banner banner banner
Не к ночи будь помянута. Часть 2
Не к ночи будь помянута. Часть 2
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Не к ночи будь помянута. Часть 2

скачать книгу бесплатно


– Спит. Он ничего не боится. Странно, правда? Обычно дети боятся темноты.

Я смотрела на Тоню. Ещё очень молодая, она вела себя чрезвычайно скромно и одевалась как пенсионерка. Тоня ушла от мужа и теперь боялась его. Она вообще всего боялась – странное бледное создание, серая моль, мечтающая слиться с окружающей средой.

– Нет, вы идите. И, пожалуйста, не называйте меня на «вы», а то неловко, я ведь намного младше.

– Хорошо. – сказала Тоня и улыбнулась тонкими губами. -Это оттого, что часто не поймёшь – кто старше, кто младше. Мне вот кажется, что старше ты.

Мне стало не по себе, я завозилась под одеялом и села.

– Почему?

– Не знаю. Почему-то.

Тоня ушла. Я осталась одна и сразу погасила свет. Я знала, что теперь не усну, но при свете неправильно было просто лежать, он диктовал действие. Темнота же поглощала стремление двигаться и укутывала мысли. В темноте можно было думать о том, что никогда не приходит в голову при свете дня.

И я стала думать о том, о чём обычно думать было стыдно. Об очередной дурости. О моём побеге. А может, это и не дурость. Так надо.

Да, всё правильно. Всё слишком далеко зашло, и я забыла своё место в пространстве и времени. Как ни крути, но у меня всё-таки есть опыт и мудрость, пусть и в весьма потрёпанном виде. А значит, нужно быть сильнее. Сильнее мальчика, который слишком юн, светел и чист.

Я вытянулась под одеялом и скрестила руки на груди, как египетский фараон. Так неподвижно, с закрытыми глазами я могла спокойно пролежать несколько часов до самого утра. Даже в молодые годы это странное оцепенелое состояние иногда заменяло мне сон. Однажды Володя сказал, что когда я так лежу, то становлюсь похожей на мумию, и меня не хочется касаться. Уж не помню, сознательно или нет, но с тех пор, как он это сказал, я стала частенько замирать на краю кровати – ноги прямые, голова откинута, нос кверху, руки на груди.

Подумав про Володю, я мысленно усмехнулась. Вот ведь человек – жил со мною, спал рядом, говорил слова, смеялся, уезжал в свои командировки, а потом взял и обманул. Его не стало, и я так редко вспоминала о нём, что постепенно он стал чем-то вроде детали интерьера – висит картина, закрывает пятно на обоях, а что уж там нарисовано – не важно.

А в своей новой жизни я научилась спать по-другому – крепко, долго и раскидисто.

Я представила маленький домик Германа и вздохнула. С одной стороны, мне хотелось обратно. Домой? Нет… Нет дома, и вообще… ничего. С другой – мне и вправду стало легче.

Потому что лишь две вещи по настоящему помогают в жизни – время и расстояние. Они взаимодополняемы и прямо пропорциональны друг другу. Нужно лишь научиться правильно ими пользоваться, и тогда в самых сложных ситуациях всегда можно будет принять эти универсальные лекарства. Действуют не скоро, имеют массу побочных эффектов, зато помогают наверняка – рано или поздно.

Нет, я поступила правильно.

Жаль, что тогда я этого не понимала.

2

Я бежала по городу. Ненавидела себя. Ненавидела всю эту жизнь – неправильную, нелепую, несвоевременную. Всё было не так!

Я не хотела покоя. Под ногами бесконечно, словно крахмал в мешке, хрумкал белый снег. Мелькали фонари, рекламы, машины. Людей было немного, все они казалось одной серой массой, все на одно лицо, как куриные яйца. И я среди них – отброс, урод, мутация. То, чего не должно быть.

Я бежала всё быстрее и быстрее, потому что хотела устать. Но ноги, сердце и лёгкие не знали усталости, они были молоды и сильны. В лицо летели колючие снежинки. Сделалось жарко, и я расстегнула на бегу ворот куртки.

Потом время сместилось. Я действительно не помнила, как провела ночь, и останавливалась ли вообще. Осталось полустёртое воспоминание – в который раз зазвонил телефон, и я посмотрела на экран.

Шёл снег, звучала музыка. Я смотрела  на маленькое фото. А потом музыка замолчала и экран погас. И я просто бросила телефон под ноги. А затем осмотрелась кругом.

