Костыли за саксофон. Дюжина грустных и весёлых настроений

Утром следующего дня костыли, лёгкие алюминиевые, с деревянными ручками-перемычками, уже стояли в комнате и радовались вместе с новой хозяйкой яркому морозному солнцу, мигающему в окно. Идиллию нарушил звонок преподавателя:

– Доо-стаали ли вы мне костыли, Аида?

– До-остааа-ла, Харлампий.

– Коогда-а занесё-оте?

– Гоо-ворите адрес!

Харлампий Евграфович продиктовал адрес и сказал, что ждёт Аиду Германовну с нетерпением к полудню и уже сходил в булочную за тортом.

– Как же это вы со сломанной ногой, в гипсе и без костылей сходили за тортом?

Но Харлампий Евграфович рассмеялся снисходительно, по-отечески, и сообщил: он так шутит на радостях, что увидит маму самого расталантливого своего ученика, а торт заказал по интернету.

– По-оо интерне-эту доста-авили, Аида, – пропел Харлампий Евграфович. – Жду-уу!

– О-окееей!

И Тётя Аида побежала к соседям.

Соседка лежала на диване и читала, а её сын Вася возился на полу, собирая конструктор.

– Мы такой конструктор позволить себе не можем, вместо «здрасьте» сказала тётя Аида.

– Так это ж Дедушка Мороз мне под ёлочку положил! – возразил Вася, не отрываясь от инструкции.

– Мы такого Дедушку Мороза позволить себе не можем!

– А мы можем, – мама Васи решительно захлопнула книгу. – Что-нибудь случилось, Аида?

– Костыли… – всхлипнула Аида.

– Ну нет у нас костылей, – твёрдо сказала мама Васи.

– Да нет. Костыли у меня уже есть. Он меня с костылями приглашает.

– Кто?

– Да саксофонист наш Харлампий Батькович.

– А-аа… – растерянно протянула мама Васи. – Ну так сходи. Поздравишь с Новым годом. Лучше же, чем он к тебе припрыгает.

– Ничего не лучше. Он уже торт купил.

– И что? Выпьешь чаю и уйдёшь.

– Ты что, Мила, не понимаешь? Торт! А может у него ещё шампанское в запасе…

– Не знаю, чем тебе помочь.

– Послушай Мила, а? А сходи-ка ты к нему! Объяснишь, что я прийти не смогла, что в магазине закупаюсь, папику нашему еду в командировку готовлю. Сходи, Мил! Тут недалеко!

– Мама устала, – сказал Вася. – Она не пойдёт. А я могу, если там торт. Где ваш саксофон живёт?

Оказалось, что саксофонист живёт в том же доме, что и друг Васи.

– Вот и отлично, – радовалась тётя Аида. – Передашь костыли и к другу зайдёшь. А если кто на улице приставать будет, пьяный какой Дед Мороз, так лупи его костылями, не теряйся!

– А если на обратном пути кто пристанет? – спросила мама Васи. – И почему бы, Аида, твоему Альбертику самому не отнести своему педагогу костыли?

Но Вася тут же уверил:

– Мама! Не переживай! Сегодня бассейна нет, а мне подвигаться хочется. Ты за меня, мама, не волнуйся. Я тебе каждые десять минут сообщения пустые посылать буду.

– Раз в десять минут сообщение! – удивилась тётя Аида. – Это ж какое излучение на ребёнка. Пойдём, Вася. Я тебе костыли дам и бумажку с кодом на домофоне.

Вася шёл по морозной улице, опираясь на костыли. Вася размышлял: чем-то костыли напоминали ему ходули, он пробовал опираться на них и так, и этак, и разэтак. Костыли твёрдо входили в снег, на них можно было почти висеть. Людей на улице было немного, и все они старались обойти странного мальчика на костылях. Только один дедушка подошёл к Васе и спросил:

– Это что теперь вместо лыжных палок с костылями ходят?

Вася ничего не понял и сказал:

– Не мешайте тренироваться.

