Ангел поневоле

Утром Алина проснулась в хорошем настроении. После обхода врачей и капельниц, которые поставили и ей и Ксении, женщины смогли поговорить. Ксения виновато взглянула на Алину. "Не передумала ли она?" – заволновалась девушка. Но нет. Ксюша сама боялась, что та не согласится. На секунду Алина почувствовала свою власть над Ксенией. Ведь всё сейчас в её, Алининых руках. И не просто всё, а судьба. Судьба другого человека! Это чувство показалось приятным Алине. Ведь она так привыкла быть униженной и оскорблённой, а тут такое!

– Я согласна, – объявила она.

– Спасибо! – чуть ли не вскрикнула Ксения. Она подошла и обняла Алину. – Сегодня муж придёт на свидание, я ему всё расскажу. Он согласится непременно. Петя так мечтает стать отцом. Спасибо!

– А как же я скажу врачам, что передумала делать аборт?

– Да не волнуйся ты об этом! Петя сам с ними поговорит. Нас же тут как облупленных знают. Я здесь в который раз.

Ксения засмеялась. Ей это невероятно шло. Теперь Алина заметила, что она выглядит вовсе не на тридцать два года, а гораздо моложе самой Алины. Понятно, в роскоши, наверное, живёт. Не то что она, бродяжка…

С мужем Ксения разговаривала в коридоре. Вскоре он, Петр, симпатичный статный мужчина, чем-то похожий отдалённо на её бывшего мужа, вошёл в палату. Он пожал Алине руку, но обсуждать детали предстоящей сделки не захотел. Он лишь сказал, что если жена так решила, то он противиться не будет. "Надо же, какие некоторым достаются мужья", – подумала Алина, – "Даже на такую афёру готов ради жены пойти. И даже квартиру отписать. Да и взяток потом придётся, наверное, кучу давать акушерам, чтоб у меня роды приняли и ребёнка Ксюше передали. Неужели, такая сильная любовь? Или такая жажда отцовства?" Когда Пётр ушёл, женщины стали обсуждать что да как им теперь делать, при этом обе буквально летали в небесах от счастья, ожидающего каждую из них.

Через неделю обеих одновременно выписали. Гинеколог, который принимал тогда БОМЖиху Алину Неверову, сам занёс ей в палату выписку и сказал:

– Ну что ж, удачи Вам, Алина. Простите, если что не так. Вот Вам пакет с новыми вещами, возьмите. Это муж Ксении Виноградовой предал. Спускайтесь, Вас там эта уважаемая семейная пара уже ждёт. На машине.

– Спасибо. Я на Вас не в обиде, доктор. Всего хорошего.

Глава четвертая

Из стационара беременная Алина Неверова переехала сразу в свою собственную квартиру. Однокомнатную, на четвёртом этаже. Дом был новый, девятиэтажный. Кухня всего пять квадратных метров, зато комната – целых двадцать шесть! Ещё имелась большая лоджия на шесть метров! И всё это теперь принадлежало Алине. Не беда, что здесь проживала старушка, мама Петра. Она была почти совсем слепая, но обслуживала себя сама. Бабушка даже не знала, что Алина беременная, её сказали, будто она – подруга семьи и поживёт здесь временно. Бабушка была наполовину в маразме, поэтому не особенно вникала в то, что происходит. Самое главное для Алины было то, что от бабули не пахло. Как это часто бывает, когда от пожилых пахнет старым телом, специфический такой запах. Тут этого не было, слава богу. За Алининым паспортом съездил сам Пётр, Алина подробно объяснила ему где находится тот подвал, в котором она жила. Сразу же Алина купила себе новые вещи, заполнила холодильник. И стала потихоньку забывать о той своей жизни бездомной.

