Малые Врата

«– Что-то я вообще не пойму», – сказал охотникам Мишка. – Неужели волчья стая разодралась из-за добычи и от того даже трогать её не стала?

– Да нет, по всей видимости всё по-другому было, – ответил прискакавшему парню старший из охотников, утирая пот со лба, закатанным по локоть рукавом рубахи. Скорей всего те волки, что по темну на стадо напали, телку эту подальше от селения нашего отогнали, чтоб насытится спокойно. После зарезали её как полагается и вроде как есть собрались, но по следам за ними ещё два волка шли только по крупнее и налетели они на эту стаю пока та есть ещё не начала.

– Подрались они, значит, тут знатно. Видишь, трава кругом к земле льнёт. – Охотник указал жестом на землю. И точно, трава вокруг туши молодой коровы была примята и кое-где виднелись не унесённые ветром волоски шерсти и уже подсохшие следы крови.

– Одного молодого волка вовремя этой драки и вовсе задавили, – продолжал охотник. – А остальных эта пара матёрых порч угнала. Но корову трогать победители не стали почему-то, а вертелись тут до самого нашего прихода. Вроде, как охраняя добычу. Их собаки наши почуяли, когда мы сюда подъезжали.

Миха подошёл к мёртвому молодому волку. Расцветка его была более тёмной, чем у тех волков, что он прикармливал. Пожилой охотник опять окликнул Мишку.

– Ты не переживай, не твои волки на стадо напали. Лучше сейчас забирай этого задранного волка, да скачи в Малые Врата, скажи, чтоб телегу сюда отправляли. А то мяса много верхами тяжело вести будет.

Миха обтёр не засохшую кровь со шкуры молодого, растерзанного хищника о траву, после забросил его на спину лошади. Звёздочке не понравилось то, что своеобразно пахнущее волчье тело оказалось у неё на спине. Она зафыркала и заплясала на месте. Мишка смерил кобылу ласковым словом. И снова понёсся быстрее ветра обратно в селение. От сердца у парня, конечно, отлегло, теперь было ясно, что на стадо напала другая пришлая стая и доказательства были у парня в руках. А будь иначе, если б Мишкины питомцы напали на стадо, то тогда ему самому и его роду пришлось бы держать серьёзный ответ перед соседями. Мишка поёжился от посетивших его нехороших мыслей и ещё быстрее поскакал к своему дому. Прискакав к кузнице где, не спеша занимались хозяйственными делами дед и отец Мишки. Парень сбросил с лошади мёртвого волка к порогу.

– Вот кто напал на нашу скотину.

Дед Матвей склонился над молодым волком и внимательно осмотрел его лапы, заключив:

– Не здешний зверь. Видишь на ступнях, меж подушек, шерсть стёрта почти вся. Это значит, что пришёл он сюда издалёка.

Парень выслушал деда, постоял, подумал после развернулся и снова оседлал Звёздочку.

– Ты куда опять? – Закричал дед Матвей. Мишка ничего на это не ответил только остановился прокричал, что телегу нужно отправить за большой овраг к распадку. Снова соскочил с коня забежал на кухню схватил, со стола пару костей с небольшими остатками мяса на них и умчался проч. Мишкин отец посмотрел в след сыну.

«– Ишь как понёсся, словно малахольный», – сказал он деду. Дед Матвей согласился, покачав головой. Привык он, видно, к зверям своим. Пусть проповедует.

– Ну, а что с этим волчком делать будем?

– Ну, а что с ним делать, шкуру снять, да и вся недолга. Хоть и летняя она, но всё же куда-нибудь, да и сгодится, – проговорил кузнец и потащил волка к столбу где он обычно снимал шкуру со зверей.