– Значит, теперь на костыли перешли. А что? Удобно, – ответил дедушка сам себе и ещё долго смотрел Васе вслед.

Саксофонист Харлампий Евграфович костылям очень обрадовался, а вот Васе совсем не обрадовался. И даже не хотел пускать Васю в квартиру.

– Я вам костыли принёс, а вы меня за это чаем угостите, – простодушно прокричал в закрывающуюся дверь Вася. – Вас же тётя Аида всегда чаем угощает!

Дверь замерла и… распахнулась.

– Ну заходи, гвардеец! – улыбнулся саксофонист страдальческой улыбкой. – Ты, наверное, сосед Вася, который Аиду Германовну с балкона спас?

– Ага, – сказал Вася, расшнуровывая ботинки. – Тапочки у вас есть?

– А как же, Василий. У меня все размеры. Ко мне же ученики приходят заниматься. Господи! Как же с костылями удобно! А то, представь себе, Василий, пришлось в булочную на одной ноге прыгать. Мда… Где на одной ноге, а где и на четвереньках немножко, как собачка, хорошо, что зима, снег идёт и не слякотно, а то угваздал бы одежду. Хотел по интернету всё заказать, но праздники. Да и боюсь, что несвежее сбагрят… Мне ко всем прочим бедам ещё и отравления не хватало.

– А дома тоже ползали? – восхитился Вася.

– Да. Я и по дому первые дни на четвереньках передвигался. А теперь – так удобно с костылями. Ты проходи, Василий, не стесняйся. Попьём чай в мужской компании. Столько учеников, а никто кроме Аиды Германовны костыли не достал.

– Тётя Аида что хочешь из-под земли достанет, – уверил Вася, рассматривая в сервизе глиняные фигурки животных играющих на разных духовых инструментах.

– Так уж и что хочешь?

– Абсолютно! Тётя Аида знаете, какая приставучая, в сто раз приставучее вас. У нас в подъезде ей, кроме моей мамы, никто уже и дверь не открывает. Ну, так же как вы мне сейчас.

Харлампий Евграфович деликатно покашлял и решил сменить тему:

– Василий! Пойдём на кухню чай пить. Ты уж сам управляйся, а я за стол сяду, поговорим с тобою за жизнь. Кстати, ты же не знаешь: меня Харлампием Евграфовичем зовут.

– Мне это сложно. Я вас дядей Харей звать буду.

– Ну и зови, гвардеец, меня как только в армии, в оркестре, не звали.

На кухне Вася вскипятил электрический чайник, заварил чай в пакетиках себе и дяде Харе, и с удовольствием умял два куска воздушного торта.

– Может, ещё суп?

– Нет. Суп у нас и дома не переводится. Вам чай ещё налить?

– Подлей, Василий. Какой ты самостоятельный. А мои ученики сядут и сидят, теперь ещё скакать вокруг них на одной ноге придётся…

– Странно. А Альбертик, ну ваш ученик, не такой. Он всё-всё сам умеет делать. Только тётя Аида ему всё запрещает. Он за всю жизнь только два чайника себе вскипятить и успел, пока тётя Аида с балкона в квартиру не могла попасть.

– Всё-таки он нехорошо поступил, заперев маму на балконе, правда Василий? – сказал саксофонист и поковырял ложечкой с концом в виде саксофона торт.

– Альбертик всё правильно сделал. Всё равно у тёти Аиды суперсила, ей ничего нигде не сделается. Её даже можно заживо хоронить. Ей всё равно ничего не сделается.

Саксофонист поперхнулся тортом, внимательно посмотрел на Васю и сказал:

– Надо же: и действительно, вкусный торт. Давай его, Василий, на двоих уговорим.

– Давайте.

– Значит, у тёти Аиды суперсила?

– Угу, – жевал Вася торт.

– А ты знаешь, Василий, что у многих женщин – суперсила?

