
Полная версия:
Дуальность времени. Часть1. Фантомный Палач
«Она отказывается оставить свою сумку у входа, сэр» – пояснил Тристан.
Ривера бросил на него взгляд. Без гнева, но с какой-то ленивой властностью.
«Неважно. Пусть входит с сумкой».
«Да, сэр», – пробормотал Тристан, растерянный. Он знал Риверу много лет. Знал, как он действует. И никогда не видел, чтобы тот позволял подобное. Почему эта девушка? Что в ней?
Ривера сделал приглашающий жест.
«Входите».
Ирен прошла внутрь. Просторная комната на PH-этаже была роскошна. Панорамные окна выходили на город. Золотистое свечение касалось мебели, гладких кожаных кресел. Играла классическая музыка – виолончель.
Ирен сделала шаг. И тут – злобное рычание.
Она остановилась. Перед ней, как из тени, вынырнул ротвейлер. Огромный. Мощный. Глаза – жёлтые, как у зверя. Он зарычал, и Ирен попятилась, но тут же упёрлась спиной во что-то тёплое.
Ривера. Он стоял прямо за ней.
«С-собака… страшная…» – пробормотала Ирен, охваченная настоящим страхом.
«Магнус, сидеть», – скомандовал Ривера.
Пёс тут же подчинился.
Ирен снова взглянула на животное. Оно лежало, глядя на неё с тем же вниманием, что и хозяин. Она сглотнула.
«Собаки – дисциплинированнее людей», – заметил Ривера. Его голос был всё таким же спокойным, но Ирен казалось, что каждое его слово звучит, как приговор.
Она инстинктивно сделала шаг в сторону, подальше от животного.
«Я не буду тратить ваше время, – сказал Ривера. – Я слышал, что у вас шаманские корни. Это правда?»
Ирен вскинула брови. На лице её застыло странное выражение – смесь растерянности и лёгкой досады. Она крепко сжала губы, словно пытаясь скрыть раздражение.
«Откуда вы это узнали? – спросила она, глядя прямо на Риверу. – Вы… наводили обо мне справки?»
Он стоял спокойно, опираясь на край дубового стола. Солнечный свет скользил по лакированной поверхности, дробясь в хрустальном бокале с водой. Его голос был ровным, но под тонкой оболочкой вежливости пряталась сталь.
«Мне естественно собирать информацию о человеке, который будет у меня работать, – сказал он, медленно повернув запястье, чтобы взглянуть на дорогие часы. – Но время – то, что я ценю превыше всего. Так что, если вы ответите на мой вопрос, сделаете меня счастливым».
Правда заключалась в том, что женщины в семье Ирен по материнской линии действительно обладали необычным даром. Шаманская кровь, как говорили старшие. Лечили травами. Ирен же никогда особенно не вникала. Дар был – но спал.
«Да, – медленно начала она, – только женщины в моей семье обладают этими способностями. Я… не развивала их, если честно…»
Ривера перебил, словно не желал терять времени:
«Если я покажу вам фотографию, вы сможете определить, где этот человек?»
Ирен взглянула на него с лёгким сомнением.
«Я могу попробовать. Но не обещаю. Это не точная наука».
Она действительно не была уверена, что у нее получится. В то же время она не знала, кого и зачем ищет Ривера, и не могла сделать ничего такого, что могло бы подвергнуть чью-то жизнь риску. Поэтому она не стала ничего обещать заранее, решила сначала выяснить, зачем он ищет этого человека.
Ривера прочитал колебание в её глазах.
«Если вы найдёте его, я вычту двадцать тысяч долларов из вашего долга».
Эти слова подействовали. Ирен напряглась. Такая сумма – это уже был стимул. Но и тревога внутри неё усилилась. Кто же этот человек, за которого Ривера готов платить так щедро?
«Мне понадобится предмет, принадлежащий этому человеку. Травы для эликсира и… большая карта. Очень большая».
