Сухопутная улитка

− Девочки! За мальчиками на зарядке не бегаем! – предупреждала Елена Валерьевна. – Младшие − один круг, старшие – два. Кто хочет, может и три бежать.

Старшие девчонки не слушали. Они провожали взглядом группу парней. Те уже заворачивали по дороге вокруг карьера, туда, где начинался пляж и песок.

− Как мужской пол видят, так сами не свои. Влада! Ну что такое?

− Можно бежать, Елена Валерьевна?

− Да уж бегите.

Который день именно так начиналась зарядка. На зарядке всё как обычно. Вика с Владой понеслись с мальчиками. Елена Валерьевна их не останавливала. Стоп! Не так, как обычно! Гасилкин вдруг остановился – остановились и Вика с Владой. И, когда Марина поравнялась с ними, побежали рядом. Марина и Гена, Вика и Влада. Марина была счастлива!

Кристина Щетинская конечно же впереди всех. Она кросс 2 км за девять-тридцать пробежала. А Марина за одиннадцать. Но это тоже хорошо.

… Кросс проходил десятого августа, когда на один день стало легче с дымом . Кросс бегали все гандболисты. И местные, и те, кто в этот город приехали. Соня бежала с местными двухтысячного. Плелась. Соня на второй круг пошла и на ходу пожаловалась:

− Я не могу!

− Поддержим, девчонки, − приказала Елена Валерьевна. Пришлось болеть за Соню, скандировать: «Со-ня! Со-ня!». Иначе Елена Валерьевна ругаться бы стала: они одна команда, надо притворяться, что болеешь за всех. Соня добежала. «Чёрт возьми, − подумалось Марине. – И по времени быстрее Вари. Эх, ладно. Плевать. Пусть живёт. Пока живёт.

На тренировочной игре Марине больше стали пасовать. Даша и Полина. Особенно важно, что Полина. Полина – линейная. Но у Марины забить редко получается. Хоть она теперь и полусредняя. А вот Соня забивает с угла. Марина даже подумала, что Кристина-вратарь поддалась этой моське. Маринины мячи Кристина берёт и ещё смеётся: «Лапша!» Марина, чтобы Кристина больше не смеялась, два раза дала пас Соне – оба раза Соня забила. Да так, глядишь, эта Сонька в капитаны выбьется. До этого на тренировочных играх и на товарищеской игре с местными девочками, Марина всегда пасовала на левый фланг Насте. Настя же Марине пасы никогда не давала. А Соня – раз!– и Марине. И Марина тоже пару раз забила с Сониного паса. В общем, «сыгрались» как сказала Елена Валерьевна. Но просила Настю тоже не забывать.

− Мне не с руки Насте, − невинно улыбнулась Марина. И это была правда. Марина выполняла бросок левой рукой. То есть она вообще двурукая. Пишет-то правой, а пасовать левой ей удобнее. Елена Валерьевна сказала, что это большая удача для команды, если кто-то левша.

− Левшей все команды себе набрать хотят, − говорила Елена Валерьевна. – Что же ты, Любушкина, раньше не проявлялась с левым броском.

− Так вы меня крайней ставили, − по-кукольному захлопала невинными глазами Марина.

После игры Щетинская подошла к Марине, смачно сплюнула на землю, блеснула стекляшкой в языке:

− Ты не думай: Елена, нам сказала вам поддаваться.

− Да ладно врать-то, − сказала Влада. – Ты молодец, Маринка. Комбинации всегда выручают, надо хитрить, не напролом всегда лучше.

− Да уж, молодец: не лапша, а вермишель, – ворчала Елена Валерьевна. – Не хвалите её. А то зазнается. Соня тоже забивала. А Соня мелкая. Местным-то с разгромным счётом пока проигрываем.

− Так они какой год тренируются, − ныла эта непонятная болящая Даша. Не проходило и дня, чтобы она на что-то не пожаловалась.