В скором времени Мишка стоял у речушки, рядом с перекатом где любил бить рыбу. А его знакомый волк всё не выходил на противоположный берег поприветствовать Мишку как раньше и это было странно. Парень подождал ещё чуток, а потом оставив Звёздочку, бес привязи опасаясь за неё, мало ли ведь та пришлая стая могла вертятся где-нибудь поблизости, ещё и голодная. А так если Звёздочка почует неладное, то убежит до дому. Сам же Мишка перебежал на другой берег. Ох, и не хотелось ему идти к логову волков, но делать было нечего, нужно же было узнать, как там его питомцы. Живы или нет. Крепко сжимая свою рогатину и заранее натянув на лук тетиву Миха направился в чащу, где находилась волчья нора.

Хоть парень и пытался ступать неслышно, надеясь на то, что звери его не заметят. И ему удастся посмотреть издали, живы или нет пара волков и их щенки. Но всё же так не вышло. Самец чутко охранял свою территорию и буквально появился неоткуда в десяти шагах от человека, беззвучно и неожиданно. Миха остановился, внимательно глядя на зверя. Морда его была располосована, свежими слегка подсохшими шрамами. Ухо разорвано почти надвое, да и на боку тоже был вырван клок шкуры. Человек отставил в сторону свою рогатину, вытащил из сумы две кости, прихваченные с собой из дому. И только сделал пол шага, чтоб положить поближе к волку угощение, припасённое для него. Как тот тут же показал свои острые клыки и глухо низко зарычал, пригнувшись к земле, словно готовясь кинуться на непрошеного гостя.

– Ох, и сглупил же я, что в логово звериное явился, – успел подумать про себя парень. А волк тем временем всё рычал и рык его становился всё грознее. Не известно, чем бы всё это закончилось если б из-за деревьев не вышла волчица. Она подошла близко, близко к самцу и осторожно лизнула его шрам на морде. Раздражённый и свирепый рык стал по немного смолкать и наконец совсем стих. Матёрый зверь опустил голову. А волчица посмотрела на Мишку своими желто серыми глазами, в которых как показалось Мишки вовсе не было зла. Теперь и у волчицы парень разглядел рану на ноге, из-за которой она то и дело приподымала свою лапу, не в силах на неё опираться. Мишка понял, о чём хотели ему сказать звери, каждый по-своему. Волкам нужен был покой, чтоб отлежатся и залечить свои раны. Те, что они получили ночью в схватке с пришлой стаей. Человек аккуратно положил принесённые с собой кости на землю у своих ног и попятился назад. С начало, медленно не сводя со зверей глаз, до тех пор, пока их стало невидно из-за деревьев, потом уже побыстрей. Теперь всё встало на свои места. Оказалось, что матёрая пара которую он прикармливал, до того освоилась в окрестностях Малых Врат, что даже решились напасть на стаю чужаков, которые затеяли охоту на их территории. Несмотря на то, что пришлых было больше, Мишкины волки всё же сумели отбить добычу у чужаков, хоть и самим им тоже досталось не слабо.

Отчего так поступили эти необычные мастью и поведением звери, что поселились рядом с людьми, Мишка не знал. Но службу они селению сослужили добрую. Свора пришлых, серых разбойников, если среди их к тому же ещё есть и молодые, ещё не пуганые и наглые хищники, могли бы натворить много бед в округе. Кто знает, как бы повели себя чужаки, если не почуяли присутствие на этой территории соперников. Могло бы получится даже так, что за первое нападение они могли бы перерезать всё стадо, впав в безумный азарт убийц. А не ограничится всего лишь бычком да тёлкой. Возвращаясь к тому месту где, он оставил свою лошадь, Мишка решил по пути насторожить ловушки на зайцев, которые он спустил перед тем, как ехать на охоту. После перебредя речушку, парень увидел Звёздочку, та паслась на том же месте, где он её оставил. Обратно к дому он уже шёл неспешно, жалея лошадь и ведя её в поводу, ведь и так она сегодня бедная набегалась, да и торопится уже особо было некуда. Придя к дому, Мишка отпустил лошадь постись у стены частокола, а сам снял своё охотничье снаряжение, умылся и пошёл на кухню где обедала, свежей козлятиной, добытой сегодня вся семя вместе с Егором, его матерью и малым братом.

