скачать книгу бесплатно
Вернулись мы в Петербург веселые и счастливые. По возвращении Иван Петрович просил меня никогда не вспоминать о табесе. Что я свято и исполнила.
Нашли мы себе квартиру на Петербургской стороне – на углу Введенской и Пушкарской улиц в третьем этаже со двора. Квартира состояла из четырех маленьких комнат и кухни. Когда был у нас там профессор Ненцкий, он заметил: «Квартирка недурна, но зачем так воняет псиной на лестнице?»
В это время у нас был еще только один ребенок – пятилетний старший сын Володя. Финансы наши были в очень плохом состоянии. Я не держала прислугу и все по хозяйству делала сама.
Каждый день гуляла с ребенком, приготовляла обед, занималась с мальчиком и обшивала его, а вечерами писала под диктовку работы Ивана Петровича. Жизнь наша шла счастливо и покойно, полная умственных интересов. Размолвки, если и бывали, то пустяковые.
Дочь Павловых Вера в младенческом возрасте
Однажды Иван Петрович опоздал чуть ли не на два часа к обеду. Понятно, обед перепортился. Иван Петрович очень резко выражал свое неудовольствие на меня за невкусный обед, а на мальчика за его бесконечные разговоры. Сынишка с удивлением посмотрел на отца, всегда с ним ласкового, и спросил:
– Скажи, пожалуйста, папа, чем мы с мамой виноваты, что у тебя был неудачный опыт?
Эти слова были ведром холодной воды на Ивана Петровича. Он схватил мальчика на руки, стал его обнимать, целовать и приговаривать:
– Да, правда должна быть выше всего! Я был неправ, и это больше никогда не повторится. Ты помни, как было стыдно твоему отцу за его несправедливый поступок. Да и ты, Сара, забудь, пожалуйста, мой проступок.
И действительно, мы никогда больше не страдали от неудачных опытов, хотя их было множество.
В этой квартире мы прожили два года, а потом переехали в большую квартиру этого же дома
в бельэтаже, окнами на солнечную площадь, с парадным входом, с высокими большими комнатами. Это был вкус Ивана Петровича – чтобы в квартире было много воздуха и света. Переехали мы туда уже с двумя детьми.
Уголок гостиной в квартире Павловых на углу Введенской и Пушкарской улиц
Иван Петрович был приглашен принцем Ольденбургским заведовать отделом физиологии в Институте экспериментальной медицины. Средства наши поправились, и мы могли бы жить без нужды, если бы не пришлось поддерживать многих родственников.
Владимир Иванович Добровольский, профессор
После того, что я управляла нашими скудными финансами во время нашей жизни, Иван Петрович заявил, что боится доверять мне большие суммы и будет сам ими распоряжаться. Однако недолго распоряжался он деньгами. Одна старая знакомая его еще по Рязани, узнав, что мы сразу получили из Института экспериментальной медицины (не помню уже за какое только время) 720 рублей, попросила меня одолжить ей эти деньги. Когда я ей отказала, прибавив, что мне они нужны, чтобы прилично одеть мужа, она мне ответила:
– Вы долго ждали, можете и еще подождать!
Посмеялись мы с Иваном Петровичем, тем дело и кончилось.
На другой день вечером, когда он явился со службы, я принесла ему счет тех вещей, которые нам необходимо было сделать. Иван Петрович сильно сконфузился, передал мне 20 рублей и сказал:
– Нет, ты уж сама будешь распоряжаться деньгами, как и раньше. Сегодня утром приходил муж твоей приятельницы и взял у меня 700 рублей.
Так эти деньги и не были никогда возвращены.
К счастью, у нас обоих были покладистые характеры: мы скоро забывали о подобных приключениях.
В большой нашей квартире было очень свободно, так как мебели у нас почти не было, кроме трех солидных книжных шкафов, купленных благодаря дружескому участию Е. О. Симановской.
Увидя как-то, что Иван Петрович получил деньги, она взяла эти деньги у него, заехала за мной, мы поехали и купили самые необходимые вещи
. Купили 3 шкафа для книг, а то книги были сложены у нас прямо на полу, купили две хороших кровати Сан-Галли, платяной шкаф, вешалки, зеркало и стулья для передней. На дальнейшую покупку не хватило, потому, что надо было оставить деньги на жизнь.
