скачать книгу бесплатно
– Если он опять намудрит с техникой, у Гриши лопнет терпение, – заметила я, заходя в кабину лифта.
– Думаю, у Игорька хватит мозгов и новую хохму придумать, и выкрутиться, – возразил Валик.
– Например, подставив нас с тобой, – двери лифта открылись, и я вышла в коридор, включив свет.
И недоуменно уставилась на стену, где висел огромный баннер: на траурно-черном фоне пламенело витиеватое «Оставь надежду, всяк сюда входящий!» Валик смешливо фыркнул и толкнул меня локтем. К столу вахтера известный шутник пришпилил следующий баннер: внушительные челюсти, снабженные надписью «Осторожно! Злая собака!» Дядя Коля – добрейшей души человек, кстати…
Мысли о работе улетучились в известном направлении. Мы, не сговариваясь, ринулись в обход. Коридор нашей конторы изгибался буквой «п»: в одном крыле работали мы с журналистами, во втором – пиарщики, рекламщики и иже с ними плюс бухгалтерия, а в центральном коридоре располагались кабинеты директора, замдиректора и секретаря плюс конференц-зал. Естественно, мы начали с конца – с рекламного крыла.
Рекламщиков в редакции, мягко говоря, не любили, а у Игорька к ним были старые счеты. И красноречивой надписи на их кабинете не удивились. «А-а-а! Демоны!» – гласил яркий плакат на первом кабинете, а на втором следующий дополнял: «Сгинь, пропади, нечистая сила!». Пиарщиков фотограф тоже не уважал. На кабинете специалистов по связям с общественностью висела чудная надпись – «За связь без брака!».
– Однако он их любит, – хмыкнул Валик.
– Да не больше, чем всех остальных!
На кабинете бухгалтера красовалось «Здесь царь Кощей над златом чахнет…» и под надписью – почему-то утиная мордочка злющего дядюшки Скруджа Макдака. Мы весело переглянулись. Бухгалтерша – та ещё скряга. Всей редакции, даже Валику, полагались бесплатные карточки для пополнения баланса сотовых, кроме почему-то меня. Я жаловалась и Грише, и директору, но осталась непонятой. Софья Николаевна наотрез отказывала мне в халяве. И так ей и надо.
На вахте зазвонил телефон, но мы не обратили на него внимания. И, пока он заливался недовольной трелью, мы хихикали у дверей директорского кабинета. Собственно, там было три кабинета в одном – проходной секретарский («А где бабуля? Я за неё!»), слева – замдиректорский («Я – Ужас, летящий на крыльях ночи!»), а справа – директорский («Царь, очень приятно, царь!»).
– Теперь его точно уволят, – напророчил Валик.
– Или нас, если не снимем, – поддакнула я.
– Не, на нас и не подумают, – отмахнулся он. – Это Игорек известный массовик-затейник, а мы так… мимо проходили.
– А ведь он и над нами постебался… – сообразила я запоздало.
– Да ладно, это же шутка.
Правда, своё мнение Валик изменил быстро – как только мы зашли в родной кабинет и заметили плакат, пришпиленный к дизайнерскому компьютеру: «Мы великие таланты, но понятны и просты, короли и музыканты, акробаты и шуты!». Друга аж перекосило.
– Да ладно, это же шутка, – передразнила я. – А он в точку попал, заметь. Ты ж у нас – человек-оркестр, пять профессий в одном флаконе и на одну зарплату.
Валик глянул исподлобья и первым подоспел к моему столу, загородив спиной обзор. И весело хмыкнул.
– Дай посмотреть! – я встала на цыпочки, заглядывая через плечо. – Мой же диагноз!
А он из вредности ссутулился над монитором, зараза такая. Я фыркнула и сняла шубу. Однако жарко… На монитор своего компа Игорек прилепил плакат с собственной же довольной физиономией и надписью «Доброе утро, страна!»
– Смотри, Вальк, а себя-то он не обидел!
– Где? – друг обернулся, отодвинулся, и я наконец рассмотрела своё рабочее место.
Теперь перекосило уже меня:
– Ах, гаденыш!..
– Говорят, мы бяки-буки, как выносит нас земля… – пропел Валик, копируя голос разбойницы из «Бременских музыкантов». – А что, ты вылитая атаманша, Вась. Тебе бы ещё в черный перекраситься и… Ой!.. – и потёр затылок. – За что?
– Все ему рассказал за перекурами, да? – прищурилась я.
У каждого есть своё неприятное детское воспоминание, и мое было связно со школьной постановкой «Бременских музыкантов», где я играла атаманшу. Вернее, я попыталась её сыграть, но не вовремя испугалась. И, жалобно проблеяв первую строчку вышеупомянутой песни, с позором сбежала за кулисы, едва не сорвав постановку. С тех пор – со времен пятого класса – много воды утекло, но и на эту песню, и на мультик я по-прежнему реагировала неадекватно. И Валик об этом знал – в той постановке он играл Трубадура.