– Знаю, реал, – Вася проглотил ещё кусочек торта и продолжил: – У нас в классе есть Кристина. Она тоже с суперсилой, каратэ занимается. Я к ней вообще не приближаюсь, даже не разговариваю.

– Но ведь Аида Германовна не владеет каратэ.

– Она владеет интеллектуальным каратэ.

– Мда? Это как?

– Тётя Аида кому хочешь мозг вынесет. Она и вам мозг вынесла. Бегаете за ней похлеще, чем мой друг Макс за Аллой. Над вами все наши подъездные бабушки смеются.

– Почему? – саксофонист покраснел. – Разве плохо влюбиться в красивую женщину?

– Хе-хе. Совсем это не плохо. Говорю же: друг Макс тоже в Аллу влюбился. Но ведь тётя Аида… – Вася замолчал, налил себе и собеседнику ещё чая.

– Что тётя Аида? – насторожился саксофонист.

– Тётя Аида – монстр.

– Да ну?

– Угу. Она знаете, какая воинственная. Альбертик тут проиграл в конкурсе костюмов, так она вместо него стих под ёлочкой Дедушке Морозу читала – лишь бы первый приз Альбертику достался.

Саксофонист удивился:

– Как так?

– А вот так.

– Не верю!

– Да и не верьте!

– Но Василий! Ты можешь себе представить? Концерт. И вдруг вместо какого-нибудь моего ученика мама выйдет на сцену и играть начнёт.

– Могу. Тётя Аида вам на концерте и сыграет. Вместо Альбертика.

– Но тётя Аида не играет на саксофоне!

– Так она вам на рояле сыграет.

– А откуда, Василий, ты знаешь, что у нас на сцене – рояль?

– Так тётя Аида сама моей маме сказала: «Альбертик если перепугается, я выйду и сыграю на рояле». Она уже и дома тренируется.

– Упражняется.

– Угу. Упражняется. Нам через стенку очень хорошо слышно.

– Но послушай, Василий, – саксофонист накапал себе в чашку каких-то капель. – А если Альбертик не испугается?

– Не знаю, что тогда.

– Ну выйдет Аида Германовна на сцену, если Альбертик хорошо выступит? Как ты считаешь, Василий?

– Не знаю, – пожал плечами Вася. – Реально не знаю. Я пойду. Мама сообщение прислала. Спасибо за торт, дядя Харя.

– Странно, – скакал вокруг Васи саксофонист. – Такая милая внимательная женщина, и вдруг пьесу для детского рождественского концерта разучивает.

– Вы поосторожней, дядя Харя, – прошептал Вася: – У неё – суперсила – реал.

– В смысле? – саксофонист перепугался не на шутку. Он стоял в прихожей, опёршись на костыли и затравленно озирался.

– Ну я же вам говорю, говорю, а вы всё в каких-то мечтах. Я также дружил с Кристиной, а потом она меня знаете, как подставила. Такое в школе разбирательство было!

– Так и у меня в школе разбирательство будет, если чья-то мама на сцену вылезет музицировать.

– И ещё вопрос, – сказал Вася. – Правда, что вашей музыкалке в хор безголосых детей принимают и они там в первом ряду балластом чирикают?

– Это не моё отделение, – прохрипел саксофонист и вытер рукавом домашнего халата лоб.

– До свидания! Спасибо за торт! Я вам обязательно саксофон в подарок слеплю. Я ж на лепку хожу по воскресениям!

– До свидания, Васенька, – растрогался саксофонист. – И спасибо тебе за предупреждение. За всё спасибо!

Но всё же Харлампий Евграфович отказывался верить в то, что сообщил ему Вася. А зря. Альбертик испугался выступать на рождественском концерте. И тётя Аида, минуя кордон из одного плюгавого охранника, выбралась на сцену, села за рояль, сыграла «Апрель. Подснежник» из цикла «Времена года», а потом поведала зрителям, как двадцать пять лет назад в этой самой музыкальной школе её заставляли рисовать стенгазеты к праздникам, а когда стенгазеты стали не нужны, её взяли и уволили.

