banner banner banner
Охотясь на Аделин
Охотясь на Аделин
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Охотясь на Аделин

скачать книгу бесплатно

– Тебя ждет много забавного, Алмаз.

Она подмигивает, а затем выскальзывает в коридор и исчезает в комнате в самом его конце.

Я смотрю ей вслед и прекрасно понимаю, что она чувствует жар моего взгляда, прожигающий ее спину.

Вероятно, эта дрянь получает удовольствие от происходящего, и мстительная часть меня будет очень рада хорошенько поиметь ее самым ужасным образом, когда появится возможность.

* * *

С нижнего этажа доносится громкий смех, от которого пол под моими коленями едва не вибрирует. Франческа и Рокко – единственные, кто живет здесь, но он частенько приглашает своих дружков-насильников, впрыскивает в их вены неимоверное количество наркоты и разрешает побаловаться с девочками.

Хотя, наверное, Рио и Рик тоже уже практически живут здесь, раз им нельзя появляться на людях. Я постоянно молюсь, чтобы Рик облегчил мне жизнь и все же покинул дом, однако этот недоумок оказался слишком ленив, и целыми днями пребывает под кайфом. Теперь у него достаточно денег, и все необходимое ему доставляют на дом.

Все они чертовски несносны, не способны держать свои рты на замке и постоянно делают нам отвратительные замечания, когда мы находимся рядом.

«Черт, чего бы я только не отдал, чтобы трахнуть эту тугую задницу».

«Видишь, как она колышется? Представь, как она тряслась бы, если пристроиться к ней сзади».

«Господи, ее сиськи просто умопомрачительны. Не могу дождаться, когда трахну их».

С каждым новым словом мой желудок скручивается все сильнее, выжимая внутренности, словно мокрую тряпку, до тех пор пока они не превращаются в узловатый клубок. Слова Сидни – единственное, что помогает мне держать язык за зубами.

Франческа возлагает на меня большие надежды, и я должна сделать все, что в моих силах, чтобы сохранить ее интерес, даже если мои зубы треснут от того, насколько сильно я их сжимаю.

Я почти сплю, когда Франческа вышагивает перед нами. Ночь после вчерашней тренировки выбраковки я провела в ожидании наказания за плохие результаты, но его не последовало. Поэтому, когда она ворвалась в мою комнату на рассвете, я еще даже не сомкнула глаз.

– Этикет очень важен, – начинает Франческа, расхаживая взад-вперед вдоль нашего строя, и ее двенадцатисантиметровые каблуки выстукивают ритм моего сердца.

Она всегда выглядит так, словно готова пройтись по подиуму, и я гадаю, сколько усилий она прилагает к тому, чтобы выглядеть так красиво снаружи, потому что внутри у нее сплошное кладбище, полное костей и гнили. Ей следовало стать гробовщиком, раз уж она так хорошо научилась наряжать трупы.

Она останавливается передо мной, и я опускаю глаза к ее ногам. На кончике ее туфли небольшая потертость. Интересно, насколько она ею обеспокоена.

– Посмотри на меня.

Мой взгляд мгновенно находит ее глаза, без колебаний.

– Поцелуй мою ногу, – приказывает она, вытягивая туфлю с отметиной.

Мне кажется, что она слышит мои мысли и наказывает меня за них. Тем не менее я решаю, что это, скорее всего, проделки Дьяволицы. Это ей нравится наказывать меня.

Моя первая реакция – чистейший огонь. Мой рот уже собирает слюну, готовый плюнуть на ее обувь, но я сдерживаюсь. С трудом.

В позвоночнике повисла нерешительность, и мне требуется физическое усилие, чтобы наклониться и сделать то, что она приказывает: приложить губы к ее грязной туфле.

– А теперь лижи ее.

Мои губы дергаются, угрожая скривиться в рычании, но я подчиняюсь и торопливо слизываю грязь и еще бог знает что, остающееся на моем языке.

Я представляю, что это вкус ее души.

Зажмуриваюсь, пытаясь контролировать вопли в моей голове, и выпрямляюсь, не поднимая на нее глаз. Если я посмотрю на нее, то она точно рассмотрит в них ненависть.

Словно почувствовав это, она изгибается и поддевает пальцем мой подбородок, поднимая голову. В мою кожу впивается ее холодное металлическое кольцо.

– Я знаю, что это больно, но стоит тебе еще раз замешкаться, и вместо этого твои губы будут целовать пол.

Подавив рвотный позыв, я киваю и шепчу:

– Прости.

Она мило улыбается и выпрямляется, довольная собой.

