скачать книгу бесплатно
Вдохновение помогало видеть неожиданное и волшебное в обычных вещах. И оно всегда приходило внезапно и ненадолго. Но успевало напрочь снести крышу. Разве можно нормально работать, когда кажется, что из сумки журналистки выглядывает мордочка леприкона (и – нет! – дело не в зелёном цвете кожаных рюшей, напоминающих поля шляпы)?.. И ни контролировать поток образов, ни тормозить его никогда не получалось. И я старалась переждать. Пересидеть, забившись в угол. Дождаться, когда образы осядут в блокноте зарисовками. А потом выкапывалась из горы черновиков и с трудом возвращалась в реальность. И ещё недели две «радовалась» остаточным явлениям в виде ярких кошмаров и неожиданных ассоциаций.
Пересидеть… Я задумчиво нахмурилась. До Нового года – чуть больше недели… Не доживу. Однозначно. Сейчас вдохновение сильнее, чем когда-либо. А прежде приступы образного мышления вызывали полнейший отказ чувства самосохранения. И я ходила по инерции, не замечая ни скользких ступенек, ни сосулек над головой, ни «красного человечка» на светофоре, ни возмущенных сигналов водителей. Да, бог хранит детей, пьяниц и ненормальных, ибо до сих пор мне везло. Но рисковать не хотелось. И совмещать работу и творчество, когда одно мешает другому, – тоже.
– Пять минут прошло!
Тьфу на вас…
– Василиса, на принтер за полосами бегом!..
Тьфу на вас еще раз…
– Вась, я принесу, – Валик встал и бодро вышел из кабинета.
Я потёрла затекшую поясницу и вооружилась красной ручкой. Предпоследний шаг – труднее последнего… Дочитать полосы, сверить – и домой. Ой, я ж забыла отдать Валику вычитанные дома полосы… Впрочем, ему все равно некогда было правку вносить. Я достала из сумки сложенные листы и мельком их проглядела. И я читала, и не я… Корректорские знаки – по фэншую, ошибки – по делу, а вот почерк… Почерк не мой. Я пишу как курица лапой, мои кракозябры только Валик и ухитряется разбирать. И на половине полос пометки кривые и косые, а на остальных – четкие, понятные. Мистика.
Вручив подошедшему другу правленые полосы, я разложила на столе новые и решительно сосредоточилась на работе.
– Вась, а кто это писал? – он задумчиво рассматривал правку, очевидно находя десять отличий.
– Я, кто ж ещё.
– Непохоже.
– Подумаешь…
Валик не угомонился. Вернулся на свое рабочее место и сердито написал в аську: «Что случилось? И не заливай про ПМС, тебе ещё дней десять до них».
Вот зараза. И не живём вместе, и не спим, а всё про меня знает. Почти всё.
Я настрочила в ответ умоляющее: «Давай потом, а? Номер сдадим и поговорим! Только Гришиных истерик мне не хватает для полного счастья!»
Он хмуро кивнул и углубился в свою работу, а я взялась за вычитку. Так, свинокомплекс, дотации, инфляция, обещания мэра – о том, что все будет хорошо, рост наркомании, реклама нанопротезов, патологическая школьная безграмотность, рост цен на гречку, заявления губернатора – о том, что всё будет еще лучше, чем говорит мэр… Тёмная сутулая фигура стоит в тесном коридоре и пишет на пыльных стенах…
Я моргнула. Тьфу… И причем тут бройлеры, с чего вдруг такая ассоциация?.. Ага, инновации, будь они неладны, снова мэр, когда ж он кончится, ликвидация ОПГ… Буквы ложатся на стену сияющей вязью, и коридор сужается, тонет в тусклом тумане. И наливаются светом слова, когда писец ставит точку в предложении и отступает от стены на шаг, поводя плечами.
Я внутренне застонала. Невозможно работать… Муз отсалютовал мне рюмкой и вредно хихикнул. Гадёныш. У меня же текст дома, на компе, я специально его на флешку сбрасывать не стала, чтобы соблазна не было!..
– Вась, держи ещё полосы.
Угу. Бройлеры, куда ж без вас… Парень из выдумки упрямо мельтешил перед внутренним взором, но я стоически читала городские новости, на автомате расставляя запятые и отлавливая опечатки. Да, опыт – это вещь. Музу стало скучно пить в одиночестве, и он обиженно перебрался на монитор верстальщика. Валик застучал по клавиатуре ещё усерднее, вдохновенно внося правки. Да, музы – они такие, стимулирующие… Ничего, дома поговорим. И о том, как мешать рабочему процессу, и о том, как дезертировать.
– Гриш, сверяемся? – Валик положил на мой стол пухлую стопку полос.