Беременность протекала легко. Алина набрала вес, к ней вновь вернулась былая красота. Ежедневно к ней заезжали то Ксения, то Пётр, то оба вместе. Привозили готовую еду бабушке, деньги для Алины. Часто на машине вывозили её за город на свежий воздух. За эти шесть с половиной месяцев Алина с Ксенией стали подругами. Они много болтали и, казалось, понимали друг друга с полуслова. С соседями Алина старалась не общаться, об этом её попросили Виноградовы. Раз в две недели Алину отвозили на осмотр к врачам и на анализы, но не в гинекологию, где они лежали с Ксенией, а прямо в родильный дом №5, где Алине предстояло рожать. Там с ней занимался известный и опытный акушер-гинеколог, профессор. Он и должен будет принять у неё роды и забрать ребёнка… "Наверное, ему уже взяточку- то дали", – думала про себя Алина.

Когда девушка была на шестом месяце, подруга Ксюша стала носить накладной живот. Это было так смешно, но Алина сдерживалась и никак не показывала своей иронии. Вся ситуация больше и больше напоминала фарс, но она пошла на это сознательно. С усердием Алина ежедневно повторяла себе, как мантру, установку: "Я абсолютно здорова. У меня нет ребёнка. Я больна и скоро выздоровлю. У меня есть квартира, и я счастлива!" Но как назло, несмотря на усилия, в голову постоянно лезли мысли о ребёнке. Кто там, интересно? Мальчик или девочка? На кого похож малыш? Особенно, когда ребёночек пинался в животике у мамы, Алина принималась ласковым голоском его успокаивать, называя своим родненьким малышом, и гладить живот. Но быстро осекалась. Нельзя! Ребёнок ей не принадлежит. Она его… Продала? О боже, нет! Просто у неё не было выхода.

И вот настал час икс. Двенадцатого мая 1982-го Алина Неверова, находясь на пикнике в лесу с четой Виноградовых, почувствовала первые схватки. Муж с женой засуетились, усадили роженицу на заднее сиденье своих "жигулей" и рванули в город. Приехали в роддом через полтора часа. Алине запомнилось, кроме боли, как Ксения всю дорогу причитала, что, мол, зря Алину в роддом заранее не положили. Профессор-гинеколог осмотрел беременную и сказал, что родит она не раньше, чем через часа три, поэтому можно спокойно отправиться в палату и ждать. Алину, разумеется, положили в отдельную палату, а супругов Виноградовых препроводили куда-то в другое место. Ксения очень просилась побыть рядом с подругой, но доктор запретил. Сказал, что ситуация не рядовая, деликатная, и поэтому, лучше им быть отдельно. Мужу вообще лучше отправиться домой, а вот Ксении надо будет провести неделю в роддоме с малышом.

Вскоре, когда схватки стали нестерпимыми, Алину отвезли на каталке в род. зал. Здесь, в одном помещении, кроме Алины рожали ещё три женщины. Её это очень удивило: не думала она, что рожать можно прилюдно. Женщины стонали, а врачи и акушеры поочерёдно подходили то к одной, то к другой, осматривая и приговаривая: "Та- а- к, Иванова, терпим, терпим, раскрытие ещё семь сантиметров"; "Петрова! А тебе вообще должно быть стыдно! Третьего рожаешь. А ну, успокоилась!" и тому подобное. К Алине, которая старалась терпеть молча, тоже периодически подходили и говорили, что ещё рано. Акушерка посоветовала Алине петь. Так легче переносятся схватки. Когда стало совсем тяжко, Алина закричала, и к ней тут же подошли. Профессор, тот, что вёл её беременность сказал, что теперь пора. У специальной родильной кровати опустили низ, ноги Алины развели максимально и поместили в специальные поручни для ног, типа того. В этой позе рожать было жутко неудобно, но так положено. По команде "тужься" Алина тужилась, но акушерка ругалась, что слабо. "Тужься через боль!" – приговаривала она, – "Не жалей себя, девочка!" Мысли все у Алины куда-то исчезли, была одна задача: сделать это! И ничего вокруг не существовало! Слёзы радости брызнули из её глаз, когда на высоте очередной потуги, этой адской боли, она вдруг услышала крик. Её малыша. И боль отпустила – она родила.

