Лихолов

Северный лес дышал недружелюбными туманами. Он перешептывался с сиреневым утром о чем-то тревожно: то через шелест листвы, то через щебет птиц. Густые чащи всегда обороняются от яркого света. Но сейчас многие места уж совсем напитались мглой, так что у самого яркого солнца не было шансов зазолотить их. В тех гущах холодило неведомой жутью. Хотелось обойти их стороной, тихо-тихо, не привлекая лишнего внимания.

Старое густолесье, через которое лежал путь Лихолова в сторону столицы, считалось небезопасным местом. Дикая чаща была настолько обширна, что в ней хватило места расплодиться многим необычным существам. Кроме простых волков, оленей, кабанов, медведей и прочих распространенных зверей, здесь обитали, по слухам, большие птицы-призраки, которые перемещались не полетом, а рывками, словно черные молнии. Теперь уж ясное дело, что здесь завелись и какие-то косматые зубастые гиганты – , с одним из которых так неудачно десять дней назад столкнулся Лихолов. Победил с помощью своего охотничьего мастерства, но и сам чуть не ушел в небыль. И много нового, неведомого доселе, в последние годы размножилось в этих землях.

Поэтому Страннику требовалось как можно скорее выйти на центральный лесной тракт, там часто ездили разные повозки и просто всадники. Идти такой дорогой было бы безопаснее, чем топать через отдаленне поляны. Но Лихолов был не из трусливых – слишком многое повидал на этом свете. Он выбирался из таких передряг, после которых встреча с волками покажется милым приключением. Тем более, смелости придавало нескромное оружейное обмундирование, которое охотник носил на себе всегда. Помимо меча в ножнах, вся его одежда была оснащена множеством потаенных колющих приспособлений. Например, внутри каждого из рукавов коричневой кожаной куртки находились незаметные кармашки, таившие в себе маленькие, но очень острые ножи, которые Странник приловчился доставать в драке быстро и незаметно. В поясе брюк так же притаилось с десяток остро отточенных маленьких металлических бумерангов. В правом сапоге был кинжал из безупречной междуречной стали. А с задней стороны подошвы левого сапога искусно и незаметно было встроено маленькое лезвие – ох, сколько раз оно выручало охотника из разных передряг! Никто не замечал его, поэтому странник звал это маленькое острие Невидимкой. Даже когда требовалось полностью разоружиться или когда все оружие отнимали – Невидимка оставалась при хозяине, настолько хитро эта тонкая острая бестия пряталась в подошве. Такую концентрацию оружия на одном человеке не заметить было невозможно. Даже черный шерстяной плащ, который уже много лет покрывал плечи странника в походах и защищал от дождя и ветра, не мог смягчить впечатление вооруженного до зубов воина.

Но все же Лихолову было неспокойно идти через густой, заросший вековыми высоченными деревьями, северный лес. Из-за обилия растений вниз попадало мало солнечного света. Отовсюду доносились шорохи, словно намеренно запугивали странные неведомые звуки. Лес ощущался, как живой, да только испуганный: дышал, двигался и разговаривал сам с собой. Приходилось ступать очень тихо и аккуратно, идти не спеша, чтобы не напороться случайно на неожиданности. Любой громкий звук, например, хруст сломанной ветви, мог привлечь нежеланных диких хищников. К тому же свежие шрамы отдавали тревогой, высасывали силы.

Все утро шел Лихолов на Северо-Восток в направлении тракта. Одному, без коня сложно было тащить и меч, и узелок с вещами, и припрятанные внутри пояса золотые монеты, и лук со стрелами… Плечи начали поднывать. Странник шел, стараясь не терять концентрации, морщился и вздыхал. Он думал о последней беседе с Велимудром и внутренне кипел. Как же надоели все эти маги, жрецы и их властные речи! Как бы освободился мир, если бы все перестали думать об этой «Судьбе», спорить: больше ли в ней света или же тьмы… Мутят воду попусту.

