
Полная версия:
Гелия
– Он живой. Живой. Живой, – как мантру бормотала я.
Осторожно взяла его за плечо, перевернула на спину и зажмурилась, боясь заглянуть в лицо.
– Ну да, живой, – сказала Роб.
Я открыла глаза. Лицо Ирмана было обычным, казалось, он просто спит. Я затормошила его:
– Эй! Эй! Просыпайся уже!
Я тёрла ему лицо, уши, растирала кисти рук.
– Ну, очнись же, очнись!
Он не отвечал и не шевелился.
– Посмотри карманы, может карта есть или передатчик.
Я стукнула себя ладонью по лбу, конечно же! Быстро осмотрела его карманы и достала небольшую чёрную коробочку и … спички. «Спички-то ему зачем, – мелькнула мысль. – Хотя если разжечь костёр, то по дыму могут обнаружить. Ведь нас, наверное, уже ищут. Или нет. Но завтра точно будут искать. До завтра надо продержаться. Костер надо. Согреться и от волков, если что. А чёрная коробочка зачем?».
Маленькая пластмассовая коробочка, квадратная, сантиметров пять на пять. С одной стороны углубление, закрытое пластмассовой сеткой, с обратной – большая белая кнопка; а по бокам две маленькие кнопки: справа и слева. Я понажимала на маленькие кнопки, покричала в сетку, приложила коробочку к уху. Безрезультатно. Почему-то большую кнопку я опасалась нажимать, хотя она была не красного, а белого цвета. «Ладно, надо где-то искать ночлег, и Ирмана положить хотя бы на ветки. Замёрзнет же на снегу».
И я пошла искать хворост. Никогда бы не подумала, что собирать хворост такая тяжёлая работа. Может быть, потому что зима? Пока разгребёшь, едва торчащие из-под снега ветки, пока их дотащишь. Наконец натаскала довольно большую кучу. Я попыталась сложить и разжечь костёр, но так и не сумела. Ветки в лучшем случае едко дымили, но огня я так и не смогла добыть. Единственное, что я смогла, перетащить лапник под огромную ель и соорудить что-то типа шалаша, под живыми толстыми ветками. Я уселась на большой ворох, прижалась спиной к дереву, посадила перед собой Ирмана и прижала к себе, обхватив руками. Быстро темнело. Мороз становился сильнее, и я уже не чувствовала пальцы на ногах. «Что же я сижу! Ведь надо идти! Так мы замёрзнем! – подумала я. – Куда идти? А Ирман? Оставить здесь? По сугробам я его не дотащу. Нет. Надо ждать тут. Завтра нас обязательно найдут. Завтра. До завтра замёрзнем, если не я, так Ирман точно замёрзнет. Он совсем не двигается!». Я принялась варежкой растирать ему лицо, руки, шею. Попыталась найти пульс. Он бился очень редко. Нос у Ирмана обострился и побелел, несмотря на все мои старания его растереть. Я уткнулась лицом в его шею, стараясь согреть дыханием. Мысли мои разбегались. Мне вдруг стало тепло и хорошо. «Всё хорошо, – мелькнула ленивая мысль, – вот уже и согрелись. Поспим, а утром нас найдут».
Острая боль обожгла запястье, я вскрикнула и проснулась.
– Через полчаса вы замёрзните, – голос Роб был глухим и чужим.
Я хотела пошевелить ногами и не смогла, колкие крохотные зверьки носились по венам, вгрызаясь в меня. «Отлежала». Хотела чуть сдвинуть Ирмана, но сил не хватило. Я снова откинулась на ствол ели. «Ну и пусть. Всё равно. Сил нет. Надо ещё немного полежать. Ещё немножко отдохну».
Грудь сдавила тоска. Как мало я прожила, ничего толком и сделать не успела. Я не боялась смерти. Я верила в бессмертие души. Знала, что мы приходим в мир, чтобы чему-то научиться, пройти свой урок и получить необходимый опыт. Но умереть вот так глупо и случайно.
«Я не хочу!!! Я ещё ничего не видела в этой жизни, ничего не сделала. Почему я должна уйти? Как же так получилось?».
Мне вспомнился маленький человечек – кабинетный.
«А ведь он верно сказал, чтоб не ходила. Как знал. Конечно, знал. – я в бессилии я закрыла глаза. – Но что я могла сделать? Рассказывать он запретил. Отказаться? Я даже представить не могла, как можно отказаться от работы! Значит, такая моя судьба».
