Укрытие. Книга 3. Пыль

– Почему? Потому что ты к тому времени станешь мэром в другом укрытии? Такой у тебя план?

Джульетта опустила руку на шлем.

– Нет. Потому что к тому времени я получу ответы на вопросы. Потому что тогда люди сами все увидят. И поверят мне.

Лукас скрестил на груди руки и глубоко вдохнул:

– Мне надо спуститься к серверам. Если там некому будет ответить на вызов, то через какое-то время лампы в офисах начнут мигать и всем станет интересно, для чего вообще нужны эти лампы.

Джульетта кивнула. Она сама такое видела. И еще она знала, что долгие разговоры возле сервера нравятся ему не меньше, чем ей. Но ему, в отличие от нее, разговоры удавались лучше. У нее все разговоры переходили в споры. А Лукас был хорош в сглаживании конфликтов и улаживании противоречий.

– Пожалуйста, скажи, что пойдешь на собрание, Джулс. Обещай, что пойдешь.

Она взглянула на комбинезон на соседнем столе, чтобы оценить, насколько далеко продвинулся Нельсон. Им требовался еще один комбинезон для дополнительного человека во втором шлюзе. Если она проработает всю ночь и завтра весь день…

– Ради меня, – взмолился он.

– Я пойду.

– Спасибо. – Лукас взглянул на старые настенные часы с красными стрелками за помутневшим пластиком. – Увидимся за обедом?

– А как же!

Подавшись вперед, он поцеловал ее в щеку. Когда Лукас собрался уходить, Джульетта начала раскладывать инструменты на кожаной подкладке, готовясь к будущей работе. Потом взяла чистую тряпку и вытерла руки.

– Да, Лукас, вот еще что.

– Что? – Он остановился в дверях.

– Скажи этому ублюдку, что от меня ему привет.

14

Укрытие 18

Выйдя из лаборатории, Лукас направился в серверную в другой части тридцать четвертого этажа. Он прошел мимо помещения техников, ныне пустующего. Те, кто здесь работал прежде, тянули сейчас лямку на нижних этажах и в снабжении, там, где погибли механики и рабочие. Сотрудников из АйТи отправили заменить тех, кого они когда-то убили. Ширли, подругу Джульетты, назначили после восстания заведовать механическим отделом. Она вечно жаловалась Лукасу, что вынуждена работать с минимумом людей, а потом жаловалась опять, когда Лукас назначал кого-то ей в помощь. Чего она от него хотела? Людей, наверное. Но не его людей.

Несколько техников и охранников, стоявших возле комнаты отдыха, смолкли, когда Лукас приблизился. Он помахал им, и ему вежливо ответили тем же.

– Сэр, – произнес кто-то, и Лукас поморщился.

Болтовня возобновилась, когда он свернул за угол. Лукас припомнил, как участвовал в подобных же разговорах, когда мимо пробегал его прежний босс.

Бернард. Лукас думал, что понимает, каково это быть начальником. Делай что хочешь. Решения принимаются произвольно. Жестокость ради жестокости. Ныне же он ловил себя на том, что соглашается с гораздо худшими вещами, чем когда-либо мог представить. Теперь он знал об ужасе, творящемся в мире, и понимал, что людям его склада вообще не стоит что-либо возглавлять. Он не мог вслух огласить такое, но не исключал, что перевыборы окажутся лучшим выходом. Здесь, в АйТи, из Джульетты выйдет отличный техник. Пайка и сварка не очень-то отличаются друг от друга, просто масштаб другой. Потом он попытался представить, как она готовит комбинезон для очередного чистильщика. Или сидит в сторонке, пока они выслушивают приказы из другого укрытия: сколько рождений им разрешено на текущей неделе.

Всего вероятнее, для него и Джульетты новый мэр будет равнозначен разлуке. Или ему придется подать заявление о переводе в механический и научиться справляться с гаечным ключом. То есть был руководителем АйТи, стал смазчиком третьей смены. Лукас рассмеялся. Он открыл кодовым замком дверь в серверную и подумал, как романтично было бы ради Джульетты бросить работу и карьеру. Пожалуй, это еще романтичнее, чем ходить по ночам наверх и охотиться за звездами. Придется смириться с тем, что Джульетта будет над ним командиром, но это его не волновало. Если как следует поработать растворителем смазки, то и ее старая комната внизу станет вполне жилой. Шагая между серверами, он думал о том, что ему доводилось жить и в гораздо худших условиях – там, внизу, прямо у него под ногами. Главное, что они смогут быть вместе.

