скачать книгу бесплатно
«Изрядно самогоном обожжённая…»
Изрядно самогоном обожжённая,
и спиртом – я его не разбавляю,
вся глотка у меня уже лужёная,
но я её и дальше закаляю.
«Я только сейчас, к исходу века…»
Я только сейчас, к исходу века
трезво начал думать головой:
изо всех инстинктов человека
всё же самый главный – пищевой.
«Я рад был видеть: напрочь разные…»
Я рад был видеть: напрочь разные
умом, характером и опытом,
евреи, праздник жизни празднуя,
здесь на клочке собрались крохотном.
«Не путай службу и служение…»
Не путай службу и служение:
служение – всегда вериги,
а служба любит продвижение
и пишет нравственные книги.
«И я когда-то был учащимся…»
И я когда-то был учащимся,
как все ровесники мои,
а нынче все мы тихо тащимся
с телегой собственной семьи.
«Есть за всё в этой жизни расплата…»
Есть за всё в этой жизни расплата,
вот кончается срок мой земной,
над людьми я смеялся когда-то,
нынче время шутить надо мной.
«Сижу внутри квартиры у дверей…»
Сижу внутри квартиры у дверей.
В пивную в это время шёл я встарь.
Но вирус там гуляет – как еврей,
продавший прошлогодний календарь.
«Восторженность ко мне приходит редко…»
Восторженность ко мне приходит редко,
и счастьем искажается лицо,
я радуюсь восторгу, как наседка,
благополучно снёсшая яйцо.
«Увы, по мере пробуждения…»
Увы, по мере пробуждения —
а сны мне дарят утешение —
во мне растёт предубеждение
против земного мельтешения.
«Какую-то крошку тащил муравей…»
Какую-то крошку тащил муравей,
и груз был тяжёл малышу;
и стало смешно мне: я старый еврей,
но тоже продукты ношу.
«По возрасту давно бы мне пора…»
По возрасту давно бы мне пора
уже утихомириться, наверно,
но жизни ежедневная игра
по-прежнему влечёт меня безмерно.
«Зря иные кипят в беспокойстве…»
Зря иные кипят в беспокойстве,
не желая понять соответственно:
неисправности в нашем устройстве
нарастают с годами естественно.
«Уже я в жаркий перепляс…»
Уже я в жаркий перепляс
не кинусь в бурном хороводе:
года своё берут у нас —
дряхлеешь даже на свободе.
«Нет, на Творца я не в обиде…»
Нет, на Творца я не в обиде,
что так судьбу мне предназначил:
я столько всякого увидел,
что жил бы хуже я иначе.
«Время нынче катится безумное…»
Время нынче катится безумное,
сдвинулась какая-то основа,
в наше благоденствие бездумное
льются звуки хаоса земного.
«На свете есть такое вещество…»
На свете есть такое вещество —
звучит оно ругательством в народе;
я не люблю любое большинство:
в нём это вещество бурлит и бродит.
«Когда уйду я в царство теней…»
Когда уйду я в царство теней,
примусь, наверно, я роптать,
что нет у теней сновидений,
а мне их будет не хватать.
«Ненужное милее мне, чем нужное…»
Ненужное милее мне, чем нужное,
притом руковожусь я вкусом личным;
пристрастие моё, корысти чуждое,
и сделало наш дом таким отличным.
«Срок земной не знает замедления…»
Срок земной не знает замедления,
и замедлить старость нету средства;
скоро я достигну просветления
и впаду в задумчивое детство.
«Всякое моё изображение…»
Всякое моё изображение,
как и лично я в оригинале,
в женщинах будить воображение
может, к сожалению, едва ли.
«Бесчисленно обилие трактатов…»
Бесчисленно обилие трактатов
о том, как мир улучшить и спасти,
но столько же и пламенных плакатов,
зовущих уничтожить и снести.
«Охотно славу я воздам…»
Охотно славу я воздам
прогрессу женского создания:
отзывчивость прекрасных дам
растёт по мере увядания.
«Когда народ за душу трогали…»
Когда народ за душу трогали,
мы отзывались каждый раз,
и объявилось много погани,
но больше качественных нас.
«Живу я тихо и беспечно…»
Живу я тихо и беспечно —
как понимаю жизни суть,
а то, что жить не буду вечно,
меня не трогает ничуть.
«Простое вполне размышление…»
Простое вполне размышление
из воздуха всплыло затихшего:
моё неуёмное тление —
остатки горения бывшего.
«Когда у власти гаснут чары…»
Когда у власти гаснут чары,
и страхи видятся подробные,
тогда нужны ей янычары —
тупые, тёмные и злобные.
«Уже стою у двери в мир иной…»
Уже стою у двери в мир иной,
хотя навряд ли есть такая вечность;
на память полистав мой путь земной,
одобрил я и глупость, и беспечность.
«Устроен каждый очень разно…»
Устроен каждый очень разно
из непонятных Божьих тварей:
вот ведь живу я буржуазно,
а всей повадкой – пролетарий.
«Мне столь же нужно, как дыхание…»
Мне столь же нужно, как дыхание
