скачать книгу бесплатно
Все искры «подписывались» солнцем, но разные руки начертят его по-разному. У кого-то больше круг получится, у кого-то меньше, у кого-то – короткие лучи, у кого-то – длинные. А одинаковые рисунки – это одна и та же рука. Я лишь надеюсь, что ты, искра, была очень-очень старой и опытной. И долго работала над этими сложнейшими чарами. Потому что…
Нет, здесь и сейчас я не готова терять свою опору. Но я приготовлюсь. Сдаётся мне, что та память о Забытых, которую мы сберегли, которой так гордились, на самом деле никакое не полотно. А лишь жалкий его клочок, который к тому же нуждается в серьёзной проверке. На истинность. На достоверность.
Где же мой кровный наставитель-то?.. Порыться бы в его памяти хорошенько… Вдруг хоть там что-нибудь полезное сохранилось?
Зим, судя по шумной возне, опять что-то выкапывал, но раз молчал, то безрезультатно. Я вновь растёрла по ладони искру, притягивающую к себе огрызки чар, и отправилась на прогулку по пещере. Столбы, стены, пол… Искра-творец оказалась неприятно внимательной – ни одного обрывка.
Подняв голову, я в задумчивости посмотрела на потолок. Мелкие снежинки, сияя, висели в воздухе, озаряя пещеру. Потолок… Не может быть, чтобы совсем ничего не осталось. Какая-нибудь мелочь – «нитка», «пуговка»… Из-за своей незначительности и слабости моих чар она может и не притянуться, как та, что обнаружилась в воронке. Но это не значит, что я не способна её найти.
И я её нашла. И даже не на потолке, а на карнизе. Причём в том же месте, откуда за нами наблюдал Шамир. Там, где обнаружился огрызок чар, на карнизе мерцали следы птичьих коготков.
Прости, я буду внимательней… И запомню впредь, что одним делом ты делаешь несколько.
Сев и свесив вниз ноги, я растянула между пальцами тонкий полупрозрачный огрызок чар. Подняла его к снежному свету и, прищурившись, рассмотрела обрывки символов. Достала второй и тщательно изучила. Символы были те же самые. Одна рука.
Как же вовремя мы заговорили об этом – Сердце, пепел, следы… Научившись находить и читать огрызки ещё в раннем детстве, я быстро забросила этот навык – случаев не было подходящих для отработки, в мир-то меня не выпускали. И за ненадобностью он оказался запрятан так далеко, что и без Гиблой тропы я не сразу бы о нём вспомнила.
Воспоминания и знания – что запасы на зиму в кладовой. Что-то требуется постоянно – и оно всегда рядом, под рукой, а что-то – редко, и о нём напрочь забываешь. Пока не понадобится. Или пока не начнёшь делать в кладовой уборку.
Когда очень много знаешь и помнишь, невостребованное постоянно убираешь подальше и поглубже, чтобы не сбивало с толку. Хорошо, что у помнящих ничего не пропадает.
Вёртка, обшарив карниз, заинтересованно вытянулась столбиком рядом со мной и уставилась на огрызки.
– Никогда прежде такого не видела? – переспросила я рассеянно, пристраивая огрызки на колене. – Хочешь понять, как они получаются? Ну, для начала такие штуки остаются после очень-очень сильных чар. Из моего? – я весело хмыкнула в ответ на молчаливый вопрос. – Нет, я ничем сильным не владею. От моих чар остаётся один след – волна тепла, которую чуют и ощущают всякие «недо-» и прочие звери. А она со временем рассеивается в мире и становится частью Шамира. А вот мощные чары…
Я задумалась, подбирая понятные образы, но нашла лишь один – да, понятный, но неприятный. Особенно для Вёртки как для особи.
– Мощные чары на раз-два не создашь, – объяснила я. – То есть… они помещаются в эдакое… тело. Их надо много, и силы надо много. И быстро, – на моей ладони снова вспыхнула солнце, – вот так, например, их не сделаешь. Они плетутся, как те же сезонные руны чаровников. Долго готовятся. Но знающие хранят их на коже, а искры… – я запнулась, но Вёртка уже поняла.
Её глаза вспыхнули ярко-ярко, сердито-сердито.