Вблизи показался длинный горизонтальный просвет – тракт! Дошел-таки! Ну, тут уж должно быть проще. Осталось только пройти сквозь маленький затемненный участок. Здесь будто повис сумрак средь бела дня, но Лихолов слишком обрадовался близкому концу опасного отрезка, чтобы это заметить. Странник вздохнул громче обычного, отвлекся и неуклюже споткнулся о какой-то треклятый корень. Бухнулся со всем своим тяжелым железом прямо на землю. Бабах! От этого по лесу разнесся такой грохот, что все в мрачной чаще встрепенулось. Воздух похолодел.

Охотник встал, ругнулся на трех разных языках любимыми словечками и принялся отряхиваться дергаными движениями и рывками подбирать с земли упавшие вещи. Только что-то изменилось. Сначала предчувствие. А потом прямо рядом Лихолов почувствовал затхлую звериную вонь, как пахнет обычно из пасти падальщиков. Опытному охотнику не нужно подтверждать догадки глазами. Знает он, что только скорость спасает жизнь. Странник четким движением мгновенно достал сразу из двух кожаных рукавов по кинжалу, и правой рукой сделал резкий тычок назад. Сразу же ощутил, как острие вонзилось в чью-то мягкую плоть, раздался злобный визг. В следующий миг Лихолов рывком отпрыгнул вперед, одновременно повернувшись лицом к опасности. Перед ним висела большая, с полчеловека ростом, диковинная тварь. Сказал бы охотник, что это обезьяна – но ведь то южный зверь – что ей делать на севере? Она предстала в отвратительном виде: с серой северной шерстью и хищной пастью, какая бывает у волков. Дело ясное: очередное порождение дурной магии. Зверь окровавленный, висящий на хвосте вниз головой, истерически визжал. Он боролся со смертью от ловкого удара ножом в горло, да только тщетно.

Быстро осмотревшись, Лихолов увидел, что таких обезьноволков на деревьях не меньше двух десятков, и поражение одноплеменника их сильно разозлило. Сверкали голодом желтые глаза. Из приоткрытых пастей текли густые слюни, слышался рык. И вонь! Как же они воняли гнилью! Зверюги перепрыгивали или перелазили с верхних веток деревьев на нижние и готовились разодрать свою жертву. Времени на отражение нападения было с пару мгновений. Не тратя бесценный промежуток зря, Лихолов принялся метать в самых ближних обезьян бумеранги. Три зверя упали с веток замертво, но двое других увернулись. Метнул еще два орудия, и ближние звери или поранились, или замедлились. Лихолов ухмыльнулся, пришло время стрел. Быстро выхватил лук и пустил оружие в ход, поражая одного противника за другим. Визги и хрипы, скулеж и рык разрывали воздух леса. Подыгрывал грохот упавших замертво тел. Зловоние же усиливалось. Охотник начал чувствовать облегчение, так как голодная стая все сильнее пугалась, кое-кто поменьше уже поджимал хвосты от страха.

Но тут кто-то напрыгнул на странника слева и повалил на землю. Почувствовалась сырая лесная почва под щекой. Лихолов оказался прижат к земле. Поверх тела бешено вертелся голодный монстр. Вот это уже плохо, очень плохо! Если пролежать так подольше, подскочат и другие, тогда возможности спасения закончатся. Левой рукой Странник схватил обезьяноволка за шею. И старался улучить возможность достать кинжал. Но тварь вертелась и извилась невероятно шустро, ее слюни забрызгали Лихолову все лицо. Вот сейчас уже по спине мужчины пробежал холодок страха…

Неожиданно тварь, оседлавшая Лихолова, вздрогнула с визгом, а затем скатилась на спину пораженная. Странник освободился. Свист еще пяти последующих стрел повлек звуки смерти и ужаса еще парочки близстоящих обезьян. На ветвях оставалось несколько последних тварей, и Лихолов уже приготовился добить стаю, как вдруг… Они растаяли, стали серым плотным туманом и растворились в лесу… Сумрак отступил. Воздух посвежел.

Появилось время оглядеться и поблагодарить неожиданного спасителя. Странник повернулся и увидел в нескольких метрах от себя рослого юношу со слегка взъерошенными светлыми волосами, худоватого, но широкоплечего. Такой себе, пока еще не богатырь, но уже и не отрок.

