скачать книгу бесплатно
Всегда он укладывал все необходимые вещи для дачи, отправлял багаж, сопровождал меня с детьми на вокзал и усаживал в вагон.
Случалось, иной раз, вечером накануне отъезда, когда надо было укладывать вещи, когда ломовик и извозчик были заказаны и билеты для всех взяты, Василий приходил, еле держась на ногах. Я в ужасе говорила:
– Что вы со мной делаете, ведь билеты уже взяты!
– А вы, барыня, не суетитесь попусту. Пьяный все же человек. Не забывайте, не забывайте! Ну, дайте мне ключ от парадной двери, выложите в кабинете все необходимые вещи, только ничего не забудьте. Оставьте чемоданы, корзины, веревки, и все будет исправно сделано!
И действительно, утром у подъезда стояли два извозчика. А рядом Василий с квитанцией в руках на сданный багаж. Затем он усаживал на одного извозчика меня с двумя детьми, на другого няню с двумя другими, сам же спешил на конку. У вокзала он встречал нас, перетаскивал все вещи в вагон (чтобы не было расходов на носильщика) и, проводив нас, возвращался домой, чтобы убрать квартиру к приходу Ивана Петровича.
Мы всегда с благодарностью вспоминали его дружеские заботы и услуги.
После смерти Василия новый швейцар Иван Лебедев также входил во все наши семейные интересы, был внимателен и заботлив. Не только по отношению к нам самим, но и к детям. Прослужил он до нашего переезда в дом Академии наук, после чего попрощался с нами и уехал к себе на родину в деревню.
Марьюшка и Даша
В 1891–1892 гг., когда мы переехали в большую квартиру на Введенской улице, пришлось подумать о регулировании домашнего хозяйства. До этих пор у нас или совсем не было служанок, или же были временные. Я не могла дать хорошего жалования, доходов при покупке провизии тоже не могло быть, так как я хорошо знала цены продуктам, а ели мы очень скромно. Поэтому у нас постоянно менялись кухарки.
Однажды приходит пожилая женщина, чисто и скромно одетая, с умными глазами и ласковой улыбкой, посмотрела она на меня, на детей, обошла всю квартиру, помолилась на каждый образ и сказала:
– Люблю, когда бога не забывают. Вот сделаем мы так: поживу я у вас неделю, и мы приглядимся – як вам, а вы ко мне. Понравимся друг другу – останусь, а нет, так попрощаемся.
За неделю Марьюшка покорила нас всех. Иван Петрович оценил в ней человека, любящего работу и исполняющего ее добросовестно. Я оценила в ней необычайную аккуратность и честность. Со страхом ждала я решения Марьюшки. И вдруг на шестой день она привезла свой сундук, повесила свои образа и пошла служить молебен на добрую жизнь, прожила у нас Марьюшка 16 лет до самой своей смерти.
Это была женщина с сильным характером, чувством собственного достоинства, скромная и любящая, она была вдова. Прожила с мужем долгое время, очень дружно, он был повар, и от него она научилась готовить не только хорошо, но даже артистически. Иван Петрович был тому рад, так как он ел всегда мало, но любил, чтобы все было вкусно приготовлено.
Была у Марьюшки единственная дочь, красивая, умная, тихая и трудолюбивая женщина, очень несчастная в замужестве. Муж ее был пьяница, бездельник, пропивший все наследство своих родителей и сидевший на шее у жены и ее матери. Бедная женщина приезжала отдыхать к своей матери. Это поддерживало ее материально и нравственно. Особенно огорчало обеих женщин, что внучки пошли в отца пьяницу – некрасивые, грубые и ленивые.
Я всегда любовалась, с каким удовольствием Марьюшка расчесывала чудные косы своей дочери, а косы-то были толстые, как кулак, и до колен.
Была еще у Марьюшки семья ее брата, человека больного, неспособного к работе. Жена же его была забалована и не желала работать. Детей у них было двое, дочь Маша и сын Кузьма, эту семью тоже надо было поддерживать Марьюшке. Когда нам понадобилась помощница для уборки большой квартиры, Марьюшка попросила меня взять ее племянницу Машу, чтобы та могла посылать все свое жалование родителям.
Приехала молоденькая девочка, лет 15–16, очень аккуратная, трудолюбивая и ласковая. Она стала внимательно прислушиваться к моим занятиям с детьми. Сама она уже умела хорошо читать и недурно писать.
Я всегда обучала служивших у меня чтению, письму и первоначальной арифметике. Каково же было мое удивление, когда Маша первая попросила меня с ней заниматься. При том оказалось, что она усвоила многое из моих занятий с детьми, и усвоила с большим толком и сообразительностью. Чем дальше шли занятия с ней, тем больше я увлекалась и приходила в восторг от ее жажды знаний и от ее способностей. Она с таким толком передавала прочитанные ею произведения, что Иван Петрович стал давать ей популярные книжки, присланные ему для отзывов. Если Маша передавала содержание их толково, то он одобрял книжки, а в противном случае отвергал.
