Анталион. Месть

«Впрочем, я сама виновата» – обречённо думаю я.

Отряд движется быстро, и вскоре размытый силуэт столицы пятнадцатого округа, исчезает за нашими спинами. Солнце окрашивает чёртову пустыню в кровавые оттенки, а после, предательски скрывается за горизонтом. Я стараюсь не отставать от парней, но ноги отчего-то не слушаются. Хоть Лука и был ранен, но он не сбавлял темпа, возглавляя отряд. Все остальные бодро следовали за ним, словно успели незаметно отдохнуть.

Мне кажется, что мы никогда не достигнем этого неведомого лагеря. Ноги словно налиты свинцом, и я с трудом передвигаю их, отставая даже от Алекса, что сбавлял шаг, чтобы держаться возле меня.

На небе появляются первые звёзды, а во мне умирает последняя надежда, на то, что мы достигнем лагеря до ночи.

– Кажется, это лагерь впереди? – Антон, остановился, всматриваясь вперёд.

– Похоже на то! – радостно откликнулся Лука.

Похлопав Антона по плечу, он с воодушевлением зашагал вперёд, а следом за ним, и весь отряд.

Впереди, словно опутанный паутиной, бледно мерцал лагерь. Его тускло освещали огни, отражаясь на сетке купола. Я встала, словно вкопанная, не веря в то, что вижу.

«Откуда здесь «Купол»?» – я вновь побрела за парнями, не отрывая взгляда от того, что вижу.

«Купол» – был главной защитой столицы от налетов дронов и авиации, а так же препятствовал какой-либо слежке за жизнью Анталиона. Огромный купол, состоящий из невероятного числа крошечных роботов, чьё взаимодействие между собой, и создавало эти едва видимые нити, словно ты смотришь на паутину в лучах солнца. Эта система позволяла надежно охранять столицу от покушения на неё, уже более столетия. «Купол» предотвращал своевременно любые налеты не только на сам Анталион, но так же буфер столицы – двадцать четвёртый округ, где это изобретение и было разработано. Ни ракеты, ни сами самолёты, ни дроны с любым видом взрывчатки, не были страшны для этой системы – всё уничтожалось либо за много миль до подлёта к столице и её любимому острову, либо прямо перед самим «Куполом». Но ещё ни одной угрозе извне не удалось прорваться сквозь множество слоёв колпака, накрывавшего столицу, и остров, перед ней.

Защита была надёжна, и столь секретна и сложна, что столица не давала её своим «любимым» округам. Ни шестнадцатый, ни восемнадцатый и семнадцатый, ни второй – никто не был оснащён подобным вооружением. Хотя эти территории были важны для столицы и явно превосходили другие округа, столица не давала им даже простейшие версии этой технологии.

Купол над лагерем мерцал слабо – это означало, что защита лишь от дронов и небольших спутников, что столица отправляла на орбиту, но всё же она есть, она здесь, а не над столицей шестнадцатого.

Я так и продолжала смотреть на паутинку над лагерем, не смотря себе под ноги.

Кто обладает таким влиянием, такой властью, что может вот так запросто ставить купол над каким-то жалким лагерем повстанцев? Кто может убедить лучшие спецотряды округа примкнуть к нему, вместе со всем сопутствующим сопровождением?

Чем ближе мы приближались к этому куполу, из едва видимых нитей, тем мне становилось страшнее, перед неизвестным. Перед тем, кого я не знала, о ком даже не догадывалась, сумевшего убедить стольких людей, последовать за ним, и рискнуть всем, что осталось в родном округе.

Парни оживились и вслух восхищались, тем, что видели. Разговоры, которых не было слышно уже несколько часов, с жаром возникли на ровном месте, словно парни только встретились.

– Только представьте, что над Анталионом, купол больше в несколько сотен раз! – Антон вновь воодушевился, и с восхищением осматривал лагерь.

– А если быть более точным, то где-то… – Антон замер, и шевеля губами, старался вспомнить точное число.

– Да какая разница, – Гейб хлопнул его по плечу, – идёмте уже! Жрать хочется!

Парни громко смеялись и шли вперёд всё быстрее. В них словно проснулось второе дыхание, и они со смехом только прибавляли шаг. Я старалась не отставать, но то и дело спотыкалась на ровном месте.

Чем ближе мы приближались к лагерю, тем отчётливее становилось видно, то, что было внутри. Лагерь был остатками какого-то городишки, что теперь был наспех восстановлен. Вокруг расстилался целый лес низких деревьев, и я с опозданием вспоминаю, что это плодовые сады, которыми ненадолго успел прославиться этот округ.