Вот вскоре после этого приехал наш друг профессор Добровольский. Посмотрел, одобрил книжные шкафы и, покручивая усы и ухмыляясь, оказал:
– Это мне напоминает франта в цилиндре, но без штанов.
Иван Петрович огорчился, так как шкафы ему очень нравились.
Вскоре заехал другой наш приятель, профессор М. В. Яновский. Он тоже прошелся по квартире и удивился:
– Я думал, что вы уже устроились, а у вас совершенная пустота!
– Как! – воскликнула я, – у нас было только двое детей, а теперь уже четверо! Как видите, жильцов, да притом таких беспокойных, весьма достаточно!
Посмеялись мы с ним. Ивана Петровича он благоразумно не тревожил такими мелочами.
Действительно, к этому времени в семье нашей прибавилось еще двое детей
.
Тут-то и пошли всякие детские напасти. И всегда неизменно выручал меня из переживаемых тревог и помогал оставлять Ивана Петровича в полном покое, наш редкий друг – милый доктор Николай Константинович[15 - Имеется в виду доктор Вяжлинский (прим. сост.).].
Владимир Павлов
Перед рождением последнего ребенка я поместила старшего мальчика Волю (ему было уже 7 лет) в маленькую частную школу, где две старушки учительницы собрали небольшую группу из детей своих знакомых, там был наш мальчик, его ровесник мальчик К., девочка и мальчик Л. и три мальчика В. Незнакомых не было. Все шло хорошо, и я спокойно занималась со своим третьим сыном, но вдруг, о ужас! Дети В., получившие коклюш, продолжали посещать школу и наградили всех учащихся. Воля передал этот дар всей нашей мелюзге. Двое старших перенесли болезнь легко, но меньшой, которому в это время было только семь месяцев, совсем умирал. Пальцы на руках и ногах, и губы у него были совершенно синие. Нянечка мне говорила:
– Что вы над ним сидите, ведь от него уже землей пахнет.
С помощью Николая Константиновича все обошлось благополучно. Он приезжал даже по ночам.
Затем все дети переболели корью. К счастью, дело было весной и как только они оправились, мы сейчас же уехали на дачу.
* * *
Отдавая все время заботам о муже и детях, я невольно забывала себя. Поглощенная семейными обязанностями, я мало бывала в обществе. Избегала я выездов и потому, что всегда это вызывало неудовольствие Ивана Петровича и приводило к неприятным объяснениям дома. К сожалению, подобные неприятные объяснения довольно часто повторялись в нашей жизни.
Так, например, когда у нас было еще двое детей, вышел у меня очень удачный день. Дети вели себя прекрасно. Иван Петрович был в веселом расположении духа, портниха принесла мне очень простенькое, но миленькое платье. Вечером мы были приглашены к Симановским. Иван Петрович сказал:
– Ты поезжай прямо к Симановским, а я приеду туда после заседания Общества русских врачей.
Поехала я, у Симановских была компания самых близких наших знакомых: Н. О. Зибер
, Сиротинин с женой, Левашов, Ненцкий и еще два доктора. Я была в ударе и очень весело проболтала в дружеской компании.
Приезжает Иван Петрович, Симановский встречает его словами:
– Что же ты от нас прячешь Сару Васильевну? Она превеселый человек и всем нам доставила пребольшое удовольствие.
В гостях у Симановских. Слева направо: Н. П. Симановский, Е. О. Шумова-Симановская, Н. О. Зибер-Шумова, художник Н. А. Ярошенко.
Фото 1890-х гг.
Иван Петрович нахмурился, сказавши, что у него болит голова, что он устал и сейчас же поедет домой, предложив мне веселиться без него. Понятно, я тотчас же со всеми попрощалась и поехала с ним.
Предвидя для Ивана Петровича бессонную ночь, я постаралась сейчас же прекратить его неудовольствие, передав наши разговоры и обещав без него никуда не ездить. Но его угрюмое настроение продолжалось на этот раз два дня. Это было так тяжело, что я дала себе слово не только не заботиться о своих туалетах (что я исполняла, впрочем, и без того, не имея на туалеты денег), но и наложить на себя обет молчания.
Такое мое поведение дало чрезвычайно хорошие результаты. Оно избавило Ивана Петровича от бессонных ночей и переживаний. К сожалению, я слишком злоупотребила этим и потеряла способность весело болтать. А пришло потом время, когда это стало нужным и необходимым.