Лампы под потолком не мигали. Или он здесь слишком рано, или Дональд опаздывает. Лукас подошел к дальней стене, миновав ряд серверов без боковых стенок и с торчащими проводами. С помощью Дональда он разбирался с тем, как получить к этим компьютерам полный доступ, чтобы узнать, что записано на их дисках. Пока ничего исключительного обнаружить не удалось, но он надеялся на успех.

Лукас остановился возле сервера связи, который был его домом в доме целую жизнь назад. Теперь посредством этого сервера он ведет уже новые разговоры. И человек на другом конце линии тоже уже не тот.

Рядом стоял один из тех рахитичных стульев, которые они принесли снизу. Лукас помнил, как шел по лесенке, толкая перед собой стул, а Джульетта кричала, что надо было спустить веревку. Они тогда разругались, как два юных носильщика. Стопка коробок из-под книг превратилась в импровизированный столик, поставленный возле стула. На нем и сейчас лежал томик из книг Наследия. Лукас устроился поудобнее и взял книгу в руки. У него была привычка отмечать прочитанные страницы, загибая уголки. И на полях ставить точки там, где возникали вопросы. Дожидаясь вызова, он стал листать книгу.

То, что раньше ему казалось скучным, теперь всецело владело его вниманием. Во время своего заключения, официально это называлось посвящением, он был вынужден читать главы о человеческом поведении. Сейчас же он буквально уходил в текст с головой, читая эти разделы. А Дональд (его голос на другом конце линии) сумел убедить в том, что все эти мальчики из Робберс-Кейва[1], Милгрэмы[2] и Скиннеры[3] – не просто выдуманные истории. Некоторые из них были реальностью.

Повзрослев на этих страницах, с каждым разом он черпал больше и больше из книг Наследия. Его вниманием завладела история старого мира. На протяжении тысячелетий в нем то и дело вспыхивали восстания. Они с Джульеттой спорили, можно ли положить конец этим повторяющимся вспышкам насилия. Книги отвечали, что такие надежды тщетны. А потом Лукас обнаружил целые главы об опасностях, к которым приводят эти восстания, – это была как раз та ситуация, в которой они тогда оказались. Он прочел о людях со странными именами – Кромвель, Наполеон, Кастро, Ленин, – которые боролись за свободу людей, а затем порабощали их еще хуже.

Джульетта убеждала его, что все это не более чем легенды. Мифы. Вроде страшилок, которыми родители пугают детей, чтобы те слушались. Она считала, что эти страницы служат для показа того, как легко ввергнуть мир в хаос, и что природа людей охотно этому способствует. А вот последующее восстановление – дело сложное. Мало кто задумывается над тем, что` противопоставить несправедливости. Легче всего все разрушить, говорила она, как будто из обломков и пепла можно восстановить мир заново.

Лукас с ней не соглашался. Он считал, и то же говорил Дональд, что истории эти – правда. Да, революции – это тяжело, это боль. И после них всегда наступает время, когда становится еще хуже. Но постепенно ситуация улучшается. Люди учатся на своих ошибках. Вот в чем он пытался ее убедить однажды ночью после звонка от Дональда. Они тогда проспорили до рассвета. Джулс, разумеется, должна была оставить последнее слово за собой. Она отвела его в кафе и показала на светлеющее небо над горизонтом, на безжизненные холмы, на редкие проблески солнечного света, отраженного от разрушенных башен.

– Вот твой мир, который сделали лучше, – сказала она. – И люди в нем отлично учились на собственных ошибках.

Да, последнее слово всегда за ней, хотя Лукасу тоже было чем ей ответить.

– Возможно, это те сложные времена, которые были до, – прошептал он, уткнувшись носом в свой кофе.

Джульетта его как будто не слушала.

Страницы под пальцами Лукаса запульсировали красным. Он посмотрел вверх. Лампы под потолком мигали, сигнализируя о входящем звонке. Сервер связи загудел, над первым разъемом замигал индикатор. Взяв в руки гарнитуру, Лукас размотал провод и воткнул штекер в разъем.

– Алло, – сказал он.

– Лукас?

Компьютер удалял из голоса все эмоции. Кроме разочарования. То, что ответила не Джульетта, вызвало у собеседника спад эмоций. А может, Лукас все это нафантазировал?