Ненавижу сверку. Тупое занятие. Но необходимое. Мало ли, Валик что-то не внес, Гриша с подписями накосячил… Сидишь с двумя экземплярами будущей газеты и ищешь, что не так.
– Сверяйтесь, – отозвался редактор.
Я мельком глянула на часы. Почти десять. Успеть бы домой к двенадцати. Если именно после полуночи меня настигают провалы в памяти… Не хочу потом слушать небылицы о себе от Валика и шефа. Если я ничего не помню… то чем же занимаюсь-то ночью?.. Я прикинула оставшийся объем работы. Тридцать полос формата А3 вычитано, сверить и подобрать за Валиком невнесенные ошибки, перечитать заголовки и подписи под фотками – и домой. Еще час работы, не больше. Прежде мы и до двух-трех ночи задерживались со сдачей, а потом в типографии психанули и обозначили дедлайн – до двенадцати, и точка. Опоздаем хоть на пять минут – газета не выйдет в печать.
– Василиса, шустрей, – скомандовал Гриша, пробегая мимо. – Валентин, пятую полосу открой, мы рекламный макет не заменили.
Я взялась за проверку заголовков. «Цены на гречку выросли вдове», «Облуживание по-королевски», «Сосем не тот случай» и «Совращение заводских работников» немного подняли настроение. Впрочем, в моем хит-параде на первом месте уже года два неизменно оставалось шедевральное «Святая вода благотворно воздействует на человеческий оргазм». Журналист, разумеется, писал об «организме», а вот о чём он думал по ходу работы над статьей…
– Гриш, да у тебя все ошибки по Фрейду.
– А ты свою работу работай! – буркнул он, шурша полосами. – А ты, напоминаю, корректор, а не психолог! Так, Валентин, на восьмой, где дырка, фотку поставь…
«Не психолог»… Я вообще-то и не корректор, а филолог и писатель. А здесь… так, на покушать зарабатываю.
– Игорь опять завтра в позу встанет, что не его фотки берём, а информагентства, – заметил Валик.
– Как встанет, так и сядет, он же не памятник, – отмахнулся Гриша. – Будет знать, как чудить по утрам и ломать имущество организации. На пятнадцатой полосе фотку высветли и рекламу пива замажь.
– Может, денег с них стрясем? – пробормотал друг. – Спецвыпуск накрывается, а премию к Новому году охота…
Я подняла голову и переспросила:
– Спецвыпуск накрывается? А почему я об этом не знаю?
– А потому что в облаках витать меньше надо, – беззлобно отозвался редактор, вдумчиво изучая что-то на экране монитора. – Рекламы не набрали наши трудоголики. Кризис, видите ли.
– А ты у них чайник реквизируй, – посоветовал Валик, – и печенюшки. И оклад обрежь, чтобы только на процентах сидели. И кризис сразу кончится, и реклама появится.
– Отставить диверсии! – нахмурился Гриша, потёр живот и вздохнул: – Но про чайник с печеньем ты верно сказал…
– Грабим? – ухмыльнулся друг.
– Иди, – благословил редактор.
Я, сверяя последнюю полосу, фыркнула:
– На кого теперь валить будете?
– На тебя, – хором заявили «диверсанты».
– А совесть-то в курсе? – усмехнулась я.
– Совесть в деле! – весело отозвался из коридора Валик. – И в доле!
– А-апчхи! – согласно чихнул Гриша.
За день мы подъедали все свои припасы, а поздним вечером, когда кроме нас троих в редакции уже никого не было, – чужие. Обычно «рекламные», но иногда вспоминали о совести и воровали у журналистов. Но у рекламщиков – чаще. За журналистами приходилось подъедать засохшее и завалявшееся. А рекламщики по долгу службы постоянно разъезжали по фабрикам и магазинам, таща оттуда и колбасу, и сыр, и печенье с сушками и пряниками, и всё свежее и вкусное.
Валик ушел «на дело», а редактор сел на его место. Муз, кстати, сразу же от Гриши шарахнулся и вновь уселся на мой монитор, свесив кривые ножки. Я аккуратно сложила сверенные полосы в стопку, убрала старые в «макулатурный» ящик стола и предупредила:
– Я – домой.
Время – почти одиннадцать.
– Иди, – Гриша рассеянно таращился на Муза, но, понятно, ничего не видел.
Крылатый прохвост этим пользовался и, обернувшись, корчил редактору страшные рожи. Впрочем, он такой страшный сам по себе, Муз, в смысле, что и корчить-то ничего не нужно.
Я быстро переобулась, выключила комп и натянула шапку:
– И завтра не приду.
– И не надо, – редактор устало откинулся в кресле и сложил руки на выпирающем животе. – Я тоже не приду.
