Ход коня

– Я играю с комбо, – улыбнулся Педер, направляясь в гостиную. – Ужасно сексуально.

Он изо всех сил старался сохранять шутливый тон и сам слышал, как неубедительно у него выходило.

Педер осторожно ступал по минному полю игрушек, в которое превратился пол. Нечистая совесть давила грудь. В такие дни, когда он жил в основном на работе, Анетт приходилось перебиваться одной. Справляться с тройняшками, которым исполнилось два с половиной года, и работать учительницей начальных классов. Педер обещал себе, что она будет спать все выходные.

– Папа! – в унисон прокричали три детских голоса.

Тройняшки вскочили с пола. Одно то, что Педер мог вырвать их из волшебного мира феи Блум, говорило о многом.

Три пары рук крепко обняли его за шею. Педер сглотнул, сдерживая слезы. Их теплые тела напоминали, почему сейчас он должен их покинуть. Был ли Оссиан таким же теплым, когда обнимал родителей? Наверное…

– Я скоро уйду, – прошептал Педер. – Мне всего лишь хотелось обнять своих маленьких принцесс.

– Мы не принцессы, папа! Мы феи. Как в «Винкс»!

– Извини, папа забыл… Феи, конечно. А я ведь… ем фей!

Педер зарычал, ткнувшись носом в тройняшек, которые завизжали от восторга. Но потом на экране начали происходить события, заставившие «фей» снова опуститься на пол и на время забыть о папе.

Некоторое время Педер наблюдал за ними, а потом пошел на кухню к Анетт. Времени оставалось принять душ и переодеться, но Педеру требовалась еще пара минут перевести дух. Несмотря на хаос – обычное состояние их дома, – только здесь Педер и черпал энергию, необходимую ему, чтобы справиться с ужасами, которые в избытке предоставляла его работа.

– Как ваши дела?

Анетт смотрела на него из-под челки, убирая кухню после выпечки кексов. Педер задумался. Перед ним стояла непростая задача. Затем рассказал о девочке, которую они нашли. Собственно, делиться с родными новостями с работы выходило за рамки этического кодекса полицейского, но в случае Педера это было необходимостью. Иначе он не нашел бы в себе силы и дальше делать свое дело. Анетт оставалась его единственной отдушиной. Иногда Педер спрашивал себя, насколько правильно втягивать ее в этот мрак. Но Анетт никогда не жаловалась. А он так нуждался в этих беседах…

– Но вы всё еще не знаете, где мальчик? – спросила она, распределяя моющее средство по мискам в мойке. – Хочешь? – Указала на блюдо с кексами, раскрашенными во все цвета радуги.

– Нет, спасибо. Я перекусил на работе, – ответил Педер, беря у нее из рук тряпку.

– Оставь, пожалуйста.

Анетт вырвала тряпку у него из рук. Педер не стал протестовать. Встал, прислонившись к раковине, и скрестил на груди руки.

– Отвечаю на твой вопрос, – начал он. – Нет, мы его так и не нашли. Между тем время идет. Может, уже поздно.

– Вы делаете всё возможное, – отозвалась Анетт. – Никто не вправе требовать большего. – Она решительно вытерла следы теста, глазури и присыпки с большого кухонного острова.

– Делаем ли мы всё возможное? – Педер вздохнул. – Не знаю. Никто из нас понятия не имеет о том, что делать и где искать. Единственная зацепка – и она вывела нас на другого ребенка. Мы пробираемся ощупью, и в любой момент может оказаться, что ищем не там.

Анетт сполоснула тряпку, повесила ее на кран, вытерла мокрые руки и обняла мужа.

– Возвращайся скорее, дорогой. – Она ткнулась лицом в его шею. – Пятничное предложение обнимашек действительно до полуночи. И когда это закончится, мы поговорим наконец об этой бороде…

* * *

– Какое классное место! – Натали озиралась по сторонам широко раскрытыми глазами. – Вы здесь живете?

Они вошли в главное здание через парадный вход. Куда ни посмотри – всюду стекло.

– Да, я здесь живу.

– Отлично… А птицы не бьются в стекло?

Бабушка поджала губы:

– Такое бывает, но не слишком часто.

Натали кивнула. От увиденного за последнюю пару часов кружилась голова. Она познакомилась со своей бабушкой. Освободилась от охранников, по крайней мере, на некоторое время. И теперь она здесь, в этом удивительном месте…

– Могу провести для тебя экскурсию, – предложила бабушка.