«Обратитесь к Тристану, – кивнул Ривера. – Он всё устроит».
Травы были принесены в течение часа. Всё пахло сушёной мятой, горькой полынью и чем-то смолистым, тяжёлым. На кухне Ирен заварила зелье – её руки дрожали, когда она перемешивала тягучую тёмную жидкость. Затем они прошли в гостевую спальню. Шторы были плотно задернуты. Сумрак. Пахло свечным воском и чем-то древним, затерянным во времени. Карта заняла всё пространство кровати.
Ривера стоял у стены, как тень. Не двигаясь.
Ирен огляделась, вздохнула, порылась в сумке – и вдруг поняла, что забыла заколку. Волосы спадали на глаза. Она бросила быстрый взгляд на карман пиджака Риверы.
«Мистер Ривера… можно вашу ручку?»
Он медленно достал её и молча протянул. Она собралась, закрутила волосы, закрепила ручкой. Его взгляд ни на секунду не покидал её движений. Что-то в нём было слишком внимательное, слишком цепкое.
«Могу я взять фотографию и предмет?» – спросила она, уже опускаясь на колени у кровати.
Он передал ей старую фотографию и маленькую машинку. На фото – мужчина с гордой осанкой и рыбой в руке. Ирен взяла их, не задавая лишних вопросов, хотя сердце сжалось от любопытства. Она разложила камни на карте, перо – в центр. Закрыла глаза. Вдох. Выдох.
Картины вспыхнули перед глазами, будто кто-то включил кино. Мальчик, младенец, ссора, крики, ругань, уход. Мужчина с чемоданом. Слёзы.
Отец.
Ривера ищет своего отца.
«Ну? Где он?» – голос Риверы ворвался в транс, как сирена.
Ирен распахнула глаза, метнув в него гневный взгляд.
«Мистер Ривера, я не GPS-навигатор. Хотите результат – не мешайте».
Он пожал плечами. Но не извинился.
«У вас был этот предмет слишком долго. Воспоминания спутались. Мне нужен контакт».
«В каком смысле?»
«Дайте мне вашу руку».
Он резко отшатнулся.
«Нет!»
Она удивлённо моргнула. Страх? Или что-то скрывает?
«Это единственный способ, – мягко сказала она. – Только через вас я могу его найти». Это была правда. Но Ирен также хотела воспользоваться возможностью узнать кое-что о Ривере.
Тот на секунду застыл, будто внутренне борясь с собой. Потом – шаг вперед. Тяжелый. Неохотный. Он подошёл к Ирен, протянул руку и сказал тихо, но с жесткой ноткой в голосе, обостряющей всё вокруг:
«У вас две минуты. Надеюсь, скажете, где он. Иначе… всё пойдет плохо. Для вас».
Он не угрожал громко. Он просто констатировал. И от этого становилось страшнее.
Она коснулась его руки. Кожа – неожиданно тёплая, даже нежная. И в то же время – опасная. Словно эта ладонь могла и приласкать, и убить.
«Если хотите, чтобы я нашла его быстро, просто… думайте о нём», – прошептала Ирен, закрывая глаза.
Она сосредоточилась. Стук сердца стал глухим гулом в ушах. Пространство вокруг отступило, словно она нырнула в чужой поток сознания.
Сначала – кадры из бокса. Тяжёлый мешок, кулаки Риверы, напряжённые, как пружины. Потом – его собака, верный пёс, который лизнул ему щёку. Ирен будто листала книгу. Воспоминание за воспоминанием. Но некоторые страницы были вырваны – раз и нет. Словно кто-то сознательно закрыл их от неё.
Она мельком увидела сыворотку. Чёрную, как нефть. Он вводил её себе в вену. И тут же – пустота. Занавес. Она ощутила толчок: Ривера не хотел, чтобы она это видела.