– Да отблагодарит тебя Судьба! – сказал незнакомцу Лихолов на всеобщем языке и поклонился. – Ты спас мне жизнь.

Молодой мужчина с луком в руках улыбнулся с юношеской теплотой и представился:

– Я – Елисей! По прозвищу Поющая Стрела. Сын Тихомира, оседлого война. Живу тут, в деревне неподалеку, промышляю охотой. Стрелы слушаются меня, как добрая жена любимого мужа, – прихвастнул он и слегка зарумянился. – Почему ты, незнакомец, бродишь по лесу один? Здесь нынче небезопасно. Я с отрочества знаю в здешних чащах каждую тропинку, и то хожу тут с опаской.

– Я иду с Запада. Меня зовут Лихолов или Странствующий Охотник. Можешь звать просто Странник. Я слышал, у вас тут завелся дракон? Хочу поохотиться на эту тварь.

Елисей очарованно вгляделся в своего нового знакомого. Повстречав Лихолова, никто бы и не разобрал: охотник перед ним, воин или странник. Ибо все приметы и первого, и второго, и третьего присутствовали в облачении этого высокого смуглого мужчины с русыми волосами, небрежно убранными в короткий хвост. Колючая темная щетина на лице с редкими седыми волосками создавала яркий контраст с лазурно-голубыми глазами, посаженными под вечно нахмуренные брови. Возраст был размыт в его образе, ибо суровое обветренное лицо и редкие сединки выдавали человека зрелого и видавшего виды. Но и крепкий стан, и сила рук, и легкость походки говорили, что до старости этому богатырю еще далеко. Елисей же, услышав имя незнакомца, изумленно вытянулся:

– Ты тот самый Лихолов??? – после притворно скромного кивка Странника, юноша затараторил своим резко басящим голосом еще горячее. – Слава твоя бежит впереди тебя! Вся Зеленая Твердь знает, что бродит по миру лихой охотник, который может очистить добрые земли от любой обнаглевшей твари, от любого дитя тьмы!!!

Тут парень и сам склонился в поклоне. А потом резко вздернулся вверх и выпалил:

– Но как же ты убьешь дракона, если даже стаю обезьяноволков не смог победить?!

Лихолова обожгло. Однако юноша был прав, так что странник постарался ответить сдержанно:

– Дракона, мать его в чернь, надо убить лишь одного, и я его сначала изучу. А этих обезьяно тварей было с два десятка, и встретились они такие мне впервые.

Напряжение спало.

– Да только вот этого дракона нужно сначала разыскать, – задумчиво вздохнул Лихолов.

Юноша снова обрел добрый вид, смолчал с мгновение, словно обдумывая что-то, а затем неожиданно затараторил:

– А предложу-ка я тебе, славный странник, уговор. И тебе, и мне полезный. Вот что. Оба мы с тобой, видать, хорошие охотники. Ты прославлен, спору нет. Я же с малых лет гоняюсь по этим лесам за дичью. В деревне шутят, что я стрелял из лука, еще не отпустив мамкину сиську! – ухмыльнулся Елисей, снова зарумянился, но не встретил особого отклика и продолжил. – Но я слабоват в бою на мечах. Некому было толком обучить меня… А я всегда мечтал освоить воинскую лихость. А ты, как шепчет мир, в том великий мастер. В то же время я знаю здешний лес: ну… где безопаснее пройти, куда не шагать. Ведаю я и где поселился тот самый дракон, которого ты ищешь. И даже столицу немного знаю! Сгодимся мы друг другу, славный воин! Прими мою помощь? Я буду твоим проводником. А ты расплатись со мною за это …обучением… Ну… как? Будешь мне… наставником?

Елисей замолчал и покраснел как мухомор. Лихолов вздернул брови, чуть поджал губы. И стал прокручивать в голове расчет, теребя через рубаху свой амулет. Но рассудил, что в такие странные времена надежнее будет идти с проводником. Да и к королю выгоднее прибыть, уже разведав все про дракона, изучив его и зная, о чем говоришь и что можешь предложить. Так и больше злата можно выторговать при дворе, и самому славой мастера приукраситься.