Мария позвала сына.

– Давай садись за стол, вон к Егору поближе, охотник.

– Да, – поддержал её дед Матвей. – Теперь вы, ребята, уже настоящие мужчины. Ну, как там волки твои целы.

Мишка принял из рук матери тарелку с мясной похлёбкой и ответил деду:

– Целы-то целы, только поранены сильно. Видать с пришлыми схватились из-за добычи не на шутку.

– Я так и думал, – покачал головой дед, отпивая горячего взвара из кружки. – Только от чего они сами скотину мёртвую уже есть не стали?

– Кто ж их знает, – к разговору присоединился Мишкин отец Кузьма. – Может, сытые были или не до того им было. Другого-то объяснения нет.

Ох, – вздохнул Мишка.

– Как так нет объяснения? Ведь я уже не раз говорил, что не берут эти волки нашего. И силки мои не трогают. А взять могут только то, что я им даю. Но и сами охотятся, конечно, только где-то подальше видимо. Потому как зайца меньше в перелесках не становится.

– Ох, что-то мне в это с трудом верится. Стоял на своём Кузьма. Волк – это зверь и зверь хищный. Это он сейчас может и не трогает скотину, а подрастут волчата, станет голодней, так и неизвестно чего можно будет ждать от них.

Дед Матвей спросил опять Мишку:

– А сколько-щенков-то у волчицы?

– Не знаю, дед. Не разу к логову к их не подходил. Сегодня только попробовал, так самец меня не пустил.

– Больше к норе ихней ни ногой, – наказал Мишки дед Матвей. – Скоро сама волчица их по лесу водить начнёт вот тогда и увидим, сколько их. И ещё, сильно питомцев своих не почуй, не то они и охотятся разучатся. Тогда точно жди беды. Если хочешь их подкармливать, то давай им мяска совсем понемногу, чтоб тебя знали.

Дед Матвей задумался, а после добавил:

– Нужно будет с охотниками посоветоваться, что делать-то дальше. Люди та опасаются такого соседства.

К вечеру следующего дня был снова обвялен сход. Его собрали те, кто не хотел, чтоб волки жили рядом с людьми. Этих людей было можно понять. Ладно, если опасные хищники живут в лесу никого не трогая, и люди в этот лес не суются. Но подходило то время года, когда и стар, и млад шёл в лес для заготовки грибов и ягод к зиме. И как поведут себя звери, если встретят в лесу не знакомого им Мишку, а кого-нибудь кого они совсем не знают? Этого, конечно, некто предсказать не мог. Сход проходил, как и раньше. Люди спорили, высказывали свои доводы и не могли решить, что делать. Вроде и ни за что волков из этих краёв изгонять, ведь не на кого не напали они, а на оборот помогли людям. Хотя бы тем, что сберегли мясо коровы. Опять же если даже прогнать Мишкиных волков, то они могут озлобится и начать мстить людям. В общем, выходило так, что волков нужно было либо не трогать и позволить им жить дальше рядом с поселением людей. Либо их нужно было просто отловить и уничтожить. С этим Мишка и его сторонники вовсе не могли согласится. Спор разгорался всё жарче. Охотники, пришедшие на это вече, тоже не могли прийти к одному мнению. Да и сами старейшины были в замешательстве и не знали, какое же решение им вынести. Наконец, когда спорящие в своих доводах зашли окончательно в тупик, не желая уступать друг другу. С лавки, которая стояла у костра, поднялся старик. Это был старый охотник, который уже давно не охотился, а в место его в лес за добычей ходили его сыновья и внуки. Люди примолкли, желая послушать, что им может сказать этот старый человек.

А старик начал свою речь скрипучим, но достаточно громким голосом.