Здания были не выше двух-трёх этажей, и стояли по обе стороны от широкой и хорошо освещённой улицы, которая уходила вперёд, и начинала извиваться, уводя куда-то в неизвестность.

Патруль, стоявший на главной дороге, встретил нас крайне враждебно. На всех наших формах отсутствовали опознавательные знаки, и парни доставали свои шевроны из внутренних карманов, под искреннее удивление патрульных. Сообщив о нас кому-то по внутренней связи, они, дождавшись ответа, впускают нас, но явно недовольные приказом. Когда мы проходим внутрь лагеря, под защиту купола, все патрульные осматривают нас с ног до головы, кто-то ухмыляется, не стесняясь, а когда мы удаляемся на приличное расстояние, позади нас слышится, как некоторые сплёвывают.

Форма патрульных тёмно-серого цвета, и большинство из них, как и жители пятнадцатого, считают нас предателями. Десятый и одиннадцатый округа особенно гордились тем, что они по-прежнему не согласны с тем, что были присоединены к государству, не обращая во внимания, что их округа самые маленькие в государстве, и то, что финансировались они немногим лучше, чем пятнадцатый. К тому же, присоединились они по собственному желанию и гораздо раньше пятнадцатого.

Все дома, по обе стороны от нас, были когда-то давно жилыми, а после долго были заброшены. Теперь все они были наспех восстановлены: где-то выделялись свежеструганные доски, где-то крыша сильно отличалась от самого дома, а в воздухе отчётливо витал запах древесины и краски. В некоторых окнах виднелся свет, и отовсюду слышались голоса и внезапные вспышки смеха. На единственной улице этого города, почти никого не было. Только редкие группы людей, на большинстве из которых была форма серых цветов. Затихая, они провожали нас заинтересованными взглядами.

Парни продолжали уверенно идти вперёд, не обращая внимания ни на что вокруг, будто бывали уже здесь. Впереди была ещё одна группа людей, и из-за ярких, совершенно несхожих между собой, цветов их форм, я подумала, что это повстанцы. Но чем ближе мы подходили, тем лучше становилось видно идеально сшитые голубые мундиры второго округа, строгий силуэт формы синего цвета из третьего округа, и яркую униформу пятого округа. Парни в этой форме, были словно кровавое пятно, среди этой разномастной группы.

Две девушки из второго округа, разговаривали с парнем, что не подходил ни к одной из этих форм. Он был в чёрной футболке, и брюках, но ни рубашки, ни куртки на нём не было. Никаких опознавательных знаков на одежде, он словно оказался здесь случайно. Девушки заливались громким смехом, и всячески старались дотронуться невзначай до блондина в чёрной футболке. Когда я обращаю внимание на цвет волос, меня словно бьёт током, и я ещё сильнее замедляю шаг.

«Ведь призраки – это сказки для детей», – думаю я, когда блондин оборачивается в нашу сторону.

Глава

Ⅱ

Ричи, заметив наш отряд, стремительным шагом приближался к нам, а я продолжала сомневаться в том, что вижу.

Никто не был удивлён или взволнован. Парни с прежним спокойствием шли на встречу Ричи. Я всё сильнее сбавляла шаг, желая развернуться и убежать отсюда как можно дальше. Осмотрев взглядом улицу, словно ожидая спасения, я замечаю двух сержантов в светло-серой форме девятого округа, и шагаю им на встречу, преграждая путь. Сержанты неуверенно останавливаются, и я спрашиваю у них, где медблок, госпиталь или что там есть в этом лагере. Они окидывают взглядом отряд, от которого я отбилась. Незаметно подошедший Алекс приказывает им сопроводить нас. Сержанты часто закивали, и развернулись в противоположную сторону, откуда они и шли.

Быстрым шагом сержанты шли вверх по широкой улице, а я, стараясь не сильно отставать от них, бегло осматривалась по сторонам. Все здания были построены, когда пятнадцатый округ только присоединили к Анталиону, и стиль зданий ничем не напоминал те приземистые дома, что строили в этом округе. Здесь, в лагере, все дома были с террасами и высокими окнами. Где-то были чудом уцелевшие ставни, где-то колонны с резьбой. Единственное, что объединяло все эти постройки – это их цвет. Когда-то каждый дом был белого цвета, а теперь свежая белая краска, выделялась и притягивала внимание, словно цветная заплатка.

