Ииль. Проекция домового 8 порядка

Однажды утром он проснулся в дурном настроении. Какой-то резкий звук вывел его из тонкого состояния дремы и включил все затекшие механизмы внимания и слуха. Он недовольно поворочался с боку на бок и, не найдя удобного положения на топчане, решил, что пора бы ему заняться обходом своих владений. Лениво потягиваясь и шлепая по исхоженной сотни тысяч раз половице от топчана к печке, а затем минуя гостиную, Ииль нехотя поплелся в сени, откуда намеревался просканировать своим чутьем пространство во дворе. Выглядывая в запыленное окно, он отчетливо услышал стрекот сороки, доносящийся из густых кустов ракитника. Больше незваных гостей Ииль терпеть не мог только сорок. Эти приспешники дурных вестей так и норовили втесаться в узкое пространство его тихой обители.

В первый раз, когда ему пришлось иметь с ними дело, он потерял свое веретено, потому что эти тараторящие без умолку птерхи сдали его появление Сильвану. А в последний раз эта замечательная во всех отношениях птица сообщила ему о приближающемся конце дорогого хозяина.

Ииль грозно взирал на несущую неприятные вести птицу и думал, что с удовольствием бы сейчас пообедал бы живой дичью. Она нарочито перепрыгивала с ветки на ветку и то и дело бросала нахальные взгляды в сторону дома, продолжая свой сорочиный монолог. Ииль вернулся в гостиную, метнулся к сундуку, достал из-под него свою котомочку, которую бережно собрал для переезда, вынул из недр сумки рогатку, оставшуюся от нового хозяина и направился во двор. Перекатившись змеей в зарослях некошеной травы, он затаился за кустом полыни. Выбирая максимально удобную точку для атаки, Ииль нацелил рогатку на источник неприятностей и произвел точный выстрел. Пернатая, не закончив речь, сорвалась с ветки и стремительно полетела на поиски новой трибуны, где могла бы выговориться окончательно.

Ииль лишь усмехнулся, довольный тем, что громкоговоритель больше не создает шум в его владениях. Он надеялся, что неприятности, сулившие ему эта птица, благополучно спугнуты. Когда избавляешься от источника тьмы, его место занимает свет. Это закон, вся вселенная работает путем передачи и замещения, ничего не остаётся пустующим. Он это знал, потому что был знаком с истоками, был у основания, прежде чем явиться в этот мир.

Осень наступила внезапно и как-то траурно. Пасмурное, свинцовое небо периодически проседало у горизонта и засыпало вспаханные под зиму поля мелкой, противной моросью. Цветные листья потеряли свой блеск, а в тенях поселилась затаившаяся стужа звенящей тишины. Ииль в сотый раз проделал ритуал с уборкой пыли на всех горизонтальных поверхностях, собрал и разобрал котомку, ощупал веник, разогнал мышей и даже порисовал на запотевшем смотровом окошке в сенях. Хозяева сегодня так и не появились. От скуки он достал из щели между окном и подоконником дремлющую муху и, прицепив к ней тонкие ниточки, стал играть с насекомым, будто с марионеткой, заставляя кланяться, взлетать, парить и падать. Муха была явно в шоке от внезапного внимания свалившегося на ее хрупкие крылья, она всячески пыталась вырваться из пут, чтобы снова найти укромный угол и уснуть до весны, но Ииль возвращал ее на исходные позиции, подбрасывая к потолку, заставляя вяло цепляться за его поверхность.

Неожиданно во дворе послышались чьи-то голоса. Ииль навострил уши и, минуя все препятствия на пути, оказался на своем смотровом месте – в сенях. Он жадно искал глазами источник голосов, слабо надеясь на то, что это хозяин. Чутье говорило ему о чуждых возмутителях его спокойствия. Сначала он увидел одного нарушителя, потом второго, а следом третьего. Они со знанием дела обошли заброшенный двор, заглянули в открытый сарай, зачем-то вскрыли колодец, сбросив туда погнутое ведро, и стали активно ломать кладовую. Ииля охватил приступ возмущения и праведного гнева, отчего он аж раздулся на два уровня. "Ворье!" – только и булькнуло в его кипящем сознании. Он лягушкой отпрыгнул от окна и пролез в щель под порогом прямиком во двор. «Незваный гость – хуже татарина. – повторил он всплывшую в памяти присказку старика Миляки. – Ишь чего удумали?! Хозяйские кладовые разорять! Не позволю!"

