скачать книгу бесплатно
Увы, в ближайшую круглую дату со дня рождения Якуба Коласа коммунистическому начальству было уже не до памятников культуры…
И, слава Богу, что ничего у них не вышло: стоял бы теперь, отлитый из чугуна, примитивный, наспех слепленный бюст Якуба Коласа в Пинске. Заслуживает он иной памяти и, следовательно, иного, не банального, воплощения. К слову, бюст тот еще не один год пылился на складе местного деревообрабатывающего (?) объединения. Интересно, где он сейчас?..
Много ли наших городов могут похвалиться тем, что с ними прочно связана жизнь одного из основоположников национальной литературы? Не буду повторять общеизвестное, скажу только, что именно в Пинске. на Пинщине, собственно, и состоялся писатель Якуб Колас, тогда еще просто молодой учитель Константин Михайлович Мицкевич. Но здесь же, в Пинске, учитель К. М. Мицкевич состоялся как гражданин и человек. Здесь он, преподаватель народного училища, выступил в защиту крестьян. За что был арестован, осужден. Сюда же, на Пинщину, он вернулся, выйдя из тюрьмы. Здесь, в Пинске, он познакомился с учительницей железнодорожной школы Марией Дмитриевной Каменской, которая и стала его женой. В Пинске в доме на бывшей Водопроводной улице, где они познакомились и жили, родился у них первый ребенок – сын Данила. Здесь, надо сказать, захоронена и частица его праха – под высокими елями, что стояли возле «дома на Водопроводной» и во времена, когда он родился. В Пинске Якуб Колас написал свои первые книги, которые тогда же и были изданы в Вильно. Пинские впечатления легли в основу написанной позже трилогии «На росстанях»…
Вся же память о Якубе Коласе в Пинске – обветшавшая «мемориальная» доска на доме, где он жил, да еще такая же доска на здании бывшего Пинского приходского двухклассного мужского училища, где Якуб Колас работал. Теперь в этом здании – психоневрологический диспансер.
Такая вот память…
1998
Черный след
Все мы родом из детства. И у каждого из нас есть святое, ни с чем не сравнимое чувство, которое вместе с материнским теплом вливается в нас и которое мы проносим через всего жизнь. В дни радости оно напоминает нам, оно обязывает не забывать в шумной славе, кто есть ты, а в дни горьких неудач и лихой кручины согревает, вселяет силы, не дает сломить нас до конца. Вернешься после долгих странствий в края изначальные, где оставил свой первый след на земле, и поймешь: все, что поднимало тебя над мирской суетой, – чувство Родины!
Это в необжитой, дымящейся песками и зноем пустыне шумели в сердце твоем вечнозеленые сосны, белоствольные березы, а могучие широкоплечие дубы делились с тобой извечной думой о связях земли и неба, как о едином целом – корнях и кронах. Это в суровом, заснеженном Заполярье ты слышал мудрую песню золотых колосьев. Это в невыносимые морозы и в испепеляющий зной текла через тебя, вливая в жилы свежесть и бодрость, река детства.
Река детства… В силу разных причин и обстоятельств не у всех она есть. Родившиеся и выросшие в колыбели из железа и бетона помнят реки детства, зажатые в тиски гранитных берегов. Я счастлив: белоголового и вездесущего мальчонку, меня с ватагой таких же неугомонных сорванцов ласково качали на невысоких волнах сразу две реки с таким песенным и легким, как дыхание ребенка, названием: Припять. Пина… А когда я, молодой и крепкий, ступил на палубу речного теплохода с лирическим названием «Золотой плес», в моей крови запульсировал необъяснимый подъем души, какой испытываешь при первой любви.
Но, видно, так уж устроен человек: он, лежа на золотом пляжном песке, восхищается ясным синим небом, жарким солнцем; он возмущается, выходя из реки, видя цветные разводы бензина на водной зыби. Но он, человек, совсем не хочет знать, что это его обрывки газет и пачки из-под сигарет качаются на волнах и прибиваются к берегу; это его бутылки и консервные банки летят в воду, дабы не засорять пляж. Я тоже возмущался не меньше, если даже не больше других, однако…
…Уже начинало браться за полночь. На водной зыби, серебрясь веселыми блестками, заиграла молодая луна, когда звонком из рубки, прервав мои невеселые мысли, меня, вахтенного матроса, позвал к себе капитан:
– Валера, бери Саньку и подсоединяйте «откатку». Надо по-быстрому воду из машины вылить: теплоход на поворотах кренит.