Сержанты вели нас прямо по дороге, к вытянутому, двухэтажному зданию, которое было больше остальных. Когда мы подходим ближе, я замечаю, что дорога резко поворачивает вправо, и растворяется в темноте. Немного выше, белеет огромный дом. Бросив ещё один взгляд на массивное здание, я захожу внутрь «госпиталя». Алекс дожидался меня в дверях, словно я могла не заметить входа.

Внутри пахнет как в настоящей больнице. Главное помещение, в котором мы стояли, было разделено перегородками из матового плотного пластика, ограждая кровати с ранеными, друг от друга. Две койки были заняты, и возле них крутился медперсонал. Сержанты, переглянувшись между собой, бросили на нас недовольные взгляды, но всё же сами отправились доложить о нас. Остановив куда-то спешившего сержанта, в форме медперсонала, они кивают в нашу сторону и что-то быстро говорят, а после, сразу же уходят из здания.

– За вами не угнаться! – за спиной стоял Хью, вертя головой и осматриваясь.

– Вы из восьмого? – сержант первого ранга не подходит к нам ближе, так и оставаясь на своём прежнем месте.

– Следуйте за мной, – он разворачивается, и идёт в левое крыло здания по узкому коридору, не дождавшись нашего ответа.

В левом крыле такое же открытое пространство, разделённое сложенными переносными перегородками, как и в предыдущем помещении. Койки пустуют, а персонала не видно. Сержант крутит головой, вытягивает шею, привставая на носочки, и часто цокает языком. Когда в поле зрения появляется девушка сержант в форме медперсонала, он всплескивает руками.

– Почему нет дежурного? Вы здесь совсем расслабились!

Девушка лишь беспомощно хлопала глазами.

– Я должна доложить старшему…

– У меня нет на это времени! – сержант явно пользовался растерянностью девушки, и срывался на ней.

– Вы свободны, – довольно громко говорю я, не давая ему продолжить кричать.

Сержант удивлённо оборачивается на меня:

– Кто ты такая, чтобы отдавать мне приказы?!

– Я – капитан спецотряда, я имею право приказывать тебе всё, что угодно! Пошёл вон! – я указываю пальцем ему туда, откуда мы пришли.

По лицу сержанта пробегает страх, и он окидывает взглядом парней за моей спиной. Вернув себе самообладание и прежнее выражение лица, он разворачивается, и чуть не сталкивается с Гейбом, что подошёл вместе с Лукой, и наблюдали эту сцену.

– Я сейчас сообщу о вас, – взяв себя в руки, бодро отвечает девушка сержант.

Она скрывается за дверью, а я отхожу от парней к окну.

– Фух, еле вас нашёл, – Нинел, радостно улыбнулся, и тут же перевёл взгляд на девушку.

Подмигнув ей и проводив взглядом, он заставил её сильно смутиться и наклонить голову ниже. Хьюго тут же толкнул Нинела плечом, и они оба рассмеялись. Нинел, позабыв о девушке, заговорил с парнями о том, что успел узнать от Ричи, и я отворачиваюсь к окну, погрузившись в собственные мысли, лишь бы не слышать того, что он говорит.

Через запачканное стекло, хорошо просматривала вся улица, по которой мы пришли сюда. На небе тускло мерцал купол, через который невозможно было рассмотреть звезды. Я перевожу взгляд на широкую дорогу, по которой шли военные. Когда они попадают под свет фонарей, становится видно, что их форма тёмно-изумрудного и ярко-зелёного цветов. По дороге вниз шли капитаны тринадцатого и двенадцатого округов.

«Какой из меня капитан?»

Кого я обманываю. Мои приказы не имеют силы, и я не ровня даже этим двум капитанам, а Виктора я тем более не смогу заменить. Это место должен был занять Франц или Ричи.

От мысли о последнем меня передергивает, словно я оказалась на морозе.

Все всё знали. Знали, о том, куда мы едем и для чего. И то, что Ричи жив. Каждый день я была полной дурой для всего отряда, которая ничего не замечала. Я горевала о живом человеке, который тоже всё знал. Когда меня назначили капитаном, Ричи знал о том, что я буду ответственна за всё происходящее, оставаясь при этом в неведении.

Я потираю глаза, чувствуя, как меня знобит.

– Разрешите провести вас по местам, сейчас придёт врач.

За спиной послышались быстрые шаги, и несколько голосов, сливаясь в один, услужливо провожали парней, рассаживая по кроватям. Зажегся свет, и из-за его яркости после полумрака, я прищуриваюсь. В окне теперь видно только моё собственное отражение, и я отворачиваюсь от этого зрелища.