И все же жили мы очень дружно и счастливо. Иван Петрович отдыхал дома от своей работы и постоянно мне это высказывал.
Серафима Васильевна Павлова. 1890-е гг.
Должна припомнить разговор с Иваном Петровичем после рождения второго ребенка. Как-то сидели мы вечером у него в кабинете и он сказал:
– Знаешь, мне давно хочется переговорить серьезно о наших отношениях. Ты помнишь, я долго мечтал о твоем участии в моих научных работах? Я не раз писал тебе, как высоко ценил твою наблюдательность и умение приспосабливаться ко всяким условиям. Твои болезни и трудности нашей жизни помешали привести в исполнение этот план. Теперь я вижу твое серьезное отношение к обязанностям матери и высокое понимание этих обязанностей. Я нахожу в тебе всегда интересного и родственного по духу собеседника и заботливого друга, освободившего меня от всяких мелких дел. Для меня ничего не может быть приятнее и полезнее той атмосферы, которой я дышу дома, где я могу отдохнуть от своих научных мыслей. Было бы тяжело и дома дышать физиологической атмосферой.
Сестра Серафимы Васильевны с мужем в гостях у Павловых. Сидят слева направо: Е. Н. Хмельницкий, И. П. Павлов, С. В. Павлова, Р. В. Хмельницкая
Подобные разговоры повторялись часто. Особенно в периоды окончания научных работ, когда появлялись сомнения в их верности, когда работы проверялись.
Примерно в 1894 году закончилась работа Ивана Петровича о пищеварении и, как всегда, наступила полоса сомнений. Однажды пришел он домой совершенно расстроенный и вечером никак не мог заснуть. Я уже привыкла к подобному отношению его к своим работам в тяжкий период сомнений и горячо стала доказывать полную несостоятельность колебаний и твердую уверенность в силе и правильности его логики. Иван Петрович сказал:
– Как я был неправ, настаивая на твоем участии в моих работах! Ты была бы только моей сотрудницей и неизбежно была бы покорена моим мнением. А теперь ты говоришь независимо и потому убедительно для меня.
Какая ты была умница, что не соблазнилась перспективой стать ученой женщиной, а ограничилась только семейной деятельностью.
Ты избавила меня от вечной физиологической атмосферы и создала крупный умственный интерес в семье, который меня освежал, давая отдых от лабораторного настроения. Вот и ныне ты меня успокоила.
Положи мне руку на голову и посиди возле меня пока я усну.
* * *
Этот период был самым счастливым в нашей жизни. Мы жили очень дружно. Иван Петрович без всякого раздумья отказывался от каждого административного поста, предлагаемого ему принцем Ольденбургским
. И когда тот рекомендовал посоветоваться с женой, прежде чем отказываться, Иван Петрович всегда с гордостью отвечал:
– Я уверен, что жена одобрит мое решение!
И. П. Павлов в минуты отдыха
С. В. Павлова за чтением
Сильно соблазнял меня директорский домик, а главное садик, находящийся при нем. Там было бы хорошо играть и гулять нашим деткам!
Но на упреки родителей Ивана Петровича, что я не настояла на принятии им поста директора, я только посмеивалась и говорила:
– Попробуйте-ка сами его уговорите!
Швейцар Василий
По мнению моих родных, да и наших приятелей, я была большая фантазерка – желала окружить детей и себя с Иваном Петровичем хорошими людьми, чистой нравственной атмосферой. Я считала, что каждый хороший человек хоть черточку своего «я» внесет в нашу среду, и, таким образом, его пребывание у нас оставит хороший след на нашей жизни.
Начала я подбирать себе хороших людей. Это относилось решительно ко всем, кто так или иначе принимал участие в нашей жизни. Для меня важно было, чтобы все окружающие люди, будь то кухарка, прачка и т. д., радовали бы нас проявлением своего личного «я».
Переехали мы на маленькую квартирку на Большой Пушкарской без парадного входа. Мебели у нас было весьма мало. Прислуги не было. Иван Петрович сам покупал дрова, а я сама ходила на рынок и готовила обед. Кажется, мы ничем не могли заслужить уважения и любви обитателей всего дома.
