет тридцать пять. Лицо её выглядело так, словно она никогда не улыбалась; не то, чтобы она казалась болезненной, скорее измученной, к тому же в данный момент чем-то очень встревоженной.

– Простите меня, – обратилась она к Симбе очень вкрадчивым голосом, – я знаю, кто вы, знаю, что вы из полиции, знаю, что вы работаете в отделе по борьбе с наркотиками, и вас зовут Симба.

Симба оторопел. В эту самую секунду к столику подошла Фло с кружкой пива.

– Вы просто удивительный мужчина! – весело воскликнула Фло. – Боюсь, вам нет равных. Что ж, за наше с вами знакомство выпьем в другой раз. Не буду вам мешать. Она чинно удалилась.

– Прошу прощения, с кем имею честь? – настороженно поинтересовался Симба.

– У меня мало времени. У вас тоже, – заметила женщина.

– Прошу прощения?

– За вами следят.

– Кто вы? – ещё больше удивился Симба.

– Давайте постараемся уложиться в пять минут, – не слушая его, продолжала незнакомка. – Первое, если вы откажетесь, я вас пойму и не обижусь. Если вам это не нужно, я вас пойму и не обижусь…

– О чём вы говорите, кто вы? – не выдержал Симба.

– Меня зовут София. Моя настоящая фамилия вам ничего не скажет. Моя девичья фамилия Буковски.

Симба молчал, все ещё ничего не понимая.

– Я родная сестра Тадеуша Буковски, – уточнила София.

– Термита? – Симба чуть не поперхнулся.

– Да, теперь, я надеюсь, вы готовы ответить на вопрос: вы меня выслушаете?

– Я вас слушаю, – не задумываясь, ответил Симба.

– Я в курсе всех дел моего брата. Не удивляйтесь. Он мне доверял, из жалости, или… не знаю… потому, что ему не с кем было больше поделиться проблемами, не могу сказать…

– Вы сказали из жалости?

– Сейчас поймете. Мой брат давно развёлся с женой, которая добилась того, что он не может видеться со своими детьми. Она шантажировала его тем, что может донести на него если… это сейчас не важно. Пять с лишним лет он без детей. Ладно, чтоб вы сразу поняли, что к чему. Я была замужем семь лет. Двое моих детей умерли при рождении, три года назад у мужа обнаружили рак, он умер два года назад. Брат – это единственный родной человек, который у меня остался. Видимо, я у него также. Тадеуш не был преступником в том смысле, в котором принято воспринимать. Да он был правой рукой Фридмана, да он был…

– Мозгом всей банды Фридмана, – продолжил Симба. – Мне очень жаль, что жизнь ваша не сложилась, что не сложилась она у вашего брата, но говорить о том, что ваш брат не был преступником…

– Хорошо, как знаете, – не стала спорить София, – тем более что это уже не важно. Он вёл дела Фридмана, после смерти которого хотел продолжить, но исключительно на легальной основе…

– А также на основе тех денег, что были получены более чем нелегальным образом.

София вздохнула.

– Я с вами согласна, но тем не менее. Давайте коротко. Я расскажу, что знаю, остальное вы найдете здесь. – София достала из сумочки довольно-таки толстую тетрадь. – Не знаю, зачем, – Тадеуш так мне и не смог объяснить, – но он вёл своего рода бортовой журнал всех дел с Князем.

Симба пристально смотрел в глаза Софии. Та заметила его взгляд.