– Спасибо люди добрые, что дозволили слово своё молвить. Вы все меня знаете, многие даже от самого своего рождения. Живу я здесь уже давно, с молода, то есть. Теперь, та я в лес не хожу, потому как ногами ослаб, хоть и сердце моё остаётся где-то там, в дремучих чащах и по сею пору. За всю свою долгую жизнь я советов никому не давал, если насчитать того времени, когда сам был глупым, безусым юнцом. И сегодня советовать не хочу и убеждать тоже некого не буду. Потому как все вы люди умные и выход в таком деле отыщите. Я просто хочу вам рассказать одну историю, которая случилась давным-давно со мной и моими товарищами, которые ещё в те времена ушли за кромку, за которую и я уже тоже собрался. Кое- кто из собравшихся начали проявлять нетерпение, поторапливая рассказчика.       –Давай не тяни, рассказывай, чего поведать хочешь. Старец кивнул головой как бы соглашаясь, покряхтел немного, усаживаясь по удобней и начал свой рассказ.

– Было это очень давно, я тогда самым молодым был из нашей охотничьей ватаги. Охотился я со своими товарищами у каменной гряды, где малое озеро разлилось. Хоть это место и далеко отсюда, но многие из вас его тоже знают. Кое-кто из охотников закивали головами в знак того, что места им эти знакомы.

– Место это в ту пору было богатым на добычу. И поэтому дела у нас шли совсем неплохо. Летом мы там зверя крупного били, мёда много брали, ягоду собирали, да и в озере рыба тоже водилась. Ну, а зимой как полагается в основном пушниной занимались. Так, что сами мы кормились, селенье кормили и на продажу тоже всего хватало – и мяса дикого, и шкур дорогих. Мы на берегу озера зимовье срубили, баню тоже и погреб поставили, в общем обустроили всё чин чином. Только одно нас в этих богатых местах беспокоило. Медведица там жила. Жила уже давно не один год. Зимовье наше она не ломала, добычу тоже не трогала, только раз охотника ягоду собирающего невзначай напугала, но и бывало, что весной ранней приваду с ловушек соберёт, от голоду видно. Так, что сильно она нам не докучала. Ну, а многим из нас, да и мне тоже, такое соседство шибко не нравилось. Потому, что по глупости своей мы себя хозяевами угодья этого считали, и не желали, чтоб кто-то сильнее нас в окрестностях этих жил и охотился. В общем посидели мы как-то вечером, подумали и большинством решили, что убить медведицу нужно, чтоб помех нашей охоте от неё вовсе не было. Дождались, мы значит, когда она в берлогу на зиму заляжет, да и порешили её там. Дело то ведь это нехитро, коли умеешь. Потом уже когда тушу её свежевать стали увидали. Что детёныша она в животе носила. Скверное это дело конечно, животину на сносях убить, да уж сделанного не исправить, как и времени назад не воротить.

Старый охотник помолчал недолго, как будто он опять что-то вспоминал. Потом тяжело вздохнул и продолжил.