«Жар-мысль не забудь, коли дура такая», – вдруг вспомнила я слова Афанасия.
Я сдвинула шапку со лба. Жар-мысль. Что за жар-мысль? Может это моя феникс? Феникс! Как я могла про неё забыть. Пусть это не жар-птица, но птица огненная. Может согреть. Но как её вызвать? После материализации она осталась вольной, не привязанной ко мне: когда хотела, появлялась, когда хотела, исчезала. Так, надо сосредоточиться. Я закрыла глаза и представила себя в тот самый момент, когда мы были с моим ведением один на один: его пылающее лицо, глаза – тёмные провалы бездны; я даже ощутила жар.
– Феникс! – позвала я тихо, вложив в это слово все остатки моего затухающего тепла.
Тихо. Так тихо, что слышно было, как поскрипывают толстые ветки деревьев. Я открыла глаза. Прямо передо мной парила Феникс, и такая радость наполнила мою грудь, что тепло её растеклось по всему телу, согревая. Слёзы покатились из глаз. Феникс взмахнула крыльями, и я почувствовала прилив сил.
– Феникс, милая, иди ко мне, – я протянула ладонь. Феникс села на неё. Птица была совсем небольшая, сантиметров пятнадцать, но такое тепло исходило от неё, не жар, а именно тепло, которое как большая радость или счастье, согревала, не только душу, но и тело. Мне стало жарко. Сердце сильными ударами разгоняло кровь, изгоняя злых мелких зверьков. Я села и расстегнула куртку Ирмана.
– Феникс, милая, иди, согрей его, пожалуйста. Ему очень плохо! – и сунула птицу за пазуху Ирмана.
Я услышала, как она ухнула, то ли возмущаясь, то ли соглашаясь. Так впервые я услышала голос своей птицы. Я не стала разбираться, согласна она или нет. Сейчас главное согреть Ирмана. Я сжала кулаки, чтобы Феникс не исчезла. А она, повозившись на его груди, затихла. Не задохнулась? Я осторожно оттянула от шеи воротник, хотела заглянуть, как там она, но не получилось.
– Ладно, я немного куртку расстегну, а то я боюсь, ты там задохнёшься. Только, пожалуйста, не улетай!
Я чуть-чуть расстегнула куртку: феникс свернулась клубочком, положила голову на грудь Ирмана и спала. Я дотронулась до неё, она была почти горячая. Птица открыла глаза, недовольно посмотрела на меня и снова закрыла.
– Ну, спите. Спите, – прошептала я.
Прошло несколько минут, и лицо Имрана чуть порозовело. Он спал и улыбался.
«Спят, – с облегчением подумала я. – Дрыхнут себе, а мне значит надо думать, как выбираться отсюда. Ну, Ирман, я тебе это припомню! Как выбраться? Как выбраться? Уже глубокая ночь. С фениксом можно попробовать дождаться спасателей. И, скорее всего, дождёмся. Но как мы посмотрим им в глаза? Так бездарно вляпались. Это должно быть от того, что не сделали полный тест параметров. Выгонят его после этого, вот точно, выгонят. И меня заодно. Я вообще одной ногой уже на улице, на испытательном сроке. Ориэри так и сказал, что ещё один прокол, и выгонит».
Мне стало так обидно, что я разозлилась.
«А и пусть. Посмотрела бы я на него на моём месте. Я все делаю по обстоятельствам. Как надо. А там…».
Рука коснулась пластмассовой коробочки. Я вытащила её из кармана. Повертела.
«У меня есть ещё это. Большая белая кнопка. Вряд ли я погибну, если нажму».
Я ещё ни разу не слышала, чтобы существовали приборы с самоликвидацией. Добровольно уйти из жизни считалось самым низким, трусливым поступком, это как добровольно отказаться от предназначенного тебе опыта, прервать самосовершенствование, цепь личного духовного восхождения, перечеркнуть себя, как человека, навсегда, и не только для этой жизни. А что потом? Страшно даже подумать. Нет. Коробочка нужна для чего-то другого. Для какого-то дела.
«Всё хватит гадать. Это последний шанс выбраться отсюда, и я им воспользуюсь», – я решительно нажала на белую кнопку.
В груди сжалось от страха. Тихо. Ничего даже не шевельнулось. Ни одного звука. «Бесполезно? Бесполезно! Бесполезная коробка! Не может быть». Я остервенело принялась жать и жать на белую кнопку.
