Лихолов

– А ты мне, Поющая Стрела, лучше бы про дракона рассказал побольше, – спросил Лихолов.

Елисей же знал про дракона то, что сначала появился он на окраине столичного града.

– Говорят, изжег он кучу домов. Вызвал в Рассветнике сильный пожар, ух! А потом улетел на запад к Горбатым Холмам. Теперь мучает там ближайшие деревни. Нападает на пастухов и похищает овец. Еще молвят, что пока дракон еще юн, ну… то есть не так уж огромен – всего человека в два-три в длину.

– Добро! Это значит, что тварь пока неопытная, неловкая – ее легче убить! Надо скорее ловить удачу, – обрадовался Лихолов. – Через год дракон увеличится раза в четыре, обучится даже сквозь сон все четко слышать. Тогда победить его будет гораздо сложнее…

Через некоторое время пути Лихолов уже остро ощущал голод, так как последний раз ел еще в хижине Велимудра. Решено было сделать привал, но, только не отходя далеко от тропы, ведь вытоптанная дорожка была неявной и легко терялась. Отдых получился коротким, ведь путь еще был далек. Быстро перекусив, странники двинулись дальше, и шли еще долго на север до самого вечера. Но, как только солнце начало светить тусклее, Елисей сразу принялся искать место для ночлега: в темноте по лесу бродить было бы уж слишком опасно – сумрак тогда издали уж никак не заметить, да и звери многие по ночам нападать любители. Нужно было заночевать так, чтобы не вызвать к себе лишнего внимания, не тревожить лес, не приманить зверья, да и не привлечь какую нечисть. Поэтому Елисей выбрал место, с одной стороны, не самое темное – опушку хорошо освещаемой луной полянки, а с другой – не самое открытое – нашел около старого дуба тенистое углубление в земле, поросшее по бокам кустарником. Предложил костер не разводить, а получше закутаться в плащи.

Солнце устало убегать по небу от своих вечных преследователей: Мрака и Холода. А те, наконец, догнали его у самого горизонта и пожрали. Чтобы завтра светило могло возродиться вновь, и эта вечная погоня бы продолжилась. Так наступила ночь.

Неудобно было засыпать под старым деревом: корни кололи ребра, муравьи шныряли туда-сюда. Но оба путника очень устали за день ходьбы. Так что стоило только перекусить, глотнуть воды и прилечь, как оба быстро задремали.

Лихолов привык странствовать. Он мог заснуть, казалось, в любых обстоятельствах. Но сегодня ночью что-то мучило его. Снился странный сон. И не кошмар, но и не добрая явь… Казалось Лихолову будто кто-то зовет его. Да был этот кто-то вовсе не человек. Будто металл ожил, обрел душу. Томилось странное существо в плену, во тьме, давно томилось – освободителя ждало. Не разглядел Лихолов толком, что оно такое было. Только слышал сквозь сон голос низкий, раскатистый: «Арислав! Приходи! Арислав! Тебя я жду!» Так могла бы говорить пещера, если бы имела голос. И странное чувство пробирало от звуков этого голоса: будто это металлическое существо не страдает вовсе, но и в заточении томиться устало. «Сколько ты уже меня ждешь?» – спрашивал Странник во сне. «Века… века жду тебя… Но ты еще так далеко… Дождусь ли?..» Вздрогнув от этого ответа, Лихолов проснулся. Тфу ты! Ну, и приснится же такая дурь.

Странник встал. Ласковые лучи солнца скользили меж ветвей. Розовой негой рассвет обнял облака.

– Что сон, то явь. А явь иногда сама и есть сон, – вдруг послышался голос за спиной.