… Зарядку после пробежки с мальчиками Елена Валерьевна дала зверскую: со жгутами на руки, и с утяжелителями на ноги, и ещё орала, что если ещё раз кто-нибудь побежит с мальчиками, то будет двести приседаний делать, а вокруг карьера поёдет гусиным шагом. Но, несмотря на угрозы, Марина всё больше убеждалась, что Елена Валерьевна все слова говорит для «галочки», по привычке. Она же типа воспитатель. А на самом деле Елена Валерьевна отдыхает от всего, и никакой смог ей не страшен.

Два гандбольных поля стояли на выезде из города. Днём после зверской тренировки они шли от поля по сосновому бору. Елена Валерьевна, казалось, уже забыла о зарядке, не злилась, была сильно в духе. Пока шли через сосны, Елена Валерьевна, вдыхала полной грудью и говорила:

− Как надоела эта городская суета. Как здесь хорошо. Смог, надеюсь, скоро закончится, – вот такая быстрая смена настроений.

В номере Марина достала мазь из своего старенького матерчатого чемодана без колёсиков, натёрла ноги – стало легче. Всё-таки бабушка – очень практичный опытный человек. А как Марина бесилась, когда бабушка аж с первого июня стала говорить только о том, что надо взять в лагерь. Аптечка собралась килограмма на полтора. Но бабушка уверила, что аптечка – самое важное, лучше лишнюю пару обуви не взять. Как будто у Марины была лишняя обувь.

Соня всё больше и больше гуляла с кошками перед гостиницей. Вечером, если собирались в холле для разбора игр, Марине приходилось кричать из окна, звать Соню. Звала и Варя. Все, бабули дедули , выползающие вечером из номеров, задирали головы и смотрели со своих скамеек наверх, на них с Мариной. Ничего приятного, между прочим.

− Совсем со своими кошаками с ума сошла, − сказала Елена Валерьевна. – У тебя что: дома нет кошки?

− Нет, − сказала Соня.

− Ясно. У меня-то сиамская. Так достала. Злая. Хоть здесь от неё отдохнуть.

Марина вспомнила Юльку. Но это была мимолётная мысль – навеяло, что называется, кошками. Сейчас было не до Юльки. Ей надо было подчинить себе Дашу, Полину и главное – Настю. Чтобы они поняли, что Марина – лучше, чем Маша, что Марина – их капитан. Все дни Марина внимательно следила, как они общаются, как смотрят на неё и Варю. Пока − так же как и девчонки в школе: индифферентно. Но в школе-то на неё так смотрели богатые. А тут богатых, кроме Насти, не наблюдалось…

Посидели в холле. Разобрали ошибки в игре. Вышли на улицу. Прогулялись до магазина (в магазине запрещалось покупать газировку и чипсы), вернулись. Рядом с гостиницей была дискотека. Старшие девочки протестовали. Ложились на пандусы на площадке перед гостиницей, включали магнитолу. Тогда звук с дискотеки становился почти не слышен.

− И не просите! – кричала Елена Валерьевна. – Не просите! После прошлогоднего даже думать забудьте. Тем более, там вход платный

На небе сверкали зарницы. Где-то дождь… Марине всю ночь снились эти зарницы и что смог закончился. Утром она стала пихать девчонок. Она вставала рано, до того как Елена Валерьевна приходила будить. Толкала Варю, толкала Соню. С Соней она больше не связывалась после пинка в плечо. Марине было так хорошо, игра стала получаться. Вместо Сони всё равно некому играть. Не Даше же… Соня проснулась, осоловело уставилась на Марину, сказала раздражённо, как от бомжа вонючего отмахнулась:

− Сегодня отдых. Родительский день.