– Да, – сдалась я. – Такие чары носит или «хвост», или «крыло». Или все вместе. А когда они срабатывают, остаётся вот это, – я осторожно коснулась огрызков. – Кожа. Ваша. И на ней сохраняются следы как… ожоги. Хотя искры, чтобы не расстраивать своих спутников, называют их клочьями чар. И далеко не все из вас знают об этом способе.
Вёртка посмотрела на меня очень жалобно. Сияющие солнышки глаз – на мокром месте.
– Нет, – успокоила я, – я с тобой так не поступлю. Это… бесчеловечно. Но да в старых искрах, говорят, человеческого оставалось мало. Долгожительство развивает силу и опыт, но сжигает душу.
Моя подруга вытянулась и боязливо коснулась кончиком хвоста тонкой кожицы. И сразу же отдёрнулась, и её глаза стали ещё грустнее.
– Да? – я нахмурилась. – Узнаёшь своих? Значит, искра.
…и чтоб ей икалось посмертно за такое обращение с друзьями…
– Сможешь теперь понять, как их находить, эти… клочья? – я посмотрела на Вёртку.
Подруга сосредоточенно начертила кончиком хвоста несколько непонятных символов, покрутилась на месте, снова что-то начертила и возбуждённо кивнула. И сразу же метнулась молнией прочь – опробовать новые чары. А я снова подняла оба лоскута к свету и прищурилась, разбирая символы. Знойными мороками мы не занимались слишком давно. Можно попробовать изучить эти чары в дороге, между делом.
«Хвост», одно «крыло»… или два «крыла». При сильной искре обычно находилось три паразита. Остался третий. Не факт, что здесь, в подземелье… но поиски покажут.
Я присмотрелась, заметила рядом с «башней» Зима, очень чем-то своим занятого, и по верёвке спустилась вниз. Пёс по-прежнему дремал и явно не собирался уходить, то есть в других пещерах Сердца больше делать нечего. Ему. А у меня осталось одно дело. Нет, два. Раз уж мы так глубоко забрались, это тоже надо использовать.
У ближайшего же столба я остановилась и прижала ладонь к камню. И он, как живой, прильнул ко мне тёплым боком. Ещё тёплым – но уже остывающим. День-два, и искры погаснут. Чары умрут. Камни осядут. Пещера обрушится. И на древнее волшебство не останется даже намёка. Лишь наши воспоминания.
Я закрыла глаза и позвала искру. В сильные чары, говаривал дед, искры вкладывают душу. И поэтому иногда они отзываются. Что-то в них хранится – не то частичка души, не то её отражение. И если в чарах осталась хоть капля силы, если подобрать нужные слова, если очень захотеть услышать…
Ладонь обожгло, и я снова рухнула в колодец.
…Ветер гнал по выжженной пустоши облака пыли. Солнце, скрытое мутной пеленой, светило тускло и багрово. Зной в перегретом воздухе давил, душил, сжигал.
Хорошее место. Открытое. Просторное. Но люди должны его покинуть. Лишь тогда здесь появится новый город. Обманный. В вечном тепле даже зимой, с земляными постройками для отвода глаз. Правда, от гор далековато… Но лишь здесь пока нет меток вернувшихся. Поставь стену там, где есть хоть одна, – разорвёт чары, гиблой гнилью разъест до прорех.
Пусть далеко. Лучше спасти меньше, чем совсем никого.
…Жаль «крылья». Но парни сделали свой выбор. Был ли другой способ? Они знали, что нет. И всё решили сами. И я всю жизнь буду жалеть об этом – и о том, что позволил себя убедить, и о том, что не смог придумать ничего лучше. Но вот «хвост»… сберегу. Понял? Даже не дёргайся. Больше сложных чар здесь не будет. А с простыми я и сам справлюсь.
Тише, дружище. И на твой век хватит подвигов.
Ничего ещё не закончено. Полмира в руинах – но всё только начинается.
…Время замерло.
Утро, день, вечер, ночь…
Дни затянула пыльная завеса, жизнь стала пепельно-мутной, солнце – бесконечно багровым. Всё потеряло смысл, кроме одного – последнего вернувшегося. Он петлял, как перепуганный заяц, и мне никак не удавалось его догнать.
Паутина дорог снова и снова ложилась под ноги. Пути расползались безликими и беспомощными тенями. Она послушно приводила туда, куда нужно – но всегда поздно.
Слишком поздно.
Шамир жался к моей руке перепуганным щенком – мелким, глупым. Сначала изорвал всё в клочья и лишь потом испугался. Я старался сердиться на него, но не мог.