Любопытство кололо её изнутри. Она тянулась дальше. Хотела узнать, кто он – за пределами маски. Но вместо этого увидела… его в постели. Женщина, стоны, движение. Чувства. Слишком много чувств. Она резко отпрянула. Это было не просто воспоминание – это была ловушка. Намеренно подсунутая грязная сцена, чтобы сбить её с толку. Чтобы выкинуть из головы всё лишнее.
И это сработало.
Смущение ударило в щеки, как огонь. Она стиснула зубы, переключаясь на владельца машины. Внутри зазвучал голос – собранный, холодный: работай, Ирен. У тебя всего минута.
Появилось лицо. Место. Автопрокат. Она дунула на карту. Перо, казавшееся почти живым, закружилось, скользнуло по поверхности и остановилось – точно. В нужной точке.
Ирен открыла глаза и подняла их вверх. Ривера нетерпеливо смотрел на нее.
«Я знаю, где он. Он за границей», – сказала она и указала на перо.
Хотя на лице Ривера не было улыбки, в тусклом свете свечи она увидела, как триумфально блестят его серые глаза. Этот человек умел очень профессионально скрывать свои чувства.
«Хорошо, – только и сказал Ривера, а затем, осознав, что его рука все еще находится в руке Ирен, отдернул. – Если он там – минус двадцать тысяч с вашего долга. Как и обещал. Вы свободны.»
Ирен поднялась, дошла до двери. Потянула за ручку. Но его голос остановил её:
«Мисс Кальдерон».
Она обернулась.
«Сэр?..» – голос предательски дрогнул.
Он подошёл. Близко. Слишком близко. Его рука коснулась её волос – нежно, осторожно. Она застыла. Дыхание перехватило.
Но вместо того чтобы сделать что-то пугающее, он просто вытянул из её волос ручку – тонкую, черную, с серебристым наконечником. Волосы девушки рассыпались по плечам.
«Это подарок, – сказал он спокойно. – Я не хочу, чтобы она потерялась».
Он убрал ручку в карман и указал на дверь. Ирен даже не помнила, как дошла до машины. Лишь гул крови в ушах и бешеный стук сердца.
Каждый раз, когда она старалась быть храброй перед Риверой… она всё равно чувствовала себя загнанным кроликом.
Глава 11. 11.06.2040
На космической станции раздался сигнал бедствия – тревожный, протяжный, он будто пронзил металлические стены. Пол освещённых коридоров задрожал под глухими ударами сапог – солдаты мчались с оружием наготове.
Один из них – молодой, с резкими чертами и чуть влажным от напряжения лбом – остановился у двери каюты и, не дожидаясь приказа, толкнул её плечом. Она отворилась с тихим скрипом.
В полумраке каюты, среди запаха старых книг, пыли и едва уловимого лекарственного аромата, стоял старик. Он не обернулся. Его худощавая фигура сгорбилась над письменным столом, заваленным записями и потрёпанными фолиантами. Руки – тонкие, как обнажённые корни дерева – были сцеплены за спиной.
«Докладывайте,» – произнёс он. Голос был хриплым, срывающимся, как будто в горле что-то мешало. Тем не менее в нём звучала твёрдая, почти имперская властность.
Солдат вытянулся по стойке смирно. Он говорил чётко, но в его голосе всё же дрогнула нота неуверенности.
«Мой Канцлер… преступники взяли в заложники Хлою. Они баррикадировались в девятом отсеке. Мы предполагаем, что собираются захватить спасательную шлюпку и сбежать».
Старик медленно повернулся. Его подбородок дрогнул. Он не сразу посмотрел на солдата – вместо этого взглянул на свои костлявые пальцы, будто пытался сосчитать их.
«Солдаты сейчас пытаются выломать дверь», – поспешно добавил солдат.
Он резко ударил по столу – книги подпрыгнули, тетради распались на страницы. Солдат невольно сделал шаг назад.
