Мария

Катя кивнула и покраснела еще больше, оглядываясь по сторонам.

– Ты неверно оцениваешь жизнь и свое место в ней? – спокойным тоном произнесла Мария. – Если бы сейчас к тебе подошел принц и пригласил бы на прогулку, ты бы согласилась?

– Он бы не подошел, – куда-то вниз пробормотала Катерина.

– Вот об этом я тебе и говорю. Что в твоем понимании, принц?

– Я не знаю.

– Какой, на твой взгляд, должна быть жизнь, твоя жизнь?

– Я не знаю.

– Жизнь может оборваться в любое мгновение, а ты так и не узнаешь? – изменившимся тоном произнесла Мария.

Катя, и без того, имевшая забитый вид, вжалась в стул.

– Ты не думала об этом?

– Не-неет, – пролепетала Катя.

– Твое заикание причина твоих внутренних страхов. Понимаешь? – голос Марии загремел, но гремел он только для Катерины. – Твоя манера держаться причина твоей слабости и неуверенности в себе, ты боишься людей из-за того, как они к тебе относятся, ты их избегаешь. Ты бы всю жизнь провела бы в погребе и света божьего не видела. – Мария повышала тон. Катерина совсем растворилась в страхе. – И сгинула бы там никому не нужная, да ни на что не годная. Ты родилась мертвой…

У Катерины тряслись колени.

– Нет! – попыталась крикнуть она, но расслышала лишь хрип.

– Нет? – как ни в чем не бывало, переспросила Мария. – Что ж, я дам тебе шанс все исправить. Вот мой телефон. Когда встретишь человека, мужчину, которому нужна помощь, твоя помощь, позвони мне. Или не звони, как посчитаешь нужным. Решай сама. Обратно, к магазину подбросить?

До вечера Мария ждала известий от Климова, то тот молчал.

– Антон, – не выдержала она, – есть, что по похищению?

– Тихо все, Мария. Пока ничего не обнаружил. Все, что я мог пробить по органам, я пробил, – там ни слова.

– Антон?

– Да, Мария.

– Это будет твоим дополнительным заданием. И, не скрою, не единственным. И, – совсем уж не буду скрывать, – небезопасным.

– Что ж, чем выше стимул… Мне бы еще Грибова дожать.

– Об этом, думаю, не стоит так беспокоиться. Он должен скоро ворваться в свет. И я надеюсь на вас. Чтобы все прошло, как нам нужно, нам необходимо, не побоюсь этого выражения, вторгнуться в оба банка, и выяснить, что там происходит.

Грусть в глазах Агнессы, недоумение Греты, и ее загадочный взгляд не давали Генриху спокойно уснуть. Что-то необъяснимое будоражило его второй день подряд, с того самого дня, как он оказался свидетелем кончины слуги Агнессы. Эти глаза Греты! Она что-то хотела сказать, объяснить, показать…

А на следующий день войска графа Гумбольдта вторглись во владения герцогства и опустошили землю Траубе, дойдя до самого замка. Нападение оказалось столь неожиданным, что не встретило никакого сопротивления. Были разорены или сожжены деревни, убиты люди…

– Теперь жди, граф, когда они разбегутся или придут к тебе на поклон, – шипела старая ведьма Зильда.

Через три дня барон Генрих Траубе стоял перед герцогом и требовал собрать войско со всей земли и дать отпор графу Гумбольдту.

– Он гораздо сильнее нас, – отвечали.

Герцог молчал.

– К тому же, он не двинулся дальше. Может ему достаточно того, что он успел разграбить на земле Траубе?

– Да! – вне себя воскликнул Генрих. – Все верно, это моя земля! И она входит в герцогство. Разве мы не вместе?

Молчание.

– Как-то у нас зашла речь о разделении земель. Пусть каждый отвечает за свой удел. Так было бы справедливее. И не так обидно, верно, барон?

Генрих схватился было за рукоятку меча.