Воскресение! Неделя прошла. Ещё всего неделя, а столько всего должно произойти. И тренировки, тренировочные игры с местными, турнир. На игре будут болельщики, пацаны и Гена. На зарядке пацаны ей кричат: «Привет, лапша!», «Привет, вермишель!» Интересно, что они скажут после игр? Главное командой давить, как старшие девочки. Так они слаженно играют. И аккуратно. Не то, что Варя – как бомбовоз несётся на противника с мячом, вместо того, чтобы пас дать, она же теперь разыгрывающая, а всё в полусредние прётся. Не надо с Варей портить отношения, а то вообще игру завалит. Марина думала об этом, попивая бульон в буфете. Потом ещё сидела, ждала всех. Стали подтягиваться девчонки: сонные, помятые, мрачные. Елена Валерьевна больше не кричала: «Кашу чтоб доели! Шницель чтоб доели!» Все всё доедали без напоминания. И в магазин ходили как звери на охоту.

Редкие утренние посетители вместо «здрасьте» говорили буфетчице:

− В Москве – проливной дождь.

− Вот почему зарницы были!

Псих из «люкса» появился в буфете без тряпки у носа, но всё ещё на истошном негативе, сказал с угрозой:

− Рано радуетесь. Посмотрим, что сегодня к ночи будет. В интернете прогноз плохой.

Марине стало жутко. От испуга кашу всю съела, даже хлеб с маслом. Нет! Не надо больше смога! После завтрака потянуло в сон. Она засыпала в кровати, её пнула в плечо Соня:

− К тебе мама приехала…

− Эээ. Ты чё? – вскочила Марина.

− Я как ты, − огрызнулась «мелкая».

И Марине пришлось заткнуться. Если начать разборку, Соня может всем рассказать, как Марина утром, в единственный выходной, всех будить хотела на пробежку.

Днём Марина заснула на час – так устала с мамой общаться, рассказывать ей полуправду, иногда «от» и «до» врать, почти во всём притворяться. Проснулась, села. Варя похрапывала в окружении двух мешков с едой. Третий стоял в холодильнике в соседнем двести седьмом номере. У них в номере холодильника почему-то не было – как Марина могла проглядеть это, когда выбирала. Вот поэтому, – думала теперь Марина, никто к ней и не заселился: холодильника-то нет, а она-то напридумывала, напридумывала…

Соню забирали на целый день. Когда она вернулась, перед ужином, Марина сказала с порога:

− Твоя мама дура.

Соня не обернулась, стала сумку со шмотками разбирать.

− Твоя мама дура! – повторила Варя, ухмыляясь и жуя.

− А твоя – жирная, − сказала Соня и показала Варе язык.

− Что ты сказала? – Марина и Варя вместе пошла на Соню.

− То же что и вы, − сказала Соня. – И твоя мама…

– Что? Что моя мама? – Марина чувствовала, что звереет, что хочет убить эту мелкую.

– Она у тебя училка, что ли?

− Почему? – удивилась Марина. Она так была ошарашена этим предположением. – Моя мама социолог.

− А кто это – соци?.. – спросила Варя.

− Это не для средних умов. – Марина остановилась, и Варя остановилась.

Марина вкрадчиво спросила:

– Послушай, Сонь: а почему ты решила, что моя мама училка?

− Потому что только у учителей такие подлые дети.

− Ой-ой! Как стыдно: я – подлая, − театрально заламывая руки, воскликнула Марина, подошла к сидящей Соне и толкнула её в плечо. Теперь это было совсем не страшно, не так как в первый раз.

Тут подскочила и Варя, рассыпала пакет с Сониными вещами и стала пихать под кровать.

− За то, что ты мою маму жирной обозвала!

Соня села на пол, на колени, полезла под кровать за вещами, а Марина, она сама не знала, как это получилась, стала бить её ногами по ляжкам, по икрам, по бёдрам. Била и била. Соня попыталась вылезти из под кровати и подняться, но Марина не дала. Она продолжала лупить её ногами. Соня стала уползать под кровать, развернулась там, стала хватать руками Маринины ноги, один раз укусила Варю за лодыжку. Варя врезала ногой Соне по зубам. И тут же отошла – испугалась.

Соня вылезла из под кровати, пыльная, грязная, подбирала вещи, складывала их в пакет, а Марина лупила ногами её уже стоящую. Соня только говорила:

− Отстань! Отстань, дура.