Лихолов развернулся на звук и уже держал руку на рукояти ножа. Перед ним на одной из ветвей сидела здоровенная птица с человечьим лицом. Гамаюн! Известный восточный дух. Приносит дурные вести. Плохой знак, ох, плохой! И отцу Арислава такой перед гибелью являлся…

– Чего тебе надобно, почтенный? – вдруг произнес Елисей. Оказывается, парень уже тоже проснулся. Только он не был так испуган. Тут Лихолов вспомнил, что на юге и на севере по-разному относились к гамаюну. В Раздоле это было что-то вроде нежити, лихо неприкаянное. А на севере умели гамаюнов умасливать вкусной пищей и расставаться мирно.

– Ничего не надобно, – засмеялась птица с человечьим лицом. – На смерть пришла взглянуть.

– Чью? – недоверчиво нахмурился Лихолов.

– Не знаю, мне-то что? Смерть за тобой идет, Странствующий Охотник. Кожу твою насквозь пропитала. Руки твои в крови. Многие гибнут по твоей милости. Смерть – твое ремесло, твое предательство и твоя судьба. И скоро смертей вокруг станет еще больше!

Вот, гадость поганая! Тут Лихолов разозлился. Как эта нежить узнала о его предательстве? Как вообще имя узнала? И кто это его имеет право попрекать ошибками прошлого? Схватил с земли камень и швырнул в гамаюна. Но тот с карканьем сорвался с места и увернулся. Струсил, полетел прочь, но сам еще долго визжал в небе, и слова его раскатывались по всему лесу:

– Смерть! Смерть пришла в лес! Уж меч точит, уж и стрелы готовит! Берегись, берегись! Смерть идет! Кровь зовет!

Лихолов обернулся на Елисея. Парень стоял бледный и с ужасом в глазах.

– Испугался? Неженка лесная! – фыркнул Странник. Вот поэтому у него и не было друзей. Правду сказал дух. Где Лихолов – там всегда одна смерть…

– Кто бы не испугался, – потрепал себя по голове юноша. – Но смертей у нас и без тебя, Лихолов, слишком много. А коли от твоей руки парочка чудищ сдохнет – так и хорошо!

Тут подумалось Лихолову, что парень то только с виду простачок. А сам вон какой! И не испугаешь его так уж просто, и рассуждать способен.

– Есть охота, – перевел тему Странник.

– О, уж это в моем лесу легко решается.

Елисей ушел на полчаса, и вернулся с четырьмя птичьими яйцами в руках. Сытный завтрак, по два сырых яйца на каждого, немного приободрил. Пришло время расплачиваться Лихолову за помощь Елисея. Странник сказал юноше принести из леса три тяжелые ветки деревьев и много хвороста среднего размера. Через полчаса задание было выполнено.

Лихолов пояснил, что из трех тяжелых ветвей им предстоит грубо на глаз вырубить нечто, напоминающее по размеру деревянные мечи. Грубо обтесали мечом Лихолова древесину, и Елисей взял в правую руку один из увесистых обрубков.

– Всегда выбирай для тренировок меч потяжелее, – наставлял Лихолов своего подопечного. – В бою требуется сила рук и плеч, а их нужно развивать усердными тренировками. Если учиться будешь на легких мечах – члены твои так и останутся слабыми. Сейчас же немного разомни правое запястье – разгони там кровь, разогрей плоть. Иначе будет надрываться и болеть. Но вообще им не мельтеши. И даже не рукой гоняй оружие, а плечом – в нем твоя боевая сила.

Пока Елисей, сдвинув немного брови, нехотя разминал запястье, Лихолов командовал дальше:

– Немного подсогни колени, левую ногу вперед. Да приподними чуть от земли руку с веткой и согни в локоть так, чтобы ветвь, тьфу ты, чернь ее, чтобы меч направить противнику в живот. Тренироваться будем, да только надо постараться сильно не шуметь. Так, поиграемся слегка.

Елисей направил обрубок на туловище Лихолова, а тот тоже взял деревянный «меч» и сделал резкий выпад на ученика, целясь деревяшкой тому в шею. Но Елисей успел увернуться и даже нервно махнул своим «мечом» в ответ.