– Каждая секунда промедления – это еще один повод наказать вас. Ваш хозяин будет ожидать от вас послушания. Вы будете безвольными маленькими зомби.

Сидни хихикает, поднимает руки и стонет, как настоящий зомби. Мои глаза распахиваются, и никто из нас не может сдержать изумления, таращась на нее, словно на сумасшедшую.

Да нет, не словно. Эта сука точно сумасшедшая.

Франческа рычит, бросается к ней и бьет по лицу. Звук удара эхом разносится по комнате. Голова Сидни откидывается в сторону, и пряди волос разлетаются по лицу от силы удара. Она с тревогой смотрит на Франческу сквозь волосы, и с ее языка срывается очередной смешок.

Франческа наклоняется к ней.

– Продолжай смеяться, Сидни, и я скажу Рокко растягивать твою задницу до тех пор, пока в нее не поместится вся моя нога целиком.

Я сглатываю, снова опуская взгляд в пол. Она охренительно серьезна, и я не могу не ощутить укол сочувствия.

Была ли Сидни нормальной до того, как ее украли? Жила ли она обычной жизнью, имела ли работу, друзей, выбиралась ли по выходным, чтобы найти себе кого-нибудь?

Кем она была до того, как умерла внутри?

* * *

После целого дня изнурительных тренировок, посвященных обучению службе будущим хозяевам, по нашим комнатам расносят ужин. Нам не разрешают есть вместе. Я полагаю, они не хотят, чтобы мы подружились, объединили усилия и начали планировать совместный побег или что-нибудь в этом роде. Чем более мы одиноки, тем меньше наша надежда.

Нас кормят супом и крекерами – это скудная еда, но, по словам Франчески, от нее не толстеют. Видимо, даже работорговцы страдают фэтфобией и стыдят женщин за вес. И не важно, что секс они могут получить, только если украдут женщину в буквальном смысле слова.

Только я доела, как снизу раздался визг Франчески, который эхом разнесся по всему дому. Я замираю и медленно ставлю тарелку на тумбочку, пока доносится стук шагов, однако не похоже, чтобы она была на каблуках сейчас. Она разъяренно проносится по лестнице и коридору, и с каждым шагом мое сердце начинает биться все быстрее.

Дверь с грохотом распахивается, и Франческа врывается в комнату; ручка двери продолжает углублять кратер в стене.

Я вздрагиваю и вскакиваю с кровати, сердце бешено колотится. Франческа топает ко мне и практически утыкается в мое лицо носом.

– А ты так хорошо справлялась, – выплевывает она.

У меня перехватывает дыхание, я качаю головой, потеряв дар речи от смятения и адреналина, бушующих в моем мозгу.

– Что…

– Не строй из себя дурочку, – шипит она, после чего ударяет меня тыльной стороной ладони.

По щеке сразу же проносится огонь, и я судорожно втягиваю воздух. Инстинктивно хватаюсь за лицо, полностью парализованная от шока.

Она пихает мне туфлю. Или то, что раньше ею было. Ту самую, которую она заставила меня целовать и облизывать, – черную на золотой шпильке. Только теперь шпилька отколота у основания и едва держится, а всю поверхность испещряют глубокие царапины.

– Это ты сделала, – обвиняет она. – Ты сделала это со всеми моими гребаными туфлями!

Снова качаю головой, мои глаза расширяются, а с губ срывается протест.

– Я клянусь, нет, Франческа. Я не…

Мои слова обрывает еще одна резкая пощечина по той же щеке. Ее грудь ходит ходуном от гнева. От нее волнами исходит жар, и вспышки ярости солнечными зайчиками мечутся по мне.

На мои глаза наворачиваются слезы, и я дрожу от попыток удержать их. Не хочу проявлять слабость. Она примет мои слезы за признание вины. Мое зрение затуманивается, и на языке собираются всевозможные слова. Требуется несколько глотков воздуха, чтобы загнать их обратно в горло.

– Я видела твой взгляд, Алмаз. Не притворяйся, что ты не хотела меня убить. Ты избалованная соплячка, и это, – она тычет мне в лицо туфлей, – не сойдет тебе с рук.

– Фран…

– Молчать! – верещит она, полностью выходя из себя.

Она хватает меня за волосы, дергает к полу, и огонь пробегает уже по коже головы. Я вскрикиваю, но мой голос быстро заглушается, поскольку она впечатывает меня лицом в деревянный пол и начинает стягивать с меня штаны.

Мои глаза широко раскрываются, и над всеми моими чувствами начинает преобладать паника.

– Стой, подожди, Франческа, я не делала этого!

Но она не слушает.