А Марина отвечала:

– Я – дура? Я-дура? – и била Соню, тыкала её своими ступнями в шлёпках. Вдруг Марина поскользнулась, большой палец ударился о тумбочку.

− Ой! – взвизгнула Марина.

− Так тебе и надо, − сказала Соня, изо рта у неё текла кровь, стекала по шее, на грудь, на белую маечку. – У твоей мамы лицо как блин и причёска лысая.

− Что, Марин, что? – Варя отошла испуганно от Сони, делала вид, что не заметила кровь, суетилась вокруг Марины.

− Да ничего. Болит. Ударилась,

− Мазью помажь, − Варя уже тянула мазь Марине.

Марина старалась не смотреть на Соню – та ходила в ванную, полоскать рот. А потом молча складывала вещи в пакет, всхлипывала. Нет, Марина знала, что у мамы плоское лицо. И вся она такая фигуристая, не толстая, но такая крепкая, как девушка с веслом. Мама отличилась, конечно. Надела такое позорное платье, у юбки внизу – оборки. Если бы мама нормально, не по-старушечьи, одевалась и волосы бы свои остригла, её никто бы не посмел обозвать. А вот Сонину маму уже ничего не спасёт. Она вообще – мужик, от мужика не отличить.

Марина переоделась в свои синие плотные джинсы. Они были самые обычные, даже тянулись плохо. Марина в них чувствовала себя как в коконе. Ей и хотелось быть в коконе. Это не из-за неё кровь, это Варя Соню долбанула.

− Я – накрывать. Чтоб были через двадцать минут. − То же Марина объявила в соседней комнате. И ещё в одной, у старшаков. Все знают, что Марина в буфете, а что там в номере с Соней стряслось, Марина и знать не знает. Если что, она не при делах. Пока шла до буфета, палец на ноге перестал болеть. Почти перестал.

В буфете всё пошло наперекосяк. Вот тебе и тринадцатое августа. Вот и не верь в приметы. Психованный мужчина из номера «люкс» был уже в буфете, он скучал и как ждал Марину: стал кричать, что в Москве опять смог, хуже, чем был, что снова после проливного ливня, предпоследний оранжевый уровень опасности, а что будет утром, доживём ли мы до утра? – вопрошал «псих» из «люкса». Он схватил у Любовь Васильевны пульт, переключил канал – там говорили о том, что смертность в Москве увеличилась вдвое. Глава Луховицкого района сказал, что у них в районе не только сорта огурцов самые известные, но что раньше в СССР работало пятьсот человек в лесничествах, к этому году лесников сократили до двадцати восьми. А сейчас на весь лес осталось четырнадцать! Другой человек, в клетчатом пиджаке, сказал, что в СССР торфяники горели всегда, но их затапливали солдаты − рыли канавы вокруг торфяника. В них скапливалась вода, и она не давала торфяникам гореть. Теперь же эти элементарные обязательные условия не выполняются. А дожди торфяникам не страшны, они же тлеют изнутри…

Марина выбежала из буфета, она не могла больше слушать телевизор. Она вышла из подъезда гостиницы – было свежо и сухо. Дымка была, но совсем не сильная, и запах можно было принять за остаточный, бабуля на лавке так и сказала – «остаточный». Марина привыкла: все люди жили только новостями о смоге и пожарах. Но этот мужик – просто полный дегенерат. Паникёр. И никогда в буфете не ел. Всё время еду к себе в номер таскал – там же кондиционер. А сегодня одичал и решил на неё весь негатив свой вылить? Паникёр и псих, успокаивала себя Марина, с фобиями как в фильме «Психо».

Соня на ужин не пришла. Варя съела Сонину порцию. Слава богу, что сегодня родительский день и почти никто на ужин не пришёл. А так бы Елена Валерьевна обязательно поинтересовалась у Марины, где Соня. «Где Соня, где Соня, − твердила Марина. – С кошаками своими, где ещё».