– Неплохо! – ухмыльнулся Лихолов. – Внимание не теряешь. Но руки у тебя болтаются сами по себе! Надо учиться двигаться цельно и гибко. Бери второй обрубок и маши вдоль земли двумя палками. Буду бросать тебе всякую шушеру поменьше, а ты отбивай.

Лихолов делал все резко и неожиданно. Бросал в Елисея палки то ровно прямо, то с вывертами, то сверху, то из-под низа. Юноша старался уворачиваться или отбиваться, как мог, и неплохо преуспел, однако одна юркая веточка все же поцарапала ему ухо. Юноша с некоторой обидой выпалил:

– Больно хитро ты орудуешь! Все у тебя исподтишка…

– А ты как думал, неженка деревенская! – подтрунивал над ним наставник. – Кто с тобой в настоящем бою сюсюкаться будет? Противник мечный ничем на дичь твою привычную не похож. Убегать не станет. Только и жди неожиданных приемов да подлостей разных! Эх, охотник – румяные щеки, – вздохнул Лихолов. – Видать, не столько воинскому делу тебя учить придется, сколько хитрости житейской.

Завершив упражнение с ветками, Лихолов без передышки перешел к занятиям в связках. Учил Елисея стойкам, ударам, до тошноты отрабатывая один и тот же выпад, пока у обоих уже не начало сводить руки от усталости. Осложняло дело, что мужчины старались тренироваться тихо, не наводить в лесу лишнего шума. Утро смотрело и дивилось. Тихо благословляло магией светлого леса обоих мужей на то, чтоб использовали они свое боевое искусство в защиту добра. Утро в лесу такое щедрое, каждый северянин знал это.

После часовой изнурительной тренировки обоим потребовалось немного передохнуть с флягами родниковой воды в обнимку. Лихолов спокойно присел и оперся на ствол дерева – он не так уж устал. А Елисей лег на поляне на спину и раскинул руки. Зашептал старую северную песню про доброго любимого Леса. И казалось ему, что с каждым словом лесная родная земля все больше напитывает тело силой, смелостью, решимостью. Так и чудилось, что прямо через кожу напитывается благославлением Отца-Леса. Очень скоро юноша уже задорно вскочил на ноги и предложил выдвигаться дальше.

Дальнейший путь по еле заметной дорожке очень напоминал вчерашний: все тот же лес с редкими опушками. По бокам виднелись иногда вдали овраги, болотистые впадины или холмы. Иногда тропинка раздваивалась в загадочных развилках, Елисей уверенно выбирал нужное направление. Ближе к обеду пришлось им поохотиться. Напев что-то полушепотом своему простому деревянному луку, Елисей натянул тетиву, и свистящая стрела с первого же раза нагнала зайца. Для обеда пришлось найти место вдали от любых оврагов и туманных лощин, чуть выкопать в земле углубление для будущего костерка, чтобы не сильно привлекать внимание разной бродившей по лесу твари. Зажарили зайца одного на двоих, насытились, угли затоптали и присыпали сырыми еловыми ветвями. И без промедления двинулись дальше в путь. Все уже казалось Лихолову одним и тем же. Много раз он молча радовался, что согласился на помощь Елисея, ведь тяжело было бы одному в чужом лесу дойти до цели. А юноша вышагивал легко, любуясь каждой новой полянкой, ловко выглядывая блуждающие туманы.

Слышалось иногда по лесу чье-то «Ау! Ау! Ау!».

– Что за невидаль? – спросил Лихолов юношу.

– Не обращай внимания, – ответил тот. – Это Аука. Давний дух, знаем мы его! Аукает, путников в глушь заманивает. А там, во тьме нападет со спины – не спасешься! Ну, то для чужаков угроза. Местные-то его голос знают, не обман ведутся. А уж коли подойдет сам, так и песней доброй спугнуть легко.

