Костыли за саксофон. Дюжина грустных и весёлых настроений

Вася примчался с мокрой губкой:

– Давайте я вашу кофточку подчищу!

– Ничего, ничего, – уверяла тётя Аида, размахивая аристократически тонкой рукой. – Это же гуашь?

– Да, да гуашь, – закивала Лариса, но не стала добавлять, что гуашь профессиональная и отстирать её будет не совсем просто.

– Так что ничего катастрофического не произошло. Не надо мне Васенька стул. Я постою. Но катастрофическое может произойти, если ты, Вася, не поделишься с Альбертом своим прошлогодним костюмом.

– Да поделюсь. Забирайте. Пожалуйста. Мама! Где он лежит?

– Там же, где ёлочные игрушки.

Договорились, что тётя Аида «заглянет через часок».

Пришлось доставать с антресолей коробки и пакеты. Посыпалась пыль, похожая на серый пушистый снег, вылетела моль, похожая на взбесившуюся снежинку, стала лихорадочно «убегать» от Васиного кулака. Он всё хотел «хапнуть» кулаком эту злую бабочку, но она уворачивалась.

– Юркая моль, натренированная, – злился Вася.

А мама всё строчила и строчила на машинке.

… Лариса подумала, что это хорошо, что тётя Аида пошла кофту отстирывать, а то бы она сейчас запричитала, что теперь ясно, откуда моль по всему подъезду, это, мол, от вас моль, и этим бы точно довела маму до белого каления. А Лариса бы тогда ответила: «А от вас в нашей ванной – пауки!» «Как?» – возмутилась бы тётя Аида. «Так! Паук у нас в ванной завёлся. Это от вас». А тётя Аида бы возмутилась: «Почему от меня? У нас в подъезде тридцать шесть квартир!» А Лариса бы ответила с сарказмом: «Ну так у вас же мошки в паутинках по всей квартире». А тётя Аида бы сказала: «А паук – это хозяин, это не моль, паук вещи не точит зубками!» А Вася бы тогда сказал тёте Аиде что-нибудь умное про зубки, например, что «зубы у хищников, а моль – насекомое холоднокровное, а вещи жуют червяки, дети моли, у них нет зубов». А тётя Аида сказала бы тогда: «Причём тут это? Где логика?» А Лариса бы ответила: «А логика в том, что у теплокровных две кровеносные системы: венозная и артериальная, а у холоднокровных – нет!» Тётя Аида бы попятилась к выходу, Вася открыл бы тёте Аиде дверь, а Лариса бы «добила» тётю Аиду информацией, что у теплокровных, кроме двух кровеносных систем ещё четырёхкамерное сердце»…

После пыли и спущенных с антресолей коробок отыскались, наконец, и костюмы. И Лариса снова стала вспоминать.

4

Второе воспоминание Ларисы

Лариса, когда была маленькая, мечтала о новогоднем костюме. Она представляла себя то Злой Волшебницей Ночью, но не в колпаке как у звездочёта и в плаще с месяцами и звёздами, а такой домашней типа добренькой, но жутко лицемерной Злой Волшебницей в ночном колпаке с нашитыми перекрещенными костями и в пижаме с черепами. Лариса представляла себя и Снежинкой, но не обыкновенной снежинкой – в чешках, воздушной юбке, мишуре и маленькой диадеме, а снежинкой, которая вместе с ледышкой внедрилась в сердце Кая. Злой такой снежинкой, ярко-синей: ледяной, холодной, беспринципной, бесстыдной, жестокой – всё это должны были выразить серебристые кристаллы. Они должны были нашиваться на костюм, а юбка должна была быть не пышная крутящаяся-вертящаяся, как у весёлых озорных снежинок, тыкающихся в окно к ёжику, который встречал Новый Год. Нет! Юбка должна была быть каркасная из прутьев или проволоки. Чтобы прутья были как стрелы – ведь снежинки, если присмотреться очень острые.