Так и было. Соня возилась с кошками у гостиницы. Губа распухла. Дискотека в этот день не проводилась, в магазин никому не надо было, все тусили у гостиницы. Пришли и «мальчики». Елена Валерьевна делала вид, что внимательно следит.

− Ну чего, Лапша, всё макаронишь? – спросил Генка и взял её под локоть.

− Да иди ты, − сказала Марина и выдернула руку.

Генка был просто лапочка. Под два метра, чёрный от загара, выгоревшие волосы – как и у Сони… Везде эта Соня на ум приходит! Другой мальчик, коренастый, весь мохнатый, и руки мохнатые, и икры, тоже смазливый, подкатил к Анжеле. В общем, все ребята из старшаков подошли к девчонкам. Гена разговаривал только с Мариной. Марина краем глаза видела, что и к Соне подошёл какой-то парень, стал гладить кошаков. И тут же рядом с Соней очутилась Варя (будто она и не лупила Соню ногой по зубам час назад), и стала болтать с этим парнем. Больше Марина ничего не видела, она болтала с Генкой. Она старалась блеснуть остроумием. Вдруг как-то резко запахло гарью, и Елена Валерьевна повела всех в гостиницу. Анжела вошла в гостиницу с запредельно страдальческим лицом. Марина услышала, как Елена Валерьевна сказала Анжеле:

− Терпи. Надо перетерпеть. Главное – ни в коем случае за мужиком не бегать.

Гарью несло так, как, казалось, никогда ещё не несло.

Соня заснула. А Варя с Мариной сели пить чай с сушками-челночком. Марина съела целых три сушки – очень вкусные. Варя грызла и грызла сухари, как бобёр бревно, хрустела и хрустела, как хомяк. Они смеялись, вспоминая пацанов. Спать не хотелось. В час ночи они решили разбудить Соню. Они ущипнули её в два щипка за плечо и гаркнули (но тихо!) и зашипели:

− Твоя мама дура. Она похожа на мужика.

Соня села на кровати. Но они толкнули её, накинули на неё подушку и стали душить. Соня не орала, но она как-то упёрлась и сбросила с себя Марину. А Варя сама руки убрала. Соня встала, вышла.

− Обосрали. Обтекать пошла, − сказала Варя.

Марине стало неприятно от этой фекальной тематики.

Соня вернулась с Еленой Валерьевной. Так наступило 14 августа.

Глава двенадцатая. Ад всё ближе

Плохое всегда компенсируется хорошим, − так говорила бабушка. На вопрос Марины: чем же хорошим компенсируется её селезёнка, бабушка отвечала: «Ты красавица. Это из-за селезёнкиной диеты. А то была бы как мама». Мама и бабушка – ширококостные, а Марина похожа на папу, и диета тут не при чём. Селезёнка ничем хорошим, кроме плохого, не компенсировалась. Закон компенсации не работает с глобальных позиций. Если же дело касается мелочи, ерунды в космическом масштабе, закон работает почти всегда.

Ночью на них с Варей настучала Соня. Пришлось в наказание бежать пять кругов вокруг карьера и делать сто приседаний. Гена бежал с ними рядом. На виду у всех. Марина была счастлива. Ждал он их и после зарядки. Счастье! Она идёт до гостиницы, через сосновый бор, через смог, с самым красивым мальчиком российского гандбола. Ноги отнимаются после ста приседаний, болят от усталости, в ногах поселились молнии и электрические заряды. Марина опирается о Гену. Он сам предложил ей руку. Варя плетётся рядом и глупо хихикает.

Они вошли в номер. Соня вздрогнула: она сидела на кровати с полотенцем на голове.

− Ты в чадре! Не могу! – сказала Варя.

− Не в чадре, а в чалме, − поправила Марина. – Соня! Ты на нас не обижайся. – Марина была в прекрасном настроении. Она чувствовала потребность в широком щедром жесте. Марина по дороге до номера решила больше не ссориться с Соней, мало ли что. Марина боялась последствий, била-то ногами накануне она её жестоко. Марине было сейчас не в лом извиняться.