– Ну… да. Случайно… – друг опустил шкодливые очи долу.
– Случайно? Но я запомню!.. – пригрозила хмуро и пошла в коридор, где по-прежнему надрывно верещал телефон.
– Вась!.. Ты ж не злая!
– Но память у меня хорошая, фантазия – богатая, а голова – больная!.. Алё?
– Здравствуйте! – пробасил в трубку жизнерадостный мужской голос. – Мне вчера звонили с этого номера!
– А я чем могу помочь? – буркнула я.
– Так вы же звонили!
Я устало вздохнула:
– Это редакция газеты. У нас стоит мини-АТС, и с какого именно номера и кто именно вам звонил, я понятия не имею. Но я точно вам не звонила. Всего хорошего! – и положила трубку.
– Вась!
– Чего?
– Ну, прости, а?
– Может, и прощу, – я не умела долго злиться. И вообще, и на него. Слишком давно мы знакомы и слишком хорошо друг друга знаем.
Телефон снова заверещал.
– Я это тоже запомню, – он улыбнулся и взял трубку: – Доброе утро, вы попали в редакцию. Чем могу помочь? Да-а-а, а вы действительно попали…
Да, я не злая. Но я – бяка-бука. Насвистывая песенку атаманши, я вернулась в кабинет и, пользуясь отсутствием Валика, достала из ящика его стола отвёртку. И быстро открутила у Игорева кресла болты. Вернее, не открутила, а заметно ослабила. Если получится – убью двух зайцев сразу…
Я вернулась к своему столу и встретила подозрительный взгляд Валика:
– А зачем тебе отвёртка?
– А я тебя сколько раз просила подтянуть болты? – я демонстративно отодвинула кресло и подёргала разболтавшиеся запчасти. – Смотри, спинка вот-вот отвалится. И ручки – тоже.
– Давай сделаю, – вздохнул он. – Сходи пока в «клоаку», что ли. Интересно же, что Игорек про них придумал.
Послонявшись полчаса по офису и оценив творчество фотографа, мы сообща прилепили на монитор его компа надпись «Гитлер капут!» и занялись привычным делом. «Страйком», то есть. Чем заслужили крайне недовольный взгляд редактора, когда он соизволил явиться на работу. Привычно ворча и протирая запотевшие очки, Гриша проковылял к своему кабинету и надолго замер возле двери. Мы бросили играть и вытянули шеи. Шеф долго моргал на надпись «Кто ж его посадит, он же памятник!»
– Понравилось, – ехидным шепотом прокомментировал Валик. – По спине видно…
– Это что такое? – редактор, ссутулившись, повернулся к нам. – Откуда? Чья блажь?
– Того, кто последним уходил, – хором «сдали» мы зачинщика.
– Премии лишу, – Гриша оторвал баннер и исчез в кабинете, хлопнув дверью.
Мы дружно захихикали. В кабинете шефа громко и злобно уронили кресло. Мы весело переглянулись и снова вернулись к игре. А редакционный народ тем временем прибывал, и наблюдать за реакцией коллег было крайне занимательно. Кто-то ругался, кто-то смеялся, кто-то возмущался и почему-то требовал показать наши с Валиком плакаты. Мы же, разумеется, давно и далеко их спрятали и только отшучивались в ответ.
– Всем доброго дня! – последним в кабинет заглянул зачинщик утреннего безобразия – собственной внушительной персоной. – Как приятно видеть ваши светлые, проснувшиеся и смеющие лица! Душа радуется и…
– Игорь! – взвыло из кабинета шефа. – Зайди-ка ко мне!
Фотограф жизнерадостно улыбнулся, повесил в шкаф пуховик, положил на стол кофр и вразвалочку пошел к редактору. Мы побросали работу и, толкаясь, сгрудились у дверей кабинета. Гриша, когда сильно злился, говорил тихим-тихим прерывистым шёпотом, а нам было интересно.
– И… ты… я… тебя… и… вообще… – придушенным змеем шипел шеф.
– Кто что слышит?.. – прошептал Санька.
Мы дружно цыкнули. Водитель замолчал, но ненадолго.
– Уволит или нет? – снова не выдержал он.
– Конечно, нет, – фотограф открыл дверь, и мы отшатнулись от кабинета. – Где он еще возьмет такого сильного специалиста, чтобы круглосуточно пахать за такие деньги?
– Игорь! – надрывно возопил Гриша. – Марш работать!