Хотя на вид ему было далеко за восемьдесят, но его движения были настолько быстрыми, что казалось, этот человек обладает огромным запасом энергии, способным поджечь все вокруг. Его кожа, похожая на жабью, была довольно морщинистой и на первый взгляд выглядела влажной и скользкой. На мгновение солдату почудилось, что кожа Канцлера вот-вот сползёт с костей – как старая одежда, обвисшая и готовая упасть. Возможно, благодаря его упрямству и сильному характеру этого до сих пор не произошло. Его голова была лысой и, как и все остальное тело, покрыта старческими пятнами.
Он поднял пару, горящих голубых глаз, способных в одно мгновение превратить в пепел любого, и спросил хриплым голосом, который, казалось, доносился из глубины сырой пещеры: «Старик с ними?» Он не спросил – он знал, просто хотел услышать это вслух.
Солдат проглотил комок в горле. И под этим пронзительным взглядом, под которым перед глазами промелькнула целая жизнь многих людей, он откашлялся, надеясь, что голос не подведёт его.
«Да, сэр. По нашим данным, преступники – солдат Логан Скотт и его сын Эллиот Скотт. Они оба солдаты, поэтому вооружены. Трое наших солдат ранены»
«Проклятье!» – Канцлер с силой отбросил оставшуюся на столе книгу – она ударилась о стену, и солдат вздрогнул. – Вы должны остановить их любой ценой!» – гневно выдохнул он сквозь зубы.
«Да, сэр!» – почти выкрикнул солдат, делая шаг назад. Он задержался. Что-то в нём – остатки юношеской наивности или глупости – подтолкнуло его задать вопрос: «Но, сэр… На поверхности планеты – ни одного признака жизни. Если они покинут станцию, они… умрут. Тогда зачем мы их останавливаем? Разве их все равно не будут судить и приговорят к смерти, если поймают?»
Едва вымолвив это, он уже пожалел, когда встретил устремленный на него взгляд. У солдата похолодело под лопатками.
«Если бы глупость могла светиться, ты бы озарил весь космос», – тихо сказал Канцлер. – «Оставь свои вопросы при себе и выполняй приказ».
Солдат, тут же покорно поклонился и, будучи еще целым и невредимым, буквально бросился вон из комнаты.
Логан Скотт метался взад-вперёд по тесной спасательной шлюпке, как загнанный зверь. Металлический пол глухо отдавал под его шагами. Он хмурился, сердито фыркал, и его острый, орлиный нос чуть дрожал от напряжения. Время поджимало. Ноздри впитывали тошнотворную смесь озона, старого пластика и машинного масла.
Рядом с панелью управления, склонившись над пультом, молодой Эллиот – высокий, с напряжёнными чертами лица, – лихорадочно работал пальцами. Стук кнопок сливался с тревожным гулом системы. Он ввёл координаты. Пункт назначения: Земля.
«Вы, должно быть, сошли с ума! – Хлоя Берн, стройная солдатка лет двадцати пяти, с пистолетом у виска, бросила гневный взгляд на мужчину, державшего оружие. – Земля не пригодна для жизни. Мы все заразимся, и погибнем там. Это самоубийство!»
Её голос дрожал, как натянутая струна. Белая кожа лба покрылась испариной. Её рука медленно скользнула к кобуре – рефлекс, которому научили годами службы.
Старик – седой, с кожей как пергамент и взглядом, полным упрямства, – только сильнее прижал ствол к её голове.
«Не верьте всему, что вам рассказывают, юная леди. Мы заражены ложью, не радиацией!»
«Это ты во всем виноват! – Логан резко шагнул вперёд, ткнул старика в грудь. – Ты влез в голову моего сына!»
«Я говорил ему правду. В отличие от тебя. Ты кормил его иллюзиями, как молоком. А правда – горька».
Логан сжал кулаки, его скулы задвигались. В груди всё бурлило.
«Хочешь правды? Тогда иди к Канцлеру. Пусть скажет, почему половина станции врет остальной половине.».