Я надела шубу, застегнулась и перекинула через плечо сумку, хмыкнув:
– Ты-то? Тебе по должности полагается быть здесь всегда. Но мечтать, говорят, не вредно…
– Кышь, – насупился шеф, – сгинь, нечистая сила.
– До пятницы, – я махнула рукой и устремилась к лифту.
Успеть бы… Некрасиво, конечно, но с Валиком объясняться не хочется. И поднимать неприятную тему – тоже. Она почти улеглась, как и беспокойство. После сдачи номера от переизбытка информации так голова болит, что не до птеродактилей совсем. Хочется прийти домой, забраться под одеяло и сдохнуть до утра. Чтобы воскреснуть часам к двум дня и вопросить: «Доколе?..» И, не получив ответа, вновь пойти по исхоженному порочному кругу. Сама выбрала. Сама виновата.
– Васька! А ну, стой!..
Я прошмыгнула в лифт, нажала на кнопку и нервно улыбнулась:
– Знаешь… давай потом. Пока! И не валите на меня свои пряники!
– Вася!..
Грозный окрик должного результата не возымел. Я махнула рукой, и двери лифа закрылись. Я сказала, завтра – значит, завтра! И неважно, что завтра я на работу не приду. И – бегом домой. К голодному коту, глюку-птеродактилю, компу и одиночеству.
И кому я такая ненормальная нужна-то?.. Даже Валик, во избежание неприятностей, сразу решил, что мы «дружим», и точка. И, как метко сказал мой бывший на прощание, осчастливь мужчин, не начинай ни с кем отношений. Уже в который раз думаю, что он прав. Но – это всё лирика. А проза висит в ванной на потолке. Кстати, как там Баюн, ужился ли с глюком, будь он неладен?.. А может, померещилось спросонья?..
Я вышла из бизнес-центра и вздрогнула. У здания напротив, через дорогу, стоял сутулый парень в ярких кедах и расписывал стену граффити. Ядовито-зелёная люминесцентная краска обрисовывала странный символ, а мне опять померещился другой парень, из пыльного коридора. Но… нет, этот вроде знакомый – и кеды, одетые в мороз, и рыжая псина рядом с палкой скачет… Точно, или в отпуск пора, или на больничный, пока вдохновение не схлынет, а Муз не денется куда-нибудь.
Ледяной ветер и сибирский мороз стали еще одним «за» к двухнедельному отгулу после каникул. А что? Я два года работаю без отпуска. Имею право. Пусть Гриша ищет мне замену, где хочет. До февраля уйду в астрал и там переведу дух. Всё для себя решив, я быстро дошла до дома, от мороза и волнения забыв о пустом холодильнике. Мысли о котике, которые я тщательно отгоняла работой, вышли на первый план. Надеюсь, дома всё в порядке…
Четыре этажа я преодолела бегом, на ходу расстегивая шубу, но в пролёте между четвертым и пятым остановилась. Темно, хоть глаз выколи… И с площадки доносится явный лязгающий скрежет. Очень, кстати, знакомый. Так моя соседка по площадке, Серафима Ильинична, дверь открывает. Я пользовалась подсветкой от сотового, дядя Боря – зажигалкой, а Серафима Ильинична полагалась на свой третий глаз и пыталась в полной темноте попасть ключом в замочную скважину.
Я замерла. И без того день дурной, так не хватало еще этой бабке на глаза попасться…
Всего на площадке находилось три квартиры: ближе к лестнице моя, посередине – дяди Бори, а дальняя – престарелой пары, Владлена Матвеевича и, собственно, его жены. И если соседа я никогда не видела (по слухам, он был сидячим инвалидом весьма преклонных лет), то Серафима Ильинична постоянно шныряла по округе. И знаменита бабулька была своим третьим глазом (вернее, его отсутствием). Мало того, что она фанатела от «Битвы экстрасенсов» и врубала телевизор на всю округу, так и сама пыталась предсказывать будущее по поводу и без. Мне от неё тоже перепадало, но никогда не сбывалось. А опасалась я не столько предсказаний, сколько параненормального вида сумасшедшей бабки. Ибо выглядела она жутко. И, предсказывая, прилипало намертво.
Лязганье ключа затихло, и скрипнула дверь. Я посчитала до двадцати, дождалась повторного скрипа и характерного щёлканья замка и осторожно поднялась на площадку. Вроде, никого… Сняла холодные перчатки и достала из кармана шубы ключи и сотовый. Опять свет зачем-то вырубили… Надо завтра в ЖЭК позвонить и пожаловаться, второй раз на неделе без света остаемся… Я открыла дверь, улыбнулась урчанию Баюна, но в квартиру зайти не успела. Цепкая рука схватила меня за локоть.