Первым делом Ииль юркнул к амбарным ящикам, где хранилась крупа, он пронзительно засвистел и мыши врассыпную побежали в разные стороны, пугая непрошеных гостей серой подвижной волной своих бархатистых спин. Один из пришедших оступился и в полумраке предбанника зацепился о сложенные в кучу полупустые мешки с мукой. Ииль не растерялся и мягко спихнул весь вал мучной массы на пришельца. Третий получил болезненную затрещину старыми граблями, которые так кстати оказались неподалеку, и усилиями Ииля развалились прямо у ног расхитителя чужого имущества. Потирая ушибы и стряхивая муку, воры лишь на время замедлили реализацию своих намерений.

Немного погодя они все же вынесли из кладовой пару мешков с крупой и овсом, а затем выкатили вишневую бочку с квасом, погрузили это добро на телегу и спотыкаясь, потому что Ииль то и дело путал траву под их ногами, насылая на них резкие порывы ветра, вырвали с корнями столб у садовой калитки лишь потому, что на его венце73 была вырезана кошка. Ииль был вне себя от гнева.

«Разбойники! Пираты! Паршивцы!» – ругался он на визитеров, наворачивая разъяренные круги по просторному залу дома. Пытаться отвадить людей расхищать чужое имущество было такое же бесполезное и губительное дело, что и попытки достучаться до Сильвана с отсрочкой по уплате взноса. Как же ему сейчас не хватало хозяина, его рук и сноровки, ведь в этой ситуации вместе с ним Ииль смог бы принести больше пользы, чем в одиночку.

Он устало плюхнулся на топчан и подпер голову кулаками, сердито хмуря растрепанные брови. Почему хозяева не оставили ему никаких указаний? «Может они еще вернутся?" – робко подумал Ииль. Он потряс головой пытаясь отбросить навязчивую мысль и убедить себя в непреложном правиле: фамильяры74 и домовые – вечные спутники рода, они всегда находят друг друга. И в этот раз будет также. Ииль вздохнул. Вдоль плинтуса шмыгнула мышь, а он отточенным движением схватил ее и превратил в шарик пыли. Настроение его слегка улучшилось.

Дни тянулись нестерпимо долго. Время тикало на хозяйских часах в его сундуке, а сами владельцы все не появлялись. Вместо них все чаще стали захаживать случайные прохожие, которые доставляли Иилю прямое неудовольствие то своим видом, то кражами, то просто историей рода, которую он видел, словно открытую книгу. Он всякий раз ежился и собирал пыль во всем доме в бумажные кульки, чтобы потом высыпать за шиворот пришельцев и наблюдать как они отчаянно начинают чесаться и танцевать от ощущения текучей щекотки в районе тазовых костей.

Не смотря на все его бытовые ухищрения визитеры продолжали заглядывать в дом, разносить на молекулы двор и расхищать заброшенные пристройки. Ииль чувствовал себя беспомощным в этом мире. Будь у него хоть один помощник, он бы лучше справлялся с хозяйством, но его обезоружил Сильван на самом взлете его домовой карьеры, так что теперь он мог бы похвастаться только минимальными способностями какого-нибудь бестелесного существа, случайно застрявшего в этом доме. Он наводил панику и вселял липкое ощущение присутствия чьего-то взгляда.

Времена года сменяли себя по расписанию, а визитеры по какой-то своей интересной схеме. Чаще всего гости заглядывали в дом весной, реже осенью, еще реже зимой, а летом устраивали уютные посиделки у костра прямо во дворе. Они спалили навес над крыльцом и оставили всего пару досок настила. Ииль с замиранием сердца наблюдал за языками пламени и хватался за голову, когда в огонь летели резные ставни. Ничего он так не боялся в жизни, как пылающего костра, мелких искр, возносящихся к небу, и треска разрываемой жаром древесины. Он прятался в подпечник, затыкал уши и сверкал неоновыми блюдцами глаз из темноты, опасаясь, что от дома останется пепел и это последнее его пристанище.

