Пылающие души

– Володя, что с тобой? – Женя обняла меня сзади, всматриваясь в темноту комнаты.

– Да все с ним в порядке, – проговорила Наташа, но моя жена ее не слышала. – Костик, пойдем домой.

Она взяла сына за руку, и эта странная парочка покинула нашу комнату. Женя пыталась заглянуть мне в глаза, но в комнате было слишком темно.

– Все в порядке, – сказал я и улегся, прижав к себе жену. – Со мной все в порядке. Надеюсь, что так будет и дальше.

Жене все-таки удалось встретиться с моим взглядом, и она поцеловала меня. Скорее всего, помогла луна, осветившая нашу темную комнату. После этого мы еще долго не отлипали друг от друга, и мне все время казалось, что сзади стоит Костик и наблюдает за непонятным для него действием. И еще один вопрос возник в моей голове, когда мы наконец легли спать: может ли быть так, что я тоже иногда их не вижу, хотя они находятся рядом со мной? Ведь следила Наташа за мной на работе, а я ее не заметил. С этим вопросом в мозгу я погрузился в сон.

Глава 22.

На работу я шел с тяжелым сердцем, помня о Наташиных словах о моем напарнике. В моих планах было еще раз попробовать убедить его в том, что он просил меня найти фанеру. Меня беспокоило, что за него взялся следователь, у которого просматривалась отменная хватка. Оплошность он допустил только один раз, когда увлекся рассматриванием молотков и упустил меня из виду. Воспользуйся я тогда своим шансом, проблем могло стать меньше (или больше?), но в руках у меня ничего, кроме пакета с обедом, не было.

Чего ожидать от встречи с Сашкой? Я видел только один вариант, и он меня не радовал. Скорее всего, мой напарник узнал, зачем мне нужна была солярка, и теперь меня ждет очень серьезный разговор. Но кто мог ему об этом рассказать? Ответ тоже напрашивался сам собой, а это значило, что следователь уже делает следующий шаг.

Я не удивился, когда заметил в вагоне метро Наташу, стоящую в нескольких метрах от меня. Она делала вид, что склонила голову во сне, уцепившись руками за поручень. Но я знал, что женщина не спит. Ее голова болталась в такт движению поезда, напоминая, в том числе и безжизненностью, гигантский маятник. Никто не видел ее, но люди невольно старались избегать того места, где качала головой мертвая женщина.

Пока я шел от метро, Наташа молча тащилась сзади. Она преследовала меня мрачной тенью, вышагивающей по пятам за своим хозяином. Я старался не смотреть на нее, чтобы не показаться психом, ведь вокруг были нормальные живые люди. Зайдя на территорию стройки, я удивился: нигде не было видно Сашки, обычно снующего с утра по объекту. В вагончике его тоже не было, да и привычный кофе отсутствовал. Конечно, меня это насторожило, а Наташа, зашедшая следом, только улыбнулась, ничего не сказав.

– Чего молчишь? – Я посмотрел на женщину. Она села за стол и положила голову на руки.

– А что говорить? Я тебя предупреждала. Жди, он уже идет. Я чувствую приближение бури.

Действительно, что тут сказать? Я решил, что лучше тоже помолчу. Подошел к шкафу, начал переодеваться. Буквально через мгновение открылась дверь, и в проеме появился мой напарник. Наташа даже не шевельнулась. Сашка молча прошел к столу и сел на топчан. Да, таким я его еще не видел. Он сидел мрачный, как дождевая туча, готовая вылить свою тяжесть на собравшихся внизу людей. Молчал он недолго, так как это противоречило его природе, и ходить вокруг да около не стал.

– Классно ты куст с пчелами поджег. Сколько их там было? Две взрослых особи и четыре маленьких пчелки?

– Именно так, – проговорила Наташа, и я вздрогнул от ее слов. Они били больнее, чем слова напарника, перед которым я ни в чем не провинился. Ну, почти ни в чем, ведь солярка-то была его.