Натали энергично закивала. Здесь было так тихо… То тут, то там Натали замечала каких-то людей, но их почти не было слышно. Благоговейная тишина – так это, кажется, называется… Они даже передвигаться старались бесшумно. И никто не говорил Натали ни слова. Все только кивали и широко улыбались, как будто были самыми счастливыми людьми на свете.

– И чем вы здесь занимаетесь? – спросила Натали.

Бабушка шла впереди, Натали за ней. Рюкзак как будто отяжелел. Натали сняла его и прислонила к стене. Непохоже, чтобы здесь кто-то мог что-то украсть.

– Мы работаем над развитием лидерских качеств, – ответила бабушка. – В самом широком смысле. Нова – наш генеральный директор и владелица всего этого. Она тренирует кое-кого из ведущих топ-менеджеров страны, не говоря о менеджерах помельче. У нас есть курсы по личностному развитию, снижению уровня стресса, преодолению проблемных жизненных ситуаций и даже депрограммированию жертв разных сект и культов. Нова – один из немногих в Швеции специалистов. К ней обращаются клиенты из-за границы.

Глаза Натали расширились:

– Ух ты… стресс и культы… это… это звучит круто!

Ей тут же стало неловко за глупый, типично подростковый восторг. Натали не хотела выглядеть перед бабушкой потрясенной до такой степени, но и в самом деле не могла подобрать других слов для выражения чувств по поводу всего этого.

Здание не походило ни на одно из виденных Натали до сих пор. Такое белое, чистое и… прозрачное. Выгодно контрастировавшее с цветущим зеленым окружением, оно в то же время вписывалось в него до странности идеально.

– Дом был построен в шестидесятых годах, – пояснила бабушка, словно догадавшись, о чем думает Натали, – дедушкой Новы. Он управлял несколькими отелями по всей Швеции. И здесь действительно намечалось устроить конференц-зал. Когда дедушка Новы умер, она унаследовала отели и несколько изменила направление бизнеса.

Натали остановилась перед портретом мужчины с окладистой бородой и добрыми глазами.

– Это он? – спросила она.

– Да, Бальцар Веннхаген. – Бабушка встала рядом, любуясь портретом. – Нова была зеницей его ока. Ее отец – единственный ребенок Бальцара, соответственно, она – его единственная внучка. Кстати, именно Бальцар научил Нову эпикурейству. Философии, которая легла в основу ее бизнеса.

– Эпик… чего?

Натали судорожно рылась в памяти – прокручивала уроки, пролистывала школьные учебники. Непохоже, чтобы она слышала это слово раньше.

– Пойдем в сад. Выпьем кофе, и я тебе расскажу.

Бабушка взяла ее за руку. Натали хотела вырваться – она не привыкла к такому обращению. Папа любил ее, но по большей части на расстоянии. А маму Натали не помнила. Ей было пять лет, когда та погибла.

И вот теперь наконец появилась возможность расспросить бабушку о том, какой была мама. Поэтому Натали позволила вести себя за руку по длинному светлому коридору, до выхода в такой же просторный солнечный сад. И там они с бабушкой оказались не одни. Но присутствие чужих людей оставалось каким-то незаметным и совсем не смущало. Разница с городской жизнью была разительной. Здесь люди умели разговаривать, не заглушая голосов природы. Натали слышала и шепот листвы под ветром, и жужжание пчел вокруг розового куста у стены.

– Есть свежее печенье, – сказала бабушка. – Угощайся. Будешь пить кофе или сок? – Она кивнула в сторону стола, на котором был накрыт кофе.

– Сок, пожалуйста, – ответила Натали. – И немного печенья.

Бабушка взяла себе кофе, налила Натали сока и стала смотреть, как та выбирает печенье. Когда Натали тоже села, бабушка дала ей откусить пару раз, прежде чем начала рассказывать.

– Дед Новы Бальцар в молодости изучал греческую философию и, как я уже говорила, увлекся эпикурейством. Это древнее учение, где подчеркивается важность душевного спокойствия.

– Душевного спокойствия, – повторила Натали, как будто пробуя на язык эти слова. В них чувствовался привкус взрослой, самостоятельной жизни. И Натали нравилось, что бабушка взяла с ней именно такой тон. Хотя сама тема и не показалась Натали особенно веселой.