Фотограф аккуратно просочился мимо нас к своему рабочему столу и привычно, с размаху, плюхнулся в кресло. То жалобно скрипнуло и рассыпалось на запчасти. Игорь, помянув неизвестную женщину легкого поведения и известную маму, звучно шлепнулся на пол. Кто-то (кажется, я) хихикнул, кто-то сочувственно запричитал, а жертва моей подлости села и растерянно потерла ушибленный копчик.
Я удовлетворённо улыбнулась и повернулась к Валику:
– Гони коньяк!
Тот, картинно шмыгнув носом, полез в тумбочку. Фотограф же, кряхтя, встал и глянул на меня с подозрением:
– А по какому случаю пьём?
– А по случаю выигрыша.
– Васька!..
– Валик со мной поспорил, что твое кресло развалится после новогодних праздников, а считала, что до них, – я с готовностью «сдала» старого друга.
Игорёк был добрейшей души человеком.
– А я, как причина спора, требую участия в распитии, – заявил он.
Валик достал из тумбочки коньяк и с грохотом поставил его на стол:
– Надеюсь, меня позвать не забудете?
Из «клоаки» озабоченно выглянула Анютка:
– Как-то шумно сегодня… О, Валик, у тебя что, день рождения?
– Нет, предпраздничный синдром, – проворчал он. – Готовлюсь к каникулам и закаляю организм.
– Работать, бездельники!.. Всё, шоу масок гоу вон!
Засим веселье кончилось, ибо часы пробили двенадцать дня. Я спрятала трофейный коньяк в сумку и уткнулась в монитор. Журналисты разбрелись по своим местам, Валик в расстройстве ушёл курить, а Игорь занялся креслом. И всё пошло своим чередом – статьи, верстка, обед и снова статьи. И, слава богу, отсутствующий Муз. Сегодня мне некогда от него отбиваться, больно работы много. Даже привычную утреннюю медитацию над кофе пришлось проводить за редактурой. Впрочем, я фотографу за украденное время отомстила, и на душе было легко и приятно.
Книга однако не отпускала. И в короткие перерывы, за чаем и пирожками, я усердно гуглила в Яндексе – искала подходящие картинки. Башню нашла, природы много красивой нашла, а вот похожего на героя блондина… Увы. Ничего приличного. Только неприличное. Вместо мужественных и брутальных парней – одни остроухие большеглазые педики, прости, господи. В бронированных корсетах и с цветочками в ушах. Аналогии с ориентацией и психическим здоровьем художников напрашивались сами собой, но мою задачу не облегчали. Сестру, что ли, попросить нарисовать?..
День пролетел незаметно, как и вечер. Сдавая номер в печать в среду, во вторник мы работали до упора. Мы – это выпускающая бригада в количестве трёх человек: меня, редактора и Валика. Рекламщики, шурша баннерами и возмущаясь, разбежались по домам ещё в пять, журналисты – в шесть, а мы просидели над версткой до десяти вечера. Тексты кончились, и я взялась за вычитку полос. Спать раньше трех ночи не лягу – работу домой забрать придется, но всё же…
– Василиса, опять?.. – шеф бегал от своего компа к Валику и постоянно за нами бдел. – Тебе полосы для правки печатаются! Ты что там Валику пишешь?
– Признание в любви.
– Дай-ка посмотрю… Ну и почерк, хуже медицинского… Так, ага, «заг кривой, добавь воздуха, ужми размер, подзаг бо…» Ты что-нибудь понимаешь?
– Она меня очень любит, – Валик уныло рассматривал полосы с заметками. – Но я умру раньше…
– Ой, не жалуйся, – я отложила в сторону вычитанную полосу. – Дел – на пятнадцать минут, больше ноешь. Я тебя ещё жалею. Зря, наверно.
В одиннадцатом часу ночи, после пятого звонка Гришиной жены, шеф устало махнул рукой и велел нам «на сегодня кончать». Мы, естественно, не возражали. И шустро сбежали из офиса раньше редактора.
И в лифте Валик таки спросил:
– Вась, признайся честно, ведь сломала же кресло?..
– Да вот ещё! – обиделась я, надевая перед зеркалом шапку. – Мне делать больше нечего?
– Нечего, – согласился он.
– Думай, как хочешь, – я пожала плечами.
Мы проехали два этажа, и Валик снова заговорил:
– Вась, вот скажи, честно глядя мне в глаза, что это не ты!
– Это не я! – и честно посмотрела ему в глаза, завязывая шарф.
Он застегнул пуховик и покосился на меня с подозрением. Я снова пожала плечами:
– Невиновный не оправдывается.
– Ладно, извини… И за то, что Игорю лишнее сболтнул, тоже.
Мы вышли из лифта и кивнули на прощание охраннику.
– Уже простила и забыла, – ответила искренне.