Я стояла возле длинного забора. Слева была железнодорожная ветка, позади какой-то завод, впереди – заснеженный пустырь с торчащими стеблями бурьяна. Небо светлело. Грохоча, пронёсся поезд. За краем забора торчал огромный выступ на бетонных ногах, а на нём прямоугольное здание из стекла и алюминия – станция. Я побрела по вытоптанной в снегу тропинке. Телефон жалобно запел за моей спиной – вернись, подними. Я не обернулась. Силы наконец-то заканчивались, от этого сделалось легче.

На платформе стояли люди. Они съёжились от холода, некоторые притопывали, чтобы согреться. Возле кассы висело расписание. Я бегло просмотрела его и купила билет на электричку. Толстая укутанная кассирша зевнула и слеповато отсчитала сдачу.

И только когда я села в поезд и немного согрелась, я поняла, что дура.

Снова сделалось мучительно стыдно, захотелось завыть дурным голосом и вывалиться из проклятого поезда прямо под откос. Но вместо этого я сидела и бездумно глядела, как проносятся за окном чёрные деревья и людские жилища.

Потом я уснула и меня разбудила женщина в пуховом платке.

– Вставайте, конечная.

За окном мело. Я пошла из вагона, но позабыла сумку, вернулась, но поняла, что оставила шапку на крючке, снова вернулась и, наконец, вылезла на низкую платформу незнакомой станции.

В голове было пусто и тяжело. Думать о чём-то было лень. Я побрела к вокзалу. На здании из красного кирпича мерцала зелёная надпись. Вот куда меня занесло. Чёртова глушь. Из буфета пахло жареными пирожками, и я пошла на этот запах как крыса за волшебной дудкой.

В буфете оказалось просторно и безлюдно. Тоненькая продавщица читала книжку. Я купила пирожок с картошкой, сосиску в тесте, жареную куриную грудку и растворимый кофе – ужасный как вчерашние помои. Чтобы изгнать изо рта его вкус и запах, взяла бутылку «Жигулёвского», открыла о край стола и стала медленно попивать, растягивая время.

Девушка за прилавком не обращала на меня ни малейшего внимания. Совсем молоденькая, с выбеленным хвостиком пушистых волос на макушке, с густыми коричневыми ресницами, она вся растворилась в своей книжке и, наверное, считала себя героиней какого-то захватывающего романа. Можно было только позавидовать.

– Извини, как тебя зовут? – спросила я.

Может, такое обращение кто-то и счёл бы не очень приличным, но уж точно не молодая усталая буфетчица после ночной смены на немноголюдном вокзале в засыпанном снегом посёлке городского типа.

– Даша. – отозвалась она тонким голоском.

– А скажите, Даша, как у вас тут с работой?

– Паршиво. – девушка даже голову не подняла.

– Понятно. Ну, а как насчёт жилья? Квартиру снять, к примеру. Чтоб не очень дорого.

– Квартиру? Легко. Деньги никому не помешают.

– А так, чтобы никто вопросов лишних не задавал? – вкрадчиво спросила я.

– Проблемы? – Даша, наконец-то подняла на меня голубые обведённые коричневым карандашом глаза.

– Да, хочу пожить отдельно.

– Понимаю. – сказала Даша. – Знаю я одну тётку. К ней можно. Но это далеко, на автобусе надо ехать.

Тётку звали баба Геля. Причём, «Геля» произносилось на малоросский манер, со смягчённым звуком «г». Не понятно, почему её называли «баба», ей едва было за пятьдесят.

Баба Геля была сильной жилистой женщиной с широченной спиной и припухшими ногами. Она носила жёлтую выщипанную стрижку, золотые коронки во рту и тяжёлые золотые серьги с рубинами в ушах.

У неё имелось три ценности – крупная, по-кустодиевски красивая дочь Инна, владелица местного продуктового магазинчика, молчаливый и работящий сожитель Ришат и странное строение на краю городка – длинный приземистый старый дом, уродливый и почерневший от времени, похожий на барак для заключённых. Как и когда она его прибрала к рукам, мне было не известно, да и не интересно знать. Я просто пришла и попросилась жить. Она просто назвала плату и повела по захламлённому коридору. Мне предложили третью кровать в комнате, где уже жили две девушки. Я посмотрела на этих милых барышень и твёрдо потребовала отдельную жилплощадь.

– Будет дороже. – сказала баба Геля.

Я кивнула. Цена всё равно осталась небольшой. Через десять минут мне поставили раскладушку в закутке с маленьким окошком. Наверное, это был какой-то чулан. Здесь было тепло и не дуло из окна. Я отковыряла плинтус, отогнула край старого линолеума, запихнула туда почти все деньги и вновь навела порядок.

Так началась моя новая жизнь.

