Сбой системы

Анна Ивановна вручила мне несколько листов, объяснив, что это акты сверки с нашими контрагентами. Она попросила меня внимательно всё проверить, сказав, что это будет моим первым шагом в освоении рабочих процессов. Я взяла эти документы, чувствуя лёгкое волнение и одновременно предвкушение. Стопка бумаг казалась одновременно и объёмной, и незначительной – ведь это всего лишь начало. Я понимала, что за каждым актом стоит реальная финансовая операция, договор, обязательство. Моя задача – убедиться, что цифры сходятся, что нет расхождений, которые могли бы привести к недоразумениям или, что хуже, к финансовым потерям.

Я устроилась поудобнее за своим новым рабочим столом, разложил листы и начала всматриваться в строки. Первые несколько актов прошли относительно гладко, цифры совпадали, все выглядело в порядке. Но с каждым следующим документом я чувствовала, как моё внимание становится всё более острым. Я сравнивала суммы, даты, наименования товаров или услуг, номера договоров. Это было похоже на детективное расследование, где каждая цифра – это улика, а моя задача – собрать их воедино и убедиться в их правдивости.

Я начала замечать мелкие детали: небольшие расхождения в копейках, которые могли быть просто ошибкой ввода, или же более существенные суммы, требующие более тщательного анализа. В такие моменты я вспоминал слова Анны Ивановны о «плавном погружении». Это не просто механическая проверка, это процесс понимания того, как устроена наша финансовая деятельность, как мы взаимодействуем с партнерами. Каждый акт сверки – это маленькая история наших деловых отношений, и моя роль – убедиться, что эта история написана без ошибок.

Я стала делать пометки карандашом, выделять строки, которые вызывали вопросы. Иногда приходилось возвращаться к предыдущим документам, чтобы найти контекст. Это требовало усидчивости и концентрации, но я чувствовала, как мои навыки постепенно оттачиваются. Я уже не просто смотрела на цифры, я начала их понимать, видеть за ними суть операций. Я чувствовала, что это только начало большого и интересного пути.

Спустя некоторое время я связался с нашим главным бухгалтером, чтобы узнать, как идут дела у Веры, нашей практикантки. Анна Ивановна сообщила, что Вера прекрасно справляется со своими обязанностями. Более того, она отпустила её вместе с коллегами на короткий перерыв, чтобы выпить кофе в зоне отдыха. Это стало для меня отличным поводом подойти и поговорить с ней сейчас. Я решил не терять время. Быстро поднявшись из-за своего стола, и направился к зоне отдыха, стараясь выглядеть непринужденно. Сердце слегка подпрыгивало от предвкушения – я хотел поговорить с Верой.

Подойдя к столику, где сидели Вера и несколько других девушек, я улыбнулся. «Доброго утра всем! Надеюсь, не помешал?» – сказал я, обращаясь скорее к Вере, чем к остальным. Девушки ответили приветливыми кивками и улыбками, а Вера стала ещё более задумчивой. Коллеги как раз допили свой кофе и уже собирались уходить, когда я решил обратиться напрямую к Вере с вопросом о её впечатлениях от работы в нашей фирме. Оставшись наедине, я подошёл к ней, чтобы поговорить серьёзно, как взрослые люди. Воздух между нами стал плотнее, наполняясь невысказанными ожиданиями. Я видел, как её спина упёрлась в прохладную стену, и это ощущение, возможно, добавляло некоторой напряжённости в нашу беседу, но для меня это было необходимо, чтобы донести всю важность момента. Мне хотелось, чтобы она почувствовала всю серьезность моих намерений, чтобы она поняла, что это не просто мимолетный разговор, а попытка разобраться в чем-то действительно важном, что касается нашего будущего и будущего нашей совместной работы. Я видел, как её пальцы слегка сжимаются, и это было свидетельством того, что она тоже ощущает эту особую атмосферу, которая возникла между нами.

Я попытался заговорить о том, что произошло между нами вчера ночью, и в тот же миг почувствовал, как в глазах Веры мелькнуло разочарование. Эта эмоция меня глубоко огорчила, ведь я совсем не этого ожидал от неё. И тут она сказала: «Я бы хотела, чтобы этого больше не повторялось никогда». Для меня это прозвучало как настоящий удар, как гром.