– Добро, Поющая Стрела! – сказал Лихолов и хлопнул юношу по плечу. – Но уговор, что обучать тебя буду не больше трех месяцев. Златом за добычу делиться не стану, и так ты мне в тягость. А еще будешь помогать мне оружие носить. – Елисей кивнул, смекнув, что Охотник явно человек не простой, но ушлый. – Однако, вижу, парень ты с ветром в кошельке, да? Если нужно будет в каком трактире расплатиться за кров и еду – угощу тебя, так и быть. А первым твоим советом мне пусть будет вот что. Где бы нам побыстрее коней раздобыть? Надоело мне тут уже подошвы стирать.

Про коня Елисей ничего придумать не смог. Можно было в какой-нибудь большой зажиточной деревне взять лошадок, да только идти до такого места далече. Ближайшая – не меньше дня на юг. А дракон, по всем приметам, поселился в Горбатых Холмах, что от сего места в двух днях на север, то есть в другую сторону. Так что порешили мужи, до драконьего логова дойти пешим ходом, а коней взять у купцов уже вблизи столицы, в одном из селений на центральном лесном тракте. Выяснилось также, что Елисею в свою деревню возвращаться незачем, можно сразу в путь выдвигаться. Он был сирота, дома его никто не ждал. Да и вещей своих у юноши особо не в избытке: все нужное для леса и так уже надето. А посему собрали наскоро они свое разбросанное оружие, стрелы и бумеранги, разделили ношу Лихолова и двинулись в путь.

Глава 2. Разведка

««Грядет огонь. Гомоном затанцует. Грохотать по лесам станет. Горло порвет крик. Гореть заставит гадость промозглую. Головы поднимут воины. Гибнуть будет грозная чернь. Гордо восстанут искры небесного грома. Берегись, гадость, угрюмая!». Пророчество Талмуда Светославия.

Песни северо-востока всегда утверждали, что Северный Лес живой: у него свое дыхание, свой незаметный танец, свой мудрый шепот. Не понять того, не оказавшись в здешних местах. А как пройдешься, так каждая травинка покажется живой, трепещущей. Идешь, вроде тихо, а вроде и шумно – странно, загадочно… Иногда будто бы чувствуется, хорошее ли у Леса сегодня настроение или дурное. Встречает ли он тебя приветливо и пропускает ли ловкими тропами вглубь себя. Или же подставляет то и дело подножки из корней да коряг, путает дорогу, гонит по топям. Говорят также, что Лес к каждому человеку относится по-разному. Одного принимает в друзья и ни за что не даст в обиду. Другого же, наоборот, сам заморит и запутает. Характер есть у Северного Леса – суровый, но прямой, как у всех северян. Потому что у кого есть душа, у того есть и свой нрав.

Лихолов и Елисей пробирались сквозь старую чащу все дальше на север. Воздух освежал. Рыжели от солнца верхушки деревьев, словно политые медом. И внутренним чутьем казалось Странствующему Охотнику, что гостеприимней стала дремучая чаща с тех пор, как зашагал рядом Елисей. Это как идя по незнакомому городу, чувствовать себя в опасности до тех пор, пока кто-то из местных тебя не сопроводит. Так и юноша: шел бодро, смело, что-то свистел, что-то ласково напевал:

– Лес, шелести! Лаской пролей. Ладные души наполни силой. Любовью ветвей обними. Льнет свет к свету, льется мудрость стволов. Лепестками да листьями лоснится колыбель леса. Лови же путника в свои ладони, мой лес!

На ходу поглаживал деревья, иногда замедлял шаг, чтоб улыбнуться знакомому любимому месту. И откликался Лес на любовь, вел юного охотника как старого друга – тропа бежала легко и игриво, нигде не сбиваясь, не ломалась сваленными деревьями. Елисей любил Северный Лес, а Лес любил Елисея. И от того отраднее как-то стала дорога, чем была в одиночку. Иногда, ловя удивленные взгляды Лихолова на свое поведение, юноша чуть смущался и пояснял:

– Мы, люди Северного Леса, верим, что лесная чаща нам, как родитель. Трава, кустарники и деревья – волосы Отца-Сырого-Леса. Камни – кости его. Вода – кровь. Роса – пот. Корни растений – жилы и сухожилия. Всё здесь есть единая плоть Отца-Леса. А потому и ведем мы себя в лесу так, словно ступаем по одному большому живому телу.