В разнообразных костюмах представляла себя Лариса. И в костюме прожорливой улитки с рюкзаком-домиком-ловушкой, и в костюме милой лесной ведьмы, в живописных зелёно-жёлтых лохмотьях-перьях – лохмотья отстёгивались, а под ними – чёрное трико с нарисованным скелетом, как у Кощея Бессмертного. Ещё Лариса представляла себя в костюме вороны, но не Кагги-Карр из «Волшебника Изумрудного города», а вороном смерти из сказки про мельницу, перемалывающую человеческие кости… Но по счастью для гостей детсадовских и школьных утренников, мама Ларисы как раз перед Новым годом ужасно занята. Она сидит и строчит, и строчит, мешая Ларисе засыпать, отпаривает утюгом и отпаривает… – клубы пара казались Ларисе злыми волшебными силами, укравшими у неё все костюмы. Поэтому гости утренника и не догадывались, какие дикие идеи бродят в голове тихой послушной девочки, жавшейся на утреннике в обычном нарядном платье где-нибудь на лавке в углу и даже не смевшей приблизиться к Деду Морозу…

В четвёртом классе Лариса решилась, наконец, сама сшить какой-нибудь простенький костюм. «Допустим, костюм цветка-хищника. С виду – милый. А попадёт ему в соцветие червяк или мушка, цветок – хам! – и сожрёт». Как это было тяжело, обшивать «лепестки» юбки мишурой, на которую должна была «вестись» наивная жертва, как болели пальцы от иголки, а с напёрстком – так советовала мама – пришивать ну никак не получалось, было неудобно. Но Лариса всё-таки закончила юбку с торчащими во все стороны белыми лепестками. К обручу на голове мама прикрепила хищные лепестки в виде зубов… Лепестки могли собираться в бутон или открываться.

На утреннике все просили «хищный цветок» показать жертву. Лариса, улыбающаяся, пригожая, милая, в такой симпатичной цветочной юбке и жизнерадостной беленькой кружевной кофточке, аккуратно снимала с головы «бутон», раздвигала листья и лепестки и… зритель шарахался или вздрагивал – всё зависело от темперамента: в бутоне лежала куча черепков и костей точь-в-точь как на картине Сальвадора Дали. На следующий день у Ларисы от «хищного головного убора» ныла шея, болела спина, а от постоянного открывания-закрывания лепестков – мышцы рук и пальцы. Одноклассники стали обходить Ларису стороной, учителя шушукались в учительской… Когда же, года через два, весь класс увлёкся готическим романтизмом, вампирами и мрачными подземельями, Ларису это нисколько не интересовало. Она уже переболела нуаром.

Когда брат Вася пошёл в школу, Лариса шила вполне себе ничего. Лариса помнила то время, когда ей так хотелось кем-нибудь нарядиться на Новый год. «Сама не смогла в малышовом детстве нарядиться, так пусть хоть Вася будет нарядный». Лариса решила сшить обыкновенный чёрно-белый плащ шахматного короля, сама купила метр чёрной материи, разлиновала её, нашила белые квадраты, две недели провозилась, вдела тесьму в одну из сторон плаща, стянула – получился плащ-идальго как у Дон-Кихота Ломанчского, только клетчатый. Ещё Лариса купила самой-самой широкой капроновой ленты на голландский воротник. Продавец магазина тканей, знакомая мамы, подсказала Ларисе, сколько надо взять метров, объяснила, как собрать в складки. Чернявский, Ларисин друг по классу и тайный поклонник, смастерил Васе корону из проволоки. Только-только успели к утреннику…

5

Всё это вспомнила Лариса, отыскав на антресолях прошлогодний Васин костюм. Отдали его тёте Аиде.

Но на следующий день тётя Аида опять пришла:

– Ми-ил!

Мама Мила выключила машинку и рявкнула:

– Аида! У меня срочный заказ! Тебе же отдали вчера костюм.

– Отдали!

– И чего тебе ещё надо?

– Надо ещё костюм. Срочно!

– Ну извини. Это буржуйство.