– Тихо! Не то ты говоришь, – осек говорящего герцог. – Мы должны держаться вместе. Но… у нас не хватит сил. Превосходство Гумбольдта очевидно…

– Но, мы даже не знаем о его превосходстве! – кричал Генрих.

– Барон, ты молод…

– Это же все только слухи! Слухи, распускаемые ведьмами.

– Никто не станет рисковать своими людьми только из-за одного набега. Не те времена. Мы бы и рады помочь, но кто встанет рядом с тобой, кто вольется с тобой в один строй, чтобы дать отпор Гумбольдту? Никто. Никто не хочет терять свою землю, своих людей.

– Но, он же растопчет нас всех по одному! – не унимался Генрих.

– Знать так тому и быть, – грустно заметил какой-то старец.

– Да что вы такое говорите? Герцог!

Герцог молчал.

– Там на юге, огромное войско, оно сомнет и нас и Гумбольдта, только золота у них нет. Поэтому, они нас разграбят и оставят хаос и голод на все времена. И зачем нам сначала пасть под Гумбольдта…

– Стойте! – остановил говорящего Генрих. – Вы намерены упасть под графа?

– Я, не совсем так хотел выразиться…

– Нет, мне показалось, что вы намерены просто сдаться и потерять все!

– Этому не бывать! – громко сказал герцог. – Мы должны дать отпор. Но, как? Подойди ко мне, – сказал герцог Генриху.

Тот повиновался.

– Если бы хоть кто согласился поддержать тебя, это дало бы надежду остальным, как, скажем, пример, но ушли те времена, – тихо проговорил герцог. И повысив голос, обращаясь ко всем, воскликнул: – Ты же видишь, молодой Траубе, никто не готов встать с тобой в строй…

– Я готова! – послышался женский крик.

Все обернулись на голос. Да, это была женщина. Это была Агнесса, облеченная в строгое платье.

– Я, графиня Зальм, готова дать отпор врагу, и встать рядом с бароном Траубе.

– 23 –

– Что может быть лучше Питера в мае? – спрашивала Маша.

– Питер в июне. Питер и белые ночи, – отвечал Виктор.

– Ночь должна быть темна и черна, страшна и непредсказуема, как…

– Как что? – удивился Виктор.

– Как чудо, – нашлась Мария. – Это Фонтанка?

– Да, прокатимся?

– С удовольствием.

Они запрыгнули в свободный катер и их повезли по каналам Питера.

– Боже мой! – воскликнула Мария.

– Не бойся, он тронулся.

– Прямо под таким низким мостиком.

– Мы еще выплывем на большую воду.

Фонтанка, канал Грибоедова, большая вода: стрелка Васильевского острова, Адмиралтейство, купол Исаакиевского собора, Зимний дворец…

– Это же Нева, – восхищенно произнесла Мария.

Спас-на-Крови, Казанский собор, Исаакиевский собор, Мариинский театр, три моста, Львиный, Банковский, Матвеев, Фонарный мосты и так далее.

– Слишком много новой информации, меня даже укачало, – смеялась Мария, когда они уже сошли с катера.

– Ты же была в Питере?

– Да, но не замечала, насколько тут чудесно. Идем гулять.

– Позвольте, – Виктор взял Марию под руку, и они пошли по набережной.

– Тут какая-то странная атмосфера! Действительно, как ты и говорил. Она волшебная! – восхищенно говорила Мария.

Виктор улыбался.

– Город, конечно, оставляет свой отпечаток, но дело, возможно не в нем самом.

– А в чем же?

– А ты не догадываешься? – хитро спросил Виктор.

– В том, что мы тут с тобой? – Мария спрятала взгляд.

– Так оно и есть, – серьезно ответил Виктор.

– Ну, тебя! – Маша рассмеялась. – Уже начинает темнеть. Когда мы будем встречать закат на Финском заливе?

– Сегодня мы уже не успеем. Давай завтра? Или, когда мы тут закончим все дела.

– Договорились.

Мария наклонила голову.

– Смотри, как красиво, – показал Виктор Марии на ее отражение в канале.