Я замер, слова Веры повисли в воздухе, тяжёлые и окончательные. Гром. Именно так. Я ожидал чего угодно – смущения, может быть, даже лёгкой обиды, но не этого холодного, решительного отказа. Разочарование в её глазах, которое я так отчетливо увидел, теперь казалось лишь предвестником этой бури. Я хотел понять, что именно вызвало такую реакцию, что я сделал не так? Но её слова перекрыли все мои попытки разобраться. «Никогда». Это слово звучало как приговор, как стена, выросшая между нами в одно мгновение. Я чувствовал, как внутри меня что-то обрывается, как рушатся мои представления о том, что произошло, о том, что могло бы быть дальше. Это было не просто огорчение, это было ощущение полного краха, непонимания и, что самое страшное, одиночества. Я смотрел на неё, пытаясь уловить хоть малейший намёк на то, что можно исправить, что можно вернуть. Но её лицо было непроницаемо, а в глазах, казалось, отражалась лишь пустота. Я не знал, что сказать дальше, как переступить через этот гром, который оглушил меня и оставил наедине с тишиной, полной невысказанных вопросов и горького осознания.

«Ты уверена в своих словах?» – произнёс я твердо, чувствуя, как слова вырываются из меня. Вера, прислонившись спиной к стене, ощущала тепло солнечных лучей, пробивающихся сквозь стекло. Она открыла рот, собираясь что-то сказать, но в тот, же миг, словно теряя всякую силу, начала оседать. Я успел, почти инстинктивно, перехватить её за талию, поднять и прижать к себе так крепко, как только мог. Её голова безвольно склонилась на моё плечо, дыхание стало прерывистым, а кожа – прохладной. Я почувствовал, как дрожь пробежала по её телу, и понял, что это не просто слабость. Это было что-то более глубокое, что-то, что выбило из неё всю жизнь в одно мгновение. Я осторожно опустил её на пол, стараясь не причинить боли, и присел рядом, продолжая держать ее в своих объятиях. Солнечные лучи, которые ещё секунду назад казались ласковыми, теперь казались безжалостными, освещая её бледное лицо. Я смотрел на неё, пытаясь понять, что произошло, и чувствовал, как внутри нарастает тревога. Её губы были приоткрыты, словно она хотела что-то сказать, но слова застряли где-то на полпути. Я провёл пальцами по её щеке, ощущая её гладкость и холод. В этот момент мир вокруг меня сузился до её фигуры, до её тихого дыхания, до моего собственного учащенного пульса. Я не знал, что делать дальше, но одно я знал точно: я не оставлю её. Я буду здесь, рядом, пока она не придёт в себя. Я прижал её ещё крепче, словно пытаясь передать ей свою силу, свою решимость. В её глазах, которые были полуприкрыты, я видел отражение неба, такое же безмятежное, как и её нынешнее состояние. Но я знал, что за этой безмятежностью скрывается что-то другое, что-то, что я должен был понять.

Глава 3

Воздух в комнате отдыха стал просто удушающим. Я тут же взял Веру на руки и понёс в свой кабинет. Уложил на диванчик и, чтобы быстрее ей стало легче дышать, включил кондиционер на полную мощность. Потом я отправился к холодильнику за бутылкой чистой воды. Вернувшись, я осторожно поднёс её к губам Веры, надеясь, что вода поможет ей быстрее прийти в сознание.

Наблюдал за её лицом, пытаясь уловить малейшие признаки улучшения. Её веки слегка дрогнули, и я почувствовал, как она медленно начала реагировать на прохладу и воду. Я продолжал осторожно поить, шепча успокаивающие слова, хотя и не был уверен, слышит ли она меня сейчас. Каждый глоток воды казался маленькой победой, шагом к возвращению к жизни. Я чувствовал, как напряжение, сковавшее меня, постепенно отступает, уступая место облегчению. Я не мог позволить себе растеряться, ведь сейчас она нуждалась во мне больше всего. Я придвинул стул поближе к дивану, чтобы быть рядом, и продолжал следить за её дыханием, за каждым изменением в её состоянии. В тишине кабинета, нарушаемой лишь тихим гулом кондиционера, я чувствовал, как время замедлилось.

Вера, наконец, открыла глаза и посмотрела на меня, она чуть дёрнулась и вода с бутылки пролилась ей на блузку, сразу проявляя и просвечивая её грудь и нижнее бельё. Этот внезапный, интимный момент повис в воздухе. Её взгляд, ещё затуманенный, теперь был полон удивления и, возможно, лёгкого смущения. Я видел, как по её щекам пробежал румянец, а пальцы непроизвольно попытались прикрыть мокрое пятно на ткани, но это было уже бесполезно. Вода, словно незваный гость, обнажила то, что обычно скрыто, и теперь между нами не осталось никаких преград, кроме этой тонкой, промокшей ткани.