Чаще всех в дом стали наведываться подростки, причем независимо от времени суток. Они больше всех доставляли неудобств и разрушений. Ииль знал каждого в лицо, ознакомился с родовыми историями и, не смотря на предпринятые меры по отпугиванию, они продолжали докучать ему производимым в его доме хаосом. Однажды они развлекались на лавках в кухне и веселья ради подожгли ситцевую штору на окне. От сырости она вяло коптила и тлела, пока не обуглилась до последней нитки и не испачкала сажей всю стену. Ииль злился. Тогда-то ему на ум пришла идея заносить незванцев в амбарную книгу и насылать на них заслуженное возмездие. Намотанный маятник на углу крыльца и в сенях делал свое волшебное дело. «Сила действия равна силе противодействия – третий закон Ньютона». – размышлял он, мысленно потешаясь над иронией сложившейся ситуации. Когда бы еще он обратился к самим законам физики, когда сам был сплошным ее исключением?

Все чаще Ииль стал уходить в состояние самогипноза, силясь отыскать на огромном поле энергетических возможностей следы хозяина. Он убеждал себя, что этот метод приведет его к нужному результату. На определенных этапах ему стали приходить видения в виде неясных символов, силуэтов, потом настоящих людей, событий. Но все это было далеким и неестественным входом в мир, где домовым не место. Однажды он затерялся в этом лабиринте и не на шутку испугался возможных последствий.

Ему снова привиделась сцена с уже знакомыми героями, которых он наблюдал несколькими месяцами ранее. На этот раз Ииль не спал. Ему показалось, что он споткнулся, когда переступал порог родной обители и, прыгая на одной ноге, чтобы выровнять баланс, угодил в кучу прошлогодней листвы, нанесенной в прореху между стеной и дверью. Мусор воспарил в разные стороны, а он стал чихать, жмурясь от пыли и мелких частиц опилок. В этот момент до его ушей донесся треск костра и звуки бьющегося стекла. Ииль всмотрелся в просвет сеней и обнаружил во дворе не привычные заросли бурьяна и сорной травы, а широкую, распростертую каменистую долину, в лесистой части которой вился плотный столб дыма. Ииль перестал моргать, когда мимо него грузно прошуршала внушительная фигура Дракона и застыла на почтенном расстоянии от арки из больших песчаников.

В его хищных, янтарно-желтых глазах весело полыхали отблески огня, плавно пожирающего соседнее строение. Треск горящей черепицы и столб черного дыма разносился на всю округу. Он с воодушевлением, будто видит этот момент впервые, наблюдал за тем, как перед рушащимся зданием нервно расхаживает рыцарь в тяжелых стальных доспехах, вычерчивая волочащимся за ним, словно хвост, мечом на пыльной дороге замысловатые круги приближающейся паники.

Он крепче прижал к своей чешуйчато-бронированной груди несколько драгоценных полотен и улыбнулся во все свои 1200 острых, как лезвие, зубов. Воздух был наполнен запахом паленого дерева и шерсти.

– Ну и чего ты улыбаешься? – возмутился рыцарь, перекладывая тяжелый меч в ножны. – Мы в третий раз за месяц остались без крыши над головой! Вылечи уже свой чёртов насморк!

– Это не насморк, это аллергия на металлическую стружку. Я просил тебя много раз не точить свой меч в моем присутствии. – фыркнул дракон, выпустив в воздух редкие искры тлеющего пепла, которые тут же спланировали на пыльную дорогу у его ног.

Рыцарь с раздражением стянул с себя шлем и бросил его в ближайший куст чертополоха. Было слишком душно, чтобы свободно дышать в этой амуниции, да и доспехи не слабо раскалились от исходящего жара горящих строений. Он сделал еще несколько нервных кругов по обочине, прежде чем устало привалился к огромному камню у самого подножья горной гряды.

– И что же нам теперь делать? – обратился он к дракону. – Похоже, вся долина теперь знает о непрошеных гостях.

Дракон утробно прорычал, перемещаясь вдоль зарослей чертополоха в поисках шлема рыцаря. Отряхнув от пыли и копоти находку, он аккуратно водрузил его на соседний камень рядом с его обладателем.

– Найдем жилье в другом месте.

– Где?! Мы уже везде отметились и везде после нас осталось пепелище! – возмутился Симуран, закатывая глаза. – Наше имущество тоже сгорело, кстати. А ты прихватил только свою мазню!

– Я спасал самое ценное! Не называй мои картины мазней! – парировал Дракон, поблескивая чешуей на солнце. – Спустя эпохи они будут бесценными предметами искусства.