− Ты не обижайся, − Марина поймала на себе удивлённый какой-то дикий взгляд Вари.

Соня молчала.

− Смог, Соня. Я расстроилась, а ты просто под руку попалась.

Соня молчала.

Марине стало не по себе, она прикрикнула на Варю:

− Чё встала? Иди в душ. Пасёт, как от псины.

Это правда: Варя сильно потела. Тем более, такая дымка с утра, тридцатиградусный парник.

На гандбольном поле вроде бы дышалось полегче – всё-таки сосны.

Теперь с ней Гена, – радовалась Марина. И все девчонки с ней хорошо: Настя, Даша, Поля. Только Варя дуется, завидует из-за Гены. Соня вообще играть отказалась. Елена Валерьевна её еле заставила, ещё стала ругать, что Соня в костюме. Но Соня костюм почему-то снять отказалась наотрез… Но ничего: Марина с Соней и Варей будет помягче. Она это умеет – наладить отношения или подлизаться, как считает бабушка. Бабушка ей так и заявляет: «Ты мастер по подлизываниям».

− Девчонки! Закончили, − сказала Елена Валерьевна. – Невозможное что-то. Такая дымовая завеса. Может, вечером легче дышать станет.

Но вечером дышать стало ещё тяжелее, городишко опустел, во всяком случае, улица, где стояла гостиница: ни одной машины, ни единого человека. Вечернюю тренировку отменили, сразу двинулись на карьер. Люди, много-много людей, на пляже свободных мест, и все жуют мороженое. И в воде толпы людей. Марину это злило. Она хотела искупаться, уплыть далеко-далеко… Но уплывать далеко не разрешается: говорили, что глубина карьера с девятиэтажный дом… В воде, бултыхаясь рядом с Настей, Марина вспомнила, как сегодня после тренировки Настя отстала, пока шли обратно через сосны – она собирала там, в соснах, малину. Ждали всей командой, пеклись в тени от козырька гостиницей, хорошо, что сверху капали редкие капли кондиционера, все старались, чтобы капли попали на них. Настя, наконец, пришла, держа горстку малины в ладони, и у всех на глазах опрокинула её себе в рот. Как же всем хотелось малины! А Настя – раз!− закидывает ягоды себе в пасть перед всеми, не стесняясь… Вот они: богатые, сволочи. Ещё и дразнила специально.

Вечером, в темноте, потопали не в магазин, а к фонтану. Темно, в метре не видно ни зги. Фонтан был шикарный, на площади перед домом культуры. Подсветка, мигающая цветными лампочками, отражалась, преломлялась в струях воды. Люди с грудными детьми на руках счастливо ловили мелкие брызги, некоторые своих грудных опускали прямо в фонтан. Это было здорово, красиво до безумия – и почему Елена Валерьевна не водила их сюда раньше?

− В дымовой завесе надо носить белый, девчата, − сказала Елена Валерьевна. – Всё. Идём обратно, спать. Господи! Где Афонина? Афонину не вижу.

− Они у гостиницы остались,− сказала Соня.

− Заткнись ты! – прошипела раздражённо Варя. – Тебя, дура, не спрашивают. Выкину тебя с балкона, когда придём, − Варя продолжала шипеть, пока они шли к гостинице.

− Успокойся, Варя, − приказала Марина, чтобы все вокруг, и тренер, и старшие девочки, слышали; сделать вид, что она опекает Соню, получилось.

Варя обиженно притихла.

Лифт – это было единственное место на первом этаже, где не висело объявление о том, что с голым торсом ходить нельзя.

Соню в лифт не пустили. И не Марина.

−Вали, ноги тренируй! – сказала Варя в бешенстве. Она совершенно съехала с катушек.