– В эпикурействе самое главное – достичь атараксии, то есть душевного и телесного покоя, избавляющего человека даже от страха смерти. Другая цель эпикурейства – победа над болью.

Натали сделала глоток сока. Это был хороший клубничный сок, на вкус почти домашний.

– Есть четыре краеугольных камня эпикурейства, – продолжала бабушка. – Их можно рассматривать как четыре правила, которым человек должен следовать, если хочет добиться того, что мы считаем целью жизни. То есть достичь душевного спокойствия и счастья. Мы считаем, что для этого следует прежде всего избегать вещей, вызывающих тревогу. Например, политики. Жить лучше в спокойной обстановке, среди друзей. Как мы здесь, к примеру. С другой стороны, нужно стремиться к тому, что приносит радость. Не кратковременное удовольствие, а ведет к устойчивому, продолжительному состоянию счастья. Четвертый краеугольный камень эпикурейства одновременно самый простой и самый трудный. Мы полагаем высшим благом отсутствие боли.

– Отсутствие боли, – растерянно повторила Натали. – Так вот почему… резинка? Разве тебе не больно?

Бабушка кивнула. После чего оттянула резинку на запястье и отпустила, как в прошлый раз. Она вздрогнула, когда резинка ударила ее по руке. Но Натали тут же заметила легкую улыбку в уголках губ бабушки.

– Это больно, – ответила бабушка Инес. – На какую-то секундочку. Иногда приходится подвергать себя тому, с чем хочешь свыкнуться. Чувство боли выполняет важную функцию в нашей жизни. С моей стороны было бы самонадеянным утверждать, что я уже достигла высшего блага.

Натали кивнула. Она не поняла и половины того, что сказала бабушка, но ей почему-то хотелось, чтобы этот разговор никогда не заканчивался. Бабушка была такая красивая… Ее теплый голос обволакивал, как этот сад с его запахами и звуками. А сахарное печенье так и таяло на языке. И вокруг Натали улыбались открытые, дружелюбные лица.

И никто, абсолютно никто за ней не следил.

Наверное, появление папы было вопросом времени, но до тех пор Натали хотела наслаждаться каждой секундой.

– Бабушка, – робко начала Натали, – можно я здесь… только до завтра?

Бабушка смотрела на нее полными любви голубыми глазами. В лучах солнца ее светлые волосы светились, образуя ореол вокруг головы.

Она кивнула:

– Я подумаю, что можно сделать. В любом случае сегодня вечером ты предоставлена сама себе. Мы с Новой будем на телевидении.

* * *

Про себя Мина отметила, что Педер не тот, что раньше. Усталый, он сидел за столом, обхватив руками голову, и вспоминал время, когда тройняшки были новорожденными. Потом вытащил и со свистящим звуком открыл банку «Нокко», как это часто делал раньше. Как бы в доказательство того, что он – прежний Педер.

Рубен и Адам стояли, прислонившись к стене, и тоже выглядели усталыми. Адреналин после дневного рейда в квартиру Ленор Сильвер стремительно истощался. Вопрос Ленор был снят с повестки дня. Теперь ею и найденным ребенком занималось другое подразделение, в то время как группа Юлии снова сосредоточилась на поисках Оссиана.

На столе – завернутая в бумагу стопка бутербродов. Плохая замена полноценному ужину, но никто не выглядел особенно голодным.

Круги под глазами Юлии стали почти черными, и Мина догадывалась, что дело не только в работе, учитывая то, с каким упорством Юлия игнорировала сообщения, снова и снова появляющиеся на экране ее телефона. Она отключила звук, но не уведомления. Мина заметила, что сообщения приходят от одного человека, которого Юлия называла «чертовым недотепой».

Единственным, кто не выглядел изможденным, был Кристер. Он походил скорее на грозовую тучу и почти лихорадочно жевал бутерброд. Боссе у его ног с тоской глядел на хозяина.

– Итак, подведем итоги, – объявила Юлия. – Начну с того, что в последние дни все вы очень хорошо поработали. Сделали всё, что было должно, и даже больше. Я имею в виду похищенную девочку.

– Мы знаем, кто она? – спросил Адам, распрямляя спину.

– Нет пока. – Педер широко зевнул. – Коллеги изучают заявления о пропаже детей, поступившие за последние два месяца, в Стокгольме и по всей Швеции. Послан запрос в Интерпол. Может, девочку похитили за границей. Ее найдут, это вопрос времени. У Ленор нет шансов.