Первую неделю я жила как в тяжёлом болезненном сне, который всё повторяется и повторяется, а просыпаться  не получается, да и не хочется. Одно радовало – мои обычные сны мне сниться перестали. Каждую ночь, устраиваясь на ночь на раскладушке, я закрывала глаза и напряжённо ждала. Но мысли мутнели, мозг потихоньку отключался, и я видела сны – обычные сны, радостные и печальные – о всяких бытовых мелочах, о лесах, о реке, о весне, о платьях и книгах. О том, от кого сбежала в ночную метель.

Каждое утро я просыпалась и подолгу  лежала без движения, впитывая звуки всех жильцов, набитых в жилище бабы Гели, как огурцы в бочонок.

Первыми просыпались строители. Они жили ввосьмером в одной комнате и вели себя всегда тихо и деликатно. Я подозревала, что у них, как и у меня, не всё в порядке с документами, и поэтому им нужно быть тише воды, ниже травы. Тихо сновали по коридору, быстро пили чай и уходили строить свой загадочный трудоёмкий объект.

Потом шла на кухню Тоня, странная запуганная женщина, сбежавшая от мужа. Она жила с сыном через тонкую стенку от меня, и вечерами я слушала, как они делают уроки, как читают вслух,  а иногда смеются, но сразу замолкают, будто считают веселье смертным грехом.

Баба Геля заявляла о своём пробуждении шумно – зевала в голос, скребла спину, хлопала дверьми и гремела посудой. У неё была своя кухонька в конце коридора, но завтракала она неизменно в общей кухне, просторной, убогой и заставленной чем попало.

Дальше не имело смысла ждать, и я вставала с постели.

Остальные просыпались значительно позже. Лохматые непутёвые Ягловы вылезали из  неубранной комнаты и тщетно исследовали свой холодильник на предмет наличия еды. Оба они, и муж, и жена, на ночь глядя выпивали, а по утрам мучились похмельем. Оба были ещё молоды и нигде не работали.

Потом на кухню, кашляя, подтягивалась неприятная красная старуха. Я не знала, как её зовут, а она никогда не замечала меня. Она единственная из всех являлась собственницей своей комнаты, из-за этого у них с бабой Гелей была взаимная неприязнь.

Последними пробуждались девочки. Они были немногим старше меня. Чем они жили и на что, меня тоже совершенно не интересовало. Просто опрятные неразговорчивые девицы, одетые и причёсанные почти одинаково.

Утром мне не хотелось есть. Я одевалась и шла бродить. Первые два дня я ходила по городку без всякой системы, подмечая для себя, куда ведут улицы, где находятся магазины и куда можно пойти, чтобы побыть в одиночестве и тишине. Потом сам собой наметился маршрут. Длинная улица, застроенная скромными частными домами. Школа. Поворот. Улица вдоль железной дороги. Продуктовый магазин. Творожник или пирожок. Маленькая плитка шоколада. Коробочка сока. Улица под названием "Весенняя". Пустырь. Заброшенные садовые участки. Мост через замёрзшую речку.

Это была конечная точка. Речушка опоясывала город. Она заросла тополем и ивняком, и деревья, как занавес в театре, скрывали за собой открытое всем ветрам заснеженное поле. Мост был деревянным и находился в самом что ни на есть аварийном состоянии. Когда-то по нему проезжали машины, сейчас же даже мой бараний вес угрожал вызвать обрушение, но я стояла посредине и, как капитан за штурвал, держалась за расшатанные перила.

Отчего-то мне казалось, что тут я на своём месте. Говорят, есть на Земле такие определённые геологические точки, которые благотворно влияют на человека. Не знаю. Мне было спокойно, и всё. Тут я ни о чём не думала.

Я стояла, пока под куртку не пробирался холод, пока не застывали руки в варежках и ноги в сапогах. Потом поворачивалась и шла своей дорогой. Заброшенные садовые участки. Пустырь. Переулок, уводящий с улицы Весенней. Железная дорога. Рынок. Вокзал. Буфет.

Иногда мне везло, и я встречала Дашу. У неё всегда было то же отрешённо-простецкое выражение лица, что и в первый день. Есть такие люди – могут встретить тебя пятьсот раз, но ты при этом неизменно проскальзываешь мимо их внимания. Так, ещё одно посредственное явление природы. Всё равно что ворона мимо пролетела – вроде бы что-то произошло, а вроде и нет.

Это меня вполне устраивало, потому что я любила поесть в буфете. Кофе и чай были самыми паршивыми и отдавали старыми помоями. Зато пироги были знатными, а вторые блюда – качественными и не замысловатыми.

Я ела. Даша молчала. Я вставала и уходила. Даша не отрывалась от книжки. Красота.