Марина понимала: Варя злилась, что Марина при всех осудила её. И сейчас, Варю, что называется, понесло. Марина прислушалась к себе: её тоже подмывало поглумиться над мелкой, тем более, что свидетелей нет, все уехали на другом лифте, на грузовом

− Да, Соня, игра скоро. А ты самая слабая из нас, − не удержалась и Марина: можно снова позволить поглумиться над мелкой.

К удивлению, Соня вообще не расстроилась, она привыкла уже ходить пешком, резво пошла к дверям, за которыми начиналась лестница. Зашли с Варей в двести седьмой к девчонкам. Варя взяла из холодильника свою сумку. Номер у девчонок какой-то не такой, разве, что холодильник есть. Родной, двести пятый, номер Марине нравился намного больше. В нём было свободнее, чище. А тут – много вещей повсюду. И телек в неудобном месте стоит, у стены. То ли дело у них: завалился на Сонькину кровать и наслаждаешься. А Сонька в углу жмётся, в самом дальнем углу кровати. Разговорились с Дашей. Скорее всего, если турнир всё-таки состоится, им придётся играть на турнире в меньшинстве, у Даши голова и живот прошли, но теперь разболелась нога. Марина с удивлением узнала, что Даша когда-то давно играла лучше Маши и была капитаном. А потом что-то случилось, надломилось, вроде бы трещина в позвонке… Позвоночник – тоже ничего приятного, ещё неизвестно, что хуже: селезёнка или позвоночник…

Марина попросила у Насти телефон, набрала свой городской номер. Мама рассказывала, что бабушка всё сидит в своём Кемерове, в пансионате «Лесная сказка», и когда это кончится неизвестно, а деньги со сберкнижки таят:

− Дорого – жалуется, а сидит. Ой, Маринк! А я на работе в десяти кофтах. Кондиционер в кабинете у Инессы, царство ей небесное, такой мощный − приходится так вот наряжаться, иначе продует. Ты-то как?

Марина ответила, что всё хорошо, что девочки дружные. Что скоро турнир. Марина говорила с мамой не спеша, подробно, всё равно у Насти денег куры не клюют, ей родичи по два косаря на счёт кидают, а интернет всё равно еле-еле тянет – провинция, что ни говори. Но этот подробный разговор с мамой вогнал Марину в тяжёлое состояние. Она вдруг поняла, что дико боится, что дым не закончится вообще никогда. Вдруг этот вонючий парник навсегда?!

− Надо же, − говорила мама. – У вас там ещё реально играть. А у нас тут светопреставление. Пусто как после ядерной войны. Сбежали все. В новостях говорят: леса потушили. И кому верить?

Скоро турнир. Не отменят ли его из-за смога? Дым начинал доставать Марину. Марина лежала ночью и думала: а что если конец света, об этом много девчонки в школе говорили. Ждут его года через два, а он – раз! – и сейчас пришёл… Ещё Марина подумала, что люди стали привыкать к «атмосфере» конца света. Неужели и она, Марина, привыкает? Вспомнился урок Алевтины Ивановны про фэнтези-мир, который может почти ничем не отличаться от реального. Вот вам и новый мир – постоянная дымка. Люди видят друг друга за пять метров. Отсюда сразу другие отношения. То есть, убийцам и ворам просто раздолье. Напал, отобрал, скрылся… Такой вот мир. Интересно: есть книжки про такой мутный, весь в дыму, мир?

Глава тринадцатая. Лифт застрял

Лифты вниз пришли одновременно. Марина, Варя и Соня в грузовой не стали заходить. После треньки Соня выглядела очень усталой: на лбу – слипшаяся чёлка, футболка съехала с одного плеча, обнажив синяк… Жуткий какой-то чёрный синяк. Марина вдруг поняла: это же щипки, их с Варей щипки! Или это она так Соню толкнула, что у неё синяк? Бывают от толчков такие синяки или нет? Соня зашла за Мариной и Варей в маленький лифт… Марина понимала, что надо Соню выгнать, выгнать из лифта – пусть пешком идёт. Но синяк! Марина испугалась. Сама не могла понять чего, но испугалась – какое-то предчувствие…