– Чертова ведьма, – выругался Кристер и вытер рот.

Боссе коротко гавкнул, выразив тем самым согласие с хозяином.

– Так что у тебя, Рубен, с Ленорой? – спросила Юлия.

Рубен как будто хотел ухмыльнуться, но передумал. Вне сомнения, для него день тоже выдался долгим.

– К сожалению, мы ни на йоту не продвинулись в поисках Оссиана, – сказала Юлия. – Его похитительница неуловима.

– Это никуда не годится. – Педер поставил на стол банку из-под энергетического напитка. Он действительно как будто оживился и заговорил быстрее, чем раньше: – Завтра суббота. Прошло три дня. Если с ним действительно всё как с Лилли…

Ему незачем было заканчивать фразу. Мина уже поняла его, остальные коллеги тоже. Если всё как с Лилли, Оссиана завтра найдут мертвым. Чтобы этого не случилось, им, полицейским, нужно что-то предпринять. Вопрос, что.

Мина достала бутылочку спиртового геля и протерла руки. Не потому, что возникла такая необходимость, просто нужно было что-то сделать. Что угодно.

– Как я уже говорила, – сказала Юлия, – нет ничего, что указывало бы, что эти случаи как-то между собой связаны. Наверняка мы имеем дело с другим преступником. При этом, конечно, существует хотя бы теоретическая вероятность того, что он позаимствует сценарий убийства, произошедшего прошлым летом. Ничего нельзя исключать. Поэтому я согласна с тобой, Педер. Это совершенно невозможно. Я только не представляю, что делать.

Мина вспомнила Винсента. Интересно, как повлияло бы его участие на ход расследования? Смог бы он им помочь? Нет, наверное. На этот раз не на чем основывать психологический профиль и никакой связи с иллюзионистскими трюками, не говоря о скрытых запутанных закономерностях, которые нужно обнаружить. Всего-навсего похищенный ребенок. И ни малейшего намека на то, как его спасти.

– Мы всё еще рассчитываем на помощь общественности, – продолжала Юлия. – Обычно это срабатывает. Но на сегодня вы сделали всё, что могли. В отделении есть кому принимать звонки и письма, поступающие не только днем, но и ночью. Даже если на сегодняшний день поток заметно сократился, мы, конечно, всё отслеживаем. Сара останется на дежурстве и будет поддерживать постоянный контакт со мной. Отправляйтесь по домам и постарайтесь немного поспать.

– Какой тут сон? – недовольно проворчал Кристер. – И вообще нас с Боссе никто не ждет.

– Я тоже останусь, – подхватил Педер. – И помогу Саре.

Юлия всплеснула руками в бессильном жесте. Энергия, которую она обычно излучала, сошла на нет. Мина подумала, что Юлия походит на медленно сдувающийся воздушный шар. Ее телефон сигнализировал о получении очередного сообщения.

– Ну если вы так хотите… – Она пристально посмотрела на телефон. – Поступайте как считаете нужным. Я не буду вас заставлять. Может, и сама задержусь ненадолго… Педер, возьми Сару в помощницы и найдите всех, кто контактировал с Ленор Сильвер. Так или иначе, она может быть вовлечена в это. Адам, вы знаете дело Лилли. Припомните все детали похищения на предмет сходства со случаем Оссиана. Результаты должны быть на моем столе, немедленно. Мина и Рубен, думаю, имеет смысл еще раз поговорить с родителями и воспитателями Оссиана. Зацепка может оказаться где угодно. Кристер, трижды проверь и перепроверь, что сейчас происходит с известными нам преступниками. Я имею в виду преступления на сексуальной почве. Может, кто-то внезапно переменил место жительства или что-нибудь в этом роде… Я знаю, что это уже делали, но попробуй еще раз. Завтра с утра мы должны быть во всеоружии. Потому что кто знает, как сложится день…

* * *

Ведущая Тильда де Паула Эбю обычно приглашала людей, которые успели чем-то прославиться. Винсент же, хотя сам он считался фигурой публичной, до неприличия плохо разбирался в том, кто есть кто в «звездном мире». Из-за этого не раз оказывался в неловком положении, когда на светских мероприятиях его знакомили с людьми, которых, как предполагалось, Винсент должен знать, и о которых понятия не имел, кто они.