– С нарушением трудового законодательства! – крикнула тётя Аида и с видом победителя спустилась со сцены вниз по ступенькам. Она была прекрасна, она была отомщена.

И сыграла на рояле виртуозно. Но Харлампия Евграфович игру тёти Аиды не оценил. Он сидел в первом ряду с выставленной вперёд костяной ногой, рядом к креслу были прислонены костыли, которые ему достала женщина, которая только что так его подвела. Заведующий отделения духовых инструментов сильно нервничал, то и дело вытирая двумя платками (на одном нарисован рояль, на другом – саксофон) лоб, он думал о разговоре, который ему предстоит в кабинете директора школы. Но саксофониста к директору так и не пригласили. А вот тётю Аиду вскоре пригласили. О чём беседовал директор с мамой Альбертика доподлинно неизвестно. Только после этой беседы, Аида Германовна стала часто заходить в кабинет директора с пакетами. Вскоре у директора прошёл артрит, повышенное давление понизилось, и Альбертик, кроме саксофона, стал заниматься ещё и фортепиано и был принят сразу в третий класс музыкальной школы. Там учились дети младше его, и Альбертик впервые не боялся ходить на занятия, не боялся, что его начнут обижать и оскорблять. Сольфеджио и музлитературу, Альбертик быстро нагонял. С этими предметами ему мама помогала. Альбертик привык к музыкальной школе и на весеннем отчётном концерте всё же преодолел себя, выступил, и даже не очень дрожал.

Саксофонист занимается теперь с Альбертиком как и с остальными учениками – только в школе, домой «самого расталантливого» ученика больше не провожает, гимнастику для глаз делать перестал и чай у Аиды Германовны больше не пьёт.

– Суперсила, суперсила, – вздыхает Харлампий Евграфович и со светлой грустью любуется белыми благоухающими цветами на фруктовых деревьях.

Рисунок Александра Веселова

Костюмы разных лет

Новогоднее настроение с тремя воспоминаниями

Соседка тётя Аида каждый год просит у Васи, Ларисы и их мамы новогодние костюмы для своего сына Альбертика. Иногда эти костюмы помогают Альбертику победить в конкурсе костюмов, а иногда – нет. Всё зависит от образа или… образины.

Рисунок Маргариты Гарнык

1

В дверь истово трезвонили.

– Тётя Аида! – узнала истошный звонок Лариса и стала быстро-быстро собирать кисти, сложила мольберт и поставила его за дверь.

– Да я уж поняла, – обречённо сказала мама и выключила швейную машинку.

«Тук-бам-бух!» – раздавался стук. Потом послышались крики: «Своиии! Своиииии!». Было похоже на «свии-иньи!», «сви-иньи!», «свинЫ!»

– Что-то позарез нужно, – предположила Лариса.

– Известно что. Костюм для Альбертика.

– Я шить не буду, – сказала Лариса. Она в зимне-новогодний аврал часто помогала маме с шитьём.

– Так и я не буду, – сказала мама. – Может, не открывать?

– Не открывай.

– Девочки, откройте! – раздалось из-за входной двери. – Будьте так любезны.

– Не будем, – процедила Лариса сквозь зубы и поплелась открывать.

Соседка тётя Аида, Аида Германовна, находилась при полном параде. Она всегда, даже если весь день из дома не выходила, наряжалась и прихорашивалась. Тётя Аида была очень женственной, стройной, интеллигентной. Были у тёти Аиды и отрицательные качества: она любила пожаловаться на тяжёлую судьбинушку, на нехватку денег, на неблагодарного сыночка-вундеркинда Альбертика, и на то, что в квартире у неё «весь год мошки в паутинках живут». Ещё тётя Аида любила давать всем задания и поручения, выполнить «если не затруднит маленькую просьбу», оказать ей какую-нибудь небольшую любезность. Просьбы оказывались гигантскими, любезности огромными, но тёте Аиде это многочисленные соседи не сообщали – просто начинали от тёти Аиды скрываться, обходить навязчивую соседку стороной.