– Да ты пойми, Мила. Этот Костик Савик, ну бандит из их класса…

– Огромный такой? Коротко стриженый?

– Да! Так вот он… – тётя Аида всхлипнула. – Он ту детсадовскую историю с огурцом до сих пор Альбертику простить не может. – Тётя Аида высморкалась, надела капюшон модной толстовки, укуталась в этом капюшоне, зажмурила глаза и сказала восторженным голосом: – Шесть лет назад я такая счастливая была в этот день. В последний раз счастливая. – Тётя Аида вытерла слёзы. – Я даже так не радовалась, когда Альбертик на окружной олимпиаде по технологии первое место взял. Та победа в детском саду ему позарез была нужна. В школе-то Альберта за учёбу уважают. А в детском саду ещё все равны, и дураки, и умные, а он самый младший был… Да и сейчас… – тётя Аида окончательно потеряла стройность и прямолинейность мысли, завиляла в потоках сознания как беснующийся шарик в пластиковом коробе-лабиринте. – А сейчас им опять объявили приз за костюм. Просто боятся, что в костюмах никто не придёт, семиклассники ведь, девочки только о женихах и думают, моему Альбертику глазки строят… Вот и объявили конкурс, будь он не ладен. И этот Савик требует с Альбертика костюм. Мне нужен ещё костюм! Для Костика! Пойми ты, Мила! Ты не представляешь, что это такое – быть в одном классе с настоящим бандитом! Ещё какого-нибудь костюма нет? Любого абсолютно! А то Альбертику худо придётся, побить грозится Костик.

Опять полезли на антресоли, опять западал серый пыльный снег, и тётя Аида стала чихать, объясняя, что у неё аллергия на пыль, а пыль бывает и заразная, потому что в ней живут специальные пылевые клещи.

«Почему, – думала Лариса, – когда чихают другие, они просто чихают, а если чихает тётя Аида, то это всегда аллергия: на пыль, на выхлопные газы, на солнце, на ревень, растущий весной у подъезда, на все вместе взятые сорняки и одуваны, и вообще на жизнь в целом и по маленьким микроскопическим отдельностям». Ещё Лариса радовалась про себя, что моль не вылетела, а то бы тётя Аида весь январь-месяц эту злосчастную моль вспоминала и всем бы на несчастную хищную бабочку жаловалась…

Нашли: шляпу шпиона, привезённую Ларисой из Болгарии из социального бесплатного лагеря, кобуру ковбоя, пистолет, ещё пест, и ещё пестик, их Вася в разные годы цеплял на шпионский новогодний пояс; нашли пять поломанных сабель и пять мечей без рукояток – Вася складировал как «трофеи» врага, а также шапочку-беретку, блестящую, из золотой парчи на резиночке и ободок с рожками стрекозы, которые Вася на ёлки разные надевал, когда совсем маленький был – Васе тогда ещё было всё равно, кем на утренниках быть, Васе тогда главное было поноситься вокруг ёлки и вообще по залам, и Дедушку Мороза за халат подёргать: холодный или нет у него халат.

– Нет. Это всё нам не подойдёт, – засуетилась тётя Аида, брезгливо оглядываясь, закапризничала как маленькая девочка, топнула ногой и стала похожа не желающую подчиняться дудке фокусника кобру. – Ми-ил!

– Ларис! – сказала мама. – Помнишь ты в том году себе костюм Глашатого шила. Я тебе ещё колпак с отворотом помогла кроить. Где у тебя этот костюм?

– В шкафу.

– Отдай его, пожалуйста, Аиде Германовне.

Лариса замерла. Нет! Она не отдаст этот костюм никому!

– Отдай его, пожалуйста, – чувствуя настроение дочери, попросила мама. – Отдай! – мама хотела добавить: «И прогони к чертям собачьим тётю Аиду», но сдержалась и спокойно добавила: – С возвратом.

– Конечно с возвратом! – засуетилась тётя Аида, продолжая извиваться как змея, но как змея послушная, пританцовывая на хвосте. – Ах, какой костюмчик! Яркий! Красный! А-ля-рюс! Народный! Нарядный! Вышивка какая.