– «Искусства»! – передразнил его Симуран в доспехах. – Придумал слово! Тоже мне полиглот.

– Я начитанный. – спокойно заметил Дракон, с гордостью взирая на полотно, которое он держал на расстоянии вытянутой лапы.

Симуран вздохнул, покачав головой. Дом в ущелье почти догорел, превратившись в ровную груду чернеющих бревен, из глубин которой периодически вырывались языки пламени.

– Что там у нас по плану? – устало спросил рыцарь. Дракон сощурился, припоминая список дел на ближайший век. Его глаза внимательно наблюдали за резкими всполохами огня и, если бы он был котом, то непременно замурлыкал бы от удовольствия.

– Спасение принцессы. – констатировал он, снова обнажая острые зубы в неприкрытой улыбке. – Оцени, как горит! Будто большая свеча.

Симуран недовольно хмыкнул, демонстративно игнорируя призыв.

– Опять принцесса!

– Ты же сам составлял этот список. – невозмутимо заметил Дракон.

– Не я, а верховный жрец. Малость перегнул в прошлом воплощении… – почесав косматую бороду, отреагировал Симуран.

История с перевоплощениями началась с первым скачком в пространстве, когда Симурана, благодаря камню, забросило в алхимическую лабораторию к средневековому знатоку космических миров. Тогда волк в который раз испытал на себе форменную трансформацию, обратившись в древнего старца-целителя, и камень решил, что ему стоит испробовать свои силы в вопросах алхимии. Он проводил обряды и заручился авторитетом у местного племени за счет своего многозначительного покачивания головой, когда к нему шли за советом. В большинстве своем искатели сами же отвечали на свои вопросы, а Симуран лишь мудро жмурился и кивал. Но очень скоро эта уловка перестала приносить ему положенные дивиденды. Чтобы восстановить репутацию он придумал миф про ежеквартальное неминуемое зло в виде дракона и похищения им знатной дамы. Даже официальный документ на древнем языке издал, что подтверждало правдоподобность нависшей опасности.

Массы рыцарей, авантюристов, именитых дружин и наемников пытались вызволить, якобы плененную, летучей рептилией принцессу, а по факту: не было никаких похищений. Дракону насильно всучивали верещащее тело какой-нибудь бедняжки на остром утесе, он вызволял ее из плена стальных оков по доброте душевной и тут же получал копьем в ребра. Естественно насилие порождало насилие и атаковавшие крупную мишень неминуемо получали увечья, либо расплачивались жизнью за слабоумие и отвагу. Так у дракона появилась легенда о кровожадности, а у Симурана повод перебить информационную повестку и сместить акценты.

– Напомни мне в следующий раз отнять у тебя камень, иначе это никогда не прекратится. – язвительно заметил дракон, внимательно наблюдая за вереницей кричащих местных жителей, спешащих к подножью гряды.

– Похоже нас совершенно раскрыли. По коням! – засуетился рыцарь, неуклюже встав с камня.

– Я не конь, я – дракон! – грозно рыкнул Дракон, прижимая к себе полотна.

– Да будь кем хочешь! Камень об этом позаботится. Но сейчас мне нужен конь. Пора спасаться, если не хочешь оказаться на вилах селян. – пробубнил Симуран, натягивая шлем на голову и поправляя забрало. Он также неуклюже заполз на чешуйчатую холку приятеля и, вцепившись в густую пернатую гриву, скомандовал: – Полный вперед!

Дракон недовольно выдохнул сноп густого дыма, который серебристым облачком взвился вверх к вершинам отвесных скал. Он сделал разворот и, потоптавшись на месте, словно представитель кошачьих, в один прыжок оттолкнулся от горы песчаника и, сделав пару мощных взмахов широкими перепончатыми крыльями, плавно влился в поток восходящего воздуха из долины.

Рыцарь крепко держался за гриву приятеля, ощущая, как в его доспехах свистит ветер, создавая поверхностный гуд.

Когда они приземлились были почти сумерки, лес вокруг походил на неприступные защитные стены, впитавшие в себя всю густоту закатной тени. Рыцарь устало скатился по скользкому чешуйчатому хвосту дракона, словно по детской горке, и с характерным металлическим позвякиванием плюхнулся прямо в куст ежевики. Дракон хихикнул, встряхнув помятые косицы перьев на хвосте.