Вот и сейчас тётя Аида, войдя в комнату и увидев, что мама Ларисы сидит за машинкой, а на коленях у неё – блестящий струящийся атлас, сказала:

– Живут же люди! Какие платья себе позволить могут.

– И не говори, Аид, – сказала мама, включила машинку, продолжила строчить, выныривая из складок материи: – Извини: срочные заказы перед Новым годом, поэтому строчу и разговариваю.

– Поняла… Новогодний бал не только у твоих сытых заказчиц, у наших маленьких (маленькими тётя Аида называла и пятиклассника Васю, и своего семиклассника-сына) тоже в школе бал, Милочка (маму Ларисы звали Мила). Кстати, Ларисочка…

Лариса вздрогнула испуганно.

– Да ты не пугайся, детка. Как твоя учёба в художке?

– Отлично. На следующий год выпускаюсь.

– Выпускаешься? На следующий год?! Как время летит! А почему ты тогда не в художке?

– Сегодня среда, Аида Германовна. Нет занятий.

– И среда, и гололёд, – тётя Аида театрально всплеснула тонкими музыкальными кистями. – А как у Васеньки дела? Где он?

– В бассейне. Скоро придёт.

– И не боитесь отпускать?

– Боимся. А что делать? – заученно повторила слова мамы Лариса. – Ну всё-таки пятый класс, двенадцать лет. Надеемся, что всё будет нормально.

Тётя Аида принялась хвалить Васю, какой Вася самостоятельный, жаловаться, какой у неё Альбертик балбес:

– И зачем только я его в школу рано отдала! Учился бы сейчас вместе с Васей, а так – седьмой класс, и всё такие наглые дети…

Дальше тётя Аида долго рассказывала про первого альбертикового врага Костю Савика, про то, как Костя с детсада над её сыном издевается.

Мама шила и шила, строчила и строчила, не обращая внимания на соседку, и Лариса отключилась, вспомнила «дела давно минувших дней».

2

Первое воспоминание Ларисы

Когда Альбертик был в старшей группе детсада, тётя Аида пришла вот так же под Новый год и стала просить соседку Милочку сшить Альбертику на утренник костюм огурца.

– Огуречик, огуречик, – декламировала тётя Аида. – Не ходи на тот конечек… Альбертик хочет быть только огурцом. Все наши в секонд-хенде костюмы покупают, плюшевые такие, синтетические, электричеством стреляют, а Альберту – подавай овощ. И чтоб обязательно с пупырышками. Я вот тут и ткань купила по дешёвке, в остатках, в отрезах, в лоскуте, вот, вот и вот, – тётя Аида выложила на раскройный стол три маленьких рулончика – изумрудный, травянистый и жёлто-зелёный. – Вот ещё рисунок костюма нарисовала…

– Не рисунок, а эскиз модели, – поправила мама Ларисы и Васи, раздражённо вертя перед собой листок: – Как смотреть-то? Хвостик тут? На мышку похоже, а не на огурец.

– Нет, нет, – запротестовала тётя Аида. – Нет! Мышки не будет! Мышка же огуречику хочет отгрызть хвостик, далее по тексту… А это хвостик у огуречика на голове. – Тётя Аида повернула листок с ног на голову, точнее – с головы на ноги. – Нам ещё шапочку, а на нём хвостик с такой точь-в-точь завитушкой.

– Мда… – сказала мама Мила и покраснела. – Точь-в-точь не получится. Вообще сомневаюсь, что получится.

– А ты, Милочка, проволоку вставь!

– У меня нет проволоки.

– Ну, леску, ты же вставляешь лески по краю в бальных платьях.