– Это просто узор из тесьмы настрочен.

– Ну я не разбираюсь, – сморщила носик тётя Аида и стала похожа на жизнерадостную собачку-шарпея.

Лариса в художку опоздала сильно, потому что никогда заранее папки, краски и кисти не собирала – вечно они у неё в разных углах валялись. «Что за соседи нам достались! – бесилась Лариса, бегая по квартире, выслушивая мамины попрёки и вспоминая жалостливо-плаксивые тирады тёти Аиды, утрамбованные в Ларисном мозгу в один сплошной монолог:

– Будьте добреньки уважьте, поделитесь, отдайте то-сё-пятое-десятое, а то папашка наш всё в разъездах, всё деньги на прокорм зарабатывает… А я вам – курицу-жмурицу замороженную взамен костюмчика, нет я бы приготовила, изжарила на вертеле в духовке, да только электричество нынче дорого, а на плите, в сковородке – вредно, канцероген и рак. Вы лучше в пароварке сами сварите, у вас же такая пароварка замечательная, я вот такую позволить себе не могу, отдайте костюмчик! Дайте, а то загрызу!

6

Третье воспоминание Ларисы

Лариса стала вспоминать, как в прошлом году в школе начались волнения. Оказалось, что теперь учитель не имеет права собирать деньги. Ни за что, ни на какие мероприятия, ни на какие вещи. Даже за тетради на печатной основе. В их девятый «А» прибежала завуч начальных классов и сказала:

– Ребята! Выручайте! Раньше на аниматоров наши детки денежку сдавали, небольшую, совсем небольшую, – суетилась завуч, уверяя саму себя. – А теперь – нельзя. Школе запрещено заниматься поборами. Выручайте! Надо развлечь детей, первые-вторые классы. Третьи-четвёртые десятый класс взял на себя.

– А почему мы? – загалдели все. – Пусть одиннадцатый берёт.

– У них ЕГЭ!

– Тогда пусть двятый «Б» развлекает.

– У них ОГЭ!

– А у нас, значит, нет ОГЭ? – заорал Чернявский с последней парты, захлопнув очередной фантастический том. – Значит, у девятого «А» нет ОГЭ, а у девятого «Б» есть?!

Завуч начальных классов чуть не плакала, нервно то и дело поправляла очки – она же не могла признаться девятиклассникам, что в девятом «Б» её голос записали на диктофон и вместо ответа включили запись, не могла признаться завуч, что девятый «Б» захихикал, а один ученик пригрозил написать заявление в департамент через электронную приёмную.

– И почему это десятый взял третьи-четвёртые, а самых мелких нам?

Завуч стала уверять, что «с маленькими, наоборот, проще», что «в четвёртом классе уже некоторые девочки больше похожи на девиц».

– С маленькими-то проще, – крикнул Чернявский. – Но у них родоки напряжные. Вот однажды иду я по первому этажу мимо охранника. Прохожу, значит, никого не трогаю…

– Чернявский! Все свои байки ты расскажешь в свободное от учёбы время, – перебила классная девятого «А» математичка Вера Ивановна. Вера Ивановна выдержала мхатовскую паузу, чтобы все осознали, кто тут главный и угомонились, продолжила: – Значит так, любимый мой девятый «А». Вы прекрасно осведомлены, что из двух девятых будет сформирован один десятый.

Все притихли. Если бы не пикание сообщений в айфонах, смартфонах и планшетах, то можно было бы сказать, что в классе воцарилась гробовая тишина.

– Так вот: кто хочет продолжать обучение в нашей школе, тот обязан участвовать в новогоднем утреннике. А ты, Чернявский, будешь Дедом Морозом. Сценарий есть? – не давая никому и слово вставить, обратилась к завучу началки Вера Ивановна.

– Есть! Есть! – как послушная ученица-хорошистка закивала завуч начальниых классов. – Я скину файл в электронный дневник.