– Работай! Работай! Работай! – шептала я ожесточённо.
– Ну, хватит уже лупить-то, – вдруг услышала я и вздрогнула. – Голова ща лопнет! Вот и лупит! И лупит! Ты что, больная?
– Кто здесь? – просипела я, от неожиданности у меня пропал голос.
– Хто, Хто, дед Пихто!
– Какой дед? – пролепетала я.
– Тьфу ты, – кто-то с досады плюнул.
Ветки ели раздвинулись, и я увидела длинный нос с большой бородавкой на его конце. Вслед за носом показалось лицо пожилой женщины в платке, концы которого торчали надо лбом. Она быстро оглядела меня.
– Сидишь?
– Сижу.
– Ну и сиди, – сказала она и вдруг разозлилась. – А чего звала-то? Ночь полночь. Неймётся ей. Стащила бабку с тёплой печи. Стой вот теперь тут, в лесу, простужайся!
Она повернулась ко мне спиной, и я испугалась, что она сейчас уйдёт.
– Стойте! Нам помощь нужна! Вот. Раненый!
– А мне то что?
– Как что? У нас договор! – наобум ляпнула я.
– Договор, договор, – закряхтела она, поворачиваясь ко мне, – какой такой договор, чтобы бабушек среди ночи по тайге гонять? Ась?
– Помогите, пожалуйста, мы неудачно телепортировались. И вот Ирман без сознания. Мне одной не справится, да и не знаю я в какую сторону идти. А вы тут всё знаете. Помогите нам, пожалуйста!
Бабка пожевала синими узкими губами, глянула на Ирмана.
– Говоришь это Ирман? – спросила она, – Что-то я слаба глазами стала.
Она наклонилась к лицу Ирмана, почти касаясь его носом.
– Ну да, Ирман. Эка вас занесло. А это тут кто? – Она заглянула под куртку. – Никак феникс.
– Да, феникс.
– Ишь ты, – удивлённо глянула она на меня. – Твоя, что ли, птица?
Я кивнула.
– Ишь ты! – она покачала головой. – Ну, ладно. Оно, конечно, договор есть договор. Давай, тащи его сюды.
– Куда? – не поняла я.
– Куды, куды, на кудыкину гору. Сюды же, говорю тебе! – Она раздвинула ветки, и я увидела, что она стоит в ступе, из которой торчит метла.
– Так вы баба Яга, – ахнула я.
– Ясень пень, Яга! А кого же ты звала-то? Или другого кого ждёшь? Так, я пойду тада.
– Нет, нет! Что вы! Я вас и звала. Сейчас. Сейчас! – испугалась я, схватила Ирмана за ворот куртки и потянула к ступе.
– Эхе-хе, грехи наши тяжкие! – кряхтя баба Яга помогла мне перетащить Ирмана в ступу. Место было мало, и мы стояли, прижавшись друг к другу. Я обхватила Ирмана. Феникс вылетел из куртки и летал вокруг ступы.
– Да, не мельтеши ты, не мельтеши. Усядься уже! – прикрикнула баба Яга, и птица села на край ступы.
– Ну, что ль готова?
– Готова, бабушка!
– Бабушка. Какая я тебе бабушка? Нашлась родственница! Баба я, Баба Яга. Поняла?
Я кивнула.
– То-то же! Понабегут всякие, невоспитанные, – проворчала она. – Ну, полетели.
Она взмахнула метлой, и ступа стремительно сорвалась с места. Очень скоро мы приземлились прямо на крыльцо избушки. Баба Яга помогла мне затащить Ирмана внутрь. Мы положили его на кровать, и Яга стала снимать с него куртку. Я хотела ей помочь, но она прогнала меня и велела сесть у печи. Оттуда я смотрела, как она достала из чёрного, перекосившегося от времени, сундука ступку с пестиком и маленький мешочек. Пошла в сени и принесла оттуда каких-то трав. Высыпала из мешочка в ступку порошок, накрошила туда траву и принялась все толочь пестиком. Что-то мягкое коснулось моей ноги. От неожиданности я вздрогнула. Чёрный кот, выгнув спину и хвост дугой, прижался ко мне.
– Васька, отстань, – глянула на него Яга.
Я улыбнулась, наклонилась и погладила.
– Васька, – шёрстка у кота была мягкая шелковистая, а глаза горели зелёным огнём.