Лариса видела, что маме не хочется шить тёте Аиде этот костюм огурца по дружбе, по-соседски – как выражалась тётя Аида. Но Лариса понимала, что мама и отказаться не может. Тётя Аида такая приставучая, она не отстанет, пока костюм не будет готов, будет тут стоять и жаловаться и плакаться, как ей тяжело одной с ребёнком: «Папашка-то наш всё в разъездах»…

Когда тётя Аида ушла, мама Васи и Ларисы расправила на столе «салатное бальное» – так, гундося, называла заказчица своё платье. На столе раскинулись детали шлейфа, свисали вниз, стелились по полу, напоминали быстрый ручей в половодье…

– Мама! – пискнула Лариса. – Мама! Альбертику не нужен этот костюм.

Мама обернулась:

– Ну что ещё?

– Не шей им костюм!

– Кому?

Лариса догадалась, что мама забыла про костюм огурца, она ещё там, в этом «салатном» ручье… Мама часто говорила, что самое сложное – отшивать одновременно несколько заказов. «Тут можно с ума сойти, – говорила мама, – если не научиться переключаться. Когда я научилась, а это не просто, всё пошло на лад. Стало легко. Ведь все думают как? Сидит портниха и шьёт. Шить – это не самое сложное, самое сложное – видеть изделие уже готовым, когда оно ещё в зародыше, самое сложное – видеть вперёд. Без этого портной не может стать асом, а так только – подмастерьем, учеником, стажёром»…

– Мам! – сказала Лариса. – Не шей этого огурца!

– Завтра утром сошью на скорую руку. Там быстро. А ты пока эскиз внимательно рассмотри и постарайся обозначить на ткани крой. Учись, пока я жива.

– Нет, мам. Над Альбертиком будут в группе издеваться.

– Ну что ты! – улыбнулась мама. – Альбертик умный, придумал необычный костюм, чтобы всех поразить. Он вообще-то молодец, костюм оригинальный.

– Мам! Над ним в саду поиздевались. Костя Савик, ну знаешь его…

– Это здоровый такой, коротко стриженный?

– Над Альбертиком Костик этот посмеялся.

– Да, да! – прибежал из другой комнаты Вася. – Ему Большой Костя говорит: «Ты кем на празднике будешь?» Альбертик такой: «Не знаю». А Костик: «Незнайкой я наряжаюсь. А ты нарядись огурцом. Самым крутым тогда будешь, ага?»

– Понимаешь, мама? Вот Альбертик такой несуразный костюм и выбрал, чтобы Косте угодить.

– Ну почему несуразный? Овощной!

– Мама! – крикнул Вася. – У них в старшей группе конкурс костюмов по писателю.

– Да не по писателю. А по героям писателя Носова, – поправила Лариса.

– Большой Костик – Незнайка. А другим незнайками быть запрещает. Всё. Я мультфильмы смотреть, – и Вася выбежал из комнаты.

– И зачем Альбертика в этой группе старшей держат? – сказала мама, выныривая из струящихся атласных волн. – Был бы с Васей в средней, и не издевался бы над ним никто, и конкурсов бы никаких не было.

– Подожди, – усмехнулась Лариса. – То ли ещё будет. Альбертик уже в прогимназию ходит. Я их видела в школе.

– Несчастный ребёнок, – сказала мама. – С пяти лет в школу отдадут. Обязательно надо мученика порадовать, сшить этот овощ в пупырышках.

Утром костюм огурца был быстро-пребыстро сшит. Зелёный овал на резинке с дырками для рук, шапочка зелёная как спортивная, а на макушке хвостик торчит: торчком торчит, завивается. Тётя Аида очень была довольна.

– А пупырышки? – спросила она.

– Пупырышки, Аид, сама нашьёшь. И так я с этим хвостиком провозилась.

– Он на проволоке?

– Нет.

– На леске?

– Нет!

– А как же так? И завивается ещё!

– Секрет фирмы, – подмигнула мама.

На самом деле, секрета никакого не было, просто лень было объяснять: ведь, тётя Аида просто так задавала вопросы, по привычке, а ответы её нисколько не интересовали. Тётя Аида всё не уходила, всё суетилась, обещала маме Ларисы замороженную курицу и три банки горошка. Мама кивнула, чтобы побыстрей отвязаться и выпроводила тётю Аиду за дверь.