Он сидел и смотрел мне в затылок, вызывая у меня плохое предчувствие. Я не уверен, но мне кажется, что приблизительно так себя чувствует человек в ожидании расстрела.

– О чем ты говоришь? – поинтересовался я, продолжая переодеваться. Мне приходилось стоять к нему спиной, чтобы он не видел волнение на моем лице. Хотя, думаю, он видел мои трясущиеся руки.

– А ты не понимаешь? – Саша подскочил на месте, но тут же снова сел. Он держал себя в руках согласно своему статусу и все званиям, которыми он себя награждал.

– Не понимаю. Честно, Саша, не знаю, о чем ты говоришь. Поясни, пожалуйста. – Я выглянул из-за дверцы шкафа и увидел его спокойное лицо, не отражавшее никаких эмоций. Если бы не произнесенные им слова, догадаться о его чувствах было бы очень сложно.

– Вот гад, что творит! – Он хлопнул себя по ноге. – Врет ведь и не краснеет. Ну да ладно, я давал тебе шанс все рассказать, но ты выбрал более сложный путь. Помнишь, чистосердечное признание облегчает понимание. Но ты не хочешь идти на контакт. Ну что ж, еси так, тебе же будет хуже.

Я продолжал молчать и делать вид, что одеваюсь, хотя при желании давно уже надел бы рабочую форму. Да, согласен, я всего-навсего тянул время перед неминуемой казнью, но это было мне нужно, так как смотреть в глаза Сашке я не мог. Не знаю, на что я надеялся.

– Володя, ты же и меня подставил! Ты это понимаешь? Зачем я тебе ее принес… Полиция уже была здесь, но со мной никто не говорил: смена была не наша. Но не переживай, истчо немного, и они возьмутся за меня. А там и до тебя недалеко. Вчера приходил следователь, как мне рассказали ребята. Честно скажу, не запомнил, но, по-моему, он родственник Чехова. Так вот, он расспрашивал их о тебе и интересовался, есть ли здесь на стройке солярка. А откуда ей тут взяться? Не, ну сам посуди? Они так и ответили. Он походил, посмотрел по разным комнатам, да и ушел по своим делам. Как я понимаю, дальше копать под тебя будет. А солярка… Да, применение для нее ты сразу определил, а я вот не унюхал этого, хотя истчо тот стреляный волк. Пчелы… Мама… Как тебе не стыдно? Что скажет твоя мать, когда узнает, что ты прикрывался ее именем для совершения преступления? Да истчо какого! Убил людей! Детей погубил… Ладно я, в спецназе и не такое делать приходилось, но то служба была. А ты? Эх…

Его голос не дрожал и не срывался на крик, он вел себя спокойно, понимая свою причастность к случившемуся. Подставил ли я его? Скорее всего, да. Но он же не знал о моих планах, так что я всегда буду выгораживать его, что бы ни случилось.

Наташа подняла голову и отрицательно покачала ею, да так, что остатки волос взметнулись в стороны. Интересно, она и мысли читать умеет? Или видит будущее и понимает, что я хочу сделать?

Повернувшись к Сашке, я сказал то, что считал нужным:

– Он ничего не докажет, у него улик нет. А если ты молчать будешь, то вообще без вариантов. У него проигрышная партия, и Антон Павлович это понимает. Он теперь будет давить на тебя, расспрашивать, а ты молчи. А что касается фанеры, лучше согласись с моим утверждением, а то он за это зацепится.

– Ой дурак… – протянула Наташа, снова опуская голову на руки. – Не зря нам за тобой присматривать велели.

– Фанера… Ах да. Он у них обо мне спрашивал и о поделках моих заикнулся. Вроде как говорил, что я у тебя фанеру просил. Да и ты о ней в прошлый раз без умолку трещал. А… Ты меня еще как-то привязал к этому делу? Ну ничего, скоро все станет на свои места. Помогу милиции, тьфу ты, полиции родной.