– Так придем в порт. пойдем на заправку, там и откачаем чин чином, – возразил я.
– Ладно, зелен еще меня учить. Покачаешь там насосом. А за простой нам не платят. Прогрессивку получать, небось, любишь? Короче, буди Саню и – вперед!
Саню долго уговаривать не пришлось. Зеленоглазый, сухопарый и длиннорукий, он был далек от лирики и ловко, в одно мгновение, подсоединил «откатку». Заработал «на полную» двигатель и быстро стал высасывать из машины маслянистое месиво…
Я стоял на корме и смотрел, как из-под винта вместе с бурлящей водой вырывалась эта жижа и широкой полосой убегала куда-то вдаль, переливаясь в ярком свете луны Это был необыкновенно красивый след за белым теплоходом с лирическим названием «Золотой плес». Но в глубине души я понимал, что это – черный след на реке детства, на лице родины. И этот след оставляю я.
1984
О «СЛУГАХ НАРОДА»
И О НАС, ГРЕШНЫХ…
Москву, как известно, ничем не удивишь. Правда, удивляет то, сколько людей и с какой прытью до сих пор пытается все же удивить москвичей. А может, мне, в златоглавой столице приблудному, это только кажется?
Декабрь 1999 года. Очередной предвыборный бум. Нелегкая занесла меня на Воробьевы (по-советски «Ленинские») горы, к стенам Московского государственного университета. Здесь в консультативно-диагностическом центре работает знакомый врач. Он по призванию литератор, а на хлеб насущный зарабатывает, будучи специалистом по УЗИ, причем в этой области он действительно специалист, если бы такой да в литературе. Но ехал к я нему через всю Москву не столько из-за того, что он хороший специалист, сколько потому, что обследование на УЗИ в белокаменной стоит по нынешним временам порядка 200 – 300 рублей. А, скажем, контрастный рентген почек тянет на 500 и выше. Словом, «Всё во имя народа, всё для блага народа» – недаром же десять лет назад кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь горкома партии Москвы Б. Н. Ельцин боролся с привилегиями партноменклатуры. Теперь в Москве за бесплатно не то что лечить – смотреть на тебя не станут врачи…
– Я стою на автобусной остановке в ста шагах от МГУ и рассматриваю броский плакат с портретами и биографиями кандидатов в депутаты Государственной Думы Российской Федерации. На остановке народу немало, но, кроме меня, на предвыборный плакат никто внимания не обращает. Возможно, уже ознакомились с ним ранее, возможно… Да что тут хвостом крутить: – первое, что приходит на ум, глядя на сей призыв к народу, – это классическое: «Ба, знакомые всё лица!».
И хотя я в последние годы крайне редко смотрю телевизор, слушаю радио, читаю газеты, лица действительно хорошо знакомые. Я бы даже сказал иначе: «Лица хорошо, а еще точнее – лица, изрядно надоевшие народу». Когда-то, еще в сталинские, теперь подавляющим большинством, как правило, всякого рода «кандидатов», проклятые годы депутатов разного уровня называли «слугами народа». Так вот, меня до сих пор поражает то, с каким упорством, в принципе, одни и те же люди, как из шкуры вон, лезут из просто народа в «слуги народа».