«Хорошо, что ты очнулась», – сказал я, чувствуя, как напряжение спадает. – «Я так сильно переживал за тебя». Я тут же встал, чтобы принести салфетку, и протянул ей, чтобы она могла привести себя в порядок. Её глаза медленно сфокусировались на мне, и в них читалось замешательство, смешанное с облегчением. Она взяла салфетку дрожащими пальцами, и я заметил, как её плечи расслабились, когда она начала вытирать мокрое пятно на своей блузе. Я наблюдал за ней, стараясь не вторгаться в её личное пространство, но моё присутствие, казалось, было ей необходимо. Казалось, что этот момент, этот короткий промежуток времени, когда она была без сознания, стал для меня настоящим испытанием, заставившим осознать, насколько она важна. Теперь, когда она снова была здесь, рядом, я чувствовал себя так, будто вернулся к жизни сам.

«Вера, нам нужно серьёзно поговорить. Меня не смущает интим между нами, меня больше волнует твоя реакция после. Почему ты сбежала? И теперь отмалчиваешься? И максимально закрываешься от меня? Я не понимаю, что происходит, и это меня действительно беспокоит. Я чувствую, что между нами образовалась какая-то стена, и я не знаю, как её преодолеть. Твоё полное молчание и отстранённость приводит меня в замешательство, потому что я не понимаю причин» – сказал я, гладя на неё пристально.

«Как же я устала от этого всего», – сказала я, кинув салфетку на диван. – «Неужели ты никогда не имел секса просто так, без всяких последствий и обязательств?» Про себя, конечно, я решила не говорить Максиму о зелье и ведьме. Это моя собственная история, которую мне ещё предстоит пройти и понять. Ему пока знать об этом не стоит.

Я посмотрел на неё более внимательно: – «Вера, мне уже не 16, чтобы я вёлся на такие вот доводы. И дело не в том, что я стал циником. Просто я научился видеть дальше поверхности, замечать скрытые мотивы, анализировать информацию. Я научился доверять своим инстинктам, своему опыту, своей интуиции. И сейчас, глядя на тебя, я чувствую фальшь. Я чувствую, что за твоими словами скрывается что-то ещё, что ты не договариваешь, что ты пытаешься меня обмануть. И мне это не нравится. Мне не нравится, когда меня считают дураком, когда пытаются мной манипулировать. Поэтому, не нужно придумывать сложные схемы и плести интриги. Я готов выслушать тебя, я готов помочь, если это в моих силах. Но я не готов быть пешкой в твоей игре».

«Мне ничего от тебя не нужно», – сказала я, поднимаясь с дивана. «Спасибо, что помог мне прийти в себя. А теперь мне пора работать».

С этими словами она вышла из моего кабинета. Я проводил её взглядом, ощущая опустошение и одновременно удовлетворение. Её решимость, проявившаяся так внезапно, была заразительна. Ещё несколько минут назад она казалась потерянной, словно заблудившийся ребёнок, а теперь – воплощением целеустремленности. Я вернулся к своему рабочему столу, чувствуя, как в воздухе повисла тишина, наполненная отголосками её голоса и отпечатком её присутствия. Теперь и мне предстояло вернуться к своим рабочим делам, но с новым, более ясным пониманием того, что иногда самое важное – это дать человеку возможность найти свой собственный путь, даже если для этого нужно просто помочь ему встать на ноги.

Я вернулась в бухгалтерский отдел. К счастью, Анны Ивановны не было на месте, и девушки, скорее всего, не заметили моего долгого отсутствия. Я снова погрузилась в работу над актами сверок, стараясь ни на что не отвлекаться до самого обеда. Мысли, конечно, ещё витали где-то на периферии сознания, но необходимость сосредоточиться на цифрах и документах оказалась сильнее. Каждый акт сверки требовал внимания к деталям, выверки каждой строки, чтобы избежать малейшей ошибки. Это была своего рода медитация, погружение в мир строгой логики и порядка, который так контрастировал с недавним хаосом. Я чувствовала, как напряжение постепенно спадает, уступая место рабочей рутине. Время шло незаметно, и вот уже за окном стало заметно светлее, предвещая скорый обеденный перерыв. Я сделала глубокий вдох, чувствуя удовлетворение от того, что смогла вернуться к своим обязанностям и не дать внешним обстоятельствам выбить меня из колеи.