Я смотрел на Наташу и видел, как небольшие огоньки вспыхивают на кончиках ее пальцев, сразу угасая. Она сжимала и разжимала ладони, как фокусник, пряча огонь в своей по-женски изящной руке. Вот только рука эта сейчас была не самой привлекательной, так что мне захотелось перевести взгляд на что-то другое. В итоге я встретился со взглядом напарника и не смог выдержать его. Нет, хватит валять дурака. Если сказал «а», то надо говорить и «б».

– Саш, а что ты скажешь, если я точно знаю, что им сейчас не так уж и плохо? Что сделанное мною является самым значимым событием за все время их существования. Да они и сами не очень на меня обижаются, ну разве что совсем немного.

Наташа подняла голову и уставилась на меня невидящими глазами. Она кивнула, соглашаясь с моим утверждением. Жаль, что Сашка этого не видит. Я сам не был до конца уверен в сказанном, но достигнутым эффектом остался доволен.

– Володя, не морочь мне то, за что обычно кота тянут. Всегда после смерти говорят, что человеку теперь лучше… А чем ему лучше? У меня родители умерли лет десять назад, и, как меня ни убеждали родственники, я так никому и не поверил. Им не лучше! Что там есть? Не знаешь? Я тоже. Вот и нечего говорить глупости.

– Прости, Саш, не подумал я. Сболтнул лишнего, как говорится. Ты вряд ли поймешь смысл того, что я сказал. Хочешь правду?

Он поднялся с топчана и прошелся по вагончику. Набрал полную кружку и опустошил ее одним глотком. Затем, подойдя к столу, собрался сесть, но остановился. Вряд ли он видел гостью, но явно почувствовал что-то странное, и это его насторожило. Он повернулся ко мне и повел носом.

– Тебе дымом не тянет? – спросил он, продолжая крутить головой, как будто старался увидеть источник гари. – Может, ты и здесь поджег что-нибудь? Юный пожарник-озорник, решивший продолжить свое дело на любимой работе. Или дым затягивает откуда-то с улицы? Странно, пахнет горелой плотью.

Снова посмотрев на стул, он прошел мимо и с размаху завалился на топчан. Сашка поводил поднятой вверх рукой и ткнул пальцем прямо в сидящую за столом Наташу. Она выпрямилась, рассматривая моего напарника, и показала поднятый вверх большой палец.

– А он молодец. Надо ему заниматься поджогами, а не тебе. Ты не тянешь… Ну ничего, скоро все изменится.

– Чего молчишь? – спросил Сашка. – Я жду твоей правды, а истчо расскажи мне, что здесь так воняет? Готов поспорить, что оно находится в том направлении.

Он снова указал пальцем в сторону стула. Выдохнув, я тоже хотел было сесть, но осознал проблему занятого места. Наташа видела мой взгляд, но лишь улыбнулась и стукнула зубами. Звук получился весьма странный. Ладно, мне пора говорить, а о зубах подумаю позже.

– Я долго не мог решиться осуществить задуманное, боялся возможных последствий, – решив начать с этой фразы, я на мгновение задумался.

– Продолжай. Что, стыдно? – Сашка снова приподнялся на топчане и потянул воздух носом.

– Так вот, как я и сказал, думать пришлось долго. Еще дольше я собирался сделать то, что задумал, но… Саш, ты помнишь мои истории о соседях?

Я заметил, что женщина оживилась. Ага, ей было интересно узнать, что о них говорили при жизни. Ну давай, слушай, а я, если что, всегда смогу сказать, что Сашка по своей традиции немного приукрасил рассказ.