Он показал на пульт.
«Либо ты следуешь его правилам, либо покидаешь корабль. Все просто. Мы с Гвендолин, с Дженнифер… боремся за выживание. Ты хочешь обвинить нас? Вперёд».
Старик сжал губы в тонкую линию.
«Это всё ещё можно остановить».
«Додо тоже так думала, – глухо сказал Логан. – Сбежала со своими вольнодумцами два года назад. Где они теперь? А мы всё ещё здесь. Ничего не изменилось».
Старик прищурился:
«Значит, изменим».
За дверью слышались глухие удары. Солдаты таранили шлюз. Металл уже начал прогибаться.
«Ты не имеешь права жертвовать моим сыном ради спасения своего! – рявкнул Логан, делая шаг вперёд.
«Он не твой сын!» – с вызовом бросил старик.
В Логане вспыхнуло что-то дикое. Он ударил себя в грудь кулаком, будто доказывая, что сердце ещё живо:
«Заткнись! Он мой! Я его вырастил. Я менял его пелёнки. Я учил его ходить. Я ночами не спал, когда он болел. Он – мой сын».
«Что ж… сочувствую твоим усилиям, Логан. Но он должен знать, кто его настоящая мать.
Логан поднял палец, готовый ринуться в новый спор, но из-за пульта раздался голос:
«Папа, хватит!»
Эллиот обернулся, его глаза были полны усталости и решимости.
«Я делаю это не из-за него. Это мой выбор. Я хочу на Землю. Всё. Хватит винить старика».
Внутри Логана всё рухнуло. Он шумно выдохнул, сжал губы, и молча отвернулся. Снова начал расхаживать по шлюпке, шаги становились всё тяжелее.
«Ты всё делаешь неправильно, сын. Там, внизу, нет ничего. Ни жизни, ни света. Только смерть».
«Да! – подхватила Хлоя, не сводя глаз с оружия. – Вы должны его слушать. Мистер Скотт – единственный разумный человек здесь».
Эллиот только покачал головой. Он застегнул ремень, повернулся к панели и заговорил быстро, отчётливо:
«Поздно. Все на места. Пристегнуться. Пуск – через тридцать секунд».
Тишина наполнилась тиканьем счётчика. 29… 28…
Логан и Хлоя обменялись взглядами. Без слов. Он посмотрел на неё так, будто хотел сказать: Я пытался. Я правда пытался.
Они подчинились. Сели. Пристегнулись. Металл скрипнул под весом их тел.
Три… Два… Один…
Секунда – и гравитация сорвалась с цепи. Шлюпка дёрнулась, отброшенная от станции. Корабль метнулся в пустоту, разрезая холодную тьму космоса на огромной скорости.
А впереди – Земля.
***
С орбиты планета выглядела мёртвой – выжженной, молчаливой, как забытый богами могильник. Но внутри экипажа теплилась мысль: там кто-то есть. И они не ошиблись. Живые были. Изломанные, измученные, но всё ещё живые.
Старая гостиница на вершине холма давно перестала быть прибежищем для путешественников. Теперь она стала последним пристанищем упрямых выживших – тех, кто отказался умереть.
Дороти Скотт сидела, поджав ноги, в изношенном кожаном кресле возле окна, герметично заклеенного чёрной изолентой и тремя слоями пластика. За ним нельзя было разглядеть ничего – лишь мутный, серо-коричневый свет, будто само небо сгнило. Воздух, хоть и стал чище за последние годы, и жители приобрели иммунитет, но слишком долгое пребывание на открытом воздухе могло привести к серьезным повреждениям.
Воздух внутри казался тяжёлым, как одеяло, натянутое на грудь. Гудел самодельный фильтр в углу комнаты: двигатель от холодильника, фильтрующая ткань из старого плаща и трубки от капельницы. Каждое дыхание – как глоток воды в пустыне. Выжитое из останков прошлого.