– Ишь, ты – фыркнула Яга.
Она закончила измельчать и пересыпала смесь в чашку, туда же налила чуть-чуть жидкости из маленькой тёмной бутылочки, и всё тщательно перемешала. Подошла к постели и маленькой ложечкой зачерпнула снадобье.
– Ну-кась, накось, – проговаривая, она ловко чуть запрокинула Ирману голову и потянула вниз подбородок, влила в рот несколько капель.
Я во все глаза смотрела на Ирмана. Сначала ничего не происходило. Вдруг лицо его сморщилось, и он чихнул.
– Во! – обрадовалась Яга. – Будь здоров. Хе-хе.
Ирман открыл глаза. Взгляд его обвёл избушку и остановился на мне. Я испугалась: таким бессмысленным он был. Ирман снова чихнул, моргнул, взгляд его стал осмысленным. Он меня узнал! Точно!
Ирман сел.
– Ну, так что ж ты, добрый молодец, являешься ночью, да ещё в виде непотребном. Ась? Тебе дело доверили, а ты чуть сам не сгинул, да девицу за собой поволок.
Ирман ничего не ответил, но уши его так запылали, что я ещё никогда не видела таких бардовых ушей. Мне стало его жаль.
– Бабуш…, Баба Яга! Мы выполняли задание, это наша работа. А на работе случается всякое.
– Ну да, ну да, – заскрипела Яга.
И я вдруг поняла, что она смеётся.
«Надо же! Ну и смех, как скрип старого дивана».
– Сама ты старый диван! – рассердилась вдруг Яга.
«Она мысли читает!»
– Читает, читает, – передразнила Яга. – А тебя разве не учили культуре мысли-то? Слыхала я, слыхала, чему вас учат. Да, видно, не в коня корм.
Мне стало неловко.
– Ладно, баба Яга, – сказал Ирман. – Что у вас тут происходит? Нам замеры надо сделать.
– Замеры! Какие замеры? Ты высунь нос из избёнки-то. Будут тебе замеры.
– Портал открылся?
– А кто его знает портал или что. Только ваших нету в лаборатории. Все как есть посгинули. И телепорта вашего тоже нет.
– Так. Ясно. Значит так. Я должен посмотреть что там. А потом от тебя телепортуем. – Ирман поднялся. – Гелия пусть тут, у тебя, пока побудет.
Я вскочила.
– Куды? Куды смотреть-то? Не пройдёшь ты туда. Купол там защитный. Вон как вас об него шандарахнуло, едва оклемался. Ты видать первым шёл, на себя весь удар-то и взял. Без меня помер бы, как пить дать, – она встала и заковыляла к печи, сняла заслонку. – Так что и не думай, и не мечтай. Один там сгинешь.
Яга махнула рукой и вышла в сени. Ирман стоял в нерешительности.
– Наверное, нам лучше перенестись домой и обо всем доложить. Наши пока не в курсе.
Ирман кивнул.
Яга вернулась с охапкой дров, сунула их в печь и разожгла огонь.
– Ща, голубчики, я вас как следует прожарю. Давно я человечинки не ела, – заскрипела она снова.
Я обомлела. А Ирман спокойно сел и стал смотреть, как в печи разгорается огонь.
– Ладно, баба Яга. Спасибо тебе большое. Спасла ты меня. Проси чего хочешь.
– Чего хочешь, чего хочешь… да чего мне на старости лет надо-то? Ежели только, чтоб дураков поменьше было, чтоб по ночам не мотаться черте куда.
Ирман засмеялся.
– Есть-то хотите поди? Или натощак отправитесь?
– Нам бы побыстрее, доложить надо.
Яга покрутила головой:
– Негоже гостей провожать не покормивши, да дело спешное. Ступайте, ребятки, – сказала она и достала из-за печи преогромную деревянную лопату.
– Куда ступайте? – шёпотом спросила я, отступая.
– Куды, куды, дикая что ли? В печку знать.
Ирман уже забрался на лопату и махнул мне рукой.
– Иди, давай, не бойся, телепорт это.
«Да его околдовали! Какой телепорт? Прямо в огонь!».
– Ну, скоро? – обернулась ко мне Яга.
Феникс вдруг кинулся в огонь и растворился в нем с громким криком, и мне почудилась радость в его крике, она прогнала мой страх.
«А и пусть!», – решилась я и забралась на лопату рядом с Ирманом.