– Конечно, помню! – В его голосе читалось возмущение, мол, как ты можешь сомневаться в моей памяти. – Ты же знаешь, что нет на свете такой информации, которую я могу случайно забыть. Все, что когда-либо влетело в эти уши, осталось жить в моей голове навечно. Они были странными, вечно пили, издевались даже над своими детьми, а муженек частенько колотил женушку. Что еще? Ах да… Он и тебе пару раз по ушам надавал. Чем не повод для убийства? Следователь будет рад моей отменной памяти.

Не слишком приятно, когда о тебе говорят в таком тоне, но удовольствия от унижений в мою сторону он не испытывал. Это был Сашка! Что бы кто ни говорил, он всегда оставался собой.

– Ты прав. Но это еще не все. Они и им подобные являются опухолью на теле нашей планеты. Почему ты так смотришь? Думаешь, я не прав? А ты рассуди трезво и согласишься со мной. Что хорошего они дают нашей Земле? Ничего! Ноль! Или, как говорят в народе, дырку от бублика. Они разрушают нашу планету, заражая общество своей гнилью. Эти люди, попадаясь нам на глаза, вынуждают нас прибегать к самым нехорошим мыслям. При виде их мы всякий раз стараемся отойти подальше, чтобы не запачкаться о них, воняющих блевотиной, потом и испражнениями. Мне много раз приходилось объяснять дочери, что таким не место среди нормальных людей, мне хотелось оградить ее психику от созерцания подобной мерзости. Что, хочешь сказать, что есть и другие вещи, рушащие психику неокрепшего поколения? Есть! Я согласен с этим! Но надо же с чего-то начинать! Я считаю, что каждый нормальный человек обязан встать на борьбу с таким неуважением к нашему миру. Любой ценой мы должны спасти планету и наших детей. Не посчитай меня нацистом, но после долгого знакомства с такими людьми такова моя философия. Соседство с ними помогло мне укрепиться в этих мыслях. Им нет места в нормальном обществе, на нашей Земле. Планета не в силах постоять за себя, а значит, пришло время действовать. Дни ожидания и трусости закончились. Ты хочешь знать, убил ли я их? Да, убил! Но я ни минуты не жалел об этом. Туда им и дорога.

– Класс! – Наташа восторженно затопала по полу. Ее руки были подняты вверх, и оттопыренные большие пальцы символизировали полное одобрение. Если бы она сейчас засвистела, я бы не удивился.

Но меня больше интересовала Сашкина реакция на мой манифест. Сашка умный, он все поймет и согласится, что я прав. Разве может быть иначе?

– Браво! – Сашка захлопал в ладоши, чем вызвал прилив крови к моим щекам. – Однако, не верю! Ты веришь в свои слова – это видно невооруженным глазом. Я же тебе не поверил и никогда с тобой не соглашусь. Общество надо чистить, но не так. Я за здоровые чистки с помощью собственного примера. Ты ведь знаешь, что я бегаю, отжимаюсь, закаляюсь… Да проще назвать, чем я не занимаюсь! Я лечу общество, вводя ему вакцину, ты же вынес ему приговор. Жаль, что другого пути Володя Бондаренко не видит. Прискорбно, так сказать… Но полиция будет рада нашему разговору, записанному на телефон. Да-да, именно так, Вова. Только не посчитай это подлостью. Я понимал, что ты не осмелишься пойти с повинной, и решил сам спасти твою душу. Каждый должен нести ответственность за содеянное. Повторюсь: каждый!

Мне нечего было сказать: такой подлости от Сашки я не ожидал. Вот тебе и агент всех в мире разведок… Стукач, самый настоящий. Мой взгляд встретился с Наташиным, и та с наслаждением рассмеялась. Да, наш разговор с напарником зашел туда, откуда я не смогу выгрести, и теперь только слепой этого не видел. Она оказалась права. Женщина подошла ко мне и на миг остановилась рядом. Подмигнув мне, она вышла сквозь запертую дверь, оставив нас с Сашкой наедине.