– Хорошо хоть Васе ничего шить не надо, – радовалась вечером мама, когда отдала клиентке «салатное» платье и положила в столик деньги за работу. – Как же хорошо, что Вася у нас не огурец и не репка.

– Я воин! Я рыцарь. – Вася побыстрее напялил пластмассовый шлем и пластмассовые же доспехи, замахал пластмассовым мечом.

– Ну и отлично, рыцарь, – сказала мама. – Рыцарь короля Артура. А ты, Лариса, давай уже тоже шить начинай. Чтобы я больше с этими новогодними костюмами не связывалась.

На удивление – приз за лучший костюм по произведением писателя Носова получил в тот далёкий год Альбертик. Вася это взахлёб рассказывал. Правда, так и осталось неизвестным, где у писателя Носова герой – огуречик, в каком произведении, но факт остаётся фактом.

– А этот большой Костик, – смеялся Вася, пересказывая утренник, – стоял весь красный, незнайкина шляпа у него слетела от возмущения.

– Хотел подшутить, а только помог, – радовалась и Лариса.

Тётя Аида ещё три дня ходила гордая-прегордая, и хвалилась всем жителям района грамотой, с печатью Департамента дошкольного образования, подписанной аж самим Дедом Морозом:

– Это всё я. Вот какую я ткань очаровательную выбрала. Вот какой костюм придумала.

Лариса возмущалась:

– Ни слова о тебе, мамочка. И вообще тётя Аида курицу обещала и горошек в банках. Где курица? Где горошек? Ты, мамочка, случайно не видела?

– Нет, не пробегали, – выскакивала мама теперь из серебристого атласного моря. – Ни курица, ни горох.

3

И вот опять эта тётя Аида здесь. Каждый Новый год одно и то же! Неужели опять костюм огурца шить?!

Тётя Аида долго ещё жаловалась Ларисе на Альбертика, на его падающее зрение, на профнепригодность учителей и нерасторопность городских коммунальных служб.

– Аида Германовна! – очнулась Лариса. – Вы, наверное, хотите о чём-то нас попросить?

– Так прошу уже пять минут, – сказала тётя Аида. – Мама твоя сказала, что ты поможешь с новогодним костюмом!

– Нет, тётя Аида! Утренник в школе завтра!

– Да ты выслушай! Не пугайся, не бледней! – В пестренькой свободной длинной блузе с завязками у горловины и присборенными рукавами тётя Аида была похожа на райскую птицу с коробки конфет «Птичье молоко». Лариса решила, что больше в жизни не станет есть этих конфет… – Это у Васеньки завтра, у пятых классов, а у нас, у седьмых-девятых – послезавтра.

– И до послезавтра нет времени.

– Да не волнуйся, – защебетала тётя Аида. – Я пришла попросить вас об одолжении… Вы не можете поделиться со мной прошлогодним Васиным костюмом?

– Конечно можем! – в комнату вбежал Вася.

Вася любил, придя из бассейна, тихо открыть входную дверь ключом, тихо прокрасться и… пугнуть всех домашних!

Тётя Аида охнула, схватилась за сердце, села на табурет, но тут же вскочила – на табурете лежала палитра.

– Ой-ой! Я случайно забыла! Извините, Аида Германовна.

– Ничего. У меня кофта пёстрая, так даже красивей, – мученически улыбнулась тётя Аида и поправила шпильки в причёске, съехавшей набок… Всё-таки тётя Аида была очень светская и воспитанная… В такие минуты она Ларисе даже нравилась. Лариса в очередной раз подумала, что тётя Аида – очень противоречивая натура, но в чём-в чём, а в умении владеть собой ей не откажешь. Лариса однажды в художке тоже села на палитру, так она девочку, которая эту палитру на табурете оставила, чуть не убила, толкнула так, что девочка улетела метра на два и на неё с полки глиняные слоники посыпались…