После неловкого случая, когда он принял Кайсу Бергквист [9] за сценографа, с которой когда-то работал, Винсент пообещал жене заглядывать хотя бы в глянцевые журналы. Это мало чем помогло. И не потому, что Винсент привык жить отшельником и совсем не интересовался людьми. Просто слава как таковая в его понимании не делала людей более интересными.

На этот раз интерес был вызван участием в программе коллеги-тренера по практической психологии. Винсент пропустил прямой эфир, потому что сам в это время стоял на сцене, но, вернувшись домой, тут же поставил TV4 Play с записью. Он надеялся узнать хотя бы коллегу, известность которой в конце концов давно перешагнула границы Швеции.

Тильда де Паула Эбю улыбнулась в камеру.

– Моя сегодняшняя гостья не нуждается в представлении, – сказала она, озвучив тем самым мысли Винсента. – Во всяком случае, тем, у кого есть странички в социальных сетях. Или кто хотя бы время от времени просматривает газеты. Итак, Нова, приветствую вас на моей программе! И добро пожаловать, Инес!

В студии на диване сидели две женщины. У одной, Новы, были темно-каштановые волосы и внешность, какую журналисты обычно описывают как «экзотическую». Что подразумевает не просто красоту, но красоту, характерную для уроженки самых отдаленных частей света. Ей было за сорок. Женщина рядом, которую, судя по всему, звали Инес, выглядела по меньшей мере на двадцать лет старше. Это была элегантная пожилая дама со светлыми волосами, завязанными в аккуратный узел, и почти прозрачной кожей. Будучи лектором, Винсент время от времени сталкивался с Новой, и ему всегда было интересно, что она скажет. Но именно при виде Инес у него сперло дыхание. Мало того что эта дама походила на неземное существо, она еще и выглядела в точности как Мина. Те же черты лица, те же глаза. Мина в возрастной версии. И конечно, светлые волосы.

Или ему это только кажется?

Стоило Винсенту присмотреться, и сходство исчезло. Инес поправила прическу, и он покраснел от стыда. Хорошо, что занятая телефоном Мария ничего не заметила. Как видно, желание увидеть Мину на вчерашней пресс-конференции оказалось сильнее, чем он решился это признать. Настолько сильным, что мозг при первой возможности показывал ему Мину, даже в значительно более старшей женщине.

Мозг нормального человека вел бы себя с точностью до наоборот – и спустя два года всячески ослаблял бы возможные ассоциации с Миной, а не усиливал их. Винсент вздохнул. Двадцать месяцев – слишком большой срок, чтобы Мина до сих пор оставалась в его передних лобных долях.

– Начнем с вас, Нова, – обратилась Тильда к темноволосой женщине. – Вы – звезда «Инстаграма» и других социальных сетей, где в профессионально сделанных роликах делитесь мыслями и советами по поводу того, как прожить жизнь правильно. Вы часто выступаете с лекциями. Ваше лицо не сходит телеэкранов и газетных страниц. У меня есть информация, что вы публикуете на эту тему заметки еженедельно на протяжении вот уже пяти лет. Ну и, конечно, ролики… У вас больше миллиона подписчиков. Вас слушают за границей, и не только у нас, в Европе. Три процента ваших подписчиков проживают в Бразилии.

– Миллион? – Нова смущенно улыбнулась. – Неужели их так много? Можно не сомневаться, раз вы так говорите…

Винсент не был знаком с Новой лично, но не раз слушал ее лекции и отдавал должное ее профессионализму и женскому очарованию. Безусловно, она заслуживала места на пятничном диване в студии. Единственным, с чем Винсент никак не мог примириться, являлась ее привычка обниматься, даже когда обыкновенного рукопожатия было вполне достаточно. Причем с людьми, которых она впервые видела.

– Но мы здесь не для того, чтобы обсуждать вашу популярность в «Инстаграме», – продолжала Тильда, беря со стола книгу и разворачивая обложкой к камере. – Для начала поговорим об этом. Насколько я понимаю, этот ваш труд – продолжение путешествия, начавшегося для вас в юном возрасте, после автомобильной аварии…

Мария оторвалась от телефона и кивнула на экран:

– Неконкретно как-то, тебе не кажется?

Винсент открыл было рот, но тут же закрыл снова. Если Мария, с ее керамическими ангелочками, книжками по популярной психологии и бизнес-курсами для начинающих, считает жизненную философию Новы «неконкретной», к этому ему добавить нечего.