– Витя!

– А знаешь, что Маша?..

Что-то почувствовав, Мария отвернулась к каналу.

– Что такое, Маша?

– И где стихи?– вдруг спросила она

– Прости, забыл совсем. Ты сама, как стих.

– Давай же, – смеясь, сказала Мария.

Самый знаменитый стих:

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века –

Все будет так. Исхода нет.

Умрешь – начнешь опять сначала

И повториться все, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.

Мария смотрела на воду.

– «Умрешь – начнешь опять сначала…» Ты веришь в то, что люди начинают опять сначала, поле того, как умирают?

– Не знаю, редко задумывался над этим. Но это было бы прекрасно. Особенно, если помнишь все свои промахи. – Виктор рассмеялся.

Мария молчала.

– Вот еще.

Все отлетают сны земные,

Все ближе чуждые страны.

Страны холодные, немые,

И без любви, и без весны.

Там – далеко, открыв зеницы,

Виденья близких и родных

Проходят в новые темницы

И равнодушно смотрят в них.

Там – матерь сына не узнает,

Потухнут страстные сердца…

Там безнадежно угасает

Мое скитанье – без конца…

И вдруг, в преддверьи заточенья,

Послышу дальние шаги…

Ты – одиноко – в отдаленьи,

Сомкнешь последние круги…

– Виктор! – воскликнула Марина. – Почему ты читаешь такое?

– Какое? – не понял Виктор.

– Такое, все… Я не знаю, это, возможно из-за меня. Прости.

– Мария! Машенька…

– Прошу еще. Еще светло. Еще можно бродить, видя все вокруг. Мне прочти, пожалуйста, только мне. Умоляю.

Они взялись за руки, и продолжили гулять вдоль набережной.

Прозрачные, неведомые тени

К Тебе плывут, и с ними Ты плывешь,

В объятия лазурных сновидений,

Невнятных нам, – Себя Ты отдаешь.

Перед Тобой синеют без границы

Моря, поля, и горы, и леса,

Перекликаются в свободной выси птицы,

Встает туман, алеют небеса.

А здесь, внизу, в пыли, в уничиженьи,

Узрев на миг бессмертные черты,

Безвестный раб, исполнен вдохновенья,

Тебя поет. Его не знаешь ты,

Не отличишь его в толпе народной,

Не наградишь улыбкою его,

Когда вослед взирает, несвободный,

Вкусив на миг бессмертья твоего.

– Маша, – Виктор остановился.

– Витя?

– Я хочу сказать только одно.

– Витя?

– Маша, я люблю тебя!

– Боже, Витенька…

Мария бросилась в объятья Виктора, и они долго не могли отпустить друг друга. Дыхания переплелись, превратившись в одно целое.

– Витя, – наконец тихо произнесла Мария.

– Маша?

– Мне это тяжело. Витя, послушай. Если я приму тебя по настоящему, то, боюсь, я не смогу тебя опустить…

– Это же чудесно! – воскликнул Виктор.

– Не все так весело, Витенька, – Мария улыбалась. – Понимаешь… прости, но в моей жизни было много мужчин… и…

– Ничуть не сомневаюсь, но мне до этого нет никого дела…

– В это хотелось бы верить, хотя, на практике это оказывается совсем не так.

– Маша!

– Шучу, шучу, это мы обсуждали…. обсуждали, да не до конца…. не так, не так я говорю. Ох, как красиво!

– Казанский собор.

– Не уверена, что такое… какое-то громко место, или же, даже, помпезное, сойдет для такого разговора… Витя. – Виктор видел, как Маша чуть ли не задыхается.

– Сойдем внутрь, пойдем по каналу. Тут же – раз и ты уже в тишине. Здесь подойдет? Что с тобой? Я такой тебя не видел. – Они встали, держась за ограждение и глядя на мерно плавающие лодки.

– Итак, с мужчинами мы разобрались, верно? – стараясь придать теме, выбранной Марией, веселый оттенок. – Осталось дождаться, когда ты позволишь меня поцеловать… А то, кому-то достаточно нескольких секунд, чтоб сорвать первый поцелуй, кто-то ждет неделю… и это я лишь про поцелуй! – Виктор подмигнул, Мария оставалась невозмутима. – Что ж, продолжил он, – мне придется взять тебя силой…

Виктор развернул Мария к себе, но тут был отторгнут.

– Господи, Маша, – в испуге отпрянул он.

– Прости, Витенька, прости. – Она снова привлекла его к себе. – Просто, послушай. Да у меня были мужчины, и…

– Поцелуи, – продолжил Виктор, – и то, что идет следом…

– Ну, тебя! – Мария дала ему легкую пощечину.

И тут она замолчала, с грустью, глядя на речную гладь канала.

– Маша? – прошептал Виктор.

– Я боюсь за тебя, – серьезно и как-то с придыханием произнесла она.

– Маша? – продолжил Виктор.

– Одного поцелую, всего лишь поцелуя – взаимного – будет достаточно для того, чтобы я… приняла тебя…

– Я не понимаю, – признался Виктор.

– Мне больно об этом говорить, но я боюсь тебя принять… – И тут Виктор впервые увидел на чеках Марии слезы.

– Маленькая моя, – он нежно обнял ее.

– Довольно, Витя, – освоившись, сказала Мария. – За эту неделю мы зашли уже слишком далеко…

– Разве бывает слишком? – удивился Виктор.

– Поверь мне, бывает… что же касается твоих…

– Да, да, их самых! – смеясь, поддакнул Виктор.

– Мы здесь… и… эх, Витя, ничего ты не понял, юрист-искусствовед. – Мария смотрела на Виктора своими огромными пронзительными глазами.

– Так пояснив двух словах!

– Есть мужчины… просто мужчины, а есть те, которых хочется… – проклятье, какой-то магической силой, – хочется притянуть к себе и оставить с собой…

– Да это брак! – Виктор рассмеялся.

– Можно и так назвать, – согласилась Мария. – При моем образе жизни это слово…

– Но…

– Витя, ты дослушай… Я боюсь с тобой целоваться…

– Ну, хорошо, а все остальное?

– Вот ты балбес! – Мария рассмеялась. – Нет, только поцелуй… настоящая страсть через поцелуй… молчи, молчи, все бывает… но, не со всеми. Я боюсь, ты тот, кого я… притяну к себе…

– Мне слово притяну не нравиться, – обиженно произнес Виктор.

Мария замолчала, отошла в сторону, после чего резко развернулась к Виктору, обхватила его шею и впилась в ней губами, после начала покрывать все его лицо поцелуями, а после крепко припала к его груди.

– Бог ты мой, – Виктор с трудом дышал.

– Скажи, что… – начала она.

– Я люблю тебя, – прошептал Виктор.

– Я… я совмещу твою любовь со своею… увлеку, привлеку. Один поцелуй и ты мой, понимаешь, мой.

– И такое уже с кем-то бывало? – наивно спросил Виктор.

Мария грустно улыбнулась. Провела Виктору ладонью по щеке и прошептала:

– Я и тебя старалась избежать… но… что-то в этом мире не просто так…

– Или же, наоборот, все слишком просто, а все в этом бояться признаться.

– Идем, философ, гулять по Невскому проспекту.

– Тебе тяжело от того, что я тебя люблю?

– Нет, не от этого мне тяжело.

– Что же тогда? Скажи, милая.

– Мне тяжело о того, что я тебя люблю…

Предчувствую Тебя. Года проходят мимо –

Все в облике одном предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо,

И молча жду, – тоскуя и любя.

Весь горизонт в огне, и близко появленье,

Но страшно мне: изменишь облик Ты,

И дерзкое возбудишь подозренье,

Сменив в конце привычные черты.

О, как паду – и горестно, и низко,

Не одолев смертельные мечты!

Как ясен горизонт! И лучезарность близко.

Но страшно мне: изменишь облик Ты.

– Ох, все же нет! Прости меня, Витя, Витенька, Витя мой, милый мой, ненаглядный. Это все я! – неожиданно на всю улицу закричала Мария.

– О чем ты, Маша? – уже просто в ужасе воскликнул Виктор.

– Стихи. Почему ты выбрал их?

– Стихи? – удивился Виктор. – А что с ними… подожди, мы же обсудили и стихи и… после… Я бы тебя… я… не понимаю… стихи?

– Они же… Они… Ты обо мне. Ты чувствуешь меня. Как же такое может быть. Меня никто не может понять так, как… как ты?.. Для меня. Боже. Темно, тихо… это лишь доказывает… и боже, это еще страшнее…

– Маша, мы же, мы же обсудили, все недавно обсудили… Маша! Что с тобой?

Мария вдруг замолчала и поникла.

– Отвези меня в отель, – глухо произнесла она.

После того, как Виктор отвез Марию, он прибыл к себе в отель и, оказавшись один в номере, подошел балкону, погружая себя подобно Марии в глубину города, задумался о происшедшем за вечер. Его поразило все, что говорила Мария, все от ее слов о себе до ее отношения к стихам. Стихи! Виктор даже не помнил, что читал, но вкупе с откровениями Мария, они делали его состояние подавленным. Он упал на подушку и попытался заснуть. Через какое-то время он медленно встал, подошел к бару, достал бутылку виски, откупорил ее, налил себе стакан, выпил, не глядя, и тут же нырнул обратно под одеяло.

Будучи у себя в номере, Мария, упав на кровать, плакала в подушку. Через какое-то время она медленно встала, подошла к бару, достала бутылку виски, откупорила ее, налила себе стакан, выпила, не глядя, и тут же нырнула обратно под одеяло. Но никак не могла выбрать себе подходящего места. Вдруг она вскочила и подбежала к дверям балкона, открыла их, вышла наружу в одной ночной рубашке, оперлась на перила и бросила в пустоту так, что кроме нее этого никто услышать не мог:

– Витя, ты не спишь?

– Нет, дорогая, – будто послышалось ей.

– Умоляю, не открывай дверь, – плакала Мария.

– Я могу приоткрыть, – был ответ.

– Нет! – воскликнула Мария. – Извини, Витя. – Она опустилась на пол. – Я хочу тебя, – еле прошептала она.

– Что, любимая? – послышалось издалека.

– Я люблю тебя, милый, – сказала Мария и тут же бросилась обратно к себе в постель, проклиная все на свете. – Спокойно ночи!

– 24 –

Был у капитана Грибова приятель по школе милиции, давно покинувший органы, и живущий на данный момент именно в Санкт-Петербурге, о чем Мария знала с самого начала, и почему дала понять Климову, что найти Грибова не составит труда. Это был майор в отставке Семен Носов. В отставке он был давно и не по собственной воле. Он вел дела с представителями противоположного лагеря, с которых получал определенные проценты, в чем был в свое время уличен и выгнан из органов без раздувания излишней шумихи. Семьи у него не было, пенсии он был лишен, поэтому единственным его занятием оставалась связь с мелочью криминального мира, да ничем не заменимое пристрастие к алкоголю.

Найти Носова не составило труда. Нашел его Грибов в соответствующем утреннем подпитии и тут же предложил ему заработать десять тысяч долларов. Услышав такую сумму, бывший майор мгновенно протрезвел, и достал из загашника бутылку коньяка.

– Это дело нужно отметить! – объявил он.

– Подожди, Сема. Ты даже не знаешь, о чем речь, – приостановил его Грибов.

– Да какая разница, раз речь о таких бабках. Кстати, как тебя зовут, я все не могу запомнить?

– Коля, – ответил Грибов, понимая, что память у Носова отбита до школьных времен. Главное, чтобы он вспомнил то, о чем он намеревался его спросить.

– Коля. Уговорил. Сначала дело, потом дело другое.

– Ты готов меня выслушать? – серьезно начал Грибов.

– Спрашивай, что хочешь, – сказал Носов и плюхнулся на тахту.

– Первое, мне бы пару надежных людей из этих, ну, понимаешь?

– Не понимаю, – Носов выставил свое лицо перед Грибовым.

– Надежных, лучше с оружием, и лучше не в розыске.

– С розыском, я подумаю, с оружием найдем. Это все? Можем приступить к дегустации?

– Десять утра, Семен!

– Подзадержался я.

– Но, это даже не самое главное, – настороженно проговорил Грибов.

– Ты меня пугаешь, как там тебя…

– Коля.

– Николай. Что тебе еще понадобилось?

– Нужен человек, который знает все обо всех!

– Да ты с ума сошел. – Носов совсем протрезвел. – Смотрящий. Я такими делами давно не занимаюсь. Я что попроще? Я еще попить, тьфу ты, пожить хочу.

– Может, я и не так сказал, не так это называется, пойми.

– Да не понимаю я ничего!

– Ладно, говорю прямо. Нужно слить информацию в один из банков.

– Так тебе кого подобрать-то?

– Да мне плевать, кого ты подберешь. Есть такие люди?

– Есть мой тезка. Знает все про финансы и побрякушки. Но он опасен. У него, у него и охраны, не дай боже. Он, если ты его заинтересуешь, с тебя не слезет.

– За вознаграждение?

– Он дорого стоит.

– Я договорюсь? –

– Ты? – удивился Сеня.

– Я. – с гонором ответил Грибов.

– Слушай, Саня…

– Я Леша… ой Коля.

– Да, мне по боку. Ты готов рискнуть?

– Да, и прямо сейчас. Жмет время.

– Может, для храбрости.

– Потом.

– Что ж, этот уважаемый человек принимает после обеда.

– Мария, здравствуйте!

– Ох, как вы неожиданно! – воскликнула Мария при виде Климова. Она стояла возле модного бутика и рассматривала витрину.

– Что вас заставило засвидетельствовать мне свое почтение лично? Вы же обычно используете ваши технические штучки.

– У меня возникло подозрение, что нам на наши штучки могут уже много, кто сесть. Не забывайте, откуда они. Я сел на Грибова. Без помощи техники. Он долго крутился возле обозначенного вами банка, сидел в кафе напротив, о чем-то размышлял. Потом я пробил его по его профессиональным связям в Питере, и нашел эти связи, а вернее будет сказать, одну. Я смог распознать их разговор. Опасную игру затеял Грибов. Думаю, сам не понимает, куда ввязывается. Я за ним прослежу и выйду на нужного нам человека. Я надеюсь, на нужного.

– До чего способна довести жажда возможности наживы, – говорила Мария. – Причем, ставящей тебя вне закона, да под прицел ФСБ.

– Ты о чем, Машенька? – спрашивал Артур Карлович.

– Грибов наш забыл об опасности. Похоже, у него рассудок помутился от той суммы, что он от меня услышал. Как бы он не испортил спектакль. Подстраховать бы Климова. Только вот как?

– Мои ребятки?

– Отправьте их пока куда-нибудь. Не так далеко, но пусть отдохнут. Сами мы. Вы забываете про спектакль.

– А что вам удалось выяснить?

– Ничего конкретного, но он начал активно действовать. Нужно выяснять в каком конкретно направлении, и на кого он нацелился. И почему бы нам не выяснить это всё вместе с ним?

– Вы сами нарушаете правила игры.

– Это моя игра.

– Это-то меня и беспокоит. Вы бездумно лишаетесь страховки.

– Я, Артур Карл…

– Простите, я знаю ваши возможности, но… ничто не вечно, ни под луной, ни за.

– Затянулась игра. Дело нескольких дней. Отпуск, не забывайте про мой отпуск. Хотелось бы…

– Послушайте старика, Машенька…

Днем Виктор позвонил Марии.

– Маша, я должен тебя увидеть, – первое, что он сказал.

– Витя, я сейчас никак не могу, прости…

– Я хочу, я должен тебе помочь. Я иначе, иначе. Я иначе не могу.

– Витя, пожалуйста, – голос Марии дрогнул.

– Этой ночью мне так тебя не хватало, что я уже не в состоянии терпеть разлуку, даже такую незначительную. Этой ночью…

– Я знаю. Мне тоже… Ты тоже был мне нужен. Но мне необходимо сейчас же уехать по делам.

– Маша!

– Прости. – Мария повесила трубку и ощутила слезы, выступившие у нее на глазах. – Сколько так еще может продолжаться? – вслух произнесла она, обращаясь к своему отображению в зеркале. – Что я наделала?..

Немного постояв возле обеденного стола, она схватила бутылку шампанского и запустила ее в зеркало.

– Что же вы так неожиданно сбежали? – раздалось за спиной Виктора, когда он выходил из своего отеля. Это был Лоран Дюбуа.

– Как вы меня нашли?

– Вы сомневаетесь в возможностях нашей организации?

– Если вас все еще интересует та самая девушка… – начал Виктор.

– Я разве не упоминал о том, что она интересует многих. О вас я даже не говорю. И, сдается мне, ее присутствие здесь косвенным образом связано с нашей задачей. Вы странно на меня смотрите. Вы что-то знаете?

– К моему сожалению, нет.

– Но хотите узнать, не так ли? Это вполне логично, разумно. Любовь это всегда тайна, но когда тайна мешает любви, становится невыносимо. Вы согласны со мной? Согласны. Сложно не согласиться. Вы спешите на встречу с ней?

– Нет, к вашему сожалению.

– Мы уже знаем, где она живет, и скоро узнаем о ее планах. С вами поделиться?

– Спасибо, но от вас мне ничего не нужно, – резко ответил Виктор. Он все еще был под впечатлением его разговора с Марией. – Хотя…

– Наконец-то. Присядем?

– Что у вас есть?

– Кроме того, что я вам уже говорил, ничего. Ничего по тому вопросу. Кстати, если я смог вас найти, то и Марию и вас в скором времени обнаружат менее дружественные коллективы. Они в бешенстве. Вы хотите попасть под общий каток?

– Вы меня запугиваете, тем самым снова пытаясь предложить сотрудничество?

– Я пытаюсь огородить вас от необдуманных шагов. Если хотите, я склонен защитить вас.

– От кого?

– От нее.

– Что вы опять такое говорите?

– Ох, как же слепа любовь! Не думаю, что этот город выбран по каким-то причинам, не связанным с ее нынешними планами.

– Я пригласил ее сюда, – неуверенно проговорил Виктор.

– Не демонстрируйте вашу наивность. Хорошо, у меня к вам просьба. Дайте знать, когда ситуация приблизится к критической, или если у вас появятся сомнения.

– Договорились. Я могу быть свободным?

– Вы итак свободны. Кстати, мои люди следят за Марией. Могу поделиться информацией. Как вы на это смотрите?

– Я подумаю.

Виктор ощущал себя очень скверно.

Илья Савушкин, вот кого Мария выбрала в качестве четвертой, дополнительной карты, это и была бубновая шестерка. «Шестерка, так шестерка, молча пройдется по сцене, и хватит с него». Савушкин был безработным, и довольно-таки давно. Он хоть и подрабатывал иногда, когда его дружки зазывали подсобить за бутылку, а так он считал это дело не по его части. В основном он сидел дома, да забирал двух дочерей из школы, когда жена позволяла. Хозяйства он не вел, поскольку не умел, да и жена не давала. Работала на всю семью тоже жена. И этому браку исполнилось двадцать лет. Савушкину было под пятьдесят. Он маленький, пухленький, дряхлый, как желе. Друзей у него не было, кроме соседа-собутыльника, интересов не было, у него, вообще, ничего не было. Как-то жена спросил его: «Ты зачем живешь-то?», а он ей: «Для тебя, любимая!», а она: «Тьфу ты господи!»