– Со всеми то вы слад имеете, – ухмыльнулся Странник.

– Со всеми, да не со всеми, – вздохнул Елисей. – Со старыми только. А против новых, этих вот… бродячих… И нету средства…

Аука меж тем не унималась:

– Ау! Смерть! Смерть пришла!

– Вот разошлась, – плюнул юноша. – Это ей, небось, гамаюн накаркал еще про тебя, Лихолов. Вот и запугивает тебя как может. Ну, мы ее быстро сейчас.

И затянул молодой охотник снова свое шепотом:

– Лес, шелести! Лаской пролей. Ладные души наполни силой. Любовью ветвей обними. Льнет свет к свету, льется мудрость стволов. Лепестками да листьями лоснится колыбель леса. Лови же путника в свои ладони, мой лес!

Так и смолкла Аука. Поняла, что на своего земляка напоролась, и не полакомиться теперь легкой добычей.

И вот ближе к вечеру густая чаща стала постепенно видоизменяться. Деревья уже не жались друг к другу, а стояли поодаль, свободно раскидывая ветви. Листья все больше вытеснялись хвоей. Поляны стали более просторными и порой переходили в большие поля. Да и сам по себе лес растерял по низам всю растительность, кроме мха всех видов, и напоминал теперь большой зал с колоннами: просторный снизу, укрытый пушистым ковром (мягким и мокрым – хоть босиком шагай). Воздух немного похолодел.

Вскоре вдалеке показались невысокие горы. По словам Елисея, это и были «Горбатые Холмы». Юноша даже тихонько запел Лихолову старинную северную песню, которая уверяла, что здесь жил когда-то огромный дракон. Якобы на плодородных землях он рос всю жизнь, становясь все внушительнее и громаднее. И вот однажды дорос крылатый змей до того размера, что уже не смог взлететь. Плакала искорка магии, породившая его, ибо уже не в силах была поднять свое жуткое детище в небо. Дракон, умирая от голода, бессильно улегся на просторном поле и испустил дух. А тело его постепенно окаменело и стало цепью невысоких гор – горбатых, как спина с шипами.

Пел Елисей очень тихо, шепотом, чтобы не привлечь на живительный звук напевов никакого морока. Но Лихолов смог все расслышать. И забавным ему показалось, что сюда снова прилетел очередной дракон. Притягивает их местная земля, что ли?

Вдруг оба мужчины услышали жуткий, оглушающий рык. Он звучал так, будто одновременно прогромыхали десятки барабанов, прозвенели в бешеной битве сотни мечей и прорычали тысячи медведей. Даже ветви на деревьях, казалось, вздрогнули от ужаса. Все в редколесье сразу же притихло и замерло. Странным образом, воздух здесь резко показался уж слишком холодным. Звук прилетел издалека, странники успели броситься в укромные места под деревьями. И увидели в небе, как мчится откуда-то с востока к Горбатым Холмам тот самый дракон. Да так наслаждается он в полете собственной силой, что рычит не ради охоты, не ради охраны, а всласть, упиваясь своей мощью. Да, дракон был еще молод – некрупный, неграциозный какой-то. Но уже опасный. Он уселся на одной из невысоких вершин холмов и затерялся меж скалистых выступов, обнявших его, словно стены крепости.

– Холодно! – поежился Елисей, неожиданно для августа закутываясь в теплый плащ.

– Это та тварь забрала в себя жар с земли, – ответил Лихолов и указал в сторону холмов. – Я уже встречал описания драконов, хотя и редкие эти мрази. Внутри дракона горит костер – тварь сжимает внутри себя магический огонь, шкура егона ощупь, как теплая печка. Вокруг дракона воздух всегда теплый, даже жарковатый, как летним днем. Потому что их тела всасывают в себя все тепло из окружающего воздуха и земли. Зато поодаль от дракона холодно – ибо похищено все лето.