– Теперь нам точно придется спасать дамочку из замурованных стен. – заметил Дракон. – Я даже готов выступить «неминуемым злом», чтобы найти нам укрытие хотя бы на время.

– Неужели проголодался? – съязвил Симуран, растирая ушибленные локти. – Надо сначала подумать. У нас итак проблем полно. Не хочу вляпаться в еще какую-нибудь небылицу.

– У нас нет выхода, друг мой. Или принцесса, или прозябание под открытым небо. Твой камешек на шее не оценит этот маневр, и тогда нас ждут разборки с его настоящим владельцем. Нам нужно укрытие.

Рыцарь недовольно поморщился, нервно расчесывая бороду и шею. Мысль, что его ищет разъяренный владетель, тревожно ущипнула за край сознания.

– Дурацкий металл! Я весь чешусь от него.

– Аллергия?

– Бешенство. – буркнул Симуран и стал высвобождаться из тяжелых лат, стягивая с себя кирасу и пояс с ножнами75. – Мы займемся этим завтра, а сейчас нужно развести костер.

И с этими словами он размашисто приложил по широкой лапе Дракона тяжелой палицей76. Он сделал это не специально, просто мощная штука, крепящаяся к поясу его амуниции сорвалась резко и без предупреждения. Дракон икнул, и подражая танцу Ииля на пороге сеней, стал источать в сторону кустов короткие языки пламени вперемежку с непереводимыми кружевами фольклорных оперет.

– Ну, вот и погрелись… – оторопело проговорил Симуран, прячась за только что снятыми латами.

Ииль нырнул за дверь и часто дыша, продолжил наблюдать светящиеся силуэты на противоположной стене. Это игра теней и его воображения? Он спит? Почему эти видения его преследуют? Он отчаянно замотал головой, впечатываясь своим существом в шершавую глиняную стену. Через несколько секунд он перестал слышать внешние звуки, а уши наполнил размеренный стук его собственного сердца. Ииль с опаской посмотрел на сумеречные сени, на растертые следы чьих-то сапог на прогнивших половицах и на обвалившийся фасад глиняной стены летней времянки77 при входе в дом. Все было, как и прежде. Силуэты пропали, но осталось смутное тревожное чувство надвигающегося коллапса.

Ииль снова помотал головой, пряча лицо в ладонях и в следующую секунду залетел в дом, нырнул в уцелевшую нишу подпечника и там долго думал о символизме, привязанностях и предназначении. Поздно вечером он дошел до своей лежанки в углу топчана, где еще несколько часов кряду переругивался с мышами, которые так и норовили устроить маскарад прямо на его спальном месте. Он чувствовал себя абсолютно подавленным и уставшим. Отчего-то его затертая шерстяная душа стала ждать исполнения худшего в этом мире. Это же чувство сопровождало его в тот день, когда он повстречал Ворсиху. Угроза нависла над ним едва ощутимой хмарью острого холода, чуждого самым свирепым зимам.Время собирать камни? Тяжелые мысли роились в его голове до самого утра, пока он не забылся прерывистым сном, вытащив из сундука шапку, о которой забыл хозяин. Как, собственно, и о самом Ииле.

Вслед за странными видениями Ииль стал страдать от кучки шумных подростков. Последние несколько недель они повадились приходить в покинутый дом без приглашения, внося в его мир хаос и неразбериху. Они доламывали уцелевшее, отдирали не отвалившееся и постоянно на повторе крутили в своих дурацких коробочках со звуками какофонию несуразных, резких воплей какого-то шибко популярного исполнителя. А еще они пили противные напитки, от которых Ииля воротило, и он аж синел от чувства отвращения, забираясь в темный угол подпечника, чтобы переждать их визит. Почему-то он не желал пугать пришельцев или применять какие-то иные методы.

Ему на короткий миг захотелось видеть здесь кого-то живого с незапятнанной намертво историей рода. Он молча наблюдал за ними, изучал их поведение, запоминал лица. И тонул в непроходящей тоске по хозяину. Наверное, в прошлых жизнях он был собакой.

Пока визитеры дарили ему возможность лицезреть новые для него картины форм самовыражения, мыслей и взглядов, он прощал им вандализм и иные разрушительные действия на теле дома. Но длилось это недолго.