– Девочка! – объявил профессор, поднимая на вытянутых руках сине-розовый комочек с морщинистым личиком. Да крупненькая какая!

Алина приподнялась на локтях и впервые увидела свою дочь. Волна радости захлестнула её. "Какая хорошенькая", – подумала она.

Малышку тем временем помыли под краном прям на глазах у Алины, обтёрли, взвесили на весах и померили рост, затем завернули в пелёнку и куда-то понесли.

– Постойте, – крикнула Алина, – покажите мне ребёнка!

– Успокойтесь, гражданочка, – ответил профессор, подходя к Алине. Он положил руки на её живот и произнёс: – Нам ещё надо послед родить.

– Чего?

– Детское место надо родить. Я же Вам объяснял, как протекают роды. Плацента теперь должна отделиться. Это третий период родов, очень важный. Так что, слушаем меня…

Алина ещё несколько раз потужилась и почувствовала как из неё что-то выскользнуло и плюхнулось в таз.

– Евдокия Иванна, – крикнул профессор акушерке, – плаценту мы родили, я осмотрел, она целая, без дефектов. Вы уносите, а я пошёл.

Профессор быстро ретировался, оставив Алину наедине с акушеркой Дусей. Как раз у соседки Алины справа начался потужной период, и все врачи суетились возле неё, не обращая на родильницу Неверову никакого внимания.

– Евдокия, – скажите, как прошли у меня роды? – обратилась она к акушерке, снующей возле её кровати.

– Легко прошли. Два часа здесь полежишь, понаблюдаем, потом в палату поедешь.

– А когда я смогу на ребёнка посмотреть?

Дуся посмотрела на Алину явно с укором. Этот взгляд, как показалось Алине, выражал неприязнь. Она ответила:

– А зачем тебе на него смотреть-то? Ты ж суррогатная.

– Сур… Какая?

– Суррогатная мать. Так на западе называют женщин, которые для бездетных пар детей рожают за деньги. Я и сама не знала, мне профессор Акимов рассказал. Он на симпозиуме в Берлине был. Или в Бельгии… Не помню уже. И ещё где-то стажировался. Он говорит, у них это нередкое явление за границей.

– Гадость какая. Что за слово мерзкое?!

– Поступок ещё омерзительнее, – проворчала Дуся себе под нос, но Алина всё равно услышала.

– Вы не можете меня осуждать. Никаких денег я не брала!

– Попу приподними, дай простынь поменяю, – сказала Дуся, занимаясь своим делом. – Мне-то всё равно, но ребёнка своего ты не увидишь, это я точно знаю. Его другой матери сразу передают. А ты отдельно будешь лежать, через три дня выпишут.

Алине нечего было сказать и она погрузилась в раздумья. Было жутко обидно после таких мучений, после дикой многочасовой боли осознать окончательно, что всё было зря. Такую милую здоровенькую малышку, её родную девочку отдадут, и она её больше не увидит. Другую женщину она будет радовать своей улыбкой, первыми шажочками и словами, поцелуями и объятьями. Алина, как умная и образованная женщина, решила рассуждать здраво: сейчас в ней говорит материнский инстинкт, не более того. Надо включить разум и слушать его, а не зов природы. Она же человек, а не самка. Она владеет своими эмоциями и возьмёт себя в руки. Она заставит себя забыть этот розовый кричащий комочек, с этого момента она начинает новую жизнь. Свободную и счастливую.