Он ведь ещё такой молодой, наш мир. Старый годами, но юный делами. У него нет самого главного – свободы. И жизни. Мы учимся на своём опыте каждый день, ошибаясь, делая выводы, снова пробуя. У Шамира такой возможности нет и не будет, ведь каждая его ошибка – всегда катастрофа для живых существ. Он может только наблюдать.
Теперь он это понимает. И скулит, что больше так не будет.
Вероятно.
Но нам и этих бед – с лихвой. И даже более чем.
…Опять остывшие следы. Мёрзлые. Мёртвые. И очень давние.
Похоже, тварь всё-таки спряталась. Залегла где-то в пределах. Поняла наконец, что я не отступлюсь. Решила выждать. И – кто дольше протянет, у кого больше запас жизни.
Но ничего. Если я не успею, моё дело продолжат потомки. Беспомощными жертвами искры больше не будут.
Стужа – так его уже называют в народе. И под таким именем запомнят. И под этим же именем он вернётся. Снова.
В прошлом же его звали…
– Ося! – орало на ухо.
– Твою мать, Зим!.. – рявкнула я зло. – Ты нарочно, что ли?!
– Конечно! – не понимая сути, огрызнулся знающий. – А как иначе до тебя докричаться! Нашла, где и когда спать!
Я села и протёрла глаза. Конечно, я лежала. Конечно, у столба. Конечно, я казалась спящей.
– Не твоё дело, где и когда я сплю! – в моей ладони яростно вспыхнуло солнце. – Ещё раз разбудишь – спалю к Забытым, понял?!
Зим отшатнулся:
– Ты чего это?..
– Я не сплю, глупое ты хладнокровное! – я сердито сверкнула глазами, и куртка на знающем задымилась. – Я вспоминаю! Или, может, ты и этого не знаешь – почему искр называли помнящими? А?
– Вы – хранители всей памяти Шамира, – нервно протараторил Зим. – И можете вспомнить всё что угодно. Что случалось с любой искрой. Это мне Травна написала, – добавил виновато.
– Вот и представь себе, что именно сейчас, через последнюю искру в чарах, я почти вспомнила, как на самом деле звали Стужу, – едко поведала я. – Но ты разорался, и я проснулась. И живи теперь с этим всю жизнь, болван! И получится ли сно… – я обернулась к столбу и замолчала.
Искры погасли. Все.
– Она к тебе в руку прыгнула, я видел! – снова затараторил знающий. – Я ещё и поэтому, в общем…
Я быстро осмотрела руки и выдохнула с облегчением. По левой ладони расплывалась угольно-чёрная многолучевая звезда. Я провела по ней пальцем, и она подмигнула робкой искоркой. Хвала Шамиру, прицепилась… Значит, есть шанс досмотреть воспоминание.
– А зачем ещё? – спросила я устало. – Почему – «и поэтому»?
– Вот, – он поспешно вытянул из кармана куртки цепочку. – Покопался. В пятой, что ли, яме было… Это не его – не создателя? Похож на наши «имена».
Я взяла амулет и протёрла его рукавом. Многогранник, весь во вмятинах, пара уголков сбита, ледяной на ощупь – но я его узнала. Как узнала и материал – серебристое стекло. Амулет искры.
– Сначала такие штуки появились у нас, у старой крови, – я снова тщательно и осторожно протёрла находку Зима. – Но из-за Забытых носить их стало опасно, зато «имена» появились у знающих – благодаря всё тем же безлетным. Мы, однако, носили амулеты не для имени – а для обозначения себя, то есть к какой ветви старой крови принадлежим. Имена на амулетах точно писали все говорящие. А остальные – по желанию. И здесь…
Я снова запалила солнышко. Зим боязливо попятился и бочком-бочком придвинулся ко мне, юркнул за мою спину. И заинтересованно вытянул шею, уставившись на свою находку. А я вертела амулет и щурилась, пытаясь разглядеть среди вмятин и трещин имя. И нашла-таки.
– Ну что? – оживился знающий, когда я сунула амулет в карман штанов.
– Ясен, – тихо ответила я.
– Это же парень из твоей сказки, – сразу сообразил Зим. – Который из искр с неба… ссыпался. Но он же… выдумка?
– Видимо, нет, – отозвалась я ещё тише. – Видимо, он всё же существовал. И, видимо, именно обрывки его воспоминаний я недавно увидела.