– Значит, Чернявский – Дед Мороз!

– Почему это я? – после пятисекундного немого шока Чернявский обрёл дар речи.

– Потому что ты самый высокий, красивый и потом… Ты же всё в своей фантастике. А Дед Мороз – фантастическое существо.

– Ну спасибо. Дед Мороз сказочное существо вообще-то, – бормотал Чернявский.

– Остальные роли распределю завтра, – сказала классная Вера Ивановна.

Пикнуло у кого-то сообщение. Классная оглянулась. Завуча началки уже и след простыл.

На следующий день Лариса узнала, что она будет Глашатым. Это было как гром среди бела дня, то есть, среди ясного неба. Лариса же думала, что Глашатай – это мальчик. Но классная отчеканила:

– Есть клоуны, а есть клоунессы. Так же и с глашатами.

Класс ржал как стадо овцебыков. Лариса сказала:

– Но я вообще не знаю, кто это.

Все уткнулись в айфоны, стали читать, что такое глашатай. Выяснили – смесь петрушки, дзанни и уличного зазывалы; веселил людей на рынках.

– Ужас! – Лариса сидела белее мела, на душе у неё было чернее грозовой тучи.

Чернявский довольно ухмылялся. Лариса представила себя волчком смерча и мысленно напала на Чернявского… Чернявский упал со стула. Все стали смеяться. А Лариса перепугалась окончательно.

– Качаться на стуле меньше надо, Чернявский!

И начался урок.

В срочном порядке пришлось шить костюм: рубаху-косоворотку и штаны-шаровары. На конец колпака мама повесила ёлочный шарик. Шарик подпрыгивал при каждом повороте головы. Смотрелось весело, искристо, сразу становилось ясно, что скоро Новый год. Шарик блестел, переливался всеми цветами, бликовал, как будто его облили бензином и поместили под солнце.

– Всего лишь маленькая деталь, а как сразу меняется образ. Всё теперь пластиковое небьющееся. Идеальное украшение для колпаков, – смеялась мама.

Как ни странно, прошли утренники спокойно. Чернявский так рявкал на детей, поздравляя с Новым годом, что вздрагивали даже неугомонные бабушки, а молоденькие учительницы качались как ивы на ветру и зажимали уши. Снегурочка, отличница Юля Духно, поправляла белую с оторочкой меха шапочку, теребила неестественно жёлтую косу, хлопала накрашенными глазами, топала, пританцовывая, белыми сапожками на каблучках. Она заказала себе костюм по интернету: «Самый дорогой, как в театре». Духно поинтересовалась, откуда костюм у Ларисы. И Лариса ответила, что тоже из театра. Точнее, Лариса только открыла рот, а Чернявский прохрипел в бороду, что из самого лучшего театра, самого главного. Под занавес второго утренника, после того как драки и разбирательства по поводу вручения призов закончились, а Дед Мороз и Снегурочка со всеми перефотографировались, в актовом зале заиграла в колонках новогодняя музыка о бубенцах, которые «радостно галдят» – специально для особенно впавших в раж мам и бабушек, которые всё крутились вокруг ёлочки, как неугомонные девочки. И тут Духно сказала Чернявскому:

– Дедушка Мороз! А давайте с вами потанцуем.

– Не могу. Волшебный посох деть некуда.

– А вот Глашатай подержит.

Лариса вытаращилась на Духно. Чернявского в классе неособо уважали, он не был в авторитете, к нему все относились как-то с усмешкой. А тут – Духно и – приглашает танцевать!

– Я в валенках не танцую, – мялся Дед Мороз.

Лариса выдохнула облегчённо. Сколько раз она обращалась с Ченрнявским как со слугой, и уж танцевать бы никогда не позвала – ей бы стыдно было с Чернявским танцевать. А тут Духно… Но отличница не унималась:

– Ну Димуля, ну Дима. Ну, уважь Снегурочку. Ты же фантастический волшебник! Пусть сегодня исполняются все на свете фантазии!