Рассматриваю портреты нынешних кандидатов в «слуги». Их на плакате одиннадцать. Россия – государство многонациональное. Потому, наверное, и смотрят с портретов люди не только русского типа. Точнее следовало бы сказать: русского типа из одиннадцати кандидатов данного округа тут, пожалуй, только один – это Куваев, первый секретарь Московского горкома КПРФ. Остальные же… Нет, боюсь прослыть фашистом, антисемитом или еще кем-нибудь в этом роде. Просто назову несколько фамилий: Асламова (журналистка, апологет «свободной любви»), Арбатова, Бунич, Задорнов (недавний министр финансов в правительствах чуть ли не всех ельцинских премьеров), Ольшанский и даже… Иванов…
Ну, а биографии кандидатов в «слуги народа» сочинены так, что хоть сию минуту любого из них в рай, и не просто в рай, а сажай там прямо «одесную Бога»…
Вспомнился незабвенный 1990 год, самое начало его. Гудел, колобродил родной мой Пинск, как, впрочем, и прочие города и веси тогдашнего, словно вдруг очумевшего, Союза ССР. Как грибы из-под земли, везде и всюду появлялись витии и пророки, потрясая, казалось, непоколебимые устои советской жизни. И сам я, глупый, хотя и сильно сомневался, поскольку многих витий знавал лично, все же поддался на авантюру, причем добровольно и безо всяких там дальновидных планов на будущее. Тем не менее я оказался первым, кто в редакционном коридоре «Полесской правды» зимним вечером приветил ломящегося в пустые редакционные кабинеты строптивого минского журналиста Иосифа Середича. Уроженец Пинщины, Язэп Сярэдзiч, или Пэзя, как провидчески метко прозвали его, прочтя имя наоборот еще в его комсомольско-активные годы, давно и небезуспешно рвался на самый «верх». Некогда совсем еще зеленый сотрудник «Сельской газеты», Пэзя умудрился наступить на хвост какому-то немалому начальству, да сделал это так, что сумел понравиться самому Петру Мироновичу Машерову. Вскоре Пэзя удачно уселся в кресло заместителя редактора «Сельской газеты», откуда успешно стартовал в Москву, да не куда-нибудь, а прямо в Академию Общественных Наук при ЦК КПСС. Это вам не фунт изюма… Тогдашние «академики» от ЦК не то что газетами – великой страной руководили! Правда, удачливый минский газетчик Середич поспел туда, как оказалось, к шапочному разбору: зашумела-загудела «перестройка», и все обернулось так, что вчерашние оплоты коммунизма стали первыми же его хулителями. Изворотливый партийный прихвостень Пэзя прибегнул к давней и верной своей тактике – развернулся на 180 градусов и снова стал Язэпом.
К тому времени Язэп Павлович Середич сидел уже в кресле заместителя редактора газеты «Советская Белоруссия». Помню, как осенью 1989 года потрясла меня, да и других сотрудников «Полесской правды», статья И. Середича, где он в полном смысле беспощадно громил (и без того уже поджавших хвосты) партийных чиновников за то, что по велению Генсека Горбачева (не без умысла ли?) им значительно увеличили жалованье. И это на фоне все ухудшающейся тогда жизни.
Эх, знали бы, что ждет нас за ближайшим поворотом!..
Язэпа же Павловича Середича, сиречь Пэзю, ждало место депутата Верховного Совета БССР и главного редактора придуманной им же для себя газеты, что, ничтоже сумяшеся, тут же учредил тогдашний Верховный Совет (чего он только не утверждал!) Её по-большевистски иезуитски нарекли: «Народной газетой». «Народная» редактору-депутату И. Середичу дала неограниченные возможности проталкивать личные интересы и как можно удобней и вольготней устраиваться в жизни самому и своим присным.
Сколько нас, уже взрослых глупцов, бегало по Пинску, где во всеуслышание, а где и на ушко, чуть ли не интимно, вталкивая в умы будущих избирателей имя «Иосиф Середич» со многими-многими сладкими эпитетами. Непросто нам было протолкнуть «демократа» Середича в «народные слуги», ибо на финишную прямую голосования вышел он один на один с тогдашним первым секретарем горкома КПБ, читай руководителем Пинска, М. Головешкиным. Некоторые из нас рисковали потерять работу, поскольку напрямую, как, к примеру, я, сотрудник «Полесской правды», подчинялись тогда первому секретарю горкома.
И все же, к нашей великой радости, депутатом стал не партийный назначенец, а наш, свой Иосиф Середич, земляк, полешук. Помню, как весной 1990 года, характеризуя Иосифа Павловича, поэт Микола Федюкович, у которого я частенько останавливался в Минске, заметил: хлопец он неплохой, правда, больно шустрый и при случае умеет пройти нос к носу и не заметить.
Спустя полгода, в сентябре того же 1990-го, в Доме печати, куда я заглянул на литобъединение в «Чырвоную змену», «народный слуга» И. Середич проявил этот свой талант. Притом, настолько виртуозно, что поначалу я даже опешил:
«Сейчас поздоровается, приобнимет, как бывало, а о чем говорить?» – мелькало у меня в голове. А он… прошел и «не заметил».