Алина не искала встреч с Ксенией хотя знала, что та лежит в отдельной палате этажом ниже с её дочерью. Сердце рвалось безудержно туда… Но Алина всё снова и снова внушала себе, что нет у неё никакого ребёнка, и делать там ей нечего. Через три дня, как и обещали, её выписали домой. Самое интересное, профессор Акимов, который так трепетно относился к ней на протяжении всей беременности, даже не заглянул к ней сказать хотя бы "до свидания". Переодевшись, Алина вышла на улицу, мельком глянув на целующихся парня с девушкой, стоявших у входа в роддом на фоне автомобиля, с прикреплёнными к багажнику разноцветными шариками. На заднем лобовом стекле было написано красной краской: " Спасибо за сына!!!" Поодаль стояла гурьба родственников, на руках у одной из женщин, бабушки, был кулёк с новорождённым. Все норовили заглянуть в кулёк, отпихивая друг друга и весело переговаривались, пока новоиспечённые родители позировали перед фотокамерой на фоне праздничного авто. Алину снова накрыло чувство зависти и обиды за себя. Вот почему, думала она, кому-то счастье достаётся так просто, а кому-то надо пройти через муки ада, чтоб завоевать его?

Лёгкий майский ветерок мягко ласкал Алинины волосы. Она шла к себе домой и не замечала, как плачет. Упрямо девушка продолжала твердить почти вслух: "Я здорова и счастлива. У меня началась новая жизнь! Всё у меня ещё будет. И свадьба, и дети, и муж любящий. Будет! Я заслужила!"

Открыв ключом дверь, Алина увидела снующего по комнате Петра. Бабушка лежала в кровати и тяжко вздыхала. Она и не заметила Алининого отсутствия. Пётр тут же взял у Алины сумку и побежал на кухню ставить чайник.

– Алина, – сказал он извиняющимся голосом, – я, честно, не знал, что тебя сегодня выпишут. Я бы на машине забрал. Вот чёрт! Садись скорее за стол, я сейчас борщ разогрею, чаю налью. Хлебушка свежего купил.

– А Ксения где? – спросила Алина устало, усаживаясь за стол.

– Она в роддоме ещё с малышкой. Спасибо тебе, такую дочу нам родила! Я её ещё не видел, но с Ксюшей по телефону говорил, он так счастлива! Век тебе благодарны будем, не забудем твоего добра.

– А что с девочкой?

– Всё в порядке, молочко пьёт, вес набирает. Здоровенькая. Мы её решили Валентиной назвать.

– Почему Валентиной? – спросила Алина явно недовольным тоном.

Пётр остолбенел. Не то вопрос показался ему некорректным, не то Алинин недружелюбный тон. Он помедлил с ответом, потом сказал:

– В смысле, почему? Так хотим. Кстати, бабушке плохо утром было, "скорая" приезжала. Говорят, подозрение на инсульт. Но в больницу не повезли, давление сбили, сказали, завтра терапевт придёт…

Алина поняла, что Пётр не зря сменил тему. Ей стало так грустно, так сильно захотелось забыть обо всём! А эти счастливые Виноградовы, которым достался её ребёнок, будут ей напоминать о её потере. Да-да. Именно это чувство невосполнимой утраты поселилось в душе несостоявшейся матери, именно его Алина Неверова изо всех сил гнала прочь. Она сказала:

– Знаете, Пётр, у вас с женой теперь много новых забот появится. Вы бы не могли не приезжать ко мне? Я должна оправиться от родов. За бабушкой я сама поухаживаю. Я хочу побыть одна.

– Хорошо, Алина. Я понял. Так действительно будет лучше для всех. Но к маме я всё-таки раз в неделю заезжать буду…

– Конечно. Просто ежедневно, как прежде, не надо ко мне приезжать. И ещё, пока я не нашла работу…

– Да, деньги я на холодильнике положил. Пока двести рублей. Потом ещё подвезу. Не волнуйся. Пока!

Пётр ушёл, а Алина переоделась в домашнее, перетянула туго платком разбухшую от молока грудь, и, не обращая внимание на уснувшую бабушку, стала строить планы на будущее. Это были поистине грандиозные планы. Сначала она как следует отдохнёт от беременности и родов. Потом приведёт себя в порядок. Начнёт искать работу. Сначала будет в школе учителем (благо, диплом педагога сохранился вместе с паспортом), через три-четыре года станет завучем. Потом директором школы. Заодно найдёт себе мужа. Теперь размениваться на таких, как её мягкотелый Володя, она не будет. Тем более теперь она независима, у неё есть квартира и будет работа. В общем, всё хорошо.