– Сказочный вообще-то, при чём тут фантастика… – бормотал Чернявский неуверенно.

Лариса видела, что Духно вроде как в образе, вроде как не от своего лица это произносит. Но Лариса чувствовала, что произносит всё как раз Юля Духно как раз от своего лица, просто замаскировавшись под Снегурочку!

– Пусть тебя Глашатай уважит! – Дед Мороз подмигнул из-за густой брови Ларисе.

– Да Снегурочка! Пошли со мной танцевать! – предложила Лариса. Она решила тоже как бы не выходить из образа и продолжала говорить весёлым зажигательным петрушечьим голосом.

Духно посмотрела на Ларису с таким удивлением и уничижением, сняла шапочку с пришпиленной к ней жёлтой косой – собственная коса Духно, тёмно-русая, длинная-длинная, спиралями спрятанная под шапкой, разметалась по серебряному узору на спинке белого пальтишка… Духно выбежала из зала.

– По моему я сморозила что-то не то, нет? – спросила Лариса.

– Да всё нормально, Ларис. Потанцевали бы Глашатай и Снегурочка, бабушек развлекли. Вон они всё кружатся как в фильме каком-то старом, забыл название…

Бабушки действительно всё кружились вокруг ёлки со своими внучками-меджвежатками-волчатами-пауками-муравьями-кошками-черепашками. Какая-то мама подобрала шапочку Снегурочки с жёлтой косой, напялила на голову и пошла-пошла балетными прыжками по кругу: жёлтая коса – то вправо-то влево как хвост змеи.

А Чернявский и Лариса всё стояли и стояли под ёлкой, всё ждали и ждали чего-то. Теперь Лариса знала, что они ждали чуда. Но чуда не произошло. Музыка закончилась. И все потихоньку разошлись…

7

Тётя Аида разыскала Ларису в школьной столовой, буквально вынула у неё изо рта вкуснейший блинчик с яблочным джемом, объяснив своё поведение тем, что Лариса как малоимущая питается всё равно бесплатно.

– Ты к Альбертику на утренник идёшь?

– Нет.

– Почему?

– Уроки. Физика.

– Я тебя освобожу. Ты же должна посмотреть на ваши костюмы со стороны, отчитаешься перед мамой, что я не зря вас мучила.

Надо же, подумала Лариса, понимает же, что мучила – это ли ни новогоднее чудо?

– Как же вы освободите меня от урока?

– Девочка, – тётя Аида посмотрела на Ларису как на неразумную: – У меня в школе все знакомые.

– Тогда и Чернявского.

– Не знаю никакого Чернявского.

Ларису действительно отпустили с физики. И она почти с удовольствием потащилась в актовый зал. Стулья были расставлены вдоль стен. Родителей было немного (не то что у первоклассников на утреннике), но всё-таки кто-то был. Тётя Аида заняла Ларисе место и всех, кто садился в радиусе ближе трёх стульев, сгоняла. «Чтобы не было инфекций» – объяснила тётя Аида. Пока сидели и ждали классы, тётя Аида рассказала Ларисе, что они с Альбертиком решили костюм шахматный сбагрить Костику, а выступать в костюме Глашатая.

– Зачем? – испугалась Лариса. – Ведь Альбертик шахматы так любит.

– Ну захотели. Понимаешь, Ларисочка. Костюм этот шахматный простенький такой. А костюм глашатая ну шикарный же. Недаром же ты его нам отдавать не хотела.

– Да мы про него забыли. Это мама хорошо вспомнила.

– Рассказывай, рассказывай, – усмехнулась тётя Аида, и Лариса вся сжалась: неужели так заметно, что Ларисе этот костюм очень дорог.

Лариса сразу заметила переростка Костю Савика – Шахматного Короля. Плащ еле доходил ему до талии, по ширине всё-таки немного прикрывал пузо. Воротник стоял торчком, воротник Савику шёл, правда он периодически оттягивал его, пытаясь растянуть резинку. Корона казалась на голове у Савика малюсенькой, к ней была привязана резиночка, как когда-то на парчовой блестящей беретке у Васи-малыша. Резиночка завязывалась под подбородком.