– Это последний раз, когда ты проявляешь неуважение ко мне. Ты меня поняла?! – кричит она, наконец-то спустив ткань с моей задницы.

Я извиваюсь, пытаясь вырваться из ее захвата, но ее ногти впиваются в мое бедро и заставляют меня снова опуститься. И все же я не могу прекратить борьбу, когда она пытается раздвинуть мои ноги.

– Остановись! – кричу я, и мое зрение чернеет от паники и слез.

– Иди сюда, – кричит она кому-то, но я не вижу кому. Я только чувствую вес, который давит меня, и тогда мое тело начинает сопротивляться по-настоящему.

– Подожди, подожди, пожалуйста, я не делала этого! Пожалуйста! Я не делала этого, – всхлипываю я, отчаянно пытаясь вырваться, но не находя в себе сил. Меня держат за голову, не давая возможности ни видеть, ни двигаться, но я все чувствую.

Боже, я все чувствую. Сломанный каблук ее туфли впивается в меня, и я кричу, когда он разрывает меня на части.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – кричу я.

Я кричу и плачу, но она не слушает.

Ее руки исчезают вместе с весом человека, придавливающего меня.

Франческа откидывает мою голову назад, заставляя взглянуть на ее искаженное яростью лицо, и я едва не плюю в него от злости. Она стоит на коленях, глаза дикие, и она шипит:

– Больше никогда не трогай мои вещи, или тебе будет гораздо хуже, чем сейчас. Клянусь Богом, я заставлю тебя пожалеть, что ты не сдохла. Я понятно выражаюсь?

К моему горлу подкатывают рыдания, слюна почти льется у меня изо рта, когда я кричу:

– Я этого не делала!

Отклонившись назад, она снова бьет меня по лицу, и у меня звенит в ушах, а она продолжает бездумно бить меня, снова и снова, пока я не задыхаюсь от боли.

– Чертова никчемная сучка! – верещит она.

Она снова поднимает мою голову, но я уже не вижу ее сквозь реки, вытекающие из моих глаз. С моих губ срываются невнятные мольбы, но даже я уже не понимаю, что пытаюсь сказать.

– Знаешь, что происходит, когда ты перестаешь приносить пользу? Тебя закапывают в безымянной могиле, где никто никогда тебя не найдет.

Наконец она отпускает меня, едва не приложив головой о пол снова. Мое тело тут же скручивается, инородный предмет все еще болезненно сидит во мне, но у меня нет сил вытащить его.

Хрипы рвутся из моего горла, такие сильные, что сквозь них не может пробиться ни один звук, но я все равно не в силах дышать. Франческа выбегает из комнаты, оставляя меня трястись и выть от боли.

На меня снова обрушивается вес, и мое тело бесполезно отбивается, кулаки летят во все стороны, но в цель не попадают.

– Ш-ш-ш, – шепчет голос.

В тот момент, когда я понимаю, что это Сидни, я сопротивляюсь сильнее, кричу, чтобы она слезла, но она слишком сильна для меня сейчас.

Она полностью обхватывает меня сзади, ее ноги плотно обвивают мою талию и скрещиваются на моем животе, а рука гладит мои волосы.

– Тише, все хорошо, – шепчет она. – Теперь мы вместе.

Оставшаяся у меня энергия исчезает, и единственное, что я могу сделать, – это зарыдать.

Взяв в руки мое горячее, красное лицо, она поднимает мой подбородок. И я едва могу разглядеть ее широкие карие глаза и нежную улыбку. Она почти благоговейно гладит меня по волосам и щекам, глядя на меня, словно на драгоценность.

– Добро пожаловать домой, – шепчет она.

Ноябрь 2021

Хотите забавный факт о боли? Момента, когда она прекращается – как-будто кто-то щелкнул выключателем, – нет. Боль только исчезает. Медленно. Постепенно. Так, что ты даже не понимаешь, в какой момент ее не стало. В один момент мы чувствуем ее, учимся с ней жить, а потом понимаем, что все… ее нет. Пуф.

Я гадала, как скоро исчезнет моя боль, когда меня держала Сидни. Она отпустила меня только тогда, когда настал черед моего наказания.

Еще одной несправедливости, потому что эта девчонка прямо вцепилась в меня.

Но как мы вообще можем называть что-то несправедливым, если мое присутствие здесь само по себе является одной большой несправедливостью.

Из меня вытащили окровавленный каблук Франчески и заменили кое-чем куда пострашнее. У дружков Рокко была приятная ночка.

Они не испытывали боли. Но я – да.

И все еще продолжаю испытывать ее. Всеещевсеещевсееще…