И только я отложила крайний лист, как раздался звонок стационарного телефона. Это был внутренний вызов. Кто-то из коллег, скорее всего, из соседнего отдела, кому понадобилась какая-то информация, которую я могла предоставить. Или, возможно, кто-то хотел обсудить детали по отчётности. В любом случае, это был не тот звонок, который мог бы заставить меня нервничать. Я сняла трубку, уже готовясь к стандартному приветствию и деловому разговору. Но внезапно раздался голос Максима.

«Через пять минут жду у лифта, – услышала я. – Пора на бизнес-ланч. Хватит голодать и терять сознание на работе. Без возражений!» Мой живот тут же отозвался предательским урчанием.

«Хорошо, Макс Петрович, иду», – сказала я и положила трубку телефона первая. Улыбка сама собой появилась на лице – от собственной наглости.

Объявив коллегам, что иду на обед, я взяла свою сумочку, положила в неё смартфон и направилась к лифту. Там уже ждал он, а вокруг него начинала собираться офисная толпа, явно нуждающаяся в передышке. Я подошла и встала за его спиной. В этот момент двери лифта распахнулись, и нас почти впечатало внутрь, прижав к металлическим стенкам. Двери закрылись с тихим шипением, и кабинка начала медленно ползти вниз. Я стояла спиной к нему, и едва улавливала запах его парфюма, смешанный с ароматом кофе. Сердце забилось чуть быстрее, и я постаралась не выдавать своего волнения, уставившись на мерцающие цифры над дверью. Каждый этаж казался вечностью, а тишина, нарушаемая лишь гулом лифта и приглушёнными вздохами окружающих нас людей, становилась всё более напряжённой.

Через несколько пролётов, двери лифта распахнулись, впуская новую волну людей. Я отступила, и тут же парень с рюкзаком, оказавшись впереди, прижал меня к Максиму, чуть двигаясь назад.

Я ощутила всем телом Максима, от плеч до… ниже пояса. Краска залила моё лицо. Максим тут же выставил руку, придерживая рюкзак парня, чтобы он не тёрся и не задевал меня. В то же время, другая рука Максима нежно легла мне на живот. Его пальцы, лёгкие и ласковые, касались меня, и я чувствовала, как по всему телу разливается жар. Тяжело дыша, я закрыла глаза. Наконец-то первый этаж! Я чуть ли не выпорхнула из лифта и, приложив ключ-карту, прошла через охрану. В голове кипели слова, хотелось высказать ему всё, что накопилось за это время. Но сейчас не место для скандала на глазах посторонних. Я быстрым шагом направилась к центральным дверям бизнес-центра. Вырвавшись на улицу, вдохнула полной грудью свежий воздух и двинулась в сторону машины на парковке. Оглядевшись по сторонам и убедившись в уединении, я твёрдо встретила взгляд Максима и сказала: « Позвольте узнать Макс Петрович, что это было? Ваши руки живут своей жизнью, не подчиняясь мозгу? Может, хватит уже касаться меня, где вам только вздумается?»

В его глазах мелькнуло что-то, что я не могла расшифровать – то ли удивление, то ли растерянность, но ни тени раскаяния. Это было хуже всего. Словно мои слова были для него лишь досадным недоразумением, помехой в каком-то его собственном, неведомом мне сценарии. Я ждала ответа, но он молчал, и эта тишина давила сильнее, чем любое его прикосновение. Воздух вокруг нас, казалось, сгустился, стал вязким. Я чувствовала, как дрожат мои пальцы, но старалась держать себя в руках, не давая ему увидеть, насколько сильно его поведение меня задело. Это было не просто нарушение личных границ, это было вторжение, которое оставляло после себя неприятный осадок, ощущение собственной уязвимости, которое я так старательно пыталась скрыть.

Но его ответ спустя секунду выбил из меня весь воздух. Просто вышиб.

«Я-то, думал, что после страстной ночи, после всего, что между нами произошло, мне теперь можно… всё» – уверенно произнёс Максим. И, нажав на брелок ключей, он разблокировал двери. Слова, сказанные им, эхом отдавались в моей голове. Я, молча села в машину, на переднее пассажирское сиденье, пристегнулась и уставилась в стекло. Мир за ним казался размытым и нереальным. Он сел за руль, завёл машину и плавно выехал с парковки. В салоне повисла тяжёлая тишина, которую никто из нас не решался нарушить. Спустя мгновение, мы влились в плотный поток машин, а из радиостанции доносилась заводная музыка, что захотелось добавить перчинки в наше общее время. Я чуть раздвинула ножки, и когда Максим переключал передачу, его рука случайно коснулась моего колена.