– Жуть! – поморщился Елисей. Было видно, как юношу слегка потряхивало. И уж, наверное, не только от холода. А кто бы не испугался идти в логово к дракону? – Храни землю, Матушка Судьба, от этих мразей! Но я-то привел тебя к дракону. Ну? А что дальше?

– Дальше – разведка. Этот дракон еще молодой и неопытный. Наверное, не думает о своей безопасности, вряд ли прислушивается. Так что прокрадемся к его логову, понаблюдаем за ним чуток. Разглядим получше. Разведаем когда и как спит, когда охотится. А потом тихонько спустимся обратно в редколесье, и ты меня проводишь в столицу к королю. Выложу ему все, что знаю, выторгую золотую цену. А дальше буду думать, как тварь убить… И на разведку идти надо сейчас, пока, наверное, он сыт после охоты и расслаблен. Только тихо, не шумя… и, клэтва, парнишка, не болтая!!!

– Вечереет, – вздохнул Елисей. Юноша явно замялся. – Лихолов… Я довел тебя сюда легко, потому что знал дорогу. Но… вот по самим холмам я никогда не бродил. Место это слывет у нас мрачным. Говорят, там духи пляшут по ночам: зажигают дурной магией костры и водят хороводы. Легенды твердят, что в темноте подняться в эти горы – верная смерть. Ох, жутко туда соваться ночью! Обождать бы лучше до рассвета.

Лихолов не особо верил во всякие старые легенды: для дурачков и простачков все это писано. И еще он не хотел упускать момент, когда можно было бы безопасно подобраться к дракону. Например, будучи уверенным, что хищник спит после охоты. Но Елисей с упрямством камня отказался идти во время заката к жутким холмам. Прикинув как следует, Странствующий Охотник все же решил, что раз уж есть напарник, да еще и местный житель, то идти на разведку безопаснее вдвоем. Значит, придется уступить.

Заночевали, найдя место на предгорье меж больших серых валунов и кустарников, укрытое от посторонних взглядов. Поужинали весьма скудно, так, чтобы хоть немного припасов осталось на утро. Костер разводить снова побоялись. Перед сном Елисей долго молча смотрел в ночное небо, и в какой-то момент сказал:

– Верила моя матушка, покойница, потому как ей поведала то ее мать, а той и ее, что небо есть купол, а звезды – лишь дыры в нем. А когда солнце заходит, сквозь эти дыры просачивается к нам свет горний. Ну, с того мира, что выше нашего, где живет сама Матушка Судьба.

– Да, – тихо ответил Лихолов, – моя мать тоже мне такое говаривала в детстве… Но пока странствовал я по Зеленой Тверди, слыхал множество иных преданий. Например,, что Солнце есть отец, а Земля есть матерь, и много у них разных детей. И звезды их дети, и люди – тоже. Да все то – лишь сказки. Спи, давай, молодчик!

Уснули, завернувшись в плащи, голодные и озябшие. Казалось Лихолову сквозь дрему, что доносились со стороны гор странные вои и стоны, что там все скрежетало и двигалось. Но камни и растения укрывали путников надежно, а выспаться было сейчас очень нужно, потому Странник силился спать дальше, невзирая на страшные звуки.

С первыми лучами солнца Елисей проснулся сам и разбудил Лихолова. Наскоро доели они последние крохи лепешек, полакомились орехами и двинулись в сторону той части гор, куда залетел крылатый змей.

Здесь Елисей троп никаких уже не ведал, и чувствовала местная земля, что шагают по ней два чужака. Не нравилось это вторжение горбатым холмам: не выстилалась нигде легкая дорога. То приходилось карабкаться через угрюмые здоровенные камни, то пробираться через ледяные горные ручейки. Тяжело, с сопротивлением. Ничто здесь не было радо незваным гостям. Особенно же донимал холод. Августовский свежий, но еще по летнему уютный лес, остался где-то позади, как теплая мечта. Горы же ощетинились, кололись, скользили, препятствовали. А к тому же Лихолова мучили боли в шрамах. Путь занял намного больше времени, чем представлялось.

