banner banner banner
Последний Иерусалимский дневник
Последний Иерусалимский дневник
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Последний Иерусалимский дневник

скачать книгу бесплатно

«Похоже на дыхание чумы…»

Похоже на дыхание чумы
течёт заразы паводок шальной,
так сильно вирус вывихнул умы,
что станет жизнь совсем теперь иной.

«Ночью дух податлив чуду…»

Ночью дух податлив чуду,
всё загадочно на свете,
лунный свет рассеян всюду,
как евреи по планете.

«Мир хотя устроен не без блядства…»

Мир хотя устроен не без блядства,
но повсюду веет благодать,
многому пристойно удивляться,
ничего не стоит осуждать.

«Не известна конечная дата…»

Не известна конечная дата
у таких же, как я, долгожителей,
но теперь я живу бородато
и к себе отношусь уважительней.

«Хвалю кровать я кстати и некстати…»

Хвалю кровать я кстати и некстати:
когда-то я на ней любил жену,
а главное – на этой же кровати
когда-нибудь я ноги протяну.

«Отменный был бы я еврей…»

Отменный был бы я еврей,
весьма трудолюбивый,
но жаль – на дне души моей
живёт подлец ленивый.

«Прохиндей, вымогатель, пройдоха…»

Прохиндей, вымогатель, пройдоха,
слепок желчи, ума и гавна,
рад любому сказать, что эпоха
удручающе ложью полна.

«Я людей нисколько не сужу…»

Я людей нисколько не сужу —
так уж мы устроены, наверно,
я лишь огорчительно гляжу,
как ползёт на мир густая скверна.

«Пускай беснуется толпа…»

Пускай беснуется толпа,
вопя свои желания,
мне одинокая тропа
нужней для выживания.

«В это время навеки я влип…»

В это время навеки я влип,
в нём живу я и с ним заодно,
а что я – ископаемый тип,
я почувствовал очень давно.

«Когда евреи, головы клоня…»

Когда евреи, головы клоня,
благодарят незримого Творца,
то чувство гложет изредка меня,
что я меж них – паршивая овца.

«Не отвлекаясь на подробности…»

Не отвлекаясь на подробности,
скажу, что я бы, будь у власти —
пособие по неспособности
платил лентяям разной масти.

«Мы душевно – отнюдь не калеки…»

Мы душевно – отнюдь не калеки,
но не стоит сгибаться в поклонах:
дремлет варвар в любом человеке,
а проснуться готов – в миллионах.

«Увядание естественно…»

Увядание естественно —
мир безжалостно жесток,
только видеть очень бедственно
усыхающий цветок.

«И был я уязвим со всех сторон…»

И был я уязвим со всех сторон,
хоть жил, почти того не замечая,
а нынче я в еврействе растворён,
как сахар в чашке налитого чая.

«Напрасно нас пугает бездна…»

Напрасно нас пугает бездна —
в ней очень виды хороши,
туда заглядывать полезно
для укрепления души.

«С валютою не снятся мне мешки…»

С валютою не снятся мне мешки,
в достатке я живу, хоть не богато;
оплот моей свободы – те стишки,
которые в тюрьму свели когда-то.

«При жизни в сумасшедшем доме…»

При жизни в сумасшедшем доме
с его различными акцентами
разумно всё на свете, кроме
серьёзных споров с пациентами.

«Пока тупая сила правит миром…»

Пока тупая сила правит миром,
и ложь весьма успешно служит ей,
не надо ждать ни кацам, ни шапирам
ни тихих лет, ни даже светлых дней.

«Я часто про себя пишу неряшливо…»

Я часто про себя пишу неряшливо
и грустен, как весёлая вдова,
мне жалко про себя, такого зряшного,
отыскивать высокие слова.

«Я раньше никогда бы не подумал…»

Я раньше никогда бы не подумал,
что всё так переменится на свете,
и жизни обаятельного шума
достаточно мне будет в интернете.

«Учусь я у власти умению жить…»

Учусь я у власти умению жить,
завидны апломб и нахальство,
талантом в чужие штаны наложить
всегда отличалось начальство.

«Сегодня говорю я, что всегда…»

Сегодня говорю я, что всегда,
когда уходят царственные лица:
ещё один ушёл из-под суда,
который непременно состоится.

«Слова – сродни случайному лучу…»

Слова – сродни случайному лучу —
приходят без резонов никаких;
стихи я не пишу, а бормочу,
лишь после я записываю их.

«Шёл двадцать первый век уже. Смеркалось…»

Шёл двадцать первый век уже. Смеркалось.
Такого я не знал ещё дотоле:
весь день во мне угрюмо тлела жалость —
подряд ко всем, кто ссучился в неволе.

«В итоге благодарен я судьбе…»

В итоге благодарен я судьбе —
она меня пугала направлением,
а я не упирался с ней в борьбе,
но просто изменял её велениям.

«Я жизнь мою не мыслю без того…»

Я жизнь мою не мыслю без того,
что дарит необъятную свободу —
чтоб как бы я не делал ничего,
но черпал из души живую воду.

«Преступному весь век я предан зуду…»

Преступному весь век я предан зуду,
и в том давно пора признаться мне:
я мысли крал. И впредь я красть их буду,
и пусть потом в аду гореть в огне.

«Я не храбрюсь, когда ругаюсь матом…»

Я не храбрюсь, когда ругаюсь матом,
но не боюсь ни бесов, ни скотов;