«Аккуратнее, Макс Петрович», – протянула я, бросая на него лукавый взгляд.

«Я не хотел», – ответил он, и мне показалось, что я сумела даже его смутить. Я небрежно потянулась в кресле, словно разминая затёкшую спину, и украдкой бросила взгляд в отражение стекла авто. Я видела, как он следит за мной в пути. Это было почти осязаемо, это его внимание, прикованное ко мне, словно магнит. Я чувствовала его взгляд на себе, даже когда он был направлен в сторону дороги, и это ощущение было одновременно и тревожным, и пьянящим. В его словах, в этой короткой фразе, было что-то, что заставило меня почувствовать себя более уверенной. Я наслаждалась этим моментом, этой немой игрой, где каждое моё движение, каждый взгляд в зеркало становился частью нашего диалога, который мы вели без слов. Я знала, что он наблюдает, и это знание придавало мне сил, заставляло двигаться с большей грацией, с большей осознанностью. Я была актрисой на его невидимой сцене, и он был моим единственным зрителем сейчас.

Спустя время нас, как и ещё несколько машин, внезапно остановили дорожные патрульные, и Максим припарковался у бордюра. Я решила воспользоваться моментом и накрасить губы, достав блеск из сумочки. Но тут, как назло за стеклом, пронеслась какая-то птица! Рука моя непроизвольно дернулась, и тюбик с блеском полетел и упал прямо между ног Максима. Он чуть шевельнулся, и блеск продолжил своё путешествие на сиденье.

Я не теряясь, ни сколько отстегнула свой ремень, и повернулась, чуть подавшись вперёд, и запустила руку, между креслом и ногами Максима пытаясь достать блеск для губ, при этом я смотрела ему в глаза абсолютно невинными глазами, словно это проще простого. В его взгляде мелькнуло что-то неуловимое – смесь удивления и, возможно, замешательства. Он не отводил глаз, словно заворожённый, наблюдая за моими действиями, которые, казалось, не требовали от меня никаких усилий. Я чувствовала, как с каждым сантиметром, который проходила моя рука, Максим, дышал всё реже, почти незаметно. Воздух вокруг нас словно сгустился. И вот, когда напряжение достигло пика, в стекло постучали. Максим, словно по инерции, опустил окно, нажимая на кнопку.

Перед нами стоял Андрей, мой бывший одноклассник, в форме патрульного инспектора. Его глаза, не отрываясь, смотрели на мою руку, которая находилась в опасной близости от ширинки брюк Максима. В этот самый момент, я с чувством некоего вызова, извлекла блеск для губ и, с улыбкой, произнесла: «Привет, Андрей! Как дела?» Андрей, не успев толком поздороваться, выпалил: «Нормально. Я вот стажируюсь». Я, стараясь выглядеть непринуждённо, улыбнулась, ответила: «Я тоже сейчас на практике, вот учусь» И пока я это говорила начала подкрашивать губы, чувствуя, как щёки заливает краска от неловкости. Андрей попросил показать документы и права, Максим что-то сказал ему в ответ, а затем достал какие-то бумаги и протянул их ему. Я же, чтобы хоть как-то справиться с этим моментом, уткнулась в свой смартфон, делая вид, что полностью поглощена лентой новостей в нём. Андрей спустя время вернул документы и сказал: «Можете ехать. Счастливого пути». Я, улыбаясь во все свои 32 зуба и махая ему рукой, крикнула: «Пока, Андрей!»

Как только мы отъехали от поста, я, почти воя, протянула: «Блиииииннннн!» Я была уверена, что он теперь растреплет всем одноклассникам в группе про этот случай. И на эмоциях швырнула блеск для губ себе под ноги, находясь сейчас в полном отчаянии. Мои игры играли со мной ровно 50/50 от удовольствия до разочарования ровно один шаг.

Максим, ловко маневрируя в потоке машин, сказал: «Не стоит заморачиваться, что скажет или подумает этот мальчишка. Главное, что я знаю, что мы делали это вместе». От его слов я покраснела ещё сильнее. И вот, спустя мгновение, машина плавно замерла возле ресторана. Я вышла и, оглядываясь по сторонам, с иронией спросила: «И что, каждый день ты тут обедаешь?» Он подставил мне локоть, приглашая следовать за ним, и ответил с полуулыбкой: «Как есть желание, то всегда тут».

Мы вошли внутрь. Приветливая хостесс одарила нас лучезарной улыбкой, а подоспевший официант с именем на бейдже Максим проводил нас в VIP-зону. И там, словно по волшебству, плотные шторы мгновенно отрезали нас от шумного зала, создавая атмосферу таинственности. Занавес из бархата, глубокого, как ночное небо, опустился, и мир за его пределами перестал существовать. Только приглушённый гул голосов и звон бокалов доносился откуда-то издалека, словно отголоски другой жизни. Я огляделась, оценивая обстановку. Мягкий свет, льющийся из скрытых источников, окутывал нас тёплым, обволакивающим сиянием. Стол, сервированный с безупречным вкусом, манил к себе, обещая гастрономические открытия.

«Здесь действительно хорошо», – заметила я, присаживаясь на удобный стул. Максим кивнул, его взгляд скользнул по моему лицу, словно пытаясь угадать мои мысли и сказал: – «Именно поэтому я и выбираю это место. Иногда хочется сбежать от суеты, от постоянного шума, от необходимости быть на виду. Здесь можно просто быть собой, никого не изображая».

Он сделал паузу, и в его глазах мелькнула тень чего-то, что я не могла пока расшифровать.

«А как ты думаешь, часто ли тебе приходится «изображать» кого-то, кроме себя?» – спросил Максим. Его вопрос застал меня врасплох. Я задумалась, перебирая в памяти моменты, когда мне приходилось надевать маску, когда искренность уступала место расчёту или необходимости соответствовать чьим-то ожиданиям.

«Думаю, у каждого есть свои моменты, когда приходится играть роль», – ответила я, стараясь говорить спокойно, но чувствуя, как внутри зарождается волнение. «Но я стараюсь, чтобы эти моменты были исключением, а не правилом».

Официант, появившийся, бесшумно положил перед нами меню. Его движения были отточены и грациозны, как у балетного танцора. Молодой человек, был примерно моего возраста, оказался весьма приятной наружности и в хорошей физической форме, рельефные мышцы отчётливо выделялись, через рубашку. Он тут же принялся рекомендовать нам блюда, и я не могла не заметить, как Максим бросает на нас ревнивые взгляды. Как только официант удалился на кухню с нашим заказом, я перевела взгляд на Максима и прямо спросила, глядя в глаза: «Что ты так на меня смотришь?»

«Я заметил, что ты, где бы ни появлялась, сразу же оказываешься в центре мужского внимания. То Денис, то Андрей, а теперь вот и официант. Его реакция меня слегка позабавила, и я, сделав глоток чистой воды из бокала, произнесла: «Успокойся, Максим просто выполняет свою работу».

Затем добавила, – «Ты ревнуешь?» и сама удивилась своей смелости от сказанного.

«Да, ревную», – Максим ответил открыто, от чего я почувствовала, как внутри всё сжалось. Я была совершенно обескуражена. Слова застряли в горле. К счастью, в этот момент появился официант с нашими салатами. Его приветливая улыбка и пожелание приятного аппетита дали мне передышку. «Спасибо», – ответила я ему, и, погрузившись в трапезу, постаралась не думать больше ни о чём. Но едва я успела насладиться салатом, как на столе появилось горячее блюдо. Оно было настолько вкусным и аппетитным, что я, наверное, сияла от удовольствия. Когда первый голод был утолён, я с блаженной улыбкой откинулась на спинку стула, чувствуя полное насыщение.

И тут, в самый неподходящий момент, раздался голос Максима: «Ну вот, когда мы сыты и довольны, давай обсудим, что произошло ночью».

Моё настроение, словно по синусоидной рухнуло в одно мгновение.

«Не хочу», – сказала я, стараясь скрыть дрожь в голосе. – «Нечего обсуждать. Переспали и забыли. Забудь и живи дальше своей красивой жизнью. Я же не первая у тебя, чтобы ты так переживал и заморачивался по этому поводу?» Слова вылетали из меня, как колючки, царапая воздух. Я чувствовала, как внутри поднимается волна раздражения, смешанная с усталостью. Усталость от этих вечных его «желаний» поговорить, от попыток понять, разобраться, найти хоть какой-то смысл в том, что, по сути, было просто удовольствием, которое мы разделили.