На эти пояснения Лихолов лишь вздыхал, так как не очень-то любил всякие верования, легенды и сказочки, а спорить ленился. Но случилось раз такое, что Лихолов на ходу заломил сапогом молоде деревце. Было оно ростом с две ладошки. Потому и не заметил, да наступил. Тут Елисей ахнул:

– Ты, Лихолов, бережнее себя веди! – покачал юноша головой с явным сожалением. – Отец-Лес такого не любит. Ведь ты хочешь, чтобы тропки все хорошие открывались нам? Уж ты тогда должен и сам кажду травку-муравку уважать. Да без надобности не обижать.

Лихолов вздыхал, но старался быть осторожнее. Мало ли чего этому чудному лесу еще в голову ударит? Но иногда юноша вел себя уж совсем забавно. У каждого родника останавливался, чтобы флягу донаполнить. Да все твердил, что чем больше родников в одну общую воду собрать, тем целебнее напиток будет. Это Странника смешило и даже злило. Ну зачем лишние задержки в пути?

Иногда юноша настораживался. Показывал рукой знак остановиться, выглядывал что-то. И видно было меж стволов и зеленой мозаики листьев, как пролетали где-то в затененных частях леса странные сгустки туманов. За ними же ленно волоклась сумеречная темень, слышался тихий вой, незнакомый и жуткий. Словно что-то живое, но искалеченное, несчастное, околдованное летало по лесу, не находя пристанища.

– Беда пришла в наш лес! – пояснял Елисей. – Расплодился здесь морок поганый. Нет, что уж… И раньше в лесу встречалась всякая чернь. Но нашенская, родная, понимаешь? Знали мы, как с ней сладить! Лешему по весне кашу на опушки таскали, чтобы не мешал грибы да ягоды собирать. Да и вообще, не так уж тот был и зол! Старики говорят, не трогал Леший никогда тех, кто лес почитает, зазря не шумит. Али Водяной наш? Тоже мало кому мешал. Мы ему по весне нальем в реки масла топленого – он и рад. И рыбу дает ловить всякую разную. Да много всякого тут бывало всегда. Черти лохматые любят по густым чащам расселяться. Но только мирно как-то оно все было! Знал морок место свое, а мы с ним слад имели. Но теперь, ох, что творится! Беда! Чужая, неродная какая-то гадость невесть откуда взялась! Мы зовем ее «бродячими туманами». Эта пакость бродит обычно по разным сырым и затемненным местам. Но иногда что-то ее выманивает. «Туга»… – грустно выговорил Елисей местное словечко. – Расселился туман сначала по диким лощинам, во многие места даже грибники перестали ходить. А потом осмелел и стал вылезать из укрытий. Принялся повсюду шататься по лесу, ух, поганый! Особенно привлекается на звуки веселия, на песни охотников. А в последнее время совсем наглеет и залетает уже даже в деревни. Из морока того туманного появляются ужасные твари. Вроде тех же обезьяноволков, здоровенных пауков ростом с ребенка или стай черных злобных птиц.

– Зря ты его «мороком» называешь, – перебил Лихолов. – Верно заметил. Морок ваш все века на Востоке водился да место свое знал, не наглел. Чудищ ужасных не выдавал тут и сям. Я вон таких обезьяноволков в первый раз встречаю. Тут нечто чуждое у вас завелось. Не местной магии детище и не местной природы.