– Да, это всего лишь я, – произнес он.

– Прекрасно. Для твоего сведения: у меня дело, которое не терпит отлагательств. У нас мало времени.

– Ясно. – Лукас отыскал в книге место, на котором они с Джульеттой остановились в прошлый раз. Эти разговоры напоминали ему время учебы с Бернардом, но с той разницей, что он перешел на новую ступень обучения и осваивал уже не Правила, а Наследие. – Я хотел кое-что спросить о том парне, Руссо…

– Хорошо, но сперва я вынужден снова тебе сказать: прекратите копать.

Лукас закрыл книгу, положив палец между страницами, чтобы не потерять нужное место. Он был рад, что Джульетта согласилась пойти на собрание в мэрию. Она всегда оживлялась, когда поднимали эту тему. Когда-то она пригрозила Дональду отомстить, и он, похоже, думает, что они копают туннель к нему, а Джульетта заставила Лукаса поклясться, что он будет поддерживать эту ложь. Она совсем не хотела, чтобы в Первом укрытии узнали про ее друзей из Семнадцатого и о планах по их спасению. Лукасу эта ее уловка не нравилась. Джульетта не доверяла Дональду, хотя он и предупредил, что их дом может быть в любой момент уничтожен неким таинственным образом. Лукас же видел в нем того, кто пытается им помочь, даже во вред себе. И Лукас считал, что Дональд переживает за них.

– Боюсь, работа над туннелем будет продолжена, – ответил Лукас. Он едва не ляпнул: «Потому что она не остановится», имея в виду Джульетту, но решил, что лучше будет проявить определенную солидарность.

– До нас доходит вибрация. И люди понимают: что-то происходит.

– А ты не можешь им сказать, что у нас беда с генератором? Что у него опять сбилась центровка вала?

В ответ послышался разочарованный вздох, даже компьютер не смог его погасить.

– У них достаточно ума этому не поверить. Я приказал им не тратить время на поиски причины вибрации, и это все, что я могу. Повторяю: добром это не кончится.

– Тогда почему ты нам помогаешь? Зачем подставляешь шею? У меня создалось именно такое впечатление.

– Моя работа – гарантировать вам выживание.

Лукас уставился в чрево сервера, не сводя глаз с его мигающих индикаторов, проводов, платы:

– Да, но все наши разговоры, твои пояснения к книгам, звонки каждый день, будто по расписанию… Зачем ты это делаешь? В смысле… что тебе-то от всего этого?

На другом конце линии ответили не сразу. Это был редкий случай, когда в спокойном голосе их возможного благодетеля проклюнулась неуверенность.

– Потому что… я должен помочь тебе вспомнить.

– Это важно?

– Да. Это важно. Для меня. Я знаю, что чувствуешь, когда забываешь.

– Книги здесь хранятся для этого?

Снова пауза. Лукас понял, что случайно натолкнулся на какую-то скрытую правду. Надо будет запомнить этот их разговор, а потом рассказать Джульетте.

– Они для того, чтобы те, кто унаследует этот мир… не важно, кто будет выбран для этого… чтобы они знали…

– Что знали? – с отчаянием переспросил Лукас.

Он боялся, что сейчас потеряет собеседника. В прежних разговорах Дональд уже топтался возле сегодняшней темы, но всякий раз уходил от нее в сторону.

– Знали, как все обустроить правильно. Слушай, наше время истекает. Мне пора.

– «Унаследует этот мир…» Что ты имел в виду?

– Расскажу в другой раз. Мне надо идти. Береги себя.

– Хорошо. Ты тоже…

Но в его наушниках уже щелкнуло. Человек, который каким-то образом так много знал о мире, каким он был раньше, отключил связь.

15

Укрытие 18

Джульетта ни разу еще не бывала на собраниях в мэрии. Она, конечно, знала, что такие сборища происходят, но никогда не испытывала желания видеть это воочию. И вот теперь ей предстояло впервые побывать на таком собрании, причем уже в роли мэра, и Джульетта очень надеялась, что этот первый раз станет для нее и последним.

Она присоединилась к судье Пикену и шерифу Биллингсу, сидевшим на подиуме, возвышающемся над залом, в то время пока жители заходили из коридора и искали себе места в зале. Подиум вызвал в памяти театральный раёк на базаре, и Джульетта вспомнила, как отец сравнивал такие собрания с балаганным действом. И сравнение это никогда не звучало как комплимент.