– А что там… ну?.. – он замялся.
И пусть помучается. Такое знание из-за него упустила…
– Обманный город из пыли и зноя, – я пожала плечами. – Вечная жара даже зимой и земляные времянки для ночлега вместо Сердца. Долгая охота за Стужей. Ясен, кажется, был не из тех, кто убегал и прятался. Он выслеживал Забытых. Стужу – точно. И точно знал, что Стужа залегла в спячку, – поколебалась и добавила: – И всё-таки Стужа – это мужчина, да. И Ясен откуда-то знал, как его зовут.
Зим опустил глаза и пошёл красными пятнами.
– Не обещай, что больше так не будешь, – сухо предупредила я. – Просто не делай.
– Прости, Ось, – искренне попросил он. – Я учту.
Меня качнуло. Два погружения подряд, пожалуй, слишком… Я опёрлась плечом о столб и неожиданно для себя сообщила:
– Меня зовут Верна. Осю придумал мой наставитель, Ветрен, когда я ещё плохо соображала после Гиблой тропы. И она меня раздражает. Как собачья кличка.
– Верна… – повторил Зим. – Спасибо. Я, к сожалению…
Как говорил Силен, лучший способ прийти в себя – начаровать что-нибудь интересное. И с меня не убудет. Наоборот, работа с кровью, хоть и то же погружение, придаёт сил.
– Это можно вспомнить, – я протянула руку. – Забывают голова и душа, не кровь. Я восстановила часть своей памяти через собственную кровь. Хочешь, в твоей покопаюсь? Пока мы здесь? Это довольно сильные чары, и лучше ими заниматься под землёй.
– Ты меня простила… – с облегчением улыбнулся знающий. – Я, правда, больше не… Да, хочу.
– Нет, не простила, – на моих пальцах появились искры-колючки. – Но у тебя есть и память, и мозги. И мне хочется верить, что ты небезнадёжен. Надо только знаний набраться. Сядь. Кровь пущу.
И уселась на пол первой. Зим сразу плюхнулся рядом и любопытственно протянул руку. Из-за столба обиженно пискнула Вёртка: мол, а я-то зачем кровь брала? Ничего, мысленно объяснила я, может, ещё пригодится. И как напророчила… зло.
Кровь Зима не показала ничего из старого прошлого. Ни-че-го. Я раз за разом погружалась в образы, но видела лишь бесконечную череду лиц знающих или обитателей Солнечной долины. И лишь раз подобралась близко к воспоминаниям о Гиблой тропе, но вместо новых образов – сплошная снежная пелена. Снег стоял стеной и не пропускал дальше.
Я вспотела, взбодрилась, устала, снова взбодрилась, вновь устала, но пробиться через снежную круговерть к памяти прошлого так и не смогла. Её словно не существовало.
Но ведь так не бывает!
– Ну что? – донёсся издалека голос Зима.
Я открыла глаза и мрачно признала своё поражение:
– Ничего. Твоя память сокрыта. Или стёрта. Не знаю. И не понимаю, как это возможно. Ты вообще ничего не помнишь?
– Мне тоже всегда казалось, что со мной что-то не то, – знающий хмуро качнул головой. – Все вокруг меня понемногу вспоминали – кто старое имя, кто семью, кто родной город… Через три-четыре года, но хотя бы имя всплывало. А у меня…
– …снег, – я спалила остатки крови и отряхнула руки. – Стеной. И не ври мне теперь о пределах Забытых и мечте детства. Зачем тебе туда надо? И не там ли ты погиб, а?
Зим опустил глаза и глухо произнёс:
– Там. На перевале, недалеко от пределов. Это правда. И, наверное, всё же от любопытства. Там я очнулся после Гиблой тропы. И…
– Ну-ну? – я заинтересованно прищурилась: остро запахло новой тайной.
Знающий помедлил, а потом быстро стянул с себя куртку, расстегнул рубаху и стащил её с плеча:
– Вот. Любуйся.
На белой коже под ключицей льдисто поблёскивала… карта. Я подсела ближе и присмотрелась. Припомнила карту Обжитых земель и поняла, что нет, этот отрывок явно не отсюда. Две вертикальные черты рядом, полукруг третьей сверху, над ними… Горы, явно. И «верхние» горы находились не на севере, а на юге. Клочок земель по ту сторону наших безымянных гор. Пределы Забытых.