Глава пятая

В августе умерла бабушка. Всё это время Алина, надо отдать ей должное, исправно ухаживала за ней, благо, это было не трудно. Пётр раз в неделю навещал их, привозил деньги и продукты. Про свою дочь (а Алина именно своей считала малышку Валентину) она не спрашивала, боялась. Вдруг, Виноградовым это не понравится, и они перестанут платить Алине. Уже три месяца Алина жила на полном их попечении и работу искать как-то не спешила. Не охота просто было. Похороны матери Петра прошли скромно. На них Алина впервые после родов увидела Ксению. Вид у неё был жутко измотанный, но умиротворённый. Она явилась к обеду, когда гроб уже вынесли во двор и стояли в ожидании катафалка. Возле гроба стояли Пётр, Алина, две старушки-соседки, и ещё пожилая пара: родители Ксении. Сама Ксюша была одета в лёгкое короткое платьице тёмно-коричневого цвета, выгодно выделяющее её стройную фигуру. Она подошла к гробу, положила сверху букет из восьми алых роз и поспешила к своим родителям, взяла под руку отца. Алине лишь кивнула. "Чё нос-то воротить?" – задала Алина немой вопрос самой себе. Она вдруг осознала, что ненавидит Ксению. Во-первых, за то, что забрала у неё дочь, во-вторых, за то, что за всё это время даже не приехала к ней, не справилась о здоровье. А ведь строила из себя подругу! Во время похорон Ксения заметно сторонилась Алины, и едва гроб опустили в могилу, уехала с кладбища на такси. Алина слышала, как она сказала своим родителям, что оставила малышку шестнадцатилетней племяннице и теперь волнуется. Поэтому уезжает.

Через неделю случилось то, чего Алина давно подспудно ждала: к ней, теперь уже полноправной хозяйке однокомнатной почти новой квартиры, приехал муж Ксении. Разговор состоялся на кухне.

– Алин, – начал Пётр, теребя пальцами кисточку от скатёрки, – ты нашла работу?

– Ещё нет, а что? – спросила она с вызовом.

– Дело в том, что мы с Ксюшей переезжаем жить за город в дом её родителей. Ребёнку нужен свежий воздух, да и помощь тёщи не помешает на первых порах.

Алина усмехнулась. Ей захотелось как-то уколоть Петра, а заодно Ксению заочно:

– А что, наша мамочка не справляется?

Пётр, кажется не поняв сарказма, спокойно ответил:

– Да, тяжеловато ей. Валечка плохо спит, мучает животик.

– Ещё бы! Вот если бы она грудное молочко пила… – сказала Алина с ехидством.

– Алин, я не понял, ты что жалеешь, о нашем договоре? – вдруг неожиданно спросил Пётр.

Алина осеклась. Нотки враждебности она почувствовала в его тоне.

– Нет. С чего Вы взяли? Так причём тут моя работа?

– При том, что мы больше не можем помогать тебе деньгами. Меня сняли с должности. Да и Ксения не работает, а на малышку уходит столько средств…

Алина резко встала и довольно нагло "наехала" на Петра:

– Я вам отдала ребёнка! Ре- бён- ка! Самое дорогое и единственное, что у меня было! А Вы жалеете эти сраные копейки, что кидаете мне словно собаке кость?

– Копейки?! – начал заводиться Пётр. Он тоже заметно повысил голос, но при этом выглядел весьма обескураженным. – Опомнись, девочка! Столько учитель за месяц не зарабатывает, сколько я в неделю тебе привозил. А как же хата? Этого мало, по-твоему? Ты вспомни, кем ты была совсем недавно, мать!

Алина испугалась. Речь Петра, того неприхотливого и суетливого мужичонки-простачка, каким привыкла его видеть Алина, стала напоминать блатной жаргон.