Тонкая лампа, питаемая от выцветшей солнечной панели на крыше, моргала и издавала слабый электрический треск. Солнце почти не пробивалось через смог, но хватало, чтобы зарядить пару аккумуляторов – этого было достаточно для света, фильтра и коротких радиосигналов.
Дороти склонилась над тетрадью. Страниц почти не осталось. Карандаш был истёрт до корешка, с зазубренным грифелем. Она писала наискосок, стараясь уместить слова:
«День семь тысяч девятьсот шестой.
Очиститель почти сдох. Если завтра не разберу ту стиралку, которую нашли в прошлом месяце, придётся дышать тем, что есть».
Она приехала сюда с верой. С мечтой восстановить лабораторию. Запустить машину времени. Перезаписать историю. Вернуть всё, как было.
Но надежда быстро столкнулась с реальностью.
Одноглазый… Это имя шипели в темноте, передавали шёпотом из уст в уста. Он собрал вокруг себя жестоких, выживших любой ценой, и сделал из пандемии своё оружие. Его банда контролировала руины, водоочистительные станции, остатки техники… и лабораторию. Он не жалел никого. Старики, дети, женщины – никто не был в безопасности.
Когда Дороти впервые столкнулась с его людьми, она поняла, насколько всё изменилось. Это была не просто война за ресурсы. Это была война за само право быть человеком.
Она встретила несколько выживших. Некоторые были из её прошлого – тех, кого она считала давно погибшими. Но радость встречи быстро омрачилась страхом: теперь даже друзья могли предать ради куска хлеба или батарейки. Мир больше не знал жалости.
Воду собирали по утрам, скапливая конденсат на прохладных трубах. Но не хватало. Каждый выход наружу – как лотерея. Противогаз, винтовка, карта старых тоннелей. Они искали еду, воду, топливо. Всё, что могло поддержать их фильтры и дыхание. Главное – не попасться людям Одноглазого.
Когда Дороти и её спутники впервые попытались прорваться к лаборатории, всё пошло наперекосяк.
Она всё ещё помнила тот день, как будто он был вчера. Хотя с тех пор прошло больше двух лет.
Они с Тристаном стояли в сердцевине лаборатории. Металл машин времени холодил пальцы. Тристан дрожал. Не от страха – от ответственности. Он знал, что любое движение, любое смещение – это ставка на всё. Но тогда у них не было выбора.
Они прыгнули.
Время треснуло.
На мгновение всё замерло – и рассыпалось на осколки. Они вернулись слишком поздно, но при этом слишком рано. Что-то в структуре истории поменялось. Кто-то выжил, кто должен был умереть. Появилось то которого не было в их временной линии. И Одноглазый… Его люди уже были внутри, когда они вернулись.
Им пришлось бежать. Быстро, не оглядываясь. Его парень Джейсон прикрывал их, пока она не услышала автоматные очереди. Сначала одна. Потом другая. Потом… тишина.
С тех пор путь к лаборатории был закрыт. Как будто само время швырнуло их прочь. близко. Одноглазый выставил патрули, их не подпускали. Но они держались. И Дороти всё ещё верила, что можно всё изменить.
Однажды они снова доберутся туда.
Но в этот раз – осторожно. Без скачков. Без ошибок.
Очиститель вдруг чихнул, затрещал, и Дороти замерла, вжав карандаш в ладонь. Посмотрела – нет, просто пыль попала в фильтр. Она выдохнула. Слишком резко.
За спиной что-то щёлкнуло – и на старом столике коротко пикнул спутниковый приёмник. Она медленно повернула голову. Не веря. Не дыша.
Писк повторился. Уже громче. Уже яснее.
Она вскочила, задела локтем лампу, отчего та упала и загорелась тусклым тревожным светом. Писк повторился.
«Господи… сигнал…» – прошептала она, и голос у неё сорвался.