На очередном подъеме, где-то меж сосен, странники снова услышали оглушительный рык дракона. На этот раз звук пронесся совсем близко. Мужи прижались к ближним хвойным стволам, пытаясь как-то укрыться. И вовремя – буквально через пару мгновений увидели они, как пролетело над ними большое шипастое чудище. С коричневой чешуей, отливающей блеском в серебро, с вытянутым тонким телом и небольшим хвостом на широкихперепончатых крыльях. За драконом шлейфом тянулось тепло, словно в эти края снова вернулось лето – но оно быстро рассеялось. Тварь и не заметила спрятавшихся странников и продолжила планировать мимо, куда-то на запад.

– Сейчас разомнет крылья, а потом начнет охотиться, – немного расстроенно высказался Лихолов. – Не успели. Теперь придется пробраться поближе к его логову. Там затаиться и ждать возвращения.

Лихолов, явно привыкший к походам по чужим землям, с большим напором шел вперед. Он, по всей видимости, намеревался подоспеть к логову дракона и найти там удобное для засады местечко. Явно умел Странник переть напролом, против воли природы, против судьбы и против обстоятельств, не сокрушаясь от того чувства, что ему сейчас не рады. Елисею же страсть как хотелось обучаться у Лихолова и бою на мечах, как он уже говорил, да еще и охоте на магических тварей. Потому как и кровь воина, и кровь охотника смешались в юноше. Много он слышал россказней и легенд о Странствующем Охотнике, и только в самых своих потаённых, безнадежных мечтах мог представить, что однажды встретит героя воочию. Да еще и получит несколько уроков, навяжется в ученики. Происходящее при всех неудобствах было для Елисея даже больше, чем сбывшееся желание. А кто мечтал, тотзнает, что больше мечты может быть только одно – чувство обретения предназначения. То самое, глубоко пронизывающее ощущение, когда ты всем своим существом чувствуешь, как Матушка Судьба собственными руками схватила тебя за шкирку и тащит в нужном направлении. Вероятно, такое чувство могла бы испытывать капелька соленой воды на камне, которую вдруг подхватила огромная волна и унесла назад в родной океан. Именно это переживал Елисей с той самой минуты, как встретил в лесу Странствующего Охотника. За таким чувством молодое горячее сердце пойдет куда угодно и правильно сделает. Потому юноша молча повиновался своему спутнику и шел, превозмогая усталость и страх.

Странствующий же охотник, все-таки, достиг желаемого примерно к обеду. С отлётом дракона благодаря близкому августовскому солнцу в горах немного потеплело. Но путь, наконец, прервался. Лихолов дошел до места, куда, как ему показалось, вчера влетел дракон. И правда, все тут было похоже на обиталище крылатого змея. Здесь вершина одного из холмов неуклюже прижималась к следующей горе. Часть этого небольшого плато была завалена огромными валунами, образовалось что-то вроде укрытого с трех сторон зала, только без крыши. В углублении же виднелась неглубокая темная пещерка – можно было предположить, что спал дракон именно там. В отличие от всего остального серо-зеленого ландшафта Горбатых Холмов, в этом месте много было опаленных чернотой камней и выжженной растительности. Местами валялись кости каких-то зверей, некоторые прямо с недоеденными кусками плоти. На них же толпились, галдя, стервятники. Эти останки источали мерзкую гнилостную вонь. Суета голодных птиц сливались с мельтешением мух. Лихолов осмотрелся, приглядел пару укромных мест и приказал Елисею сторожить горизонт с запада. Сам же двинулся к пещерке.