Она решила не нарываться. Поняла, что наверное, "бывших" уголовников не бывает. Делать нечего. Всё равно знала, что когда-то это произойдёт, и Виноградовы перестанут её обеспечивать. Именно поэтому она откладывала часть денег впрок.

– Пётр, я Вас услышала. Можете идти. Надеюсь, что наши жизненные пути никогда не пересекутся, – сказала успокоившаяся Алина.

– Надеюсь, – ответил Пётр, вставая. – Спасибо за дочку, Алина. Мы в расчёте. Прощай.

И потянулись долгие нудные осенние дни. Алина часами пролёживала в постели, глядя в потолок. Она уже успела насладиться мыслями о том, что имеет свою квартиру. Она переделала здесь всё по своему вкусу, сама поклеила обои и купила мебель на сэкономленные деньги. Но время шло, а работать не хотелось. Всё-таки Алина заставила себя встряхнуться и пойти искать работу. Через месяц, в октябре, она уже была принята в 76-ю школу учителем русского и литературы.

Жизнь потекла своим чередом. Но одиночество съедало Алинину душу. Во-первых, было скучно. После уроков делать было нечего, с мужчиной познакомиться никак не получалось. Ей исполнилось двадцать семь, а все мужчины в этом возрасте были или уже женаты, или с каким-нибудь изъяном. Да и коллектив в школе, в основном, был женский.

Своё бездомное прошлое Алина начисто стёрла из памяти. Не получалось только стереть память о дочери. О своей малышке. Она то снилась ей во сне, протягивала ручки к ней и звала мамой, то просто вклинивалась в мысли или мечты, не давая покоя. Алина мучила себя догадками о том, какая она сейчас, что умеет в свои полгодика, похожа ли на неё… Ежемесячно она отсчитывала её дни рождения. Может быть, если бы Алина снова родила, то забыла бы Валю. Но она не родила, даже не познакомилась ни с кем, от кого можно было бы родить. Это стало для неё навязчивой идеей. Но всё было "глухо" в личной жизни у Алины. Ей бы жить, да радоваться, что выбралась из нищеты, но нет! Её донимали мысли о ребёнке. А на горизонте – никого…

Сон, приснившийся Алине Неверовой в декабре под Рождество переменил всё в её судьбе. Приснилось, будто катит она саночки по заснеженной тропинке в парке. Сидит на них, укутанная в одеяло с ног до головы, пухленькая девочка. На головке шерстяной платок, прикрывающий лобик и рот. Торчат из него только глазки-пуговки карие, курносый красный носик да румяные щёчки. Тихо падают снежинки и тут же тают на её тёплом милом личике. Изредка малышка неуклюже стряхивает их с себя ручками в больших вязаных рукавичках под цвет таких же валенок, торчащих из-под одеяльца. Алина тянет за собой санки, часто оглядываясь и умиляясь, и при этом чувствует себя совершенно счастливой мамой. Они только что катались с горки, устали и замёрзли и теперь спешат домой за праздничный рождественский стол с плюшками и ароматным чаем. В центре комнаты горит огнями настоящая ёлка, а на стёклах окон поблёскивает причудливый ледяной узор. Эта сказочная картина наполнила душу сновидящей женщины покоем и светлой радостью.

Алина проснулась под утро, когда ещё было совсем темно. Прекрасный сон развеялся, а тоска по дочери вернулась и принялась терзать её душу с утроенной силой. И никуда от неё не деться, не спрятаться. Никакие уловки не помогают, ни самовнушение, ни переключение ума на другие дела… И созрела в этот момент мысль в голове несчастной: "А не вернуть ли мне мою дочь?" Да! Почему бы и нет? Иначе чёрная тоска сожрёт её изнутри. Решено. Она знает, как действовать.

Новый год Алина провела в раздумьях. Она настолько тщательно продумывала свой план, каждое слово, которое скажет Виноградовым, каждое "за" и "против", что даже пропустила бой часов. В телевизоре мелькал новогодний выпуск "Голубого огонька", но Алина не слышала ни песен, ни поздравлений.