– Ну, после этого вроде всё спокойно стало, да не долго только…

Где-то месяц спустя, по глубокому снегу уже заявился в те окрестности медведь шатун, будь он не ладен. Да здоровый, где-то в двое больше медведицы, той, что мы недавно порешили. И началось после этого… Когда он в первый раз характер свой показал, одного товарища мы сразу потеряли. Медведь его на тропе подстерёг. А второй охотник, что с ним охотился в зимовье укрыться смог, ладно, что крепкое оно было, и зверь его попросту не развалил. Как тот парень рассказывал медведь всю ночь бесчинствовал, пытаясь его из укрытия достать. Только утром, когда шатун ушёл, чтоб человечиной полакомится, выживший охотник сумел убежать в селение, где мы как раз отдыхали. Товарищ нам значит рассказал о происшествии, и мы, конечно, собрались и решили истребить этого людоеда. Собрались мы конечно, как следует. Луки, топоры, рогатины и собак охотничьих с собой взяли. После чего впятером, ранним утром, на лыжах отправились к охотничьим владениям. Добрались мы до места быстро, от того, что злость отмщения за друга гнала нас вперёд, без устали. Дойдя до зимовья, мы увидели, что труп нашего охотника медведь затащил в избу и там ел, как бы показывая нам, что он теперь тут новый владыка. Ещё более обозлённые таким поведением зверя мы тут же бросились вдогонку по его следу. Только один из нас остался на стоянке, со своей собакой, чтоб навести порядок в зимовье и собрать останки товарища, растерзанного хищником. Медведя в тот вечер мы не настигли, хоть и очень хотели это сделать. Из-за того, что натасканные на крупного зверя собаки, как ни странно, боялись его запаха, жались к нашим ногам, мешая идти. Да ещё и ко всему прочему метель началась. Хоть в такую раннюю пору метель, в здешних краях большая редкость. А когда мы замершие и голодные вернулись к избе, то увидели, что на пороге зимовья другой наш товарищ лежал с отгрызенной головой. Было странно то, что собаку зверь не тронул, как будто она его не интересовала. Бедную псину мы нашли забившуюся под топчаном в самой избе. И вид у неё был уж очень напуганный, она беспрестанно скулила и завывала. Видно пытаясь предупредить нас, о грозящей нам беде, но мы, как водится, даже не прислушались к её предостереженьям и только ещё сеней озлились на хищника. Раздосадованные и злые мы схоронили тела наших погибших товарищей за стенами погреба, немного перекусили и легли спать, вынашивая планы поимки людоеда. Ну, выспаться нам не пришлось. В эту тёмную ночь с холодной и снежной вьюгой пришёл этот неугомонный шатун, опять к нам. И начал оглашать округу таким рёвом, что кровь в жилах стыла. Даже бывалые охотники, добывавшие медведей не один раз такого рыка, не слыхивали. За ночь мы несколько раз пытались выйти и напасть на бешеного зверя. Но он оказался совсем непрост. Как только мы выходили с оружием наготове медведь отбегал на такое расстояние, что достать его стрелами сквозь вьюгу мы просто не могли. Все три собаки пока мы пытались натравить их на зверя, сбежали в совершенно другом направлении, перепугавшись этого свирепого хищника. А утром, когда выясняло и распогодилось, мы решили снова преследовать шатуна, надеясь на то, что за весь день нам хватит времени его догнать. Но и тут хищник оказался хитрей нас, он ждал нашу поредевшую ватагу на своих же следах, зарывшись в нанесённый сугроб. И когда мы поравнялись с его засадой он напал на одного из нас идущего позади всех. Словно тень быстрой, огромной птицы, зверь пронёсся над землёй и схватил человека уволакивая его прочь от товарищей. Всё это произошло буквально в трёх шагах от меня. Парень я тогда был ловкий и пустить стрелу в зверя я успел. И даже сейчас готов поклясться хоть чем, что попал я ему, либо в сердце, либо совсем рядом с ним, да ещё и стрелой с широким наконечником. У любого медведя после такого попадания прошло бы всё желание охотится на людей, и он должен был убежать как можно дальше и сдохнуть там, истекая кровью. Да витать только не этот медведь. Людоед отбежал подальше на взгорок, я думаю специально, чтоб нам его было видно. И начал жрать человека, которого прежде не убил, а просто перекусил ему ноги и руки. Невыносимо было слышать вопли нашего товарища, над которым измывался этот убийца, потроша ему живот и вытягивая из него внутренности. Мы, конечно, сразу бросились на помощь своему другу. Тогда у меня были самые быстрые из всей ватаги ноги. И из-за моей молодости или же глупости, я бежал на лыжах впереди всех, вложив стрелу в лук. Но этот медведь не подпустил меня до того расстояния, с которого я б мог хоть как-то его поразить. Зверь перестал пожирать свою жертву, поднял голову и пристально посмотрел на меня. И тогда мне показалось, что этот медведь так исказил свою морду в оскале, что даже как бы улыбнулся. После хищник легко оттащил ещё живого, но уже смолкшего человека, подальше и продолжил свой кровавый пир, всё с тем же оскалом похожим на ухмылку он поглядывал в нашу сторону из дали, дразня нас.