– Я не знаю ни строчки из своей роли, – прошептала она загадочно Питеру Биллингсу.

Они сидели настолько близко, что соприкасались плечами.

– Ты справишься, – заверил ее шериф.

Он улыбнулся молодой женщине в переднем ряду, и та помахала ему в ответ. Джульетта догадалась, что у молодого шерифа появилась пассия. Значит, жизнь продолжается.

Она попробовала расслабиться. Всмотрелась в толпу. Незнакомые в основном лица. Кого-то она узнала. В зал из коридора вели три двери. Две открывались в проходы, разрезающие ряды старинных скамей. Третий проход шел вдоль стены. Проходы разделяли помещение на три части – примерно так же, как не столь четко проведенные границы разделяли укрытие. Джульетте не нужно было все это объяснять. Люди, заходившие в зал, делали это разделение очевидным.

Задние скамьи в зале были уже заполнены, но большая часть людей разместилась за скамьями у стены – среди них она узнала айтишников и обслуживающий персонал кафе. Средние места с одной стороны были заполнены наполовину. Джульетта обратила внимание, что публика в основном сидит там ближе или к проходу, или к центру ряда. Фермеры в зеленом. Водопроводчики с гидропонных ферм. Люди, надеющиеся на что-то. Другая сторона зала почти пустовала. Она предназначалась для работников «глубинки». Здесь в переднем ряду сидела, держась за руки, пожилая пара. Джульетта узнала мужчину. Обувщик. Они проделали долгий путь. Джульетта ждала, что появится больше обитателей нижних этажей, «глубинки», но для них это был слишком трудный подъем. Она вспомнила, какими далекими казались эти собрания, когда она сама там работала. Бывало, она и ее товарищи лишь задним числом узнавали о том, что на них обсуждалось и какие законы там принимались. Причина не только в долгом подъеме: большинство ее коллег были слишком заняты проблемами ежедневного выживания, чтобы ходить куда-то ради рассуждений о будущем.

Когда поток людей превратился в струйку, судья Пикен встал и открыл собрание. Джульетта настроилась на то, что начнет умирать от скуки. Сначала будет коротенькое вступление, потом потоком польются жалобы. Людям наделают обещаний. И все вернется на круги своя.

А ей нужно было только одно – вернуться к своей работе. Осталось еще столько незавершенного – и в шлюзе, и в лаборатории. Меньше всего ей сейчас хотелось выслушивать их смешные жалобы, призывы к повторному голосованию, чье-то недовольство по поводу туннеля. Она не сомневалась: все, что им кажется серьезным, – мелочь по сравнению с тем, что она задумала. После того как ее отправили на верную смерть, а, вернувшись, она выжила, приняв огненное крещение, в ней проснулось нечто такое, что отмело заботу о пустяках в дальние уголки сознания.

Пикен ударил молотком, призывая собрание к порядку. Он всех поприветствовал и зачитал подготовленную повестку. Джульетта заерзала на скамье. Она смотрела на толпу и видела, что все взгляды устремлены на нее, а не на судью. И уловила окончание заключительной фразы Пикена только потому, что в ней прозвучало ее имя.

– …послушаем нашего мэра, Джульетту Николс.

Судья повернулся и жестом пригласил ее подняться на кафедру. Питер ободряюще похлопал ее по колену. Пока она шла к кафедре, под ее подошвами поскрипывала металлическая опалубка – там, где была плохо привинчена. И это были единственные звуки, которые раздавались в зале. Потом кто-то кашлянул, зал наполнился обычным негромким шумом. Джульетта оперлась о кафедру и поразилась смеси цветов, раскрасивших зал собрания: синие, белые, красные, коричневые, зеленые, – каких только комбинезонов здесь не было. А поверх – хмурые лица. Озлобленные люди со всех этажей укрытия. Джульетта сглотнула и поняла, насколько не готова держать перед ними речь. Она надеялась выдавить пару слов, поблагодарить людей, заверить их, что неустанно работает над тем, чтобы сделать их жизнь лучше. И попросить, чтобы ей дали хотя бы шанс, чтобы завершить начатое.

– Спасибо… – заговорила она, но судья подергал ее за рукав и показал на микрофон, который стоял на кафедре. Кто-то в черном, сидевший в зале, крикнул, что им ничего не слышно. Джульетта повернула микрофон ближе к себе и увидела, что лица в толпе в точности те же, что были тогда на лестнице. Взгляд их был насторожен. Первоначальное обожание, или нечто вроде того, выплеснулось в подозрение.