– Саша… – начал было я, но был грубо прерван:

– Что? Ну что ты хочешь мне теперь сказать? Раскрыл тебя Сашка, а ты не ожидал. Я тебе больше скажу. Никогда – слышишь? – никогда я не подумал бы такого о тебе, но ты разбил мое сердце. Совсем как те, что портят жизнь другим и не дают покоя нормальным людям. Помнишь, ты только что о них говорил? Так чем же ты лучше их? Ты взял на себя право решать чью-то судьбу… Скажу больше, ты хуже этих людей. И еще одно: я с сегодняшнего дня сам делаю обход и живу в комнате охраны в магазине, а ты остаешься здесь. Извини, но я не смогу больше работать с тобой. Ничего страшного, скоро меня освободят от необходимости проводить время в компании убийцы и палача.

Он вышел, по дороге зацепив меня плечом. И я не был уверен, что это получилось случайно.

Всю оставшуюся смену мы так и провели в разных помещениях. Когда я выходил на обход в надежде на встречу с Сашкой, он скрывался внутри здания, оставляя меня на улице в полном одиночестве. Никто не заметил этой нашей «игры» – так мастерски напарник рассчитывал свое появление и уходы. Ночью это было сделать еще легче: мой фонарик выдавал меня с головой.

Ночевал я один, и ничей храп меня не беспокоил. Как мне показалось, Сашка выходил ночью на обход чаще, чем было нужно. Скорее всего, он переживал, что я могу отказаться от выполнения моих обязанностей, но я появлялся на обходе каждый час, как и было положено по регламенту. В результате я засекал его фонарь два раза за ночь, но он тут же выключал его. Завести разговор с Сашкой мне в голову не приходило, это явно было лишним. Я надеялся, что с утра он придет переодеваться, но он сделал это в комнате охраны, так что уходили домой мы так и не повидавшись.

Когда я в очередной раз оглянулся, чтобы убедиться в отсутствии идущего сзади напарника, мне на глаза попалась старая знакомая. Ее хриплый голос вернул меня к суровой реальности:

– А ты был хорош! Мне нравится, когда ты так распаляешься! Твой напарник почти согласился, но все же у тебя не его язык. Он говорит легче, увереннее, а ты с трудом слова подбираешь. И еще… Ты действительно такого мнения о нас?

Я прошагал молча пару минут, а когда в поле зрения появился многоэтажный дом, подошел к его боковой стене. Тень дома легким призрачным одеялом окутала меня, охлаждая кожу, опаленную солнцем. Наташа остановилась рядом, оглядываясь по сторонам, будто в поисках причины моей остановки. Я тоже огляделся и, не найдя посторонних глаз, начал свой маленький рассказ:

– Видишь ли, мне довелось натерпеться от твоего мужа. И главное, я так и не понял причину такого отношения ко мне. Ему нужны были деньги? Я давал их взаймы! Он попросил инструмент? Я дал его! Мне стоило большого труда спокойно разговаривать с ним, но я поборол себя и говорил с ним почти, как с другом. И что я получил в ответ? Вспомни похождения его дружков на нашем этаже. Тебе, возможно, было привычно такое отношение, но я не мог с ним мириться. Коля не хотел идти на мирное урегулирование вопроса, хотя и получал от меня намеки на это. Ты же не хотела, а может, не могла его контролировать и только временами вмешивалась в наши разговоры. Какой результат твоих вмешательств? Никакого! Если копнуть глубже, то этой проблеме уже много лет, и зачинателями борьбы являемся не мы с Колей. Вот поэтому я рассказал Сашке о своем отношении к людям вашего круга. Я стараюсь относиться ко всем одинаково хорошо, веря в возможность диалога даже с самыми противными людьми. Но вы и подобные вам мне уже надоели. Не знаю почему, но многие люди вашего круга считают, что мир крутится вокруг них и что правда только за ними. Согласен, это не только ваша особенность, но подобное заблуждение пьяниц и наркоманов выглядит особенно странно. Из всего этого я делаю только один вывод: вы давно надоели большому количеству людей. Но все молчат! Мир превратился в сборище терпеливых идиотов, как бы грубо это ни звучало. Мы молчим и позволяем ездить на себе, а временами еще и подмащиваем что-то на шею, чтобы свесившему ножки было удобнее. В моем понимании такие вот «лошадки» тоже виноваты, но их еще можно изменить. Так сказать, в отношении их еще не все потеряно. Вы же не хотите возвращаться к нормальной жизни, продолжая вести свою, неприемлемую обществом. Надеюсь, мне удалось донести свою мысль – это было нелегко, учитывая почти бессонную ночь и тяжелую ссору с напарником.