Один из охотников, слушающих старца, скептически промолвил:

– Скажешь тоже, медведь улыбается. Оскал это был, а тебе со страху не весть, что померещилось.

Кто-то из стариков осадил охотника.

– Оскал… Медведи и вовсе скалится немеют. А это, наверное, не обычный медведь был, а дух лесной или оборотень. Так, что молчи. Дай дослушать.

Пожилой рассказик передёрнул плечами, толи от сквозняка, проникшего к нему под одежду, толи от неприятных воспоминаний и продолжил свою жуткую историю.

– Со страху может показаться, конечно, всякое, но тут я точно видел ухмылку эту отвратительную, и глаза такие чёрные словно уголья. И будто говорил мне этот людоед тогда. Беги, беги не то скоро, и твоя очередь подойдёт. Потом медведь развернулся лениво и не торопясь и убежал прочь.

– Парень тот, которого медведь подрал, живым остался, да только уж шибко он его искалечил, что не жилец он был больше. И пришлось мне по его же просьбе окончить его мучения, хоть и тяжело мне на это было решиться. Да видать так уж боги пожелали. А мы решили к зимовью вернутся и к ночи пару ловушек медвежьих смастерить. Ну, а зверь этот, конечно, не в какую ловушку не попался, переломав их обе. И опять нам всю ночь спать не дал, ревел, по стенам колотил, дверь выбить силился. А по утру как зверь от поляны, где зимовье стояло, отошёл, да в чаше укрылся, мы оставили погибших друзей в зимовье, да и подожгли его, чтоб тела товарищей зверю лютому в пищу не достались. А сами надели лыжи свои быстрые, жиром смазанные и по насту, что сил было помчались в сторону своего селения. Потому как не было возможности у нас одолеть шатуна этого. А медведь возьми, да и за нами погонись, словно зная, как мы поступить должны. И одного из нас всё же догнал, того кто на постарше был да на лыжах не так ловко ходил и тоже задрал его конечно, как водится. Охотник тот крепок телосложением был, да и сердцем не из робких, не захотел он, чтоб хищник его словно зайца трусливого, убегающего со спины захлестнул. Остановился он и лыжи скинул на склоне холма значит, чтоб с медведем ему было сподручней схлестнутся. Не любят косолапые, когда добыча ниже его под гору находится. До зверя тогда расстояние ещё приличным оставалось вот охотник и остановился, чтоб дыхание успокоить, да и к схватке к своей последней приготовится. Я хоть и впереди всех бежал, но увидел, что один из нашей тройки отстал и бежать дальше не собирается. Потому как постоянно назад оглядывался, следя за нашим преследователем. Остановился я тогда тоже и решил вернутся к товарищу своему узнать, что случилось от чего он бежать прекратил. Бегу значит и кричу, что случилось то мол, от чего лыжи то свои скинул? А товарищ-то мой взял лук в руки и в меня стрелой метет. Уходи говорит от сюда не то, я тебе ногу сейчас раню и в место себя тут оставлю. По лицу его было видно, что не шутит он вовсе. Да и какие тогда могли быть шутки. Ясно мне стало, что друг мой погибнуть собрался. Но не просто, а смертью он своей хочет нам время дать для спасения. Побежал я значит опять в сторону селенья нашего, а товарищ мой присел на колено и рогатину свою приготовил. А когда я на вершину холма следующего почти поднялся. То услышал, как шатун взревел. Поглядел я назад, не останавливаясь и увидел, как медведь этот проклятый под гору кубарем катится и за ним, на снегу белоснежном, следы кровавые остаются, а человек на ноги поднимается, уже с топором в руках. Но видно та рана, что товарищ мой старший нанёс зверю рогатиной своей снова не была смертельной для него, потому как медведь от подножия взгорка опять на охотника попёр. Да и можно ли было нанести этому зверю смертельную рану нашем оружием? В это мне и сейчас не верится. Не стал я развязки дожидаться этой схватки конечно и помчался дальше. Но видно по всему, что охотник не сразу погиб в драки той. По тому как пронзительный, предсмертный вопль человека я услышал гораздо позже, когда отбежал от того места, на довольно большое расстояние.