Вечера были раздражающими. Вся шатия-братия собиралась на кухне и смотрела телевизор. А стена кухни, между прочим, была из фанеры и граничила с моей комнаткой! Вариантов было три – футбол, сериал или новости, но последнее выпадало редко. Я просто лежала и слушала стену. Иногда читала.

Вечером я не готовила. Это глупость – готовить только для себя. Кефир. Ряженка. Кусок сыра. Яблоки. Однажды я купила чипсы и съела целый пакет. Ничего страшного не случилось, кроме ощущения, что я облизала пригоревшую сковороду, усыпанную солью. После этого пришлось выпить целую  воды и половину ночи бегать в туалет.

Наступала ночь. Я неподвижно лежала, слушая едва уловимые звуки дома. Что-то упало, кто-то завозился, кто-то налил воды и стал пить, о чём-то спросил ребёнок за стеной, и Тоня ответила «спи». Физика предписывает звукам проходить по твердым телам легче, чем по воздуху, и они проходили – по полу, по стенам, от чужих кроватей и столов по алюминиевым ножкам моей раскладушки…

В этом было странное удовольствие – вот я лежу, слушаю ночь и не двигаюсь, но в любой миг могу открыть глаза, пошевелиться и встать.

Часто я вдруг пугалась внезапно пришедшей мыслью –  всё неправда, и на самом деле я – старая и немощная, лежу среди своих бредовых видений.

И на самом деле ничего не было.

Я судорожно вдыхала глоток воздуха, открывала глаза и садилась в своей постели. Ночь укутывала меня. Я была жива. Я вновь и вновь смотрела на свои руки и ноги и не могла понять – рада я или несчастна. Хорошо иметь бриллиант, но только не на необитаемом острове, где от него толку меньше, чем от булыжника.

Руки на груди, закрыться от мира, отгородиться от прошлого и будущего. И просто жить.

Мне обычно снились простые человеческие сны – самые обычные сны, радостные и печальные, о всяких бытовых мелочах, о лесах, о реке, о весне, которую я ещё не видала, и о том, от кого сбежала в ночную метель…

До тех пор, пока я не закричала среди ночи, увидав горящего Йозефа.

3

Мужчина и женщина долго и нудно выясняли отношения  в спальне, полной шёлковых покрывал и занавесок. Я всё ждал – когда же они наконец займутся делом, и как это будет выглядеть с такими худосочными недоумками. Бесило, что эпизод затянулся. Тут глупый мужик кинулся говорить по телефону, выпучивая глаза от значимости разговора, а женщина начала лить слёзы.

Стало ясно, что интима не будет. Или будет, но точно не в ближайшие полчаса, а больше пялиться на этих придурков я не выдержу.

– Тупая бездарность. – проворчал я и закашлялся.

– Зато весело. – сказала мама. – Нервы успокаивает. Молока принести?

– Не надо.

– Если хочешь, переключи.

– Ты же смотришь.

– Так, как фон. Кстати, мужчина симпатичный.

– Шутишь? Да его будто в детстве веслом по фасаду огрели.

Я снова закашлялся и взял пульт в руки.

– Вынесен на рассмотрение закон о правах мигрантов. По поводу регистрации и предоставления вида на жительство…

Я переключил. Про несчастных мигрантов не хотелось. Кое у кого сейчас тоже нет вида на жительство.

– Это только кажется, что зоопарк зимой засыпает. Но если присмотреться внимательно…

Переключил.

– Разыскивается Оленюк Ирина Ивановна тысяча девятьсот восемьдесят первого года рождения. Десятого декабря ушла из дома и не вернулась. Инвалид второй группы. Страдает расстройствами памяти…

Переключил.

Не пойми, какая серия про Гарри Поттера. Бедный очкарик метался по коридорам, привычно спасаясь от смерти под загадочную музыку и отблески огней на мрачных сводах.

Мы смотрели минуты три. Мама грызла яблоко. В день она съедала штук пять, аккуратно забывая огрызки на краю журнального столика. В последнее время она была увлечена яблочной диетой, потому что в яблоках много клетчатки, и они выводят шлаки и омолаживают организм. Я бы много чего мог ей рассказать про омоложение, но её вряд ли бы устроил метод Егора Маврина.

Переключил. Про Гарика я не хотел, потому что своими чудесами был сыт по горло.

Счастливая ведущая – волосы колечками как у овцы, водрузила на стол модель женской половой системы и принялась вещать о проблемах климакса.

– Фу. – сказали хором мы с мамой.

Переключил.

– Холодный циклон приближается с севера. В ближайшие дни ожидается порывистый ветер, возможно штормовое предупреждение. Температура воздуха ночью…