Конечно, речь вовсе не о моей персоне, но все же, все же, все же…
Стою на автобусной остановке, топчу грязный московский снег – «изучаю» предвыборный плакат. За кого бы я проголосовал, будучи гражданином Российской Федерации? Наверное, а лучше сказать, скорее всего, за представителя некогда нелюбимых мною коммунистов. Все-таки хоть какой-то, да был толк, порядок. Да и справедливость. Это во-первых. Во-вторых, приди они к власти, взяли бы за воротник и призвали к ответственности сегодняшних вконец обнаглевших хапуг – вчерашних «верных» коммунистов-ленинцев. А если бы к их, коммунистов, идее, в принципе христианской (отбросить богоборчество). не примазывались всякого рода Пэзи… Хотя всякого рода Пэзи примажутся к любой идеологии, системе – только давала бы она им выгоду, служила бы кормушкой, средством легкой наживы…
Вроде и время прошло, и забылось многое, но как вспомню ту суетню-беготню перед «первыми демократическими выборами», хочется, прости, Господи, плюнуть через левое плечо да растереть, не глядя…
Р.S. Иосиф Середич хотел было выдвигаться по «своему» округу на второй срок. Да не получилось. Земляки раскусили Язэпа-Пэзю и дали ему от ворот поворот.
1998
Как я был лауреатом…
Январь 1998 года. Редакция журнала «Москва». За окнами пестрый, шумный, многоликий и многоголосый Арбат. А тут на стенах в коридоре и над столами в кабинетах – иконы, журнальные цветные иллюстрации святителей и иерархов русской православной церкви. Кабинет главного редактора Леонида Бородина. Довольно просторный и такой же скромный. Как, впрочем, всё и все в журнале «Москва». А может, кажется… Леонид Бородин вручает премии за 1997 год лучшим авторам журнала. Среди лауреатов и я, совсем неожиданно. Впервые в жизни на подобной процедуре. Хотя был уже лауреатом журнала «Неман». За 1991 год. В Минск меня тогда никто не приглашал. Не до того было. Инфляция. И, помнится, получил я что-то около ста рублей. Как раз на них можно было в общем вагоне до Минска и обратно в Пинск приехать. Вот такие премии. Правда, на сей раз мне обломился… аж миллион! И это обрадовало, пожалуй, больше и Диплома лауреата, и добрых слов Бородина, и роскошного стола, и…
Опять сидел грустный, опечаленный и, как почти всегда в последние годы, хмурый: жизнь прошла мимо. За пьянкой да бедламом, зачастую мной же творимым, ничего и не заметил. А заключение, что днями сделал врач на УЗИ, и вовсе оставляло скупые надежды на какой-то мало-мальский просвет. Хотя бы в будущем. С одной почкой (правая, оказывается не функционирует), да еще с моей селезенкой-печенкой – прямая дорога в яму. И, видимо, скорая уже дорога…
Давно заметил, всё ко мне приходит с опозданием. Книги выходили, когда я их уже уставал ждать. Потому и радости в принципе не было. Пришло настоящее признание – печатает меня добрая дюжина изданий – нет читателя. Тиражи у журналов столь низкие, что страшно подумать. И вот думаешь: а нужно ли это вообще?..
Конечно, с такими мыслями следовало бы не то что отказаться от премий и гонораров, а и вообще бросить писать. Но пишу. И хожу по редакциям. Правда, уже без трепета, без робости. Как на привычную работу. Надоевшую и скучную.
И все-таки ждешь публикаций. И похвал. Не столько отзывов, сколько похвал. А это, что-то не то, что-то тревожное, что давно уже замечаю в других. И твердо считаю их больными. Именно больными, а не, как в таких случаях часто говорят, не от мира сего.
А спустя год, в январе 1999-го, в Центральном Доме культуры железнодорожников мне вручили Международную литературную премию имени Андрея Платонова, учрежденную Московской железной дорогой, Союзом писателей России и газетой «Московский железнодорожник». Сегодня это одна из самых престижных литературных премий для русских писателей. Ни о каких букерах-антибукерах, да и об официальной Госпремии России в области литературы никто из русских писателей и поэтов нынче не помышляет. Всё это для тех, кто обслуживает Кремль, московский «Белый дом», кого и дустом не вытравишь с эстрады, радио и телевидения. Я бы даже так сказал: из литераторов нынче жируют те, для кого нет никаких принципов, моральных норм и чести. Впрочем, жировали они и при советской власти. Но речь не о них.