Мария пожала плечами и опять ушла в телефон. Она как будто читала статью о партизанском маркетинге, которую прислал, конечно, Кевин. Винсент не был уверен, что это лучшая тактика в случае керамических фигурок, но вмешиваться не собирался. Он не желал жене ничего другого, кроме как преуспеть в бизнесе. Однако при виде имени отправителя сообщения «гуру Кевин» и скользнувшей по лицу жене улыбке быстро переключил внимание на телешоу, игнорируя разливающееся в желудке неприятное чувство.

– Насколько мне известно, вы до сих пор страдаете от болей в ногах после автомобильной аварии, – продолжала Тильда де Паула Эбю. – Она лишила вас не только здоровья, но и сделала сиротой.

Винсент до сих пор помнил газетные заголовки. У отца Новы Юна как будто случился пожар на ферме. Все животные сгорели в хлеву. Сам он, спасаясь от огня, взял дочь, сел в машину и выехал с фермы. Там как будто случилась авария, и машина упала в воду с моста. Так или иначе, из всей семьи выжила только Нова. Ей пришлось перенести операцию, которая прошла не совсем удачно. В итоге Нова оказалась приговорена к пожизненному приему сильных обезболивающих. Эту историю еще долго пересказывали в СМИ.

– Знаете, Тильда, мне кажется, все мы страдаем от хронических болей, – серьезно ответила Нова. – Если не телесных, то душевных точно. Но, как говорил мой отец, «все в этом мире страдает, боль очищает». Звучит как парадокс, но иногда испытания идут нам на пользу. И тут вам в помощь будет мой труд. В этой книге – философия и образ жизни, который я советую практиковать всем, потому что это обязательно принесет вам пользу. Здесь бо́льшая часть того, о чем я пишу в социальных сетях. Но книга дает возможность каждому сделать эпикурейство частью своей жизни.

– Кстати, как вам удается не держать зла на врачей, не сумевших как следует прооперировать вас после аварии?

– Гамильтонов путь, – ответила Нова и снова улыбнулась, на этот раз печально. – Это из области математики, – пояснила она. – Способ перемещения между точками геометрической фигуры, исключающий прохождение через одну точку больше одного раза. Я стараюсь жить, следуя этому принципу. Каждый раз, когда мы обижаемся или как-то иначе перевариваем свое прошлое, мы возвращаемся в точку, где уже были. Между возвращением в прошлое и переживанием нового опыта я однозначно делаю выбор в пользу последнего. Это полезнее.

Тильда кивнула, но нахмурилась, как будто сказанное Новой не представлялось ей столь очевидной истиной. Так или иначе, больше вопросов на эту тему не последовало. Винсент догадался, что программа подходит к концу. И до сих пор возможность говорить была предоставлена только Нове.

– Пришло время вовлечь в разговор и вас, Инес, – обратилась Тильда к блондинке. – Насколько я поняла, вы с Новой вместе основали курсы?

– Именно так, – подтвердила Инес низким, глубоким голосом. – Сначала я была ученицей Новы, теперь мы коллеги. Мы предлагаем специально разработанные курсы по развитию лидерских качеств и менеджменту на основе эпикурейской философии. У нас обучаются люди со всего мира. Содержание программы применимо не только к бизнесу, но и к жизни в целом.

– Ужасно неконкретно, – снова услышал Винсент голос Марии. – Расплывчато и неопределенно.

Винсент был склонен с ней согласиться, но лишь отчасти. Эпикурейство – устоявшаяся философская концепция, в которой он находил глубокий смысл. Но иногда дело не столько в философии, сколько в том, как она воспринята и истолкована. Сам Винсент, в качестве приглашенного лектора, посетил достаточное количество курсов личностного развития и прекрасно представлял себе атмосферу таких мест. Где воздух буквально наэлектризован энтузиазмом публики, по накалу приближающимся к религиозному рвению, но по окончании занятий все это испаряется за какие-нибудь пятнадцать минут.

Тем не менее эпикурейство представлялось ему гораздо более разумным, чем многие доморощенные психологические методики и псевдофилософские концепции, на которых современные гуру очень неплохо зарабатывают. Конечно, люди тратят деньги и на куда более бестолковые вещи, чем курсы Новы. За ее плечами по крайней мере опыт. Более серьезный, чем у кого-либо из ее известных Винсенту коллег.