Дождавшись конца новогодних праздников, она принялась следить за Петром Виноградовым, чтоб узнать где находится дом родителей Ксении. С ним самим Алина разговаривать не собиралась, решила "надавить" на Ксюшу. Сначала она отправилась в универсам на Зои Космодемьянской. Не составило труда выяснить, что Пётр не обманул: он действительно больше не был директором магазина, а трудился здесь же зав.складом. Алина не пожалела денег на такси, чтоб проследить за автомобилем Петра после работы. Так она узнала адрес дома в деревне Выхино в десяти километрах от города, где теперь проживали Виноградовы с её дочерью. Дом был добротный, двухэтажный. Супруги с ребёнком занимали первый этаж. Алина отпустила такси и пошла прогуляться. Древня была небольшой, даже, можно сказать, она больше походила на городскую окраину. Место, где можно было гулять с коляской здесь было одно: маленький скверик с катком для хоккея посередине, детской площадкой с деревянными домиками и вырезанными из дерева фигурками сказочных персонажей у входа. Небольшое пространство занимала летняя эстрада, заваленная теперь по колено нетронутым снегом. По периметру сквер был окружён голыми чёрными деревьями, склонившими свои ветви под тяжестью снега. Над ними беспорядочно кружились стаи таких же чёрных ворон и галок, громко галдящих в тишине морозного вечера. Здесь-то Алина и подкараулит Ксению для серьёзного разговора. Получилось это не сразу. Два раза в неделю Алина приезжала в деревню автобусом, но Ксении не встретила ни в сквере, ни на улице. "Может малышка болеет? Поэтому не гуляют…" – думала она. Наконец, в начале февраля Алине повезло. Утром, около одиннадцати часов, переминающаяся с ноги на ногу замёрзшая Алина увидела в сквере Ксению с коляской. Издали она заметила, как Ксюша, одетая в красивую кроличью шубку и такую же модную меховую шапочку с трудом катит коляску, увязающую маленькими колёсиками в глубокой снежной колее. Сердце у Алины забилось быстрее, сейчас она увидит свою девочку, которой вот-вот исполнится девять месяцев. Она ринулась наперерез молодой маме. Подойдя ближе, громко поздоровалась, а то Ксюша, занятая толканием непослушной коляски никого вокруг просто не видела.

– Привет! А чего это вы не на саночках? – начала Алина как можно более дружелюбно, даже улыбнулась. Она посмотрела на малышку. Та была не похожа на увиденную ею во сне. На девочке была коричневая шубка, белая шапочка с большими помпонами и такие же варежки, личико было худеньким, глазки голубыми, какими-то испуганными, носик вовсе не курносый, а прямой, губки тоненькие и бледно-розовенькие. Видно было, что малышка недавно болела, наверное, в первый раз на улице.

Ксения остановилась. На её холёном лице застыла гримаса страха. Это Алина заметила сразу. Ксюша не стала улыбаться в ответ и решила не показывать виду, как её пугает эта неожиданная встреча. Она взяла себя в руки и ответила вполне себе твёрдо:

– Здравствуй, Алин. Как ты меня нашла? Впрочем, не важно. На санках Валечке холодно. Мы недавно болели, кашляли, теперь вот в поликлинику едем на осмотр. Месяц почти дома сидели. Ты что-то хотела?

Алина присмотрелась к девочке. Понять, на кого она похожа было невозможно, но пламенных чувств она не испытала при виде дочери. Может потому, что представляла её себе другой? Или просто не знала, как себя вести с ребёнком? Или стеснялась? Чувства её наполнили самые противоречивые, начиная с того, что вот бы схватить ребёнка и убежать, до того, что надо бы развернуться и уйти. Но нет. Она знает, зачем пришла. Потом она привыкнет к своей малышке и с чувствами своими как-то разберётся. Надо довести дело до конца.