скачать книгу бесплатно
Хлопаю Джея по спине, выражая молчаливую благодарность, а затем отворачиваюсь к грязному окну.
Он справляется с моим поведением просто великолепно, и, даже находясь в горе и ярости, я могу признать, что веду себя как невыносимая сволочь.
– Черт, – бормочет Джей; звук его пальцев, клацающих по клавиатуре, становится громче и интенсивнее.
Я скрежещу зубами, уже догадываясь о причине, еще до того, как она прозвучит вслух.
– Снаружи нет камер. Камер, направленных на парковку из других зданий, тоже нет. Мне жаль, чувак. Я ничего не нашел.
Откидываю голову назад, глубоко втягиваю носом воздух; мои нервы лижет черный огонь. Адди покинула это место всего неделю назад, но в мире торговли людьми это невероятно большой срок.
– Ты отправил мне файлы? – спрашиваю я и не узнаю свой голос.
– Да, – отвечает Джей.
Слышу шорох, когда он собирает вещи, и ощущаю, как на горизонте маячит всепоглощающее истребление.
– Уходи отсюда, Джей.
– Ага, считай, я уже ушел.
– И еще, Джей.
Он останавливается.
– Да?
– Вычисли камеры, которые направлены на эти окна. Только подожди, пока я не выйду, – распоряжаюсь я.
Он колеблется, но все же кивает и уходит.
Я даю ему две минуты, чтобы покинуть здание. Две минуты, в течение которых в моей голове бушует война. Она вырывается на поверхность и растекается по полу, на котором я стою, вздуваясь, подобно мертвецу внизу.
Мое тело двигается на автопилоте. Я спускаюсь в больничную палату и роюсь в шкафу, собирая шторы, тряпки и все, что может воспламениться, а затем разбрасываю их по всему зданию. Потом беру спиртосодержащие жидкости и выливаю их на замусоренный пол. Пожары в больницах случаются чаще, чем многие полагают, и это место чертовски подходит для разрушений, которые я намерен произвести.
Собираю все простыни, которые нахожу в его квартире, связываю их в длинную веревку и откладываю ее в сторону.
Тяжело дыша, подхожу к тяжелому шкафу в кухне и вытряхиваю его содержимое. Подтаскиваю его к громадному окну, прислоняю к стеклу и делаю шаг назад.
Глубоко вдыхаю, собираю весь гнев в себе, трансформирую его в энергию и со всей силы бью ногой. Шкаф раскалывает стекло, и по стеклу расползается паутина трещин. Рыча, бью ногой еще раз, и шкаф с громким треском вываливается наружу.
В мою кожу врезаются крошечные осколки, но я почти не чувствую этого, как не замечаю и оглушительного грохота, с которым шкаф врезается в землю.
В этот момент я уже спускаюсь обратно на второй этаж, где лежит мертвый доктор. Надеваю перчатки и маску из его запасов. Запах бьет в нос и застилает глаза; N95[3 - Фильтрующий респиратор-полумаска (FFR), который отфильтровывает не менее 95 % взвешенных в воздухе частиц.] совершенно не помогает.
Натянув две пары перчаток, хватаю труп за воротник рубашки и тащу обратно в квартиру, где этот больной урод насиловал своих пациенток, пока те были без сознания.
Независимо от его внеклассных занятий, доктор явно помогал работорговцам, а значит, его смерть станет сигналом не только для Сообщества, но и для каждого барыги, имевшего несчастье ступить на его порог.
Они узнают, что это был Зейд.
От резкого запаха по моему желудку поднимается тошнота, грозя подобраться к горлу, пока я тащу труп к окну. Хватаю последнюю бутылку со спиртом и выливаю содержимое на него.
Задержав дыхание, беру веревку из простыней, обвязываю один конец вокруг его туловища под мышками, а другой – к раме кровати.
Потом выбрасываю труп из этого чертова окна. Ножки кровати скрежещут о цементный пол, она проезжает немного, а потом застревает.
Удовлетворенный проделанной работой, я снимаю перчатки и маску, достаю еще одну сигарет, и прикуриваю, глубоко вдыхая, и присаживаюсь на край кровати. Подношу зажигалку к одной из портьер на полу, ткань вспыхивает, огонь быстро распространяется дальше.
Я наслаждаюсь сигаретой, пока на моих глазах пламенем оживает мой гнев.
В моем мозгу одновременно и громко, и тихо – он наполнен белым шумом, заглушающим любые связные мысли. Я чувствую все и ничего одновременно, и никогда еще я не был так опасен.
Никогда не был более смертоносным.
Смеюсь и наслаждаюсь, наблюдая за тем, как горит это место. Здесь произошло столько ужасных вещей. Столько жертв – столько женщин и детей привозили сюда, чтобы починить, а потом увезти куда-нибудь и сломать заново.
Медленно я поднимаюсь и выбираюсь из комнаты. Мое тело физически ощущает жар, на лбу и шее выступают бисеринки пота. Мои легкие заполняет дым, а пламя обжигает кожу.