– Усовершенствовал! Бугай! – зло откомментировала тётя Аида. У короткостриженного Костика оказались чёрные вьющиеся волосы по плечи – парик.

– Швабру, наверное, ободрал, и чёрной краской покрасил, – злилась тётя Аида, потому что Костя Савик, положа руку на сердце – был прекрасен в этом костюме. Этот маленький плащ, рассчитанный на второклассника Васю и надетый на толстого и крупного почти подростка, этот воротник, топорщащийся на толстой шее, смотрелись, конечно, комично. Но длинные волосы и малюсенькая корона уравновешивали образ, создавали гармонию. Лариса знала: в 16 веке мужчины так и одевались, такие и носили причёски, Лариса в книжках картины видела: короткий плащ, пузико, воротник и длинные волосы. С обувью конечно Савик не заморачивался. Вместо остроносых туфель он расхаживал в модных кроссовках электрического цвета вырви-глаз.

– Ужас какой! – сказала тётя Аида. – Безвкусие!

– Нет, Аида Германовна. Это – эклетика.

– Ну и ладно, – махнула рукой тётя Аида. – Чем бы бандит не тешился, лишь бы не унижал и не прирезал. И ты знаешь…Обещал Альбертика два месяца железно не бить. А там, сказал, всё от занятого места зависеть будет. Ну место-то он никакое не займёт. Но хоть два месяца спокойной жизни у Альбертика в запасе есть, если разбойник этот слово сдержит.

– А где Альбертик-то?

– Да вот же! – тётя Аида указала на что-то худое и красное.

Лариса сразу и не узнала свой прошлогодний костюм. Штанины на шароварах превратились в докторские колбасины завода «Рублёвский».

– Это я их на резинку на коленях ещё собрала, – сказала тётя Аида.

– Зачем?

– Длинные были.

– Но можно же было на коленях просто забрать в запас.

– Можно – с вызовом сказала тётя Аида и раздула щёки насколько вообще это было возможно на её худом аристократическом лице; эти яростно раздутые щёки напоминали вялые кочаны из супермаркета. – Можно было подшить. Да только мама твоя всё заказы шьёт, всё обогащается. А ты в художке. И родным соседям не помогаете.

Лариса кивнула тёте Аиде.

– Что киваешь?

Лариса пожала плечами. Она была согласна: ни она, ни мама ничего не стали бы подшивать Альбертику вчера. Вот если бы пораньше, в смысле за неделю или за две… тогда пришлось бы.

– Но можно было в валенки штаны заправить. Я в этом костюме в валенках выступала.

– А валенки откуда, а? У Альбертика тридцать шестой. Не нашли мы ни у кого таких размеров, не нашли! У наших бугаёв у всех сорок пятый-растоптатый.

Спасал образ Глашатая кушак – широкий, расшитый стеклярусом, он приковывал к себе внимание. Колпак был Альбертику великоват и спускала до бровей.

– Ой! – посмотрела на колпак Лариса. – А где же шарик?

– Отрезала, – сурово проговорила тётя Аида. – Альбертик сам отрезал. Сказал: не он отрежет, так одноклассники оторвут. Ты же знаешь, какой у Альбертика класс. Бандитский. Второгодники, переростки, идиоты, дебилы.

Пришёл дедушка Мороз без Снегурочки. Седьмые-восьмые классы вяло стали звать Снегурочку. Из толпы школьников вышла девочка, одетая в костюм лисы:

– Я за неё.

– Ну и отлично, – сказал вдруг дедушка. – Пожалуюсь вам, ребята. Моя внученька так меня утомила. Не слышит, не видит – уткнулась в айфон и знать ничего не хочет. Общается в соцсети. В группе «Снегурочки всех стран объединяйтесь!», обязанностями своими пренебрегает. «Некогда, – говорит. – По праздникам твоим ездить, по ёлкам».