Через секунду она уже неслась по коридору, босые пятки шлёпали по доскам, руки метались вдоль стен – она держалась за всё подряд, будто мир внезапно стал подвижным.
В холе пахло старой древесиной, металлом и чем-то влажным – сырость въелась в стены за годы. Все окна и двери были плотно закрыты. Ни одного открытого проёма – даже замочная скважина заклеена лейкопластырем. Воздух здесь тоже гонял старенький самодельный фильтр – склеенный из автомобильного вентилятора, медного провода и части школьного пылесоса. Иногда он урчал и задыхался, как старик, но всё ещё работал. Пока.
Тристан сидел у стены и разбирал автомат. Он работал молча, сосредоточенно, как хирург, спасающий то, что спасти нельзя. Его левая рука была так слаба, что он почти не мог ею пользоваться. Память о его прошлых грехах. Патроны лежали перед ним в тряпке – он сам собрал их по руинам: три настоящих, остальные – самодельные. Надёжность у них была такая же, как у предателя.
Ирен колола засохшие коренья в глиняной миске и осторожно добавляла их в кипящий котелок. В нём булькала вода из фильтра – мутная, со вкусом железа. У неё был особый рецепт: немного сушёной крапивы, две дольки вяленого корня, щепоть соли из старого склада. Её лицо было сосредоточенным, а движения – отточенными. Как будто каждое варево было не супом, а ритуалом, сохраняющим веру.
«Если еда пахнет хотя бы немного как еда – значит, ещё не всё потеряно», – однажды сказала она, и Тристан запомнил.
Запыхавшись, Дороти влетела в холл, когда-то парадный, теперь – заставленный батареями, пустыми канистрами и мешками с сухим мхом.
«Ирен! Тристан! Я получила сигнал! Кто-то с космической станции приближается к Земле!»
Ирен подняла голову. Тристан вздрогнул. Его лицо потемнело, в глазах – тревога и решимость. Он подошёл молча взял прибор из рук Дороти. Посмотрел на мигающий дисплей. Его брови дрогнули.
«Они садятся к западу от лаборатории. Собираемся и выходим. С фильтрами. С винтовкой. И со всем, что осталось».
Ирен поднялась. Медленно. Как будто каждое движение вызывало боль. На лице мелькнула слабая, тусклая, но настоящая улыбка.
«Пешком мы их не догоним», – сказала Дороти, облизав пересохшие губы.
«Я скажу этому болвану подготовить машины, – процедил Тристан. – Мы должны добраться туда первыми. До крыс Одноглазого». – Он метнулся прочь, схватив рюкзак.
Ирен подошла ближе. Руки дрожали.
«Додо… ты думаешь… это он?» – шепнула она, прижимая ладонь к груди.
Та улыбнулась, несмотря на пересохшие губы.
«Думаю, это он! Я же говорила тебе, я встречала его в прошлом!» – глаза блестели, как у ребёнка, увидевшего звезду, о которой читал только в книгах.
Шлюпка с шипением опустилась в пыль. Земля дрожала под её весом. Люк открылся, и наружу вышли четверо в защитных масках – Старик, Логан, Хлоя и Эллиот. Они ступили на Землю, словно на мифическую землю из сказок, передаваемых в замкнутых отсеках станции из поколения в поколение.
Руины Сан-Вриго лежали вокруг них, будто высушенные кости цивилизации. Полуразрушенные здания. Ржавые машины, заросшие травой. Лоскутки баннеров, колышущихся на летнем ветру.
Хлоя наклонилась. Почва. Настоящая. Не симулированная. Она коснулась её, провела пальцами, загребла немного и рассыпала в ладонях. Под маской её лицо вспыхнуло восторгом, словно она прикоснулась к легенде.
Эллиот, сжав прибор в руке, всматривался в экран:
«Показатель – 56 процентов. Папа, Хлоя – не снимайте маски».
Старик кивнул:
«Пошли. Лаборатория в полутора часах отсюда, если двигаться сразу».