Выронив ключи и заорав, я дернулась, освобождаясь, и резко обернулась. Голубоватое сияние экрана сотового озарило потустороннее лицо Серафимы Ильиничны. Мертвенно-бледная сухая кожа, обтянувшая острые скулы, остановившийся взгляд, направленный в «куда-то там», поджатые сухие губы, короткие и всколоченные седые волосы.
– Беда за тобой… – прошептала она замогильно. – Беда, девонька…
– Се-сераф-фим-ма И-ильинична… – прозаикалась я испуганно. Сердце колотилось как сумасшедшее. Вот же подловила и подкралась, а… Так и ноги протянуть недолго…
– Слушай! – крикнула бабка строго и, дико вытаращив бесцветные глаза, сипло повторила: – слушай да запоминай! Беда за тобой. Шаг за шагом – и всё ближе, – фразы прорывались сухо, отрывисто: – Другая ты. Сила у тебя есть, самой неведомая. Раскрываться начала. И беда с ней идёт за руку. Оттуда идёт. Через тебя. К тебе. За тобой. Душа нужна, – и, запнувшись, крикнула резко: – Душа, поняла? Сила в ней! Берегись того, чем занимаешься! – и снова сипло, глухо: – Уж не свернуть с пути… Дверь открылась, путь указан. И идёт за тобой. Идёт… – и отступила, выдохнув: – Дома будь, защита есть… Рядом с тобой те, кто беда… Идут они… Идут… Идут…
Я в ужасе попятилась, громко хлопнув дверью. Баюн громко и успокаивающе заурчал. Я, дрожа, сползла по стенке и сгребла кота в охапку, крепко прижав его к груди. Мать твою, да что ж это за день-то за такой, а?.. И ночь ещё… И невольно вздрогнула.
Кухонные часы тихо пробили полночь. Во мраке коридора неловко, но явно заворочались безликие тени…
Глава 4
Я сам не свой, мой след потерян,
Я с головой в песчинках времени
Упал на дно…
«Би-2»
…Тень подкрадывалась медленно, осторожно, бесшумно. Наблюдая за ней краем глаза, я затаил дыхание. Тень, нерешительно замерев в двух шагах от меня, сгустилась и притворилась моим отражением-спутником. Я вздохнул. Когда же они обретут наконец мозги и начнут думать?.. Тень обрадованно протянула руки к моим плечам. Дождавшись, когда костлявые пальцы коснутся обнаженной кожи, я резко обернулся и схватил тень за горло. Та, трепыхнувшись, пискнула и приняла облик своего хозяина.
– Ну, доброй ночи, – я приподнял бровь.
Тень съежилась и обмякла. Я же рассматривал её с насмешливым любопытством. Немногое люди из моего окружения имеют коротко стриженые волосы и столь высокий рост при худощавом телосложении. Я склонил голову набок, всматриваясь в «лицо» тени, на котором проявились грубоватые резкие «черты» и загорелись синевой раскосые глаза.
– Доброй ночи, Астор, – я доброжелательно улыбнулся. – Поговорим?
Пустой взор стал осмысленным. Я улыбнулся ещё доброжелательнее. Тень сникла окончательно. И молчала. Метала на меня из-под густых бровей затравленные взоры и упрямо молчала.
– Хорошо, будь по-твоему, – я пожал плечами. – Тебе тень не нужна, а вот мне пригодится её сила. Выпью одним глотком.
– Ос-с-ставь её, – прошипел безгубый рот тени. – Чего ты хочеш-ш-шь?
Я уселся на стул, заставив тень сжаться в комок, и принялся перечислять:
– Во-первых, спать. А ты опять отвлекаешь меня от столь важного дела. Ещё я бы предпочел общаться с тобой лицом к лицу. Если у тебя хватит смелости. Также мне не помешала бы сила, которую я вынужден тратить на защитные заклятья, и деньги, которые я почему-то должен тратить на то же самое. И, самое главное…
– Короче, мальчишка, – поморщившись, просипела тень.
Я усмехнулся:
– Опять перебиваешь? Нельзя быть таким нетерпеливым, Астор, ты же говорил, что это первый признак неуверенности в себе. Так вот, самое главное – это собственная тень.
– У тебя никогда её не было, – глухо обозначил очевидное незваный гость.
– Ничего, будет, – самонадеянно заявил я. – И чем скорее ты и тебе подобные оставят меня в покое – тем быстрее она появится.
– Не видать тебе тени. Мелковат. Глуповат. Трусоват. Слабоват. Даром что высшим рожден, когда самое твое место – среди низших существ.
– Наставник, – я качнул головой и ухмыльнулся, – ты непоследователен. Недавно я был достоин почтить своим присутствием ряды серединных существ. Как, ты опять ошибся? – я картинно поднял брови: – Не может быть!
– Мальчишка, – тень страдальчески закатила глаза. – Глупое создание, я же пытаюсь спасти тебя!
– От чего? – с интересом спросил я.