Я посмотрел в белые глаза, устремленные куда-то вдаль, за мою спину. Я обернулся и увидел стоящего метрах в пяти мужчину с маленьким ребенком на руках. Этот высокий стройный папаша, встретившись со мной взглядом, постарался скрыться за углом дома. Его волнение выдавало красное лицо и бегающие прищуренные глазки. Его тотемом видимо была мышь. Когда он скрылся из виду, Наташа, весь мой монолог простоявшая спокойно, вскинула руки и сказала:

– Значит, твоя задача сделать поголовье «Коль» и «Наташ» меньше. Это хорошо, и мы тебе поможем.

Я не ожидал такой реакции, даже рот приоткрыл от удивления. Я был морально готов к грому и молниям, но их не последовало, и это было очень странно. Наташа развернулась и быстро пошла в направлении метро. Теперь мне пришлось догонять ее. Поравняться с женщиной мне удалось уже на входе в метро, где она остановилась у киоска с пивом. Я прошел мимо, и она, что-то бормоча под нос, снова увязалась за мной. Только одну фразу мне удалось услышать четко:

– А вот от бутылочки холодного я бы не отказалась. Во всем Колька виноват.

Неужели она винила его за то, что он без меры пил, поэтому они все погибли и теперь выпить уже не могут?

Я прошел через турникет, приложив карточку к светящейся панельке, а моя соседка скользнула за мной, невидимая не только людьми, но и датчиками метро. Она остановилась в начале лестницы прямо на пути людского потока. Я был погружен в размышления о мужчине с ребенком. Не расскажет ли он кому-нибудь о странном человеке, говорящем с самим собой на весьма щекотливые темы? Задумавшись, я остановился и простоял так несколько секунд, пока в меня сзади не ткнулся дедушка с большой сумкой.

– Чего стал на дороге? – пробормотал он, спускаясь вниз.

Я поискал глазами соседку и, когда нашел, почему-то разволновался. Она неестественно ворочала головой из стороны в сторону и размахивала руками по кругу, будто делала утреннюю зарядку. Ее взгляд выражал неподдельный интерес к окружающим и самой станции, как будто она видела эти стены в первый раз. Возможно, так и было, ведь мне неизвестно, где ей приходилось побывать при жизни, а куда судьба ее не заносила.

Люди проходили сквозь нее, не замечая бестелесную женщину. Она спустилась вниз и посмотрела в мою сторону. Наташина рука поднялась и указала на меня, а палец начал призывно сгибаться, намекая на то, что я долго стою на одном месте.

Я двинулся вниз. Наташа, не опуская руки, наводила палец на людей, уже прошедших сквозь нее и шагающих наверх. От этого ее движения над их головами появлялось маленькое пламя, почти мгновенно исчезавшее от сквозняка в метро. Но ей и этого было достаточно: эффект получался просто великолепным! Я, как единственный свидетель, смотрел на все это с раскрытым ртом, очень медленно спускаясь к ней.