– Я сегодня здесь для того, чтобы выслушать ваши вопросы. Узнать ваши заботы… – Джульетта была напугана тем, как громко она это сказала. – Но сперва я хочу сказать пару слов о том, что мы надеемся в этом году завершить…

– Ты уже впустила сюда отраву? – крикнул кто-то из задних рядов.

– Что? – не поняла Джульетта.

Она прочистила горло. Встала какая-то женщина с ребенком на руках:

– С тех пор как ты вернулась, у моего ребенка все время жар и температура!

– Другие укрытия существуют? – выкрикнул кто-то еще.

– Ну и как там снаружи?

В среднем ряду встал мужчина с багровым от ярости лицом:

– Что вы делаете внизу, почему там так шумно?..

Поднялись еще несколько человек и тоже стали кричать. Их вопросы и требования слились в единый шум, в работающий двигатель гнева. Плотно набитая людьми центральная часть зала переместилась в проходы – людям требовалось пространство, чтобы тыкать пальцами в стороны и размахивать руками, привлекая к себе внимание. Джульетта разглядела отца. Тот стоял далеко позади и выделялся на фоне толпы хмурым спокойствием на лице.

– Говорите по очереди, – попросила Джульетта.

Она выставила перед собой ладони. Толпа хлынула в направлении кафедры, когда громыхнул выстрел. Джульетта вздрогнула.

Громыхнуло еще – это судья пустил в ход молоток. Он снова и снова лупил по деревянному диску на кафедре, тот подпрыгивал и вертелся. Стоявший возле двери помощник шерифа Хойл очнулся от транса и стал проталкиваться сквозь толпу в проходе, уговаривая всех вернуться на место и замолчать. Питер Биллингс тоже встал со скамьи и кричал, чтобы все успокоились. Через какое-то время толпу окутала тишина. Но что-то держало этих людей в напряжении. Это было как мотор, только набирающий обороты, – электрическое гудение, готовое вырваться из-под спуда, но пока сдерживаемое.

– Я не могу сказать, что там снаружи… – Джульетта тщательно подбирала слова.

– Не можешь или не хочешь? – крикнул кто-то.

Крикуна сразу же усмирил яростный взгляд помощника шерифа Хойла, который прохаживался по проходу.

Джульетта глубоко вдохнула:

– Не могу сказать, потому что мы не знаем. – Она подняла руку, успокаивая толпу. – Все, что нам рассказывали о мире за нашими стенами, было ложью, фальшивкой…

– А откуда нам знать, что и ты не лжешь?

Она отыскала взглядом того, кто спрашивал.

– Потому что я, а не кто другой, признаю, что мы ни черта не знаем. Именно я пришла вам сказать, что нам следует выйти наружу и увидеть все своими глазами. Свежим взглядом. С реальным интересом. Я предлагаю сделать то, что еще никогда не делалось: выйти, взять образцы, исследовать воздух снаружи и узнать, что за чертовщина творится с миром…

Окончание фразы утонуло в криках с задних рядов. Люди опять повскакивали, хотя сидевшие рядом пытались их утихомирить. Кому-то стало любопытно. Кто-то пришел в еще большую ярость. Хлопнул молоток, а Хойл выхватил дубинку и помахал ею, стоя у первого ряда. Но толпу было уже не успокоить. Питер шагнул вперед, опустив ладонь на рукоять пистолета.

Джульетта попятилась и сошла с подиума. Взвизгнули динамики, это судья задел микрофон. Деревянный кружок куда-то свалился, и Пикен теперь лупил молотком по кафедре. Джульетта заметила на ней вмятины, оставшиеся от прежних попыток восстановить порядок.

Хойлу пришлось отступить к сцене, когда толпа ринулась вперед. Многие все еще выкрикивали вопросы, но большинство охватила несдерживаемая ярость. На губах людей выступила пена. Джульетта услышала новые обвинения, увидела женщину с ребенком, обвинявшую Джульетту в какой-то болезни. Марша подбежала к заднику сцены и распахнула металлическую дверь, выкрашенную под дерево, а Питер махнул Джульетте, приглашая ее в кабинет судьи. Ей не хотелось уходить. Джульетта хотела успокоить этих людей, сказать, что она желает им только добра и что она все может исправить, если ей всего лишь дадут попробовать. Но ее уже тянули назад, мимо раздевалки с мантиями, висящими на плечиках, словно тени. Затем по коридору с портретами бывших судей по стенам. И дальше, к металлическому столу, также выкрашенному под дерево. Крики за спиной как отрезало. Некоторое время в дверь лупили кулаками, и Питер ругался. Джульетта рухнула в старое кресло с прорехами на коже, залепленными липкой лентой, и закрыла ладонями лицо. Их гнев был ее гневом. Она чувствовала, что невольно перенаправляет его на Питера и на Лукаса, сделавших ее мэром. А на Лукаса еще и за то, что он упросил ее вместо прокладки туннеля явиться сюда, наверх, прийти на это собрание. Как будто это столпотворение можно было утихомирить.