Однако прежде всего явился швейцар с предложением своих услуг. Он очень облегчил Ивана Петровича, взяв на себя хлопоты о дровах. Затем пришла дворничиха, предложила выносить помойные ведра. Чем же заслужили мы такое внимание? Иван Петрович обладал способностью покорять и привязывать к себе людей своим высоким духом, любовью к труду и неизменной справедливостью. Это влияние отражалось как на людях образованных, так и на простых, и сохранилось до конца его жизни.
Наступила осень. Мне надо было одеть Ивана Петровича. Пиджак из альпага я сшила сама, но никак не могла решиться сшить ему брюки. Услышав о таком моем затруднении, наш швейцар приходит ко мне и говорит:
– Отдайте сшить брюки моему племяннику Ильюшке.
– Да разве можно отдать материал такому пьянчушке?
– Эх вы, барыня! – сказал швейцар, – думаете, как пьяница, так значит и не человек? Напрасно, напрасно! Ильюшка хорошо работает и берет за работу с прикладом (а приклад ставит хороший) три рубля.
Наконец, я решила попробовать, и с тех пор, до самого отъезда Ильюшки в деревню, он работал на Ивана Петровича. Оставляя у себя обрезки, он аккуратно ими потом чинил все изъяны.
Швейцар Василий Шувалов сделался у нас своим человеком. Он помогал всегда при уборке квартиры в определенное время. Вот однажды вместо него приходит небольшой мальчик-подросток.
– Ты зачем? – спрашиваю я.
– Работать вместо отца: он лежит больной, после вчерашней гульбы на свадьбе.
– Да ты-то кто?
– Я Иван – сын Василия, приехал из деревни – невмоготу стало жить с безумной матерью.
Мать была душевнобольная, но тихая. Жила одна в деревне, куда муж высылал ей деньги на содержание. Вот эта-то болезнь жены и довела Василия до пьянства.
– Да можешь ли ты работать? – спросила я мальчика.
– Коли б не мог, не брался бы.
И всю работу он сделал исправно, даже аккуратней своего отца. Я давала ему денег, но он не взял, сказав, что деньги должен получить отец, который его содержит и очень желает скоро определить куда-нибудь на службу.
Мальчик меня заинтересовал. Я узнала, что он не кончил даже деревенской школы и предложила заниматься с ним вечерами, когда дети спали. Это его очень обрадовало, и он исправно, с большим интересом начал учиться.
В это время Николай – старый опытный лабораторный служитель Ивана Петровича (еще по лаборатории Боткина) – до того запил, что пришлось поместить его в больницу. Один из учеников Ивана Петровича продержал его в больнице почти два года под самым строгим своим личным надзором. Без Николая Иван Петрович был как без рук – никто не мог его заменить. Вот я и говорю Ивану Петровичу:
– Возьми к себе Ванюшку. Он смышленый и хорошо грамотный мальчик. Кроме того, честный, на него можно вполне положиться.
Посоветовавшись со своими сотрудниками, Иван Петрович решился взять этого мальчика. Первое время мальчик даже спал в лаборатории. Впоследствии из него вышел такой ловкий и дельный оператор, что без его помощи не обходился ни один доктор при своих опытах. Иван Петрович очень высоко ценил его.
Вернулся из больницы Николай, совсем бросивший пить. Он и Иван – оба остались главными помощниками Ивана Петровича при его работах. К сожалению, произошло событие, которое пагубно отразилось на их жизнях.
У Николая была дочь – миленькая, умненькая и дельная девушка. Иван решил на ней жениться. На свадьбе и тесть, и молодой муж разрешили себе выпить, и с тех пор пошло семейное пьянство, доведшее их обоих до могилы.
Скажу несколько благодарных слов в память швейцара Василия.
Я рано уезжала с маленькими детьми на дачу, а Иван Петрович оставался еще целый месяц продолжать свои работы в лаборатории. На попечение кого же я могла его оставить? Выручал все тот же Василий. Ему я оставляла все ключи. Он знал, где лежит платье Ивана Петровича, его белье; знал, когда нужно приготовить ванну, сменить белье на постели; отдать, если требовалось, в починку туфли, ботинки. Он приготовлял ему чай со свежей булкой и маслом. Покупал ежедневно молоко. Даже распоряжался деньгами, а для визитов к принцу проветривал фрачную пару и приготовлял крахмальную рубашку без обтрепанных воротничков.