– Пройдёмте со мной, – голос медсестры звучит вежливо, и я послушно иду к койке.

Позади эхом разносятся чьи-то энергичные шаги.

– Как давно здесь раненые? – знакомый голос заставляет меня встрепенуться.

Шаги стихают.

– Отряд «Бета»?

Обернувшись, через плечо наблюдаю за Армином, что с напряжением смотрел на парней, сидевших позади меня.

– Лив! – Армин быстрым шагом направляется ко мне.

– Привет, – я не могу сдержать улыбки.

– Осмотрите раненых, – через плечо бросает Рид медсестрам.

Армин останавливается возле меня, и смотрит взволнованно, ничего не говоря.

– Сэр, – девушка сержант отвлекла внимание Рида от меня, – сэр, но швы уже наложены.

– Да, – отзывается другая, – всё уже почти зажило.

– Снимите швы, и обработайте ранения до полного заживления, – Армин довольно грубо отвечает им, – мне вам объяснять, что нужно делать в таких случаях?

Девушки молча возвращаются к парням.

Армин всё же осматривает рану Алекса, что сидел на соседней койке за моей спиной и остался без помощи медсестер, которые уже хлопотали возле остальных парней.

– Отличная работа, – хмыкая, говорит Рид.

– Сэр, это не я накладывал швы…

– А я не к вам обращаюсь, лейтенант.

Рид язвительно обрывает Ала. Где-то вдалеке слышится смех Гейба.

Я стаскиваю с себя жилет и рубашку, пока Рид осматривал Алекса. Следом футболку, но она намертво прилипла к коже. Каждая попытка причиняла ещё более сильную боль, но ткань не поддавалась.

Армин останавливает меня, и, надев перчатки, достает ножницы, а ногой придвигает к себе столик с инструментами и средствами для обработки.

Одним движением, он разрезает футболку на моей спине, и, нанеся спрей, отделяет ткань от моей спины. Вскрыв пакет, он ловко отправляет его в мусорное ведро, и в пару движений снимает салфетками запекшуюся кровь и остатки раствора.

– Опять стекло, – Армин осторожно проводит пальцами по спине.

Я вздрагиваю от боли, там, где он дотронулся. Под лопаткой боль обожгла с новой силой.

– Не угадал, – я слегка улыбаюсь, обернувшись к нему, – это было зеркало.

Армин всё же улыбается:

– И ты снова решила оставить осколки, – он берёт со столика длинный пинцет, – думала, что само заживёт?

Мелкие осколки, которые он бросал в специальный поддон, издавали глухой звук, что разносился по всему помещению, в котором слышались лёгкий шорох шагов, приглушённый звон стеклянных флаконов с сыворотками и звуки вскрываемых пакетов.

Армин ещё раз ощупывает мою спину, и, убедившись, что осколков больше нет, бросает грязные инструменты и перчатки.

– Почему не стала швы накладывать? Рана глубокая, – он убирал запекшуюся кровь.

– Содержимого моей аптечки, не хватило на весь отряд, – я улыбаюсь ему, но Армин не отвечает тем же.

– Откуда синяки? – хмуро спрашивает он, окинув взглядом мои плечи и грудь.

Он, не глядя, резко выдвигает перегородку, и теперь нас с ним не видно для остальных.

– Это от ремней, – я говорю тише, словно это тайна, которая должна быть скрыта от моего отряда, – когда наш броневик подорвался.

К моему удивлению, Армин ничего не говорит, а молча и сосредоточенно накладывает швы, над левым бедром. После осматривает руку и недовольно качает головой.

– Лив, – Лука стоял возле перегородки, – мы подождём тебя?

Он мялся, не решаясь подходить ближе, и неуверенно смотрел на Рида. За его спиной, на небольшом расстоянии, стояли Алекс и Гейб.

– Можете её не ждать, лейтенант. – Рид распрямляется, и отходит от меня.

– Капитан остаётся в госпитале. Вы – свободны.

Лука бросает взгляд на меня, и слегка кивнув, уходит.

Армин сохраняет молчание на протяжении всего времени, что накладывал швы. Иногда я смотрела на него, думая, стоит ли начать говорить, но желание сразу же пропадало.

Когда швы наложены, он отдаёт пакеты с повязками мне в руки.

– Спасибо, Армин, – я растерянно осматриваю пакеты.