Дверь на секунду приоткрылась, впустив шум из зала. Джульетта ожидала, что к ним присоединится судья. Но вместо него увидела отца.

– Папа? – Джульетта удивилась.

Она выбралась из старого кресла и пересекла помещение, чтобы поприветствовать отца. Тот обнял ее, и Джульетта отыскала место на отцовской груди, то, где голова ее еще в детстве обретала уют.

– Я услышал, что ты можешь прийти, – прошептал отец.

Джульетта ничего не сказала. Не важно, сколько тебе лет, годы растворились после этой встречи с отцом, после его объятий.

– Еще я узнал о том, что ты задумала, и не хочу, чтобы ты выходила наружу.

Джульетта отступила на шаг и взглянула отцу в лицо. Питер скромно отошел. Когда дверь приоткрылась, шум в зале был уже не таким громким, и Джульетта догадалась, что это судья впустил к ней отца, сам же Пикен остался успокаивать толпу. Итак, отец видел, как люди реагировали на нее, и слышал, что они говорили. Она с трудом удержала внезапно выступившие слезы.

– Они не дали мне даже шанса им объяснить… – сказала она, вытирая глаза. – Папа, там есть другие миры, вроде нашего. Это полная дурь – просиживать время здесь и сражаться между собой, когда эти миры есть…

– Я не про туннель. Я слышал, ты собираешься выйти наверх.

– Слышал… – Она снова вытерла глаза. – Лукас… – пробормотала она.

– Не Лукас. Нельсон, ваш техник, пришел ко мне на медосмотр и спросил, буду ли я готов, если что-то пойдет не так. Мне пришлось притвориться, будто я знаю, о чем это он. Подозреваю, ты как раз собиралась объявить собравшимся о своих планах?

Он посмотрел в сторону раздевалки.

– Нам нужно знать, что там, снаружи. Папа, они даже не пытались что-то улучшить. Мы практически ничего не знаем…

– Тогда пускай это выяснит какой-нибудь другой чистильщик. Пусть выйдет и соберет образцы. Но только не ты.

Она покачала головой:

– Никаких новых очисток не будет, папа. Пока мэром остаюсь я. Я никого не пошлю наружу.

Отец положил руку ей на плечо:

– А я не позволю отправиться туда моей дочери.

Джульетта отступила на шаг:

– Прости, но я должна это сделать. Я приму все меры предосторожности. Обещаю.

Лицо отца было каменным. Он повернул руку и уставился на свою ладонь.

– Нам не помешала бы твоя помощь, – сказала Джульетта, надеясь перебросить мостик через любую трещину между ними, которую, как ей представлялось, она создавала. – Нельсон прав. Было бы здорово иметь в команде врача.

– Я совершенно не хочу в этом участвовать, – объявил отец. – Вспомни, что случилось с тобой в прошлый раз.

Он посмотрел на ее шею, где раскаленный металлический воротник комбинезона оставил полукруг шрама.

– Тогда был пожар, – сказала Джульетта, поправляя комбинезон.

– А в следующий раз будет что-нибудь еще.

Так они стояли, не отводя глаза друг от друга, здесь, в этом помещении, где людям выносят приговоры, и Джульетта вновь ощутила знакомое искушение убежать от конфликта. Но все это уравновешивало желание ткнуться лицом в грудь отца и расплакаться. А женщине ее возраста такое не дозволено. Тем более если она механик.

– Я не хочу снова тебя потерять, – сказала она отцу. – Ты единственный из семьи, кто у меня остался. Прошу тебя, поддержи меня.

Слова эти дались ей с трудом. Сказано было хотя и уязвимо, но честно. Частичка Лукаса жила теперь в ней, это он взрастил в Джульетте прямоту и уверенность.