– Может и прав, ты, Лихолов, – покачал головой Елисей. – Не знаю, как верно… Зовем, как привыкли всякое зло обзывать. Морок, он и морок… Тут же у нас в Северном Лесу живут не воины, а крестьяне да охотники… Мы в магии разной толком не разбираемся. И в воинском деле не смыслим особо. Что нам с такой гадостью делать? Как отпор дать? И не ведаем… Так что много жертв уносит с собой этот новый туман: и мужчин, и женщин… но особенно деток! Забирает в туман и улетает. Остаются лишь плачь и ужас. И никто не знает, как истребить эту мерзость. Заметили только, что можно спрятаться от нечисти этой, если она где еще поодаль: замереть, не петь, не вздрагивать, дышать тише мыши. Тогда есть еще надежда, что проплывет мимо… В лес стали уходить с опаской, по проверенным тропкам. На ночь во всех селениях на всякий случай запираем ворота. Боятся теперь многие северяне лишний раз петь или танцевать. Страшатся привлечь туманный сумрак. А без песен сердца холодеют. Много таких людей. Но не все унывают! Много здесь еще смелых мужей живет. Да и многие женщины у нас крепкие, могут и лук в руки взять. Все равно в лес охотиться ходим. Женятся люди, рожают детишек – многие пока еще не дают страху побороть себя. Верим еще, что Матушка Судьба защитит нас.

Лихолов слышал рассказы о тех или иных злодеяниях черной ворожбы уже не раз и не два.

– Да, – вздохнул Странник. – Такая мерзость частенько там появляется, где черные капища строят в честь Темной Владычицы. Где по ночам ворожба дурная на крови творится.

– Что ты, тфу на тебя! – Замахал руками юноша. – Капища строить? У нас такое запрещено, слава Судьбе! Только, если эти гады тайком пробираются… А такое ведь может быть… – Елисей почесал лохматый затылок и призадумался.

– У тебя, наивная молодость, еще и сомнения есть? – усмехнулся Лихолов. – Эти черные колдуны нынче по всей Зеленой Тверди пролезают сами без спросу. Селятся в укромных местах. Разрешения ни у кого не спрашивают. И творят там всякую мерзость. Хорошо, если втихую, а то и в деревни захаживать начинают – проповедовать веру свою. Так, небось, и вас дела обстоят. Старики рассказывают, что давным-давно другим был мир: бесхитростным, чистым, доверчивым… Как малое дитя в руках матери. Не знаю: правда ли то? Но сегодня, мать его в чернь, точно все иначе… Уже десять лет я – Странствующий Охотник, – вздохнул Странник. – Раньше всякие мерзкие опасные зверюги были редкостью, напоминали какие-то случайные выкидыши неумелой магии. Но нынче с каждым годом становится их все больше, множатся паскуды, чтоб их! Не светом рожденные, плодятся по всей Зеленой Тверди. И становятся все более наглыми, ловкими, ненасытными. Смелеют и разрастаются. Но и я стал умнее: приноровился присматриваться, выслеживать и наблюдать перед нападением, расставлять ловушки. Оттого пока побеждал всегда, оттого и жив еще. Работы теперь у меня много, плач и призывы звучат по всей земле. Но один я всех не перебью, да и не особо хочу везде мотаться. Поэтому выбираю лишь самые сложные заказы…

Надо было бы еще добавить «самые дорого оплачиваемые». Но постеснялся Лихолов, а может, просто хотел сохранить личину смелого героя. Иногда берет Странствующий Охотник на время передых в свое удовольствие. Прогуливает все заработанные монеты. Тратит на выпивку покрепче, да девок пораспущеннее. Многое можно было бы скопить за десять лет. И на дом бы хватило, и на дело какое свое, и на свадьбу с доброй селяночкой. Но не такой порядочный нрав был у Лихолова… И об этом разнузданном, циничном характере своего наставника скоро начнет догадываться и Елисей. Только всему в мире есть своя причина. Все циничные люди – обладатели большой раны в сердце. А причину своей раны, своей вины, своей беды Лихолов прятал глубоко-глубоко. И показывать никому не собирался. По крайней мере… пока не собирался.