Вот сквозь Наташу с трудом проковыляла бабушка, опиравшаяся на палку. Она несла тяжелую сумку, что перекашивало ее на одну сторону. Сделав еще один шаг, бабушка остановилась и стала оглядываться по сторонам. Затем, медленно развернувшись, она посмотрела прямо туда, где стояла моя соседка. Лицо старухи почти упиралось в Наташин палец, отделенное от него всего парой сантиметров. Я не мог понять, видит ли она мою соседку, или ее внимание привлекло что-то за спиной призрака. Чтобы разобраться в этом, я сделал еще два шага и остановился, так как бабушка выронила тканевую сумку с огромным цветком и схватилась рукой за сердце. Вторая ее рука зашарила по седой голове и в какой-то момент сорвала с нее легкий платок. Она бросила его вперед, и тот, пролетев сквозь Наташу, приземлился на платформу. Старушкина палка с гулким грохотом упала к ее ногам.

Люди останавливались, не понимая, что с ней происходит. Кто-то посчитал это проявлениями маразма, но некоторые старались помочь.

– Что с вами? – спросила девушка лет двадцати, державшая в руках корзинку с котом. Животному тоже что-то не нравилось: оно шипело в ту же сторону, куда пыталась указать людям пожилая женщина.

– Да чего вы от нее хотите? Годы берут свое, вот и тронулась головой, – сказала молодая женщина, идущая за руку с маленьким мальчиком. – В ее годы, дай Бог, чтобы вы смогли такие сумки носить.

Бабушка тем временем опустилась на колени и хваталась за сердце уже двумя руками. Она закричала, казалось, не отдавая себе отчета в том, где находится.

– Врача! – крикнул высокий длинноволосый парень, стоявший на верхней ступеньке. – Там человеку плохо!

Его слова адресовались дежурной по станции, немедленно приступившей к выполнению плановых действий. Станцию заполонил звук сирены, а по громкоговорителю вызвали полицию. В это время рука дежурной уже набирала номер на диске служебного телефона, чтобы вызвать медицинскую помощь.

Бабушка, стоя на коленях, разорвала на груди кофту, будто та была сделана из бумаги. Все собравшиеся стали свидетелями того, о чем многие слышали, но чего никогда не видели. Из ее груди в районе сердца вырывался огонь. Маленькое пламя разрасталось – на пожилой женщине уже горела одежда.

Платформу объял крик, раздавшийся одновременно из нескольких десятков глоток. Родители успокаивали детей, а слабонервные взрослые падали в обморок. У подножия лестницы воцарился хаос, и над всем этим громогласно ревела сирена. Только один мужчина додумался снять с себя футболку и попробовал погасить ею пламя, но все его попытки были тщетны. Когда через пару минут на платформу вбежали полицейские, их глазам предстала картина весьма ужасающего содержания. На полу лежало обгоревшее тело, обуглившееся за считанные секунды. Нескольких человек рвало прямо на месте. Мужчины успокаивали своих жен, а кто-то приводил в сознание упавших в обморок. И никто не видел страшную женщину с выставленным вперед указательным пальцем. На ее лице расплылась победная улыбка. Наташа ликовала, а я был полон ужаса. Откуда у нее эта сила? Неужели та простенькая мышка, замученная своим гигантом мужем, могла превратиться в такого монстра? А может, именно кротким и убогим суждено стать главными тиранами и уничтожителями человечества? Кто же тогда я? Ведь именно я породил ее такую, в этом новом обличии с невероятными способностями.

Люди продолжали приходить на станцию и уезжать по своим делам. Пара человек в белых халатах подошли к обугленному телу, уже накрытому белой простыней, и остановились рядом с ним в раздумьях.

Может, они и видели подобные тела, но вряд ли им приходилось сталкиваться с эффектом самовозгорания. Один из них, помоложе, присел рядом с телом и около минуты молча смотрел под простыню. Только его кадык часто двигался сверху вниз, выдавая его волнение. А вот пожилой медик, по-моему, не хотел смотреть на непонятные вещи, ломающие его представление о мире. По крайней мере, мне так показалось.