– Таким образам, ценой жизни нашего товарища, нам двоим удалось добраться до своего селения и укрыться там за высоким частоколом от лютого зверюги. А шатун всё не унимался и каждую ночь, начиная с первой, вокруг селения всё бродил и округу рёвом оглашал, видно нас для расправы требуя. Да так яростно ревел, что все псы грызли двери у жилья человеческого, пытаясь спрятаться в нём, а человеческое сердце от страха каким бы ты не был отважным мужем удары пропускать начинало, ну а про женщин и детей и говорить нечего. Народ тогда конечно всполошился не на шутку. Тем более, что мы и других охотников предупредили, что одолеть зверя этого, обычным оружием не выйдет. Да и вообще рассказали, как оно всё было.

– Понятное дело сразу сход собрали, чтоб решить, что делать-то. И волхва на сход тот пригласили. А тот так и сказал, что, скорее всего, это существо мира не нашего и видимо оно обидчиков своих требует, для ответа. И посоветовал, волхв этот приковать к лесине на цепь нас обоих, выживших, то есть. А, чтоб хоть какой-то шанс у нас оставался обоим рогатины, да ножи оставить. Хотел я бежать тогда да некуда, от зверя такого бежать, всё одно нагонит. И приковали нас к сосне вековой этой же ночью после схода, по совету волхва.

– Ох, и жутко тогда нам с сотоварищем в лесу ночном оставаться было, да ещё к дереву прикованными. Медведь тогда долго ждать себя не заставил, как солнце за гору ушло, пришёл, почти сразу не дожидаясь ночи глубокой. Не торопясь подошёл он к нам будто за своим чем-то. И заревел, да так что ноги у нас подкосились и, чтоб биться с этим зверем мы даже и думать забыли. Подошёл он тогда к каждому из нас по очереди, обнюхал пофыркал. Тогда-то я его морду отчётливо рассмотрел. Здоровенная голова с глазами такими словно в них сама ночь от солнца укрывается и оскал зубов словно ухмылка, всё та же страшная, от которой аж сердце из груди, выскочить просится. Обнюхал значит нас этот зверь, потоптался, походил кругами. Да и ушёл. И с этих самых пор его никто не видел, будто и не было этого шатуна вовсе. Уж не знаю или пожалел он нас или понял, что убивать зверей без надобности мы уже, не станем теперь. Не знаю. Да только ночью этой зимней, когда я к лесине был прикован, цепью железной о многом мне подумать пришлось. И понял я-то, что и не было бы страшных смертей друзей моих и не пришлось бы мне переживать ужаса такого. Если б не убили бы мы медведицу. Ведь худого она нечего и не наделала по сути и терпела нас, хотя и была хозяйкой тех угодий лесных в которые мы просто поохотится наведывались. Да время вспять не повернуть. Товарищ мой последний после этого случая охоту вовсе забросил и с головой у него не ладно стало. По ночам из избы убегать стал себя, не помня так и замёрз от этого, на смерть. А я из того селения сюда перебрался, через год где-то. Не мог я в глаза смотреть родичам друзей своих, что в лесу погибли. Вина меня глодала, то ли за то, что я не уберёг товарищей от поступка скверного, от ли от того, что почитай один я остался из ватаги нашей. Теперь и селения моего родного нет уже, половцы сожгли. А я и по сей день частенько по ночам всё рёв медведя слышу, тот самый. Да сны вижу, как он за мной гонится с оскалом этим поганым словно ухмыляясь. Старик опять смолк ненадолго, а после громко так уверенно произнёс.