В целом, весь этот удручающий вид вполне вписывался в обычные картины из жизни нечисти. Да вот только вдруг что-то резануло взгляд Лихолова. Что-то странное, нетипичное для такого места, что-то цветное… Он подошел к этому поближе и понял, что смотрит на одежду. Человеческую, причем, отнюдь не разодранную ткань некоей невезучей жертвы. Нет. Этот наряд был аккуратно сложен, будто бы по-людски, в ровную стопочку и бережно уложен на одном из камней пещеры. Странник часто сталкивался с разной дурной магией, поэтому понимал, что странных незнакомых вещей касаться ни в коем случае нельзя – мало ли, какие чары на это наложены. Более того, подобные следы человеческого присутствия означали, что вообще что-либо здесь трогать, передвигать и задевать крайне опасно. Одним словом, нельзя оставлять после себя в этом логове какие-либо изменения. Уже само то, что запах Лихолова и Елисея (кстати, весьма насыщенный и дурной после нескольких дней странствий) останется тут – уже большая угроза. Ведь дракон может его заметить и насторожиться, взбеситься и даже броситься выслеживать непрошенных гостей. Остается только надеяться, что тварь еще юная, неопытная, толком не сообразит, что делать, если почует чужаков. Подойдя и всмотревшись пристально в странную находку, Странник понял, что обнаруженная в пещере одежда, вероятно, женская и весьма приличная. Поверх стопки лежала какая-то теплая вещь небольшого размера, из добротной плотной красной ткани, расшитая золотыми нитями, с замысловатыми узорами, да еще и с меховыми окантовками. Под ней же томилась в стопке какая-то тряпка, напоминавшая длинное льняное платье и еще какие-то мелочи. Вдруг Лихолов заметил поодаль коричневые женские сапоги. И рядом еще кулек каких-то завернутых вещей. Все без следа крови и насилия – бережно сложенное. Странно, очень странно.

Что за загадки? У дракона есть служанка? Или, скорее, хозяйка? Странная богачка, приходящая невесть откуда в гости? Нет, бред! Откуда ей приходить, ближайшая жизнь только в деревнях в дне пути через дикий лес, никто так ходить не будет. Может эта загадочная женщина здесь живет? Но где тогда следы ее быта – очага для пищи или бочки с водой, например? Как она могла бы спать на холоде ночью?… Нет, жить здесь никто бы не смог. Тогда, может, дракон украл это все откуда-то? Но тогда вещи были бы все небрежно скомканы и невесть как разбросаны! Да и зачем дракону женские тряпки и сапоги? Возможно, сюда каким-то неизвестным пока образом приходила женщина, разделась сама и… сгинула? Принесла себя в жертву? Тоже странно. В жертву могли бы принести деревенскую нищую девку без помощи и защиты, но одежда явно принадлежала богачке, и даже на ведьмины лохмотья совсем не походила…

Раздумья поглотили внимание Лихолова. Очнулся он неожиданно от свиста Елисея. Это означало, что на горизонте с запада показался дракон. Пока где-то вдали, но надо было срочно спешить в укрытие. Странник резко бросился прочь из пещеры, перепрыгивая кости и камни. Оба мужчины шустро полезли наверх и спряталсь за выступами кривых булыжников. И вскоре нырнули куда-то поодаль от логова дракона, но чуть сбоку и на возвышении, в уступе соседней горы, меж валунов, высокой травы и пушистых колючих кустов. Они залезли туда уже почти ползком, укрываясь от глаз крылатой твари. И залегли в молчании, таращась на приземляющегося дракона. Лихолов приставил палец ко рту и тихо шикнул Елисею. Теперь оставалось только наблюдать.

С рвущим воздух рыком довольная тварь вернулась в свое гнездо. Взмахи его крыльев, поднявшие пыль и распугавшие птиц, медленно стихли после того, как дракон неуклюже шмякнулся на лапы. В его пасти свисало что-то мертвое, напоминающее овцу. Видимо, украл у кого-то из ближайшей деревни. По клыкам струилась кровь жертвы. Он бросил бездыханный комок на камни.