Лунный свет

«Что это за чертовщина этакая?» – спросил он сам у себя, а ответил голос, но уже не в его голове, а позади него.

– Ты пришёл ко мне, Рич Джо Тейлор, – голос был безумным, но сильным. – Пришёл ко мне за помощью. – Рич начал было оборачиваться, как голос его предупредил. – Стой, – и он застыл, – я не хочу, чтобы ты визжал, как ребёнок, как это делали многие до тебя. Поэтому приготовься увидеть нечто-то страшное и пугающее. – И голос рассмеялся.

Представляя огромного паука, Рич нехотя (Конечно, кто бы захотел посмотреть страху в лицо?) обернулся. Что-то острое, страх окутанный ужасом, словно игла пронзило его душу, когда он увидел паука-коробку-гиганта, ползающего по сильным ногам, сидящего на кортах … «Человека» – подумал Рич и приподнял глаза ввысь. Это существо и вправду напоминало человека, но лишь до шеи, обвешенной ожерельем из человеческих глаз, точней до позвоночника, торчащего из спины, и хранящего на себе человеческий череп. Окрашенные в цвет крови челюсти испускали и втягивали в себя синий сгустки дыма, а вокруг верхней части черепа короной торчали перья. На плече сидела та самая летучая мышь, которая чуть было не сделала Риччи лысым, спикировав над его макушкой. В руке, такой же окровавленной, как и челюсти, дремала сова (Глаза её, как выяснил Рич чуть позже, были красные, как челюсти существа).

– Кто ты или что ты? – услышал Рич голос очень похожий на свой. Но никогда бы не поверил, что это спросил именно он, так сильно был уверен, что рот его закрыл на замок страха, ключ от которого утерян где-то там, на поверхности Кургана. – Ты Миктлантекутли?

– Да, я Миктлантекутли, Бог смерти. Бог подземного мира, царства умерших и всякой тому подобной ерунды, – паук заполз ему за спину и больше, до конца разговора, Рич его не видел. – Упустим подробности. Ты… – он протянул свободную от совы руку, указывая пальцем с длинным ногтем на Рича. – Хочешь помочь брату младшему, брату слабейшему, брату любимому.

– Что это было? –Миктлантекутли вопросительно склонил голову. – Когда я дотронулся до плиты, с символами, я… – втянув губы и опустив взгляд, Рич покачал головой.

– О-о-о… – вяло протянул Бог. – Всего лишь обрывки воспоминаний прошлого владельца.

– Владельца?

– День назад ты был менее сговорчив, Рич Джо Тейлор.

Нависла небольшая пауза, неловкая в каком-то смысле для Рича, схватившая его за живое. А ведь правда, Рич, кажется, стал забывать: «Слово-серебро, молчанье-золото». Стал меняться, терять свою стоимость, которую так долго повышал.

– Мне кажется ты пришёл за помощью, а не для разговоров, – продолжил разговор Бог смерти. Сова повернула голову к Ричу и раздвинула шторы век, показывая кровавое свечение глаз. Грудь её казалось, расширилась вдвое и она заговорила, на своём языке: «Угу-уГу-угУ», а после чего закрыла глаза и отвернулась. – В этой плите… – свободная рука его вспыхнула чёрным пламенем и в ней появился небольшой, прямоугольный камень, толщиной с доску, – ты найдёшь ответы на все интересующие тебя вопросы, Рич Джо Тейлор. Можешь взять её, а мне пора возвращаться… эм… жена ждёт, – и он безумно засмеялся.

– Постой, – задержал его Рич, но руку к плите так и не протянул. – Я не могу взять каменную плиту, с виду которой…

– Примерно семь миллионов лет, – помог он. Челюсть Рича отвисла, но тем не менее он продолжил:

– В общем, эта плита вызовет слишком много подозрений.