Однажды вечером кто-то из компании попытался вытащить хозяйский сундук с запрятанными в нем сокровищами бывших владельцев в центр гостиной с намерением вскрыть старый артефакт. Ииль не мог этого допустить, а потому впервые применил к ним свои способности, наслав морок присутствия, активно ронял кусочки битых кирпичей на полуразрушенной печке. Они громко и отрывисто сыпались на деревянный пол, засыпанный осенним мусором. Эти манипуляции произвели на визитеров нужный эффект, и они оставили дом в покое на долгих пять дней. После чего вернулись с увеличившимся количеством участников, которые пожелали увидеть нечто необъяснимое. Но Ииль был не настроен давать концерты на бис, потому терпеливо изучил новых участников, дождался, когда они нарезвятся в свое удовольствие в зале и на скамейках, а после проложил дорожку мокрых следов вдоль стены отделяющей хозяйские спальни. Все внимание компании было приковано к волшебному видению. Кто-то шутил, кто-то делал фото, но страх никто не испытывал, а потому Ииль снисходительно смотрел на них из-за разбитого плафона на люстре и качал головой. Он был преисполнен чувством пустоты, которая заполняла все его существо, а потому жалкие попытки вызвать ужас в незваных гостях были лишь экспериментом, чтобы почувствовать себя лучше, приземленнее, ощутимее.

Глава 6. Пророчества

Когда они вновь перевалились через истерзанный временем порог с шумом, восклицаниями и громким хохотом, он мирно дремал свернувшись калачиком в затертой хозяйской шапке. Натянув до самого подбородка прямоугольный лоскут пестрой скатерти, он и помыслить не мог, что этим хмурым утром в его пустой обители окажется кто-то посторонний. Скрип старых, запачканных осенней грязью половиц плачущим эхом отразился в самом дальнем углу стылого помещения.

Кто-то выругался в необитаемой, маленькой кухне у печи, а другой голос поддержал его шуткой о неуклюжести. Следом послышался грохот тяжелой задвижки, которая когда-то регулировала тягу в печной трубе, и камнепад на деревянный пол частой дробью оповестил дом о последней перечеркнутой точке в сердце этого строения. Новая волна хохота и лязг. Ежесекундный лязг. Они забавляются следами минувшего века.

Он испуганно замер в своем импровизированном логове, застигнутый внезапностью и бесцеремонностью посетителей. Остатки сна рваными облаками рассеялись при звуках падающих обломков кирпича с разрушенного пода печки78. Сбитый с толку и растерянный он сначала было метнулся в соседнюю комнату, ведомый наивным любопытством и взволнованностью, но, поразмыслив, все же шмыгнул под старый, скрипучий топчан, с которого только что сбежал. Кутаясь от промозглого сквозняка в ветхую, выцветшую занавеску, что удалось стянуть с подоконника, он затаился, наблюдая за непрошеными гостями и дыша через раз, совершенно умерев сердцебиение до йоговских 20 ударов в минуту.

Они шутили и заливисто хохотали, разливали по полу липкую, пахучую жидкость из своих бутылок и гремели жуткими звуками из принесенной дребезжащей, больше похожей на бочонок, штуковины. Шестеро существ в человеческом обличье принялись кривляться и сеять вокруг себя хаос бедлама ознаменовавшего крах и разрушение. Сбрасывая с пыльных полок уцелевшие портреты прежних хозяев, они смеялись, словно это издевательство над чужой памятью доставляло им удовольствие. Звук битого стекла и хруст осколков под ногами внезапных пришельцев вызывал дрожь и горькую досаду. «Как можно распоряжаться чужим имуществом?! Вы же его здесь не ставили!» – возмущенно думал он, косолапо следуя за гостями и недовольно морщась при каждом отзвуке рушащейся частицы прошлого.

«Они разбили окно… Изнутри. Вот же зверюги!» – вздыхал он, понуро прячась за распахнутые дверцы платяного шкафа, немногочисленное содержимое которого было перевернуто и свалено в одну большую бесформенную кучу прямо у его изножья. Запах сырости и плесени пропитал каждую ворсинку немногочисленной одежды этой затхлой коробочки, давно поглотив живость цвета.

За окном протяжно завыл ветер, путаясь в сухих ветвях старой ивы, а свинцовые облака на стальном небе предвещали скорую бурю. Комнату полоснул резкий звук скрежета гвоздей выламываемого дверного наличника, и очередная волна хохота прокатилась вдоль стен, отзываясь щемящей тоской в сердце Ииля.