– Примешь душ, смоешь всю кровь и грязь, и сама наложишь их.

Я подбираю рубашку и надеваю её вместо футболки.

– Оставь её, – вдруг командует Армин, – и остальные вещи тоже. Отдам их сержантам. Всё в крови.

– Мне так идти?! – я бросаю взгляд на топ, что остался на мне.

– Иди за мной.

Видя, что я мешкаю, он недовольно смотрит на меня.

– Ну же!

Прижимая к себе повязки, одновременно прикрываясь ими, я всё же иду за Армином. Мы выходим в коридор и идём в противоположном направлении от входа. Когда коридор заканчивается, мы упираемся в дверь, что была неотличима от стены. Открыв её, Армин пропускает меня, и закрывает дверь, окинув взглядом коридор. Он ловко и быстро поднимается по крутым ступеням, и я отстаю. Достигнув второго этажа, он останавливается возле двери, чтобы дождаться меня. Приложив палец к губам, Армин кивает в сторону других дверей.

Мы заходим в тёмное помещение, и, закрыв за нами входную дверь, Армин щёлкает выключателем. Когда тусклый свет освещает просторную комнату, то мне кажется, что я вернулась в квартиру Люси: та же открытая планировка, небольшая кухня, круглый стол и затёртые стулья, диван в центре комнаты. Но вместо бумажных обоев всюду были деревянные панели.

– Там спальня, – тихо заговорил Армин, указав пальцем на дверь, – и там же ванная комната. Она в твоём полном распоряжении, как и всё остальное. Сегодня здесь переночуешь. Можешь взять мою одежду.

– Армин…

Шепотом произношу я, но всё же не спорю с ним.

– Захватил твой рюкзак, – он бросает его у входа, – у меня ещё остались дела, но я постараюсь вернуться как можно быстрее.

Армин обводит взглядом комнату, словно видит её впервые, и выходит назад в коридор.

– Армин, – я обращаюсь к нему шепотом, – спасибо.

Он лишь странно морщится, и закрывает дверь.

Прижимая к себе повязки, я иду в спальню. Включив свет, моему взгляду предстаёт аскетичный интерьер: кровать, прикроватная тумба, большой платяной шкаф, и стул в углу, с надорванной тканью. Окно было закрыто прямоугольной тканевой шторой, что поднималась, если потянуть веревку сбоку.

В ванной комнате меня ждала ещё более устаревшая обстановка. Пол был выложен крошечными квадратиками плитки, такая же плитка была на стенах. Ванна была массивной, с закруглёнными краями, будто их закатали. Всё было таким – скруглённым, устаревшим, покрытым налётом, словно я перенеслась на несколько столетий назад.

Я долго вожусь с тем, чтобы смыть с себя всю кровь и отмыться после двух дневного похода через пустыню. Меня начинает клонить в сон, и я стараюсь привести себя как можно быстрее в порядок, но взгляд падает на пакеты с повязками, что кучей лежали прямо на полу, где я их и бросила. Тяжело вздохнув, я вскрываю первый пакет, и накладываю пропитанную заживляющим составом повязку, на рану над бедром.

Когда со всеми повязками покончено, я вспоминаю, что мой рюкзак остался у входа. Испустив тяжёлый вздох, я обматываюсь полотенцем и плетусь туда. Глаза на ходу закрываются, и тело плохо слушается, а сам рюкзак кажется неимоверно тяжёлым. С трудом отыскав запасное бельё, я извлекаю его и натягиваю прямо на влажное тело. В рюкзаке кроме белья ничего не было, поэтому, я открываю шкаф, и долго рассматриваю содержимое, пытаясь вспомнить, что же я здесь ищу. Вспомнив, что мне нужно и найдя, наконец-то, футболку, я иду к заветной кровати.

Постельное бельё выглядит свежим и идеально разглаженным. Я осторожно сажусь на край, с намерением дождаться Армина, чтобы поговорить. Голова постоянно падает, и я ложусь. Подушка приятно прохладная на ощупь. Я пропихиваю одну руку вниз, а другую кладу сверху, и сразу же, незаметно для самой себя, проваливаюсь в сон.

Проснувшись, я долго не могу понять, где я. Привстав на локте, осматриваю комнату, и вспоминаю, что хотела дождаться Армина. Эта мысль пробуждает меня окончательно. Я сажусь на край постели и прислушиваюсь. За дверью никого не слышно, в ванной тоже никого нет. Армин, возможно, внизу, в госпитале. Взглянув на коммуникатор, убеждаюсь в правильности своих мыслей – уже почти полдень – Армин занят работой.