Последнее, что я услышала это ворчание Яги:
– Начитаются сказок, а я сроду деток не едала, а домой их отправляла.
Яркий жар пламени не обжог, а прошёл сквозь меня…
***
Очнулась я в нашей портальной рядом с Ирманом.
– Ты это, прости меня, – сказал он. – Я должен был все предусмотреть.
– А давай не скажем Ориэри о неудачной телепортации? Скажем, что приземлились рядом, не смогли из-за купола попасть в лабораторию и вызвали бабу Ягу, от неё все и узнали. Тебе же здорово влетит, наверное, если узнают? А?
– Нет, так нельзя. Влетит, не влетит, неважно. Надо всё рассказать. Чтобы правильная картина была. А то ребята портанутся ещё в лабораторию, а ты сама знаешь, что нельзя.
Я кивнула.
– Надо другое место искать для портации. Мы и так мало что знаем. Да и потом, от Ориэри все равно ничего не скроешь, – он поднял руку и приложил браслет к опознавателю.
Двери портальной открылись, и мы столкнулись нос к носу с разъярённым Ориэри.
***
Что было потом, даже вспоминать не хочется. Не уволили нас с Ирманом только потому, что заступился директор. Вобщем, было решено разборку с нами перенести до окончания дел с таёжной лабораторией. В тот же день туда ушли все старшие корректоры «Заслона» во главе с Ориэри. Даже сам Пётр Анисимович с ними ушёл. Их не было две недели. Мы уже и не знали, что и думать. Нас с Ирманом отстранили от работы и отправили домой. Но разве можно было усидеть дома? Мы всё это время пробыли в отделе. Пытались узнать, что там происходит. Но так ничего и не узнали. Только по ауроизмерителю видели бешеные всплески энергий в том сегменте биосферы. Через неделю всплески затихли, а ещё через пару дней энерговибрация зоны начала постепенно повышаться, и скоро она уже ничем не отличалась от других зон ауры Земли. Тогда и вернулись наши. Я видела их мельком. Они были ужасно бледные и усталые. Даже Ориэри, увидев меня, ничего не сказал, и глаза его не вспыхнули гневом, как обычно, он устало прошёл мимо. Но зря я надеялась, что нас с Ирманом простили. Через день после возврата экспедиции мы вылетели на новое место работы. В ту самую таёжную лабораторию. Как нам сказали, теперь там будет спокойно ещё, как минимум, лет сто, и у нас будет время на досуге подумать о своём поведении. Да…Ну и ладно! Зато в соседях у нас замечательная бабуся, с ней не соскучишься. Да и Ирман со мной… Не всё так плохо!
Примечания
1
Хаб – в данном случае, это распределительный центр в энергосистеме «Икара», позволяющий разделить один направленный энерго-поток, опознающий и привлекающий к себе пси-сущности низкой вибрации, на множество потоков, действующих в определённой зоне.
2
Пси-энергия – индивидуальная энергия человека.
3
ЧИВ – Часовой Индивидуальный Вклад – один ЧИВ, это один час необходимого рабочего времени, потраченный человеком для создания его вклада в общественные блага. ЧИВ – это ценность, по которому оценивается вклад человека в Сотрудничество. ЧИВ заменили деньги. Теперь человек получал блага, созданные Обществом, пропорционально своему личному вкладу в создание этих благ.
4
КАРМА – компьютерное авторизированно-региональное моделирование администрирования разрабатываемое искусственным интеллектом по заданным параметрам людей. Является центром координации и взаимосвязей сообщества Землян.
5
Первые исследования в этой области сегодня можно прочитать по следующим ссылкам https://news.myseldon.com/ru/news/index/217174471 https://nplus1.ru/material/2018/05/17/green-energy
6
О природе мысли можно прочитать здесь: https://blog.mann-ivanov-ferber.ru/2022/08/28/mogut-li-mysli-materializovatsya-razum-i-kvantovaya-fizika/
7
Теория Вернадского о ноосфере https://xn–e1adcaacuhnujm.xn–p1ai/uchenie-vernadskogo-o-noasfere.html
8
Вампиризм – это реальная болезнь. В науке она называется болезнью Порфирия. У людей, страдающих различными формами этой болезни, нарушен синтез гемоглобина. Аномалия приводит к накоплению в крови протопорфиринов, которые под воздействием ультрафиолетовых лучей превращаются в порфирины, повреждающие клетки кожи.