Вместе со мной литературную премию имени А. Платонова получали прекрасный прозаик и публицист, автор нескольких десятков книг, лауреат государственной премии России и весьма престижной российско-итальянской премии «Москва-Пенне» Борис Екимов, известный тележурналист, автор многих документальных фильмов, книг, пьес для театра и телевидения, лауреат Государственной премии СССР (за фильм «Париж. Почему Маяковский?..») и Российской Федерации (за телерепортажи из Франции), премии Союза журналистов (за фильм о всемирной выставке в Монреале), член Союза писателей, профессор Георгий Зубков, лауреат Государственной премии и премии имени Константина Симонова, автор многих популярных романов и повестей Семен Шуртаков, известный прозаик и бард Николай Шипилов…
Среди лауреатов премии имени А. Платонова были такие признанные мастера слова, как прозаики Валентин Распутин, Василий Белов, Владимир Крупин, Петр Проскурин, Леонид Бородин, поэты Юрий Кузнецов, Глеб Горбовский, Олег Шестинский, Борис Примеров…
Конечно же, был роскошный банкет, было много почетных гостей – людей широко известных не только в Москве, но и далеко за пределами Российской Федерации.
Председатель правления Союза писателей России Валерий Ганичев, поздравляя лауреатов, выразил признательность руководству Московской железной дороги и редакции газеты «Московский железнодорожник» за поддержку русской литературы, что, действительно, сегодня очень важно и даже необходимо.
Цитирую газету «Московский железнодорожник», что освещала церемонию награждения лауреатов Международного литературного конкурса имени Андрея Платонова «Умное сердце»: «Сейчас железные дороги, пожалуй, единственная отрасль, связывающая державу воедино. И точно так же газета „Московский железнодорожник“ соединяет на своих страницах писателей не только из разных уголков России, но и из далеких государств Содружества. Причем соединяет их именем Андрея Платонова, великого русского писателя, которому в этом году исполняется 100 лет. Отрадно, что одна из премий присуждена белорусскому поэту Валерию Гришковцу. Мы еще только осторожно предлагаем коллегам из Минска объединить наши писательские союзы, а вы уже это делаете на страницах газеты».
«Тепло поздравила своего соотечественника и других обладателей дипломов и премий советник посольства республики Беларусь в Москве Регина Минаева…»
Короче говоря, и на нашей улице был праздник…
1999
С КРАСНЫМ ЗНАМЕНЕМ ВПЕРЕД, или КАК Я ХОДИЛ В ДИССИДЕНТАХ…
Боже, как меня заносило!..
ХХХ
Нет-нет и вспоминается октябрь 76-го. Ленинград, Петергоф – пригород Ленинграда, один из его районов, хотя находится от собственно города за 40 километров. Наверно, из-за знаменитого парка, дворца и фонтанов, созерцать кои съезжаются туристы со всего света и числят Петергоф в составе Ленинграда.
В Петергоф из Питера, из самого его сердца – с Васильевского острова, с берегов Невы, перенесли сюда Ленинградский университет. Тоже, без преувеличения, знаменитый, как и МГУ на весь мир. Построили целый городок – учебные корпуса, лаборатории, общежития…
Сам Суслов наведывался сюда посмотреть, как идет строительство университета. Да, действительно, есть на что посмотреть: университетский городок отгрохали под стать американским и западноевропейским подобным студенческим городкам – гранит, мрамор, дорогой кирпич, роскошная облицовка. То же самое и внутри зданий.
Здесь, в общежитии университета, пятый год жила та, что вытащила меня из заштатного Пинска – жениться. Экстренно.
Кое-как наскреб денег на кольца и все прочее, что связано с «торжественным вступлением в брак». Кольца пришлось покупать с рук, сильно переплачивать. Но… было жесткое требование: явиться во что бы то ни стало с кольцами! Чтобы все – как у людей…
Из-за нелетной погоды в Ленинград я попал тремя днями позже, нежели меня тут ждали. Из аэропорта Пулково еду в Питер. Моя суженая – в Петергофе. Из Питера качу в Петергоф. Меня выглядывают в окно с шестого этажа дома по улице Коллонтай в Ленинграде. Кружили этак двое суток. Я уж хотел плюнуть на всю эту свадебно-брачную чехарду и восвояси убраться в родной, пусть себе и заштатный, Пинск.
Эх, кабы тогда – да сегодняшний розум!..
Встретились. Поехали подавать заявление в загс. Правдами-неправдами, через подругу-депутатку моя суженая уломала заведующую Петергофского загса расписать нас вне очереди – через пять дней со дня подачи заявления.
Вторник, 6 октября 1976 года. Сырое, хмурое, осеннее утро. Ветер. Сиро и серо кругом. И на душе не лучше… С тяжелым сердцем поднимаюсь по ступенькам загса. Тяжелым голосом обреченного обращаюсь к суженой: «Галя, еще не поздно, давай свалим отсюда»…
– Что-о?! Скотина, распишись и убирайся вон!..