Плюхнувшись обратно в постель, чувствую исходящий от подушки запах его одеколона.

«Ну, конечно же, ведь это его спальня».

Повалявшись ещё некоторое время, я нехотя встаю, и направляюсь в ванную комнату.

Вернувшись в спальню, я слышу шум воды из кухни. Решив, что это Армин, я останавливаюсь возле окна и смотрю вниз, на широкую, заполненную людьми, улицу. Теперь она напоминала оживленный город, с разницей в том, что толпа пестрела всеми возможными цветами. Все оттенки синего, фиолетового, коричневого, красного и зелёного. Люди, словно огромная стая попугаев из двадцать первого округа, сновали по грунтовой дороге вверх и вниз, смеясь и шумно разговаривая. Гул голосов был слышен даже через плотно закрытое окно.

Среди этой пестроты, больше всего выделялась форма солдат из шестнадцатого округа. Их белая форма, с чёрными рубашками, приковывала к себе взгляд, среди этого цветового многообразия. Военные в белых мундирах, держались обособленными группами, иногда опасливо провожая взглядом, солдат в жёлтой форме. Последние же, в потускневших и потёртых мундирах и куртках, были настроены очень агрессивно: они оборачивались на каждый взгляд в их сторону, выкрикивая что-то, заставляя всех вокруг обходить их. Сейчас мне вспомнились слова Франца о том, что пятнадцатый и шестнадцатый округа ведут свою войну, и «жёлтые» не забыли того унижения, что им нанёс Анталион и все, кто поспешил примкнуть к новому строю.

«Всё же столица предусмотрительно разделила каждый округ по цветам: так выявить предателей ничего не стоит» – приходит мне на ум, пока я окидываю толпу взглядом.

Из-за двери послышался грохот тарелок, и тихая ругань. Отвернувшись от окна, я направляюсь в комнату. Когда я открываю дверь, в нос бьёт запах подгоревшей еды.

Армин, стоял возле плиты, и отчаянно скоблил лопаткой содержимое сковороды, что уже не желало отделяться от неё. Заметив меня, он замирает, оставив сковороду на плите, от которой начинал идти дым.

– Давай лучше я?

Подойдя к нему, я забираю сковороду и лопатку, и пытаюсь отскрести пригоревший бекон.

– Да, – Армин отвечает растерянно, – я тогда, пожалуй, кофе сварю.

Он тянется к шкафчику:

– Ты же всё ещё пьёшь кофе? – поспешно спрашивает он.

Улыбнувшись, я киваю ему, и замечаю, как Армин наклоняет голову вниз. Его отросшие волосы выскальзывают из-за уха и скрывают от меня его лицо.

С жалостью выбросив сгоревшие куски бекона, я кладу те, что остались в открытой пачке. Когда бекон подрумянивается, пододвигаю упаковку с яйцами к себе ближе. Шум небольшой кофеварки отвлекает меня, и я поворачиваюсь на звук. Армин стоял ко мне спиной, оперевшись на столешницу рукой.

– Ты извини, что кроме этого ничего больше нет, – Армин, не поворачиваясь, машет рукой в сторону вскрытых упаковок от бекона и яичной скорлупы, – я обычно не готовлю себе.

– Всё в порядке, – я улыбаюсь, поздно поняв, что он этого не видит.

Я раскладываю приготовленное по тарелкам, которые заранее помыл Армин, и несу их к столу. Подав мне вилку и бокал с обжигающим кофе, он старается не смотреть на меня.

Осматривая свой запоздавший завтрак, я лишь думаю о том, что это не самая лучшая еда, после почти суток голода, и в тоже время – самая вкусная.

Тарелка Армина стремительно пустеет, и он нарушает молчание:

– Лив, ты ведь ничего не знала?

Медленно пережевывая бекон, я не сразу понимаю, о чём он меня спрашивает.

– Ты об этом? – я указываю вилкой на окно, за которым кипела жизнь.

Армин утвердительно кивнул.

Я откидываюсь на спинку стула, издающую раздражающий скрип, и вздыхаю:

– Не знала.

«Начнёт насмехаться, или будет отчитывать?» – раздумываю я, глядя на остатки еды, уже не желая доедать.

– Так и подумал вчера.

Армин поднимает на меня взгляд и, впервые за многие годы, что я его знала, он не смотрел на меня насмешливо, он не улыбался – он был, для меня, непривычно серьёзен.