Лихолов вспоминал, что многие из тех тварей, на которых он охотился, если их сразу не убить, превращались в такой же то ли туман, то ли дым, то ли сумрак, и тяжело тогда становилось на сердце. Живым творением подобное быть не могло. Жизнь всегда прекрасна, даже если красота ее не всем понятна. В творениях Матушки Судьбы всегда ощущается какое-то торжество, союз плоти и духа. Но в туманных тварях не чувствовалось ничего подобного. От них исходила только необъяснимая, тягучая, ноющая ТОСКА… Детьми темной, кровавой магии были эти дымки – не иначе. Искривлениями и надломами, уродованием и жестокостью было выделано это нечто, теперь расплодившееся по всей Зеленой Тверди. Кто создал его? Кто размножил заразу по всей плодородной и чистой земле? Никто точно не говорил, но многие догадывались. Да вот теперь весть о новом драконе манила Странствующего Охотника в Северный Лес. Весь бродячий морок побеждать он не собирался. А вот за мерзкую огнедышащую гадину можно было бы содрать с короля прилично золотишка.

Но на счастье оба мужчины имели глаза охотничьи, многое они видели уже издали, и перед туманами успевали замирать, затихать, столбенеть. И сумрак проплывал вдалеке, не замечая странников. Ибо охотились бродячие туманы на жизнь, на радость и движение. А все застоялое и черствое его не интересовало. Повезло охотникам, что морок никакой ни разу не подобрался сзади, не застал врасплох. Может потому, что Елисей шел правильной дорогой, обходя все мрачные уголки. Может, от того, что кто-то берег мужей (то ли Лес охранял, то ли Судьба Матушка).

Долго шли путники. Тропой еле заметною, редко дарившею кому-то проход. Меж деревьев, кустарников, задевая сапогами траву и корни. Топи болотистые или всхолмия крутые ловко огибала хитрая дорожка.

При всей осторожности шага Елисей оказался еще и очень разговорчивым спутником. Что не слишком радовало Лихолова, привыкшего бродить всюду как медведь – одиноко, не смей тронуть. Пытался юноша расспросить Странника хоть немного: откуда родом, где научился драться и охотиться, как настоящее имя, и прочее. Но тот хранил свое прошлое в убежище собственной памяти и никому не раскрывался. Так как секрет его особенного происхождения был слишком опасен. Уже больше десяти лет приходилось Лихолову прятаться и жить под выдуманным прозвищем. От того отвечал он уклончиво. То: «Учитель мой мир давно покинул, не буду беспокоить землю». То: «Откуда родом, того места давно не видал». То: «Настоящее имя мое поглотило время, не тревожь небыль дурными вопросами». Все эти фразы уже отточены были Лихоловом, много десятков раз он произносил их в каждой новой земле. Елисей ответам дивился, чувствовал тайну и сам не знал почему, но ощущал какую-то жалость. Ведь разве будет человек счастливый, которого ждет где-то добрая жена или хотя бы мудрая мать, скрываться и таиться? Нет, такой везунчик первым делом прихвастнет о красоте своей земли, о привлекательности местных женщин и вкусе вина. А за тайной чаще всего стоит какая-то боль или трудность. Елисей словил это сердцем, посочувствовал и решил не надоедать расспросами. Зато легко и откровенно стал рассказывать о себе. О сиротстве, как родители сгинули, как остался в отчем доме один. Но не совсем уж одинокий, так как в деревне жили и тетушки, и дядюшки. И селение его стояло на берегу красивой лесной речушки. А рядом с деревней часть полянок и опушек превратили во вполне плодородные поля – что было обычным делом для деревень Северного Леса. Отец Елисея когда-то ходил солдатом в военные походы, а потом остепенился и зажил в родной деревне охотничьей судьбою. Давно он умер, но успел перед гибелью показать сыну и немного боевого искусства и обучить стрельбе из лука. А остальному (про лесные тропы, про хитрости ловушек и выслеживания дичи, ну и про прочие премудрости) – тому дядя Елисея обучил. Много они ходили охотиться, изучил юноша все окрестные земли вдоль и поперек. Бродил теперь по лесам и слушал песни дикой чащи: о вечной мудрости, о силе родной земли, о свободе птиц… Да вот только напасть – в последние годы сумрак поганый проник в эти места.