Вечером того же дня самолет уносил меня из мрачного и сырого, как колодец, Ленинграда в родную столицу – в Минск. А на другой день я уже был на работе в «Полесской правде». После работы, прямо в редакции, коллеги отпраздновали «счастливую перемену в моей жизни».
Я, помнится, «праздновал» и за сухую «свадьбу» в Петергофе, и за тоску в питерской квартире на улице Коллонтай, где мы уже не раз коротали наши ленинградские ночи. Пил вечерами с друзьями детства водку и вино у «десятого» магазина. Пил и думать не думал, что много, ой, как много и долго пить мне с ними на этих скамейках, в этих вот кустах, в беседках да подъездах. Пить зимой и летом, весной и осенью. Пить в радости и в горести. Глушить тоску вином. В родном, в одночасье ставшим таким неуютным, таким чужим городе…
Где ты, моя радость?..
Спустя три месяца привез в Пинск жену. Уже с «животом».
Где ты, моя радость?..
Радости как раз-то и не было. Если и была – мимолетом. А так – все больше тоска да печаль. И – вино, вино, вино…
Так и жили. Два упрямца, два себялюбца в одной берлоге, где каждому было тесно даже по отдельности. Да еще мама-теща, старая медведица, бессовестно заглядывающая и нагло сунувшаяся не свою берлогу…
И года не прошло – убрался я вон: живите! – освободил маме-теще берлогу.
И посыпались жалобы, доносы и письма, в основном анонимные в «инстанции». И потянулись сплетни, слухи. И не выдраться из этой паутины, из грязных сетей дешевых науськиваний и склок.
Вино, вино… Друзья. Знакомые. Просто собутыльники. Я пил. Я спивался. Но все же, что-то и удерживало меня. На самом краю. Любовь к литературе, к поэзии? Слово, что жило, бродило, клокотало в сердце моем? А может, молитвы матери? Поддержка – словом и делом хороших людей?..
Да, я много пил. Может, потому и не стал подлецом, негодяем…
Тогда же, летом 1978-го написал стихотворение «В минуту откровения». Его никто не брался печатать. Но все же, в первую книгу мне удалось его включить:
Обо мне уж так судачили, рядили,
Меня хаяли, чернили и рябили.
Но меня еще за что-то и любили,
И такие, знаю, тоже люди были.
Вдруг уеду я, потом опять приеду.
По весну вдруг загрущу, а то по лету.
Наплевал давно на суды-пересуды, —
Счастья мало от тог, что бьют посуду…
И меня когда-то били – не убили.
Вот такие, братцы, были со мной были.
Нет, на суды-пересуды мне даже теперь, прожив почти полвека, не получается наплевать. Я их жутко боюсь, судов-пересудов. Особенно после сильного перепоя. Идешь – голову боязно поднимать, в глаза людям смотреть невмоготу. А тогда – и подавно. Вот и хлестал «бормотуху». Уж она-то, поганая, вливала в нутро и веру в себя, и смелость, и уверенность. Правда, ненадолго. В этом-то, эх, знать бы тогда, именно в этом вся каверза, все зло, вся беда, что скрывает в себе вино и пьянство – самообман. Глупый и уничтожающий, мимолетный мираж самообмана. Приходит, неумолимо наступает похмелье. Тревожное поначалу. Страшное – потом. Трагичное – еще некоторое время спустя. Горе, беду, смерть не обманешь…
А сколько низости, сколько позора волочишь за собой, прежде чем дойдешь до могилы? Собственной могилы…
Господи, надоумь, останови пьющего!.. Помоги, всели в него надежду на спасение, разум – на постижение иной, истинно светлой – трезвой стороны жизни.
Человек, не плюй в сторону несчастного. Это твой отец, твой брат, твой сын. Или мать, сестра, дочь… Может быть, это ты сам – завтра…
Как хотелось (и хочется) быть честным, справедливым, не иметь долгов…
Жизнь продолжалась. Жизнь продолжается.
Как много я встретил хороших людей… И встречаю теперь.
Сколько красивых, порядочных женщин, не скрывая интереса, смотрели на меня… Может, смотрят и теперь..
Сколько добрых людей подавали мне руку… Спасибо им, подают и теперь.
Сколько было у меня друзей умных, талантливых, надежных…
Слава Богу, они есть у меня и сегодня.