Но я ни черта не чувствую.
Выйдя из здания, я вдыхаю свежий воздух и натыкаюсь взглядом на взбешенного Джея. Я несколько раз откашливаюсь и делаю еще одну затяжку сигаретой.
– Серьезно, чувак? Ты дымишь, пока сжигаешь здание? Ты только что вдохнул буквально тонну дыма.
Не обращая на него внимания, иду к задней стене, где на веревке висит труп. Дым лижет края окна, а простыни уже начинают обгорать, но я специально оставил их сухими.
Подношу сигарету к губам и делаю последнюю затяжку, после чего бросаю окурок в доктора, и его тело мгновенно воспламеняется.
Улыбаюсь. Между моими оскаленными зубами вьется дым.
Так-то лучше.
Маяк, который должен оповестить всех ублюдков на моем пути о том, что их ждет дальше, – зверь, который нашел себе дом в огне, – зажегся.
Это пламя погаснет, да, но то, что в аду, будет гореть вечно.
Увидимся там, ублюдок.
Удовлетворенный, поворачиваюсь спиной к ожившему аду, который я породил, и ухожу.
Я сказал своей мышке, что больше не буду мусорить, но что-то мне подсказывает, что она не стала бы возражать в этот раз.
Ноябрь 2021
Она, мать ее, подставила меня. Черт, мне даже писать сейчас сложно, потому что меня трясет.
У меня все получалось. Франческа преследовала меня и долго не могла меня найти. А когда нашла, я узнала, что на перезарядку арбалета требуется всего несколько секунд.
Семнадцать, если точнее.
Я действовала с умом. Рассчитала, как быстро смогу пробежать, чтобы спрятаться. Я уворачивалась от ее стрел, так что действительно могла убежать. Я ТАК ХОРОШО СПРАВЛЯЛАСЬ.
А потом эта чертова сука Сидни вылезла из-за дерева. Она поджидала меня.
И поставила мне подножку. ПОДНОЖКУ! Будто мы дети на детской площадке.
Кто, черт побери, так делает?
Я грохнулась своим чертовым носом в землю, и две секунды спустя в мою ногу вонзилась стрела. К счастью, они пользуются пластиковыми на тренировках, но это мало что меняет.
Особенно если учесть, что в сравнении с наказанием за провал стрела покажется мне детской шалостью.
Глава 12. Алмаз
– Каково это – быть неудачницей? – шепчет голос позади меня.
От этого голоса по моей спине мгновенно пробегают мурашки. Я оборачиваюсь, и ее лицо оказывается в нескольких сантиметрах от моего, заставляя меня отшатнуться назад. Мой кулак сжимается, мне так и хочется послать его в этот чертов нос.
Я как раз собиралась расстегнуть джинсы и взглянуть на свою рану, когда она подкралась ко мне.
– Что, черт возьми, с тобой не так? – шиплю я.
А она просто стоит и смотрит на меня своими широко раскрытыми темными глазами, с той самой улыбкой, застывшей на ее жутком, мать ее, лице.
Я сглатываю, расстроенная и чертовски удивленная.
– Думаю, лучше спросить, что со мной вообще так, – отвечает она и хихикает.
Она приподнимается на носочках, ее глаза скользят по моему израненному телу.
Франческа водила нас вглубь леса – на тренировку выбраковки. Она и ее люди стреляли в нас пластиковыми стрелами, словно в оленят, спасающихся от оголодавших охотников.
Мы не должны были оказаться подстреленными, и жжение в задней части бедра стало непрерывным напоминанием о том, что я потерпела грандиозное фиаско. Я почти скрылась с их глаз, но потом случилась Сидни.
Она поджидала меня и поставила подножку как раз в тот момент, когда я бежала мимо, спасаясь от стрел Франчески, летящих мне в спину. Я рухнула лицом в холодную землю, а когда поднялась на ноги, стрела уже пробила мне заднюю поверхность бедра.
Точнее, саму кожу она не пробила, но, судя по всему, завтра я проснусь с очень неприятным синяком. Впрочем, уверена, что среди остальных, когда я получу свое наказание, он будет не так заметен.
– Что я, черт побери, тебе сделала? – рычу я, раскидывая руки в стороны. Ее улыбка становится шире, а блеск в глазах свидетельствует о том, насколько она не в себе. – Мы все в одинаковой ситуации. Почему ты так себя ведешь?
– Я слышала, как Франческа говорила о тебе после твоего приезда. Она сказала, что ты многообещающая и можешь стать ее лучшей девушкой, если она сможет научить тебя правильно себя вести. Но вчера ты вылезла, и тебя изнасиловали. Я видела ее лицо. Она готова была заступиться за тебя. А ведь она никогда не делала подобного ни ради меня, ни ради кого-то еще. Но потом… – она поднимает палец вверх, – потом ты ударила Рокко и сломала ему нос. Он хотел наказать тебя, и знаешь, что она сделала? Она понесла наказание за тебя. Такого она точно никогда не делала ни для кого из нас.
Мои брови сдвигаются, я весьма озадачена причиной, по которой Франческа могла сделать что-то подобное.
– Она дает тебе привилегии, которых мы не получаем, потому что считает тебя особенной. Знаешь, Алмаз, я тебя особенной вовсе не считаю.
Имеет ли вообще значение, что именно ты думаешь, сучка?
Не уверена, что Франческа продолжит делать мне поблажки теперь, после того как я провалила сегодняшнюю проверку, но решимость все равно въедается в меня.
Если она видит во мне потенциал – если она готова меня защищать, – значит, шанс, что я смогу заставить ее увидеть во мне человека, есть.
Нас считают здесь скотом. Товаром, который нужно довести до совершенства, а затем продать тому, кто больше заплатит. Однако чем чаще она будет видеть во мне что-то, кроме этикетки с ценой, тем больше будет смягчаться. Это ослабит ее бдительность. Она может сболтнуть что-нибудь важное или предоставить такие привилегии, которые помогут мне сбежать.
Мысли вихрем проносятся в голове, перебирая всевозможные варианты, которые могут произойти. Я знаю, что уже не избавлюсь от ужасов, которые неизменно сопровождают торговлю людьми, но, возможно, смогу спастись, сбежав отсюда.
Сидни понимает это, и, возможно, ее это не устраивает. Перекос в шансах налицо, и другие девушки тоже могут начать чувствовать подобное.
– Мы все покинем этот дом, – напоминаю я ей. – Скоро нас продадут тем, кто больше заплатит, и тогда то, как ко мне относится Франческа, уже не будет иметь значения.
– Будет, – возражает она. – Я хочу остаться, но она не позволит мне, поскольку здесь появилась ты. Ты слышала, что она сказала.
У меня отпадает челюсть. Сидни не хочет видеть, как сияет Алмаз, потому что от нее будут ждать такого же сияния. А раз мы сияем, значит, готовы для продажи. Франческа заботится прежде всего об одном – о своей репутации. А Сидни больше всего на свете хочет, чтобы ее не продавали, и именно поэтому она ведет себя скверно и создает всем проблемы. По ее мнению, наказания стоят того, лишь бы Франческа не увидела в ней товар, который можно выставить на аукцион.
– Почему ты так хочешь остаться здесь?
– Потому что это мой дом. У меня нет ничего за пределами этого дома, и я предпочла бы остаться здесь, чем быть проданной какому-нибудь толстому старику с червивым членом. А ты все испортила!
Я моргаю. Интересное видение, пусть и не совсем верное.
– Тебя же здесь тоже насилуют, Сидни, – замечаю я.
Она пожимает плечами.
– Все не так плохо. Я привыкла, и меня это устраивает.
Снова моргаю. Как можно привыкнуть к тому, что тебя постоянно насилуют и бьют? Она упомянула, что больше ей некуда идти. Видимо, жизнь вне этого дома для Сидни была совсем безрадостна. Или ее не было вовсе. Скорее всего, она была полна ночей на улицах и случайных мужчин.
И видимо, находиться в доме с монстрами, которых ты уже знаешь, куда безопаснее, чем с незнакомцем, который платит деньги и считает, что теперь ты полностью принадлежишь ему.
У мужчин есть забавная привычка считать, что они имеют какие-то права на женщин, особенно когда те их не уважают. Как будто их уважение – это определяющий фактор для того, чтобы определить, какого обращения женщина заслуживает.
По крайней мере, у мужчин в этом доме есть правила и ограничения на то, что им позволено с нами делать. В основном это касается нанесения сильных травм и увечий. У мужчин на улицах или у тех, кто купит нас на аукционе, никаких правил нет.
– Значит, так, да? – произношу я. – Ты продолжишь терроризировать меня только потому, что хочешь обмануть систему, в то время как никто из нас ничего не выиграет. Может быть, это именно ты считаешь себя особенной, хотя на самом деле это не так?
Она хихикает высоким голосом, который перемалывает мои нервы в пыль. А потом разворачивается и уходит, не сказав ни слова и бросив через плечо какой-то невразумительный взгляд.
Та, из-за кого мы ссоримся, предпочла бы, чтобы нас обеих продали самому щедрому покупателю, а Сидни не просто пакостит мне – она буквально занимается членовредительством.
Издевательством. Изнасилованием. Тем, что не должен переживать ни один человек – особенно из-за ревности или мелочности.
– Ты подставила меня, Сидни, – кричу я, заставляя ее остановиться. – И я это запомнила.
Не поворачиваясь ко мне, она смотрит в сторону, и ее рука легко скользит вверх-вниз по дверному косяку, как будто она размышляет о моих словах, как ее пальцы – о дереве.
Наконец оглядывается на меня через плечо, и на ее тонких губах появляется ухмылка.