Стоит у меня перед глазами следующий случай. Вышел очень тяжелый день: дети капризничали, плохо занимались и к вечеру устали; уложив детей спать, села я с интересной книгой «Лекции Соловьева о русской истории», чтобы отдохнуть до прихода Ивана Петровича. Он был на заседании Общества русских врачей, после которого хотел диктовать свои лекции о пищеварении. Вдруг тихо открылась дверь, и вошла Маша с книгами и тетрадями.
– Маша, ты видела, какой у меня был тяжелый день? Я раздражена, мне надо успокоиться к вечеру для писания с Иваном Петровичем, если я стану заниматься с тобой, то вымещу на тебе свое раздражение, буду рвать тебя за уши!
– Что ж, – сказала Маша, – а только займитесь.
Что же мне оставалось делать? Волей-неволей стала я заниматься, и дело пошло успешно. Маша порадовала меня, прочтя свое стихотворение. Так что до самого прихода Ивана Петровича время прошло для нас незаметно.
Скоро Маша выдержала экзамены на сельскую учительницу. Это не удовлетворило ее жажду к знанию, она пожелала учиться дальше, чтоб сдать экзамены на городскую учительницу.
Живя у нас, она перечитала всех наших классиков, очень недурно и с увлечением писала сочинения, писала стихи.
Казалось, все шло хорошо, но родители стали требовать от Маши больше денег. Заболевание отца усиливалось. Наступило время учиться ее брату. К счастью, нам удалось достать Маше место продавщицы винной лавки в их городке. Жалованье обеспечивало всю семью. Торговала в лавке мать. Маша вела только счеты и оставалось много времени для учения. Программы были у нее или давала их я. Ко мне же приезжала она проверять свои знания и получать дальнейшие указания для работы. Дело шло отлично.
В Петербурге жила Машина двоюродная сестра – портниха. Однажды Маша, приехав в Петербург, остановилась не у нас, как всегда, а у двоюродной сестры. Дело было перед Троицей. Работы было очень много, и Маша стала помогать сестре. Квартира была под крышей, было очень жарко. Обе они пили сырую воду прямо из-под крана. Для сестры дело обошлось благополучно, а наша любимица Маша заболела тифом и была отправлена в Боткинские бараки
.
Как только уведомили нас об этом, я немедленно поехала туда и от имени Ивана Петровича просила докторов, фельдшериц и сестер обратить внимание на эту дорогую нам жизнь, сиделкам же заранее вручила благодарность. Все полюбили Машу и внимательно ухаживали за ней. Дело шло на поправку.
В Духов день сидим мы с Марьюшкой и толкуем о том, что завтра же надо будет взять Машу из больницы и отправить домой. Разговор наш был прерван звонком: пришли сообщить, что ночью Маша скончалась. Оказалось, что в Троицын день двоюродная сестра принесла ей массу гостинцев, Маша поела, и следствием этого было кишечное кровотечение.
Так погибла эта талантливая натура. Мы с Иваном Петровичем горько ее оплакивали. Подобных способностей и любви к знанию мне не пришлось больше встретить, хотя через мои руки прошло много учеников и учениц.
Тяжело перенесла наша Марьюшка этот удар, утешило ее то, что брат Маши окончил к этому времени свое учение у плотника. Из него вышел дельный рабочий, и семья не потерпела материального ущерба.
* * *
Марьюшка относилась к Ивану Петровичу с каким-то почти священным почтением. Доставить ему удовольствие, порадовать чем-нибудь было для нее настоящим праздником. Когда пришлось нам однажды уехать за границу на какой-то съезд и дети оставались с моей сестрой, которая не любила хозяйничать, то деньги на прокормление семьи оставила я Марьюшке, она измучила всех детей, заставляя их по очереди записывать счеты. Записывалась каждая копейка, причем она говорила детям:
– Каждая копейка заработана вашим отцом и потому должна быть разумно истрачена. Нельзя его труды пускать по ветру.
Все чаще и чаще стала звать Марьюшку ее дочка отдохнуть летом в деревне, Марьюшка не решалась, но одно печальное письмо дочери подействовало на нее. Она попросила меня нанять на лето заместительницу и отпустить ее на отдых. Дело устроилось. Надо было Марьюшке уезжать, она бросилась мне на шею, расплакалась и сказала:
– Боюсь ехать! На кого я вас оставлю? Дети еще не выросли, а вам нет времени как следует заниматься хозяйством!
Все же она уехала. Действительно, сердце ее не обмануло – она там скончалась от дизентерии.
Должна упомянуть еще об одной услуге, оказанной мне Марьюшкой. После смерти Маши мне пришлось искать ей заместительницу. Пришла наниматься молодая девочка, очень миленькая и нежненькая. Мне она очень понравилась, но Марьюшка сказала:
– Разве для вас годится такая? Ведь это горничная – ходит за госпожой. А вам нужна работница, чтобы и печи топила и пол подмывала, и детское белье стирала. Вы не посмотрели, какие у нее нежные руки? Это не работница.
Тогда я поручила эту заботу Марьюшке. Она мне нашла очень дельную и хорошую девушку Дашу, прослужившую у нас до своего замужества. Девушка была аккуратна, трудолюбива и честна. Все свободное время она употребляла на приготовление себе приданого. Великолепно вязала, вышивала, но отличалась редкой неспособностью к учению. За четыре года она едва выучилась читать и только печатное. Писать же так и не научилась. Могла только подписать свою фамилию.