– О-о-о… – протянул Бог. – Понимаю вас, людей, хоть вы и становитесь страннее с каждым днём, – плита вспыхнула, ярким, чёрно-белым пламенем и Ричу пришлось закрыть глаза, чтобы не ослепнуть, а когда он их открыл, то в руке Миктлантекутли лежала чёрная книжка, с прямоугольными узорами белого цвета, расползающимися по всей обложке. Он протянул книгу Ричу и тот ухватился за неё. – Если ты захочешь пообщаться… хотя ты не из таких… – Бог протянуто хмыкнул, почёсывая подбородок, – если тебе нужен будет ответ на волнующий тебя вопрос, ты всегда сможешь спросить меня.

Обложка книги распахнулась и страницы, с немыслимой скоростью начали переворачиваться, вплоть до последней («А не легче было открыть книгу с другой стороны?» – подумал Рич, но мысль эта была мимолётной и не сумела долго задержаться в голове).

Перед глазами Рича возник девственно чистый лист.

– Запомни, Рич Тейлор, ты должен писать только кровью.

– Как-то слишком много крови понадобиться, не находишь?

– Лишь капля крови на листке, её должно хватить, – сова и летучая мышь взлетели ввысь и разлетелись в разные стороны: сова на север, мышь на юг. Паук спрыгнул со спины и подполз к Ричу, дыхание того застыло. – Следуй за пауком, он выведет тебя на поверхность, Рич Джо Тейлор, – Бог вспыхнул чёрно-белым пламенем и один из языков перелетел на паука, сделав его неким, передвижным фонариком. «Паук-Коробка-Гигант-Фонарик», – мысленно сказал Рич, не зная смеяться ему или плакать. – Запомнишь маршрут и не придётся спрашивать путь у паука в следующий раз, – эхом пронёсся голос в пещере и жуткий, безумный смех шпагой пронзил барабанные перепонки Рича…

Итан Тейлор

… снившегося Итану. Широко раскрыв глаза, Итан проснулся, едва сумев подавить собственный крик – рот был уже открыт. Первые несколько секунд он чувствовал себя великолепно, для человека подхватившего вирус Марбурга, но после вернулись: слабость, рвота, головная боль и «Струны арфы». Теперь эти струны были натянуты всегда и как на профессиональном инструменте, от одного резкого (И уже не очень резкого) движения Итана начинали причинять боль.

Сейчас, когда боль приползла обратно, начиная с ног и заканчивая головой, Итан лежал, не двигаясь и только грудь его, как воздушный шар, то надувалась, то сдувалась. Он вспоминал сон. Сон был мерзким, страшным и в нём был его брат, паук, сова, летучая мышь и чёрный огонь, с белыми языками пламени, ласково облизывающий мрачные стены пещеры. Чёрный огонь был злым, куда злей Доктора Осьминога или Карнеджа, но он предложил помощь, которую Рич принял. Итан потянулся ко лбу, чтобы постучать себя за плохую мысль и не смог. Мышцы плеча жутко взревели, и рука камнем рухнула на одеяло.

«Как я мог такое подумать про Рича, – едва шевеля губами, говорил он. – Мой брат бы не стал принимать помощь от зла, ведь… – и эффект «Deja vu», пронзил сознание Итана, словно это уже было, только давным-давно, когда ещё Америка была свободна от европейцев. – Чёртов Грипп, ты пока выигрываешь, но я сильней тебя!». Да, Итан, быть может ты сильней Гриппа, но ведь ты болен чем-то другим, и ты это понимаешь. И лишь слова матери «Доктор Чарли сказал, что у тебя Грипп, очень сильный Грипп» не давали действительному убить вымысел до конца. Поэтому ты должен спросить её, чем ты болен. Прямо сейчас, когда дверь в твою комнату открылась.

Кэтрин Тейлор с гримом, в виде улыбки на лице, зашла в комнату. На блестящем подносе она несла две тарелки – одна с овощным супом, другая с манной кашей, – и кружку зелёного чая с лимоном и тремя кубиками сахара. Поставив поднос рядом с постелью, присела возле Итана. Тыльной стороной руки дотронулась ко лбу, и погладила сына по белоснежным волосам.

– Что тебе снилось? – ласково спросила она.

Итан помолчал, открыл рот чтобы ответить, закрыл и спустя время собравшись с силами соврал.

– Я видел дедушку, с белыми, как у меня волосами, но у него была ещё борода, – говорил он медленно и каждый вдох занимал огромное количество сил, как прыжок в баскетболе. – А вокруг его головы был круг из яркого золота, – глаза Кэтрин расширились в страхе, а горло с трудом пропустило слюну. – И он сказал, что ты солгала мне и болен я вовсе не Гриппом, а чем-то ужасным… и… он даёт тебе последний шанс сказать это мне самой, или скажет он.

Слово-Серебро.

Она посмотрела на него взглядом загнанного в ловушку зверя. Слёзы наворачивались на глазах, но она не могла позволить им появиться. Только не при сыне, только не при ком-то. Но руки, они уже дрожали, а шприц совести уже вошёл ей под кожу. «Скажи сыну правду, ему станет легче» – говорила одна часть подсознания, на что другая отвечала: «Соври, Кэтрин, дай сыну умереть без страха. Дай ему умереть спокойно».

– Мам, – голос Итана вернул её в реальный мир. – Ты точно не хочешь мне ничего сказать?

И возможно, какая-то часть (Часть любящей матери, поклявшейся вечно оберегать сына) была против, буквально крича: «Остановись, не далей этого», – но она не смогла соврать ещё раз.

– Прости меня, Итан, я соврала тебе, – руки её затряслись, сжимая белый фартук, петля которого с силой надавила на шею, когда Кэтрин его натянула. – Доктор Чарли, сказал… сказал…ска… – и она разрыдалась, потеряв над собой контроль. Повалилась на одеяло, закрывая лицо фартуком.

«Мама плачет? – спросил себя Итан. – Конечно, балда, все люди плачут!». Ему захотелось обнять её, но он не мог. Барьер из «Струн Арфы» не просто отталкивал Итана, но и сильно бил, подобно забору под высоким напряжением.

– Мам, не плачь, пожалуйста. – Несмотря на боль, Итан присел – мышцы спины завыли тупой, тянущей болью, – и взял мать за руку. – Если не хочешь, можешь не рассказывать, только не плач.

Но она не могла остановиться. Снежок был спущен и теперь, скатываясь с горы он вбирал в себя всё больше снега, превращаясь в огромный ком, несущийся вниз. Этот ком уже было невозможно остановить или сбежать от него, всё что оставалось – встретить его.

– Итан, что ты, – всхлип, – обещал брату?

– Да мам, я знаю, что не сдержал слово, – он кивнул головой и сам уже начинал плакать. – Но, когда я поправлюсь, то выучу эту проклятую математику.

Кэтрин протёрла глаза и, наконец, опустила фартук. Каштановые волосы упали на плечи, частично скрывая покрасневшее от слёз лицо. Их взгляды – её серых и его синих с фиолетовым оттенком глаз, – встретились.

– Нет, Итан, что ты обещал брату, за день до болезни?

Он всхлипнул носом. Слёзы начали свою атаку на одеяло и неспешно наступали с двух сторон, сливаясь на подбородке и десантируясь на точку высадки.

– Я обещал не трогать животных, – неуверенно ответил он, словно двоечник давал предположительный ответ учителю. – Но погладил мартышку, и…

Образ золотой статуи возник внезапно, словно Итан перенёсся в сон. Он стоял в пирамиде, смотря в красные глаза-сапфиры и всё вдруг начало темнеть, а потом появился алый цвет, как от огромного пламени. Итан закричал и, обернувшись, побежал из пирамиды, а жёлтое пламя продолжало преследовать его, как единственного выжившего на острове.

Итан потерял сознания и погрузился в сон. Дыхание становилось слабым, как в комме. Итан Джо Тейлор умирал.

Глава 4

Рич Тейлор

Прошлой ночью он выбрался из Кургана через паучью нору, в нескольких километрах от кладбища, и сейчас, сидя на уроке, вспоминал всё это, как страшный сон. Рич прислушался к совету Миктлантекутли и запомнил маршрут: северный выход, идти по прямой, пропустив три поворота, повернуть влево, в противоположную сторону, куда указывал скелет, опять по прямой, дважды свернуть вправо и спустя сто шагов, влево – там туннель поднимался ввысь. Но он был обязан признать, что, если бы паук не раскопал тонкий слой грязи, маскирующий выход, он бы никогда не покинул катакомбы кургана.

Вечером, состояние Итана подошло к критическому – об этом ему сообщила мать. Он не стал заходить к брату, прибегнув к одной из любимых поговорок «Время-бесценно, не стоит его тратить в пустую, особенно, когда есть чем заняться». Он закрылся в комнате, полностью погрузившись в книгу, в точности, как и сейчас.

Сидящий позади Генри Баккенс, вёл себя тише, чем неделю назад, но дурацкие словечки и вопросики от него всё же проскакивали. Как случайно выяснил Рич, его ковбой, пригласивший к себе на вечеринку всех желающих, публично оскорбил Викторию Грэйч. Она, конечно, не выделялась по внешности в лучшую сторону: носила брекеты, очки, как у лётчиков второй мировой, волосы, собранные в два пучка, напоминающие ушки и нос у неё был картошкой, большой и круглый. Помимо вышесказанного, как оказалось, Генри не нравятся рыжеволосые девушки, лицо которых, пусть и мило, но всё же осыпано веснушками. «Эй, ржавое чудище, ты что тут забыло? Вечеринка только для людей, так что катись к чёртовой матери, потоскушка» – так вчера высказался Баккенс перехватив микрофон у приглашённого ди-джея. И Виктории Грейч пришлось уйти. Что с ней стало после – никто не знает. Сегодня в школе она не появлиялась, но слухи и сплетни про вчерашний вечер гуляют, и гуляют так, как никогда до этого.

На уроке чтения Генри Баккенс вновь проделал один из своих любимых – и не ненавистных для Рича, – трюков. Склонившись над партой, он забросил руку на плечо Рича, застав того врасплох.

– Книжку листаешь… – спросил он и тупость застыла на его лице. Рич сбросил его руку и поспешно спрятал книгу, дарованную ему Миктлантекутли. Сердце у него забилось часто-часто и уже не в груди, а в горле, грозясь выпрыгнуть. «Если он увидел» – промелькнуло в голове Рича, и Генри, весьма удивлённый, поинтересовался. – А ты чего это… – он не знал, как выразиться и несколько секунд помолчал. – Пустую книгу читаешь?

Рич посмотрел на книгу. Прямоугольные узоры перешли в движения, совсем как в игре «Змейка» старого образца, меняя своё местоположения и спустя несколько секунд застыли. Идея – очень рискованная, – лампочкой загорелась в его голове. Он открыл книжку и вернул её на прежнее место, в центр стола. Весьма необычный шрифт уже сам по себе привлекал внимание любого случайно заглянувшего. Однако помимо кровавого цвета написанных от руки – причём очень коряво, – букв, внимание могли вызвать древние настенные рисунки, нанесённые на каждый из листков.

– Чувак, что ты куришь? – спустя время спросил Генри. Глаза его сощурились так сильно, что остались лишь тонкие линии. Похоже он и вправду ничего не видел. – Тут или у меня проблемы со зрением или у тебя с головой, – опять небольшая пауза, спустя которую он буквально выдавил из себя просьбу, прозвучавшую, как приказ. – Дай, гляну поближе.

«Иди на хрен, ковбой, Генри» – Мысленно сказал Рич и удивился собственной грубости, больше чем просьбе Генри. Однако руки, приобрели собственный разум и протянули книгу ковбою. Тот с жадностью гиены ухватившейся за кусок мяса набросился на книжку. Рич слышал, как позади переворачиваются страницы и то с какой скоростью они переворачиваются.

– Всё-таки, мне кажется это второе, шериф, – генри протянул книгу и Рич с той же, что и ковбой силой, выхватил книгу. – Настоятельно советую тебе сходить к врачам.

– Заткни свою пасть, ковбой, идёт?

Генри улыбнулся.

– Идёт, шериф.

На уроке биологии, Генри уже полностью потерял какой-либо интерес к Ричу и теперь он занимался препарированием лягушки. Впрочем, этим занимались все, кроме Рича, продолжающего нянчится с книгой.

Рич осмотрел кабинет, тщательно останавливаясь на каждом однокласснике взглядом и, убедившись в занятости каждого, вытащил из рукава иголку с круглым наконечником (Круглый наконечник, Рич сделал вчера вечером, чтобы иголку можно было легко извлекать из пиджака, с внутренний стороны которого он пришил металлическую пластину. Металлическая пластина, конечно, добавляла некоторый дискомфорт в движениях, но ограждала Рича от случайных проколов на коже. Задеть вену или артерию он не хотел в первую очередь.). Пролистав книжку на последнюю страницу – единственную пустую для всех, включая Рича, – он приложил иглу к безымянному пальцу. Резким, надавливающим движением впустил иглу под кожу. Вынул её и поднёс к бумаге.

На наконечнике сочилась кровь, точно чернила на пере.

«Записи в книги вижу только я. Почему?» – написал Рич, ровным, широким почерком.

«Во-первых, – тем же кровавым цветом, как и во всей книге, начал появляться ответ. – Я спал, Рич Джо Тейлор. И во-вторых, ты достаточно умный, чтобы догадаться самому»

«Потому что я владелец?» – написал он строчкой ниже.

«Умничка» – ответила книга.

Рич уже поднёс иглу, чтобы написать, как посреди листа появился улыбающийся череп с перьями, торчащими из него. Чуть ниже появилась приписка: «Улыбаюсь».

«Если кто-то дотронется до Книжки…» – только успел написать Рич, как снизу просочилась кровь.

«Ничего не будет, пока ты жив, Рич Джо Тейлор, – дала поспешный ответ книга и строкой ниже дописала. – Как твой брат? – успел Рич только подумать, как появилась приписка ещё ниже. – Можешь не отвечать, твоей мысли мне достаточно, – ещё ниже. – Так что ты решил, Рич Джо Тейлор?»

Он преподнёс иглу, на крови которой совсем не убавилось (а должно было, после предыдущих надписей. Видимо Миктлантекутли не лгал, говоря, что капли будет достаточно) и написал.

«Решил, что?»

Долгое молчание и Рич хотел было написать свой вопрос ещё раз. Как кривой, разбросанный вверх-вниз почерк ответил.

«О-о-о… Думаю, тебе будет интересней узнать самому, – эта, нижняя строчка, уползла вверх листа, словно титры в кинофильме, стерев все прошлые надписи. Под ней появился череп с широко раскрытыми челюстями от которого шло облачко, такое же кривое, как и буквы. Надпись в облачке: «Ха-ха-ха». Приписка снизу смеюсь. Последующая строчка появилась под черепом, опередив иглу Рича. Надпись гласила: «Страница 6. Открой её, если хочешь помочь брату. Остальное зависит от тебя, РИЧ ДЖО ТЕЙЛОР».

Страницы книги бешено забились друг о другу, и обложка с грохотом захлопнулась. Рядом сидящие с интересом посмотрели на Рича и их челюсти повисли в воздухе. Лягушка, лежавшая на столе Рича, была не тронута, а до конца урока оставалось меньше пяти минут. Миссис Букмер, разумеется не могла не заметить, что ученики не работают. Эта старая женщина, которую через год ждала пенсия, не поленилась встать и подойди к столу Рича.

Заметив приближения учителя, все вернулись к препарированию, но уши продолжали держать в остро. Вероника Букмер осматривала успехи учеников, по обе стороны, продвигаясь в глубь класса, к лучшему ученику. Она всегда ставила в пример старшего Тейлора, как и многие другие учителя, но сейчас она была в ужасе. Челюсть её, как и у учеников минутой ранее заглянувших на стол Рича, отвисла, брови полезли на лоб, а голос в удивлении задрожал.

– Мистер Т-Тейлор, – заговорила она, не сводя глаз с нетронутой лягушки. – Эта ваша л-лягушка или… – Её взгляд соскользнул на Генри. Лягушка того была препарирована и всё выглядело в лучшем виде (Если посмотреть со стороны задания. А в плане целостности, то лягушка Рича без сомнений была лучше). – Этот хулиган забрал ваш образец.

– Чё-ё-ё? – выбросил Генри. Лицо его впитало краски возмущённости и ярости. – Я не трогал грёбанное земноводное шерифа.

– Что простите? – палец миссис Букмер потянулся к переносице и поправил очки.

– Я говорю, моя квакша у меня, – он выглянул через плечо Рича и посмотрел на его стол, а потом на самого Рича. – Похоже тебе пиздец, Рич… («Шериф Тейлор» – Хотел закончит Генри).

– БАККЕНС! – взревела миссис Букмер. Очки опять сползли, но уже от крика, а не из-за удивлённого лица. – К директору, МАРШ!

– Какого…(Хрена)

– МАРШ, я сказала!

Озлобленный, он вспрыгнул со стула и пошёл прочь из класса, пнув ногой первый попавшийся портфель.

– А от вас, – она вернулась к Ричу, – Тейлор, я такого не ожидала. – Она поправила очки и прежде, чем повернуться, добавила. – Ставлю вам «Плохо» и, если вы не хотите, чтобы карандаш превратился в ручку, советую явиться в мой кабинет завтра после занятия, – и с гордым видом, приподняв подбородок она вернулась за стол.

До конца урока, Рич ловил на себя взгляды одноклассников. Слышал, как они перешёптываются, обсуждая первое на их памяти фиаско Тейлора. Кто-то предполагал, что он одумался и перестал быть зубрилой, другие говорили, что он обозлился на родителей и поэтому решил припугнуть их первой плохой оценкой, а третьи – лучшие ученики после Тейлора, – просто сказали, что он спятил. Спятил, как Генри, но в другом направлении.

Рич злился. Но злился он не из-за идиотских предположений, а из-за взглядов, таращившихся на него. Ему хотелось открыть книгу на шестой странице, однако он понимал, что, сделай он это и на его лбу, наверняка, появтится клеймо с подписью «Чокнутый. Читает пустую книгу – без слов». А такие люди, как Марти Джонс и Питер Шоркс – сын Чарли Шоркса, доктора городской больницы, обязательно расскажут классному руководителю, а та уже родителям Рича. Конечно, при условии, что отец Питера не опередит её.

С прикрытым руками лицом, Рич просидел вплоть до звонка, после которого отправился на последний урок. По пути встретил Генри. «Чё за херня там была, шериф?» – спросил он, но не получил ответа. Быть может, если бы не вещи оставшиеся в классе биологии, Генри бы последовал за Ричем и каждые три секунды спрашивал: «Чё за херня там была, шериф?», – но слава Богу вещи остались лежали там, где их оставили.

Идя по коридору, рука Рича несколько раз соскальзывала из-под лямки рюкзака, но возвращалась обратно; страх останавливал его достать из портфеля книгу и открыть шестую страницу; где-то в глубине подсознания он вспоминал, как индеец расчленил своего коня.

Воплощение ужаса появилось из неоткуда, протиснулось в голову Ричу и засело там занозой в заднице. Усевшись за парту, он сжал пальцы в кулак и сунул костяшку большого пальца в рот. Привычку эту вредной назвать нельзя, но исчезла она у Рича Джо Тейлора десять лет назад. Раньше, когда он нервничал, чего-то боялся или же был не уверен в чём-то, то просто пускал костяшку большого пальца в рот, прикусывая и водя по ней языком, как при поцелуе. Сейчас же привычка вернулась, и Ричу стало страшнее, чем прежде.

Со звонком, опередив учителя возле самой двери, в кабинет протиснулся Генри. Лицо покрасневшие, озлобленное: капельки пота на лбу, в углублениях висков и на переносице, жилка на шее обрела форму небольшого шарика и, в точности скопировав сердцебиение, отбивала удары «бам-БАМ-бам-БАМ». Нос у Генри, как можно было понять по частым хрюкающим звукам, был заложен, потому он хищно заглатывал воздух ртом. Арнольд Байк, учитель, зашедший с возмущённым видом сразу после Генри предложил тому присесть, при этом намекнув, что он слишком яростно нёсся по коридору и чуть-было не задел его, но тот лишь фыркнул в ответ.

Медвежьей, развалистой, походкой Генри проследовал на своё место, не дойдя до которого бросил портфель, совсем как в кёрлинге. Тот скользил по полу, пока не врезался в ножки стула.

– Чё за херня, шериф? – спросил Баккенс проходя мимо стола Рича. Приземлил задницу на стул, достал учебники и разложив их (Бросив – будет, наверное, правильно), переспросил. – Чё за херня, шериф?

Левая рука Рича (Потому что правая была сжата в кулаке, и костяшка большого пальца была закинута в рот) дрожала над книгой, открытой на страницах «4,5». Мыслями он пытался сосредоточится на книге, однако назойливое жужжание сзади: «Чё за херня, шериф», – не давало довести процесс до конца. А может ты просто ищешь причину, Риччи? И нашёл её в этом засранце, который в тебе единственном видит равного себе?

– Чё за…

– Затки пасть, Баккенс, – не открывая рта, прервал Рич. Он не видел, как на него смотрели сидящие вокруг, а главное сам Генри, язык которого, как в воду канул.

Больше Рича никто не отвлекал и в классе было тихо. Тихо для него. К разговору учителя, он давно привык и мог запросто его игнорировать, создавая тишину, подобно тому, как глаза игнорируют собственный нос, пока мозг об этом не вспоминает. Оторвав правую руку от рта, Рич уложил её на книгу, так чтобы большой палец был на середине пятой странице, и сжав лист перевернул её.

Рисунок занимал верхнюю половину листа: индеец стоял в уже знакомой Ричу пещере, держа лошадь за уздечку одной рукой и кинжал – другой. Текст, адресованный к шестой странице, звучал так: «Чтобы спасти того, кто дорог, ты должен жизнь отдать любимого обоих. Ты Богу жертву принесёшь, а он…

Дарвин

… спрыгнул с дерева на гараж, уселся и начал лизать лапу.

«Нужно прийти чистым к младшему Тейлору. Хозяин обнимет меня, потому что хозяин любит меня. Хозяин никогда не делал мне больно, всегда помогал мне, когда кусали блохи, болели уши или лапа. Сейчас хозяину плохо, и я должен помочь ему, должен дать ему любовь. Но для этого нужно быть чистым, нужно умыться»

Дарвин перевалился на бок и подняв заднюю лапу, принялся вылизывать. Перевалившись на другой бок, сделал тоже самое. И теперь настало самое трудно: вымыть спину. Положив недавно вымытое брюхо на крышу гаража, он выгнулся и стал вылизывать спину. Язык шуршал, издавая схожий с лопаньем маленьких пузырей звук.

«А теперь к мальчику»

Подойдя к краю гаража, Дарвин поискал взглядом большую машину (Грузовик «Volvo» приезжал всего единожды, когда Джо Тейлор заказывал доски из красного дерева. И с того дня Дарвин, прежде чем спустится высматривает грузовик, который экономит много времени спуска. Всё что требовалось ему, так это спрыгнуть на крышу прицепа, потом на крышу грузовика, дальше на капот и последний прыжок – на крыльцо). Машины не было. Виляя хвостом, как полицейский палочкой требую остановиться автомобиль, он прошёл по краю крыши. Подготовившись к прыжку, он сиганул на соседнюю, наклонную крышу дома. Буквально съехав с неё, он прыгнул на брёвна, сложенные хозяином для топки камина. Дарвин никогда не писал на брёвна – Дарвину нравиться греться у камина холодной зимой, и Дарвин не хочет, чтобы Хозяин выкинул его носом в сугроб. Спрыгнул он с брёвен прямиком на перила, окружающие лестничную площадку, в три ступеньки. Качнулся назад, впустил когти, оттолкнулся